скачать книгу бесплатно
Пластмассовый бог
Николай Гусев
"И восстали машины из пепла ядерного огня…"Так могла бы начаться эта книга. Но доктор Гейзенберг, специалист по этике искусственного интеллекта, жертвует карьерой и готов пожертвовать жизнью, чтобы остановить развитие разумных машин. Но он знает – несмотря на все его усилия и напрасные жертвы, люди неизбежно построят себе такую машину, которая станет для них Богом…
Николай Гусев
Пластмассовый бог
1.
Доктор Гейзенберг закрыл книгу и поднял взгляд над столом, устремив его за окно. Я обещал себе, что сегодня выйду из дома, вспомнил он и содрогнулся. Выйти из дома? Сегодня? Сейчас?
Конечно, ему хотелось выйти, потому что не было больше сил оставаться здесь, в этом доме, но он трепетал при одной мысли о том, что придется встречаться взглядом с посторонними людьми, возможно говорить с кем-то о чем-то. И он в ужасе поспешил отвести взгляд от окна, но сейчас же уперся в рабочий стол, горы книг, бумаг, тетрадей с записями, увидел заскорузлую сковородку на стопке журналов на полу, беспорядок и мусор вокруг, какие-то бутылки и заплесневелые банки, пыль на ковре и его охватила страшная, безысходная тоска.
Я больше не могу. Все, что я делаю, зря. Я пишу фундаментальный труд, который никто никогда не прочтет. Я живу зря. Не живу, а так, существую. В моей жизни и в моем труде нет никакого толку, никакого смысла, никакой надежды! Все зря. Поиски, стремления, смыслы. Ради чего все это? Он посмотрел на своё произведение и его затошнило. Невозможно больше видеть эти страницы, исписанные мелким почерком. Он повернулся и увидел кушетку, столик с графинами и стаканами, голубой экран. Если я лягу, то уже не встану. Тяжело поднявшись со стула, он переступил шаткую стопку потрепанных томов, стряхнул с себя плед.
Надо выходить.
Он снова глядел в окно и поздно поймал себя на этом. За окном светило солнце, радостно и беспечно сияло голубизной чистое небо. Уже весна. Надо гулять, как говорят врачи, надо спать по часам и есть зеленое. Надо, надо, надо. Всю жизнь надо. А если я не хочу? Ничего не хочу? Меня от всего тошнит, понимаете? Тошнит от сырости и заплесневелых обоев, тошнит от сосисок с кетчупом, которые мне запрещены, тошнит от людей, от продавщицы в супермаркете, которая орет прокуренным голосом на покупателей и думает про доктора, что он пьяница и забулдыга, что из-за собственного занудства и приступов чёрной меланхолии его бросила жена и вообще, что его жизнь ничего не стоит и он пропащий человек. И так думали все те немногие, кто его знал. И сам он думал так же. И не старался что либо изменить, давно не старался.
Никогда в его жизни не было места слову «хочу». Но в последнее время он и «надо» игнорировал почти как «хочу». И все-таки выйти надо. Необходимо. Черт возьми, надо убраться дома, надо купить нормальной еды, приготовить обед. Пора, пора привести себя и свою жизнь в порядок! Выкинуть к чертям собачьим эти бесполезные, никому не нужные страницы, сжечь их, купить новый костюм, начать общаться, ходить в гости, читать книги перед сном, а не пялиться с пустой головой в этот проклятый экран. Может быть даже попробовать вернуться на кафедру, может Светлана Анатольевна, которая всегда была так добра к нему и жалела его, пустит его преподавать, хотя бы первому курсу для начала… а, черт, нет, как же, забыть годы позора, забыть ту смертельную обиду, признать, что он согласен со своей участью, что с ним обошлись справедливо, выгнав из науки за то, что он сказал во всеуслышанье правду, которую и так все знали, но никто не осмеливался произнести вслух. Нет, ни за что. Никогда я не вернусь туда, подумал доктор и с тяжелым вздохом сел на кушетку, отвернувшись от окна.
