скачать книгу бесплатно
Он подошел к стоящему в углу холодильнику, открыл его и извлек оттуда бутылку настоящего шотландского виски, уже наполовину пустую.
– По рюмочке, Сергей Алексеевич?
– Знаете, не откажусь.
– Вот и правильно. Вот это по-нашему.
Ливергант наполнил рюмки. Они выпили.
– Вы собирались сказать мне пару дружеских слов, – напомнил Вепрь.
– Да, хотел. Вы давно знакомы с Лизой?
– Да как вам сказать… собственно, мы с ней незнакомы вовсе. Она меня сегодня видела впервые. Что касается меня, то недели три назад мне показал её на пляже один мой знакомый. А я со своей стороны навёл справки.
– Хм-да. Я понимаю. Хотя справки ваши – сущее барахло по сравнению с той правдой, которую вам надлежит знать. В любом случае вы очень рисковали, Сергей Алексеевич, когда подарили ей свой перстень.
Они одновременно повернулись к кровати, на которой в вечернем платье и туфлях, уткнув голову в подушки, лежала мертвецки пьяная Лизанька Ливергант. Она отчаянно сопела. Отец помог повернуться на бок и, взбив подушки, накрыл голые ноги измятым покрывалом. Наклонившись, чмокнул дочь в обиженно надутую щёчку.
Это не было игрой на публику, Ливергант в самом деле, судя по слухам, безумно любил свою дочь и жену. Вепрь верил этим слухам – иначе зачем бы тот повсюду таскал за собой обеих?
– К делу, – Ливергант резко отвернулся от дочери. – Ахмет, проводи товарища, – он кивнул на Сосунка, – в какое-нибудь надёжное место. Мне с Сергеем Алексеевичем надо поговорить на серьёзную тему.
Горец «кивнул» стволом автомата и звонким шлепком выпроводил Сосунка из каюты. Второй охранник, уперев автомат прикладом в бедро, вопросительно уставился на Ливерганта преданными глазами и, получив одобрение, оставил своего хозяина один на один с его закадычным врагом.
Ливергант достал из коробки сигару, откусил кончик и шумно её раскурил.
– Я хочу познакомить вас со своей супругой, Сергей Алексеевич, – заявил он, покончив с этой процедурой.
Вепрь искренне удивился, но вида не подал.
– Между нами, девочками, Аркадий Данилович… Зачем вам это?
– Не мне. Вам, Сергей Алексеевич, вам. Уверяю вас, вы ещё останетесь мне благодарны. А уж после этого мы сможем спокойно поговорить о том, стоит ли вам продолжать работать на нашего жалкого старичка Магистра. С вами вместе, Сергей Алексеевич, мы сможем ой какие великие дела вершить!
И он дружески подмигнул Вепрю. Тот насторожился – это у Ливерганта получилось вполне правдоподобно. Он сиял, как начищенный пятак. Похоже было, что он чертовски доволен собой.
Они вышли из каюты, оставляя у себя в кильватере дорожку табачного дыма, прошли немного вперед по узкому коридорчику и вскоре остановились у дверей другой каюты.
– Здесь, Сергей Алексеевич. Одну секунду…
Ливергант костяшками пальцев трижды стукнул. Глянув на Вепря, заговорщицки ему улыбнулся.
– Входите, открыто, – отозвался женский голос.
Ливергант распахнул дверь;
– Прошу вас, Сергей Алексеевич:
Чувствуя себя не совсем уверенно, Вепрь шагнул через порог.
У высокого трюмо подле иллюминатора, на квадратном, обтянутом велюром пуфике сидела разодетая женщина с белым холодным лицом. В ушах её блистали бриллианты. Держа перед глазами зеркало, она осторожно водила кисточкой по чёрным дугам ресниц. Не отрываясь от своего дела, она покосилась на вошедших и улыбнулась:
– Проходите, Сергей Алексеевич, не стойте в дверях, это надолго.
В глаза бросилось сходство женщины с дочерью. Хотя что здесь премудрого? Но… она чертовски напоминала…
Вепрь встал как вкопанный. Кого она напоминала, он понял, когда увидел в зеркале своё растерянное отражение.
– Думаю, вопросов нет, – довольным голосом произнес за спиной Ливергант. – Вернее, их появилась масса, но все они не ко мне.
Он бесшумно покинул каюту.
Женщина закрыла баночку с тушью и, поставив её на трюмо, часто моргая, уставилась на Вепря. Тот почувствовал, как по виску скатилась капелька пота.
Он медленно подошёл к ней, придвинув стул, сел рядом. Растерянность уже прошла, мысли снова стали ясными. Он поймал себя на том, что широко улыбается.