В этот момент зазвонил телефон.
– Алло?
– Доктор Гейзенберг?
– Да, с кем я говорю?
– Вы должны меня помнить. Это Павел Гринев.
Молния, поразившая доктора с неба, не ввергла бы его в больший шок, чем услышанные слова. Язык прилип к небу и дыхание зашлось, доктор издал только нечленораздельный хрип. Злоба, тяжелая, темная, клокоча, поднималась откуда-то из утробы к горлу, холодя конечности, ненависть застила глаза пеленой. Гринев! Одно это слово едва не заставило его лишиться чувств. Этот отвратительный таракан, пиявка, каракатица, человек, виновный во всех его бедах, смеет звонить ему, говорить с ним. Немыслимо.
– Доктор Гейзенберг? – послышался из трубки вкрадчивый голос Гринева. – Вам нездоровиться?
«Пошел к черту!» – хотел рявкнуть в сердцах доктор и со всей силы грохнуть трубкой, но не сумел вымолвить ни слова.
– Вы бы не хотели встретиться послезавтра в кафе «Радость» напротив вашего дома, через улицу? Есть важный разговор.
Дар речи все еще медлил осчастливить доктора своим возвращением и тот сидел расставив ноги, беззвучно разевая рот, похожий на большую жабу. Гринев какое-то время молча сопел в трубку, как бы гадая, чего это там с доктором и слышит ли он его вообще.
– Доктор, вы меня слышите? – еще раз спросил он, настойчивей.
– Да, – вырвалось из груди Гейзенберга, помимо воли.
– Хорошо, – удовлетворенно произнес Гринев. – Значит, жду вас завтра в обед в кафе. Договорились? Будем считать, что да.
Сказал он, не услышав ответа и повесил трубку. А доктор сидел недвижимый и глядел на телефон так, как будто не мог понять, что вообще только что случилось.
2.
Он прошёл летнюю веранду, не увидел никого подозрительного и вошёл в зал. Постоял, озираясь, и хотел было уже пройти к окну, присесть за столик, как вдруг увидел стоящего посреди зала человека, который неотрывно глядел на него и пытался взмахами руки привлечь к себе внимание.
Это был Павел Гринев, один из тех, если не главный, из-за кого закончилась шесть лет назад карьера доктора в науке. Доктор замер и несколько секунд раздумывал, а не уйти ли ему, но облизнул сухие губы и решительно зашагал вперед. Они посмотрели друг на друга, пожали руки и Гринев пригласил доктора сесть за столик.
– Давно не виделись, доктор Гейзенберг, – преувеличенно бодро сказал он. – Как поживаете? Я искал вас в университете и был удивлен, узнав, что вы больше не преподаете.
– У меня все в порядке, – сухо и невесело выговорил доктор, опуская подробности своей жизни. – Зачем я здесь?
– Послушайте, Теодор, – начал Павел вкрадчиво. – Я понимаю ваши чувства, но ситуация изменилась. Я признаю свою вину, я был не прав, не дав хода вашей работе. Но и вы поймите меня. Она меня испугала! Вы писали такие страшные вещи о машинном разуме. Мы ведь работали, мы создавали боевых роботов, мы хотели мечтать, жить, зарабатывать деньги, в конце концов! И вдруг приходите вы и камня на камне не оставляете от наших упорных трудов своим выступлением в Ассамблее. Мы просто перепугались! Но теперь, Теодор, мы ведём такую работу, где вы нужны именно в том качестве, за которое вас, простите, и изгнали из науки. И, уж поверьте, – Павел с горячностью воздел руки, – мы хорошенько позаботимся о том, чтобы в полной мере восстановить ваше имя и достойно отплатить вам за все эти годы!