– Ну, здравствуй, – сказал он, хлопнув себя по коленям. – Можно сказать, доброй ночи… Нет, как ловко он это провернул! – Вепрь покачал головой. – Ну, как у тебя дела, мама?..
***
На улице было морозно и темно, ветер завывал, поднимая с твердого наста колючую снежную пыль, и, свивая ее в мутный смерч, настойчиво стучался в заиндевелые стёкла.
Под толстым пуховым одеялом было тепло и уютно, вылезать не хотелось дьявольски, хотя радио на кухне пропикало восемь утра уже минут десять назад.
В комнату снова заглянула мама.
– Сергей, поднимайся немедленно, – сказала она раздраженно. – Я из-за тебя на работу опоздаю, а ты опоздаешь в школу. Давай вставай скорее, завтрак остывает.
Не «Сереженька» и даже не «Сережка», а «Сергей». Значит, мама в самом деле опаздывает. Через минуту она зайдет в комнату, сдернет одеяло и поставит на ноги как миленького. А снаружи холод собачий, стоит только откинуть одеяло, как вмиг покроешься гусиной кожей и начнешь трястись, клацая зубами.
И в школу так не хочется! На улице минус сорок, да ещё ветер, кидающий в лицо жгучий снег. Он забирается в шубу, просачивается в валенки, а до школы идти минут десять…
"А может быть, у меня болит зуб?" – вдруг подумал он. Но сразу же отогнал эту мысль прочь: до больницы еще ближе, чем до школы, и у мамы там знакомый стоматолог, дядя Ваня Филипьев из десятой квартиры. Угодить к нему в кресло совсем не улыбается.
"У меня болит голова, – внушил он себе. – Болит горло, и я охрип. У меня температура".
– Сергей, ты что, ещё не встал?! – это опять мама. – Я предупреждала тебя… Ну-ка быстренько вставай, пока я ремень не взяла.
– Ма, я, кажется, заболел, – хрипло произнёс он. И напрягся, ожидая маминой реакции. Серёжка учился в первом классе и подобных финтов ещё не выкидывал.
Мамина реакция была неожиданной. Что-то прошептав, она вышла из комнаты. Сережка прислушался. Мама в прихожей разговаривала с отцом. Вернее, говорила только мама.
– Иди разбирайся сам со своим сыном, – зло говорила она. – У меня уже нет времени с вами возиться. Один на больничный ушел, второй тоже срочно заболел… Займись ребенком, хватит в книгу пялиться. Целыми днями читаешь, не надоело ещё?
Послышался скрежет застегиваемой на сапогах «молнии», открылась и снова захлопнулась входная дверь. На секунду стало совершенно тихо, даже ветер за окном перестал завывать. Потом скрипнули половицы, дверь в комнату приоткрылась, на полу появилась полоска света из прихожей. Папа спросил:
– Ты не спишь?
– Нет, не сплю, – ответил Серёжка. Нормально ответил, не хрипя и не скуля.
– Ты правда заболел?
– Не-а… Просто в школу неохота.
Серёжка вытащил голову из-под одеяла и посмотрел на отца. Он прошел в комнату, прикрыл за собой дверь и сел на кровать.
– А я вот правда заболел, – сказал он грустно.
– Я знаю, – вздохнул Серёжка.
У отца был бронхит, и он уже вторую неделю сидел дома. Сначала его хотели положить в больницу, потом выяснилось, что мест нет, и тогда знакомая докторша, тетя Рая Филипьева, вызвалась колоть ему уколы на дому.
– У вас сегодня контрольная? – поинтересовался папа.
– Нет. Просто не хочется идти и всё.
– А я не ходил только на контрольные. Принципиально. Не на все, конечно, а выборочно, когда считал, что данная работа недостойна внимания такого великого математика, каким я себя считал.
Серёжка хихикнул:
– Ты был великим математиком?
– Я считал себя великим математиком, – поправил папа. – Это не одно и то же. Но вообще-то в точных науках я был весьма подкован… А может, мы с тобой чайку попьем, как ты к этому относишься?
– С вареньем?
– С клубничным… Если ты, конечно, напечешь блинов.
– Я бы напёк, – сказал Серёжка, – да у нас нет масла, а в магазин я не пойду.
– Почему?
– Я ведь болею, ты что, забыл?
– Ах да… А мы у соседей займем. Много надо?
– Да нет, не очень. Совсем маленечко.
– Тогда я сбегаю к Серосовиным, а ты заправляй постель и одевайся.
Он снял со спинки стула Серёжкину одежду и бросил её на кровать.
Через полчаса они уже сидели на кухне и пили горячий чай из огромных кружек. На тарелке ароматно дымилась в два пальца толщиной стопка блинов, а в вазочку было налито клубничное варенье, в которое они поочередно макали блины. На столе перед ними стоял маленький сторублевый телевизор с крошечным экранчиком, на котором суетились и что-то там пищали миниатюрные чёрно-белые фигурки.