Доктор Гейзенберг не мог поверить своим ушам. Чтобы спустя столько лет этот человек заявился к нему и вот так запросто попросил вернуться? За кого он меня держит? Неужели я поступлюсь гордостью и не откажу ему, не выскажу ему в лицо все, что я о нем думаю? Павел глядел на него прямо, честными, голубыми глазами и видно было, что он нисколечко не сомневается в том, какое доктор примет решение. Он вообще кажется не понимал, что произошло тогда, что он сделал с Гейзенбергом. Но что такое должно было измениться, чтобы теперь он сам, лично пришёл к нему и попросил вернуться? Борясь с собой, доктор Гейзенберг напряжённо размышлял. Встать, уйти и никогда не узнать в чем там дело или… или склониться, признать себя инструментом, а не человеком мыслящим, человеком свободным. Но разве он когда-то и так был свободен? Разве кто-то из людей вообще действительно по-настоящему свободен?
– Доктор Гейзенберг?
У столика стояла официантка. Павел Гринев спрашивал, не желает ли чего-нибудь доктор.
– Воды, – попросил он тихо. – Стакан газированной воды.
Официантка ушла и доктор спросил:
– Что у вас за работа?
Павел удовлетворенно кивнул и улыбнулся.
– Так вы согласны? – весело и ободрительно спросил он.
– Я ещё не решил. Положим, да.
– Это смелое, мужское решение! – воскликнул Павел, словно не слыша его. – Я не сомневался в вашей разумности. Что ж, вся наша работа секретна. И еще… мы работаем не на Земле.
Доктор поднял на него взгляд и Павел самодовольно улыбнулся.
– Вам придется лететь на Сатурн. Разработки, которые мы ведем, имеют неограниченную стратегическую ценность и такая удаленность от Земли имеет место только из соображений безопасности. У меня для вас готовы все документы.
С этими словами Павел достал из портфеля пухлую чёрную папку и протянул ее Гейзенбергу.
– Ознакомьтесь пока, дома, дома, ну что вы, в самом деле… – поспешно забормотал Павел, увидев, что доктор собирается расстегнуть папку.
Он поднялся как раз, когда официантка принесла доктору воду. Павел заплатил и Гейзенберг приподнялся, прощаясь. Гринев вышел на улицу и доктор следил краем глаза, как он садится в ожидавшую его машину и та, шаркнув шинами, уносится. Доктор поднялся и, не притронувшись к стакану с водой, вышел следом, прихватив папку под мышку.
3.
Спустя шесть дней он летел на Сатурн.
Пассажиров кроме него, кажется, больше не было. Доктору отвели удобную каюту и он отметил необычный дизайн корабля – на полу в коридорах красный ковролин, мягкое приглушенное освещение и на стенах картины в рамах. Я думал, это рейсовый лайнер, подумал доктор и хотел расспросить стюарда, принесшего ему комплект постельного белья, но тот изящно увернулся от разговора. Доктор до вечера безвылазно сидел у себя в каюте, но едва подошло время ужина, как за ним пришли и пригласили его на ужин.
Он проследовал в небольшую круглую залу с зеркалами, кольцевым баром и круглым столом из темного, лакированного дерева. Горели только светильники над стеллажами с выпивкой. Доктор растерялся было, потому что никого не увидел, но тут разглядел в сумерках фигуру человека, сидящего за столом. Тот шевельнулся и попал в пятно света.
– Здравствуйте, доктор Гейзенберг, – послышался мягкий голос.
Доктор сделал шаг к столу и увидел представительного пожилого господина, роскошно одетого, с седыми волосами до плеч и красивым выразительным лицом. Доктору он показался странно знакомым.
– Здравствуйте, – сказал он. – Я вас как будто где-то видел.
Человек кивнул, сдержанно улыбнувшись, поднялся, подошел к бару и стал сооружать на два бокала напитки.