Потом они затеяли генеральную уборку квартиры. Перемыли полы и посуду, папа пропылесосил, а Серёжка надраил хрусталь и поставил кипятиться шприцы, потому что скоро должна была прийти тетя Рая Филипьева делать уколы. Потом, с чувством выполненного долга усевшись на диван, решили перекинуться в карты.
Когда пришла тетя Рая, битва в покер была в разгаре.
– Быстренько, миленькие мои, быстренько! – шумела тетя Рая. – Мне надо ещё успеть разогреть плов и пообедать!
От неё пахло морозом, мокрым снегом и больницей. Под усыпанной снегом шубой у неё был белый халат и два свитера.
– Давай, Алексей, готовься. Серёжка, неси шприцы. А ты, кстати, почему не в школе? Филонишь? Мой дуралей тоже сегодня не пошёл. Горло, кричит, болит, ухо стреляет и температура высокая. Я ему поставила градусник, потом захожу, а он его об одеяло натирает. Ах ты, балбес, говорю, ну-ка сейчас же вставай и шуруй в школу! А потом подумала и махнула рукой – чёрт с тобой, сиди дома. На улице мороз страшенный, ветрище, не дай Бог и вправду прихватит.
Сделав укол, тетя Рая ушла домой обедать. Наигравшись в карты, они тоже пообедали вчерашним борщом, дружно выпили по кружке молока и решили вздремнуть.
– Надо позвонить маме на работу, – вспомнил Сережка, забираясь под одеяло. – Пусть на обратном пути купит масла. Надо же отдать Серосовиным…
Папа провёл рукой по его волосам.
– Мама сказала, что сегодня задержится, – сообщил он. – У неё много работы.
– Всё равно надо позвонить…
– Позвонишь. Спи.
Проснувшись, он первым делом подбежал к окну и раздвинул шторы. Термометр за стеклом показывал тридцать пять градусов мороза. Ветер стих, и все на улице было белым и застывшим, только искры плясали на снегу, отражая лучи низкого дремлющего солнца, замершего в безоблачном небе. Где-то похоронно загудел невидимый реактивный самолёт, разом поглотив все остальные звуки, и стало словно бы даже темнее. Как всегда, от самолётного гула у Серёжки неприятно сдавило грудь. Задернув шторы, он быстро отошёл от окна.
– Я тоже не люблю этот звук, – услышал он и повернулся. За спиной стоял папа с книгой в руке: он, видимо, услышал шуршание раздвигаемых штор и заглянул сюда.
– Действительно мерзкий звук, правда? – подойдя к окну, папа опёрся о подоконник рукой. – От него всё внутри леденеет, а когда он стихает, словно из глубины выныриваешь и начинаешь удивленно озираться, как будто ищешь кого-то… Не знаю, может, это только у меня такое ощущение?
– У меня тоже, – отозвался Серёжка. Растёр пальцами слипающиеся глаза. – Пойду позвоню маме, – сказал он. – Пусть купит масла, надо же Серосовиным отдать.
Трубку на том конце провода сначала долго не брали, а потом подняли, но говорили куда-то в сторону. Наконец женский голос сказал:
– Да, слушаю…
Это была не мама. Серёжка знал ту женщину – он не однажды был в маминой конторе и знал многих.
– Здравствуйте, тетя Вера. А маму можно?
– Это ты, Серёженька? Здравствуй-здравствуй. А она уже ушла, мутер твоя, отпросилась сегодня пораньше. А ты что хотел, Серёжа?
– Да нет, тёть Вер, ничего. Мне мама была нужна.
– Ушла-ушла, уже минут сорок как ушла. Должна уже быть дома…
– Ничего не понимаю. – Сережка недоуменно посмотрел на отца. – Тетя Вера Ложкина сказала, что мама уже давно ушла, а тебе мама сказала, что сегодня задержится…
– Да, в самом деле странно, – опустил почему-то глаза папа. – Наверное, обстоятельства изменились и у мамы какие-то срочные дела. Ты ведь знаешь нашу маму. Вот, помнишь, и в прошлый раз… – начал он и осёкся, закусив губу.
Про какой "прошлый раз" он хотел сказать, Сережка так и не понял.
– Там по телевизору какое-то кино детское идёт, – замялся отец. – Интересное, про браконьеров. Пошли посмотрим?
В его голосе чувствовалась напряженность, но Сережка не обратил внимания. Услышав про фильм, сын кинулся в комнату и упал на диван перед телевизором. Он не видел, как отец рукавом рубашки вытирает пот со лба.