– Я знаю, кто вы, доктор Гейзенберг. Я помню ваш доклад в Ассамблее шесть лет назад. Я вас искал потом, но вы как в воду канули. Вы, должно быть, тоже будете работать на Гринева?
Без обиняков спросил незнакомец.
– В документах указана компания «Заслон», – подтвердил доктор. – А кто вы?
Тот вернулся к столу и, ставя перед доктором стакан, широко улыбнулся, показав замечательные зубы.
– Вы вряд ли знаете меня, – он протянул доктору крепкую, сухую руку. – Хотя мое лицо и мелькает в газетах. Меня зовут профессор Артур Шаломбери. Я разработчик искусственных мыслительных систем, так называемого «свободного разума». Мы с вами будем работать вместе. Ваши идеи сильно повлияли на меня. И я знаю, почему Ассамблея не вступилась за вас.
– И почему же?
– А вы сами подумайте, доктор. – Профессор отпил из своего стакана и поморщился. – В директиве организации сказано, что цель ее существования, это контроль за развитием технологий. А вы знаете, что за люди ее возглавляют? Я знаю этих людей доктор, я много работал с ними плечом к плечу. Это бизнесмены. Они не ученые, хотя все имеют степени. И как и все бизнесмены, они борются за господство на рынке. А технологии, как вы понимаете… надеюсь, вы простите меня, я закурю сигару.
– Разве можно?.. – удивился доктор.
– Видите ли, дорогой Теодор, дело вот в чем. – Шаломбери рассмеялся, снова демонстрируя великолепную улыбку, достал портсигар и стал раскуривать длинную сигару, пыхтя дымом и продолжая говорить: – Моя пагубная привычка… однако же… как вы переносите табачный дым, доктор?
– Нормально, – сумрачно отозвался тот.
– Прекрасно. Н-ну, так вот… – продолжал профессор. – Видите ли, это мой корабль. И я поручился перед господином Гриневым, что доставлю вас на Титан.
– На Титан?
– Да, именно туда. Мы там работаем. Так вот, ближе к делу. О чем бишь я? А! – Профессор поднял палец. – Технологии! Н-да, так вот, технологии, как вы понимаете, это движитель прогресса, острие копья, это пик промышленного и научного богатства общества. Но наше человеческое сообщество даже в космосе разделено государственными границами и идеологическими представлениями. Вам ясно, к чему я веду?
– Вы хотите сказать, – произнес доктор, – что Ассамблея политизированная организация? Что она служит сугубо личным корыстным интересам?
– В точку! В яблочко, черт возьми! – Шаломбери, расчувствовавшись, хряснул кулаком по столу и взглянул на доктора горящими глазами сквозь облако дыма. – Скажите, доктор, почему вы никогда не пытались связаться с Ассамблеей после того, как вас лишили степени? Почему не пытались восстановить справедливость?
– А зачем? – просто ответил доктор. – Кто они для меня? Они доказали лишь то, что современная наука превратилась в балаган, в сборище безграмотных бестолочей, знающих и умеющих лишь то, как нажиться на государственных заказах и стратегических проектах. Они просто испугались меня и я это понял. Я понял, что не хочу иметь с ними ничего общего.
– Блестяще! – Шаломбери откинулся на спинку кресла и с удовольствием затянулся сигарой, глядя на доктора с восхищением. Тот почувствовал себя мальчишкой. Ему понравился Шаломбери, но он еще не очень понимал, что здесь происходит. Профессор спросил: – почему же вы согласились сотрудничать с Гриневым? С человеком, который фактически уничтожил вас?
– Я не знаю, – пробормотал доктор и опустил взгляд. – У меня не было выбора… Скажите, профессор, вы знаете, чем занимается «Заслон» на Титане?
Спросил он, взглянув на Шаломбери.
– Знаю, – сказал Шаломбери и отвел взгляд. – Но это не совсем тот «Заслон», который мы знаем. Гринев построил эту лабораторию для себя, для своего проекта. И запер там лучших инженеров компании. Я уже был там, они давно со мной сотрудничают.
– Ну, и что? Что там?
Шаломбери посмотрел на него и доктор уловил тень в его взгляде.
– "Пластмассовый бог", слыхали про такое? – сказал он. – Мыслящая машина, которая поведет человечество в светлое, прекрасное будущее. Гринев создает такую машину. Это незаконные исследования, одним словом. Я считаю, что их нужно прекратить. Послушайте, доктор… почему я спросил вас о том, как вы относитесь к Ассамблее? Не просто так. Вы вообще знаете, кто такой Гринев? Не бойтесь, на моем корабле вас никто не подслушает. К слову сказать, это блестящий образец инженерной мысли – двигатель почти вечный, бортовые вооружения сравнимы с флагманом русского флота. На этом корабле можно пережить судный день! Извините, я опять отвлекся. Так вот, вы молодец, что не боитесь.
– Я не боюсь, – пожал плечами доктор. – Так кто такой Гринев?
– Узурпатор, – сказал Шаломбери. – Низкий человек. Он подмял под себя «Заслон», огромную компанию и занимается вещами, которые, как он надеется, помогут ему стать властелином мира!
– Что вы говорите!
– Гринев и Ассамблея – это одно и то же. Они работают сообща, но Ассамблея покрывает исследования лаборатории на Титане. И я хочу остановить их. Хочу вернуть справедливость.
Он замолчал и доктор спросил:
– Зачем вы говорите со мной об этом?
Шаломбери ответил и его тон изменился, он стал жестким, почти металлическим:
– Потому что у меня есть основания считать, доктор, что вы в будущем согласитесь мне помочь в этом деле.
Эти слова не удивили доктора, у него было чувство, что все к этому идет. Помолчав, он ответил:
– Пожалуй, вы правы, профессор.
4.
Доктор Гейзенберг вошёл вслед за Артуром Шаломбери в просторный треугольный кабинет директора лаборатории, выдержанный в серых тонах. Огромная передняя стена имитировала стекло, открывающее вид на панораму Сатурна, наполовину скрытого горизонтом Титана. Конечно, они находились под землёй и ничего этого не могли видеть в действительности. Но все равно картинка производила впечатление. В углах стояло несколько цветочных ваз, из мебели – красный кожаный диван, книжная стенка, большой, темного дерева стол директора и несколько белых кресел, в одном из которых тут же устроился профессор. Сам директор, маленький, краснолицый, пухлый человечек, сидел за большим столом и тихо беседовал с кем-то, когда доктор вошёл. Оба встали и Гейзенберг увидел Павла Гринева. Они сухо поздоровались, директор вежливо представился:
– Меня зовут Альфред Хойк, я директор лаборатории, а Гринев, – он указал пухлой рукой на Павла и поправил маленькие очки. – руководитель программы. Вы будете работать в отделе программного обеспечения. Нет, нет, – директор хохотнул и взмахнул руками, – вы не будете заниматься программированием, это не ваш профиль. Это название для отвода глаз, как и большинство других названий. Вообще, мой вам совет: здесь, в лаборатории, ничему не удивляйтесь. Здесь такая аура секретности, что я уже скоро начну путаться в паролях!
И он весело расхохотался, при этом внимательно глядя на доктора щелочками глаз из-за маленьких стекол очков.
– Давайте ближе к делу, директор, – утомленно проговорил Шаломбери и подминул Гейзенбергу.
Гринев пригласил доктора сесть, тот удобно устроился в кресле и поинтересовался:
– Так чем же я буду заниматься?
Гринев и Хойк переглянулись. Павел взглянул доктору прямо в глаза и сказал:
– Вам нужно написать моральный кодекс.
Доктор переводил взгляд с одного лица на другое.
– Дайте угадать, для искусственного разума?
Директор Хойк кивнул, но Павел сказал:
– Не совсем так.
