скачать книгу бесплатно
Повесть об одиноком велосипедисте
Николай Двойник
Одиночество в большом городе, одиночество человека в толпе… Одиночество велосипедиста на дороге, которое, быть может, сродни одиночеству мореплавателя или одиночеству мыслителя-странника. То, что пешеходы, водители и пассажиры автотранспорта в ежедневной сутолоке уже почти не замечают, – велосипедист видит по-своему, с необычного ракурса, пространство вокруг человека на велосипеде приобретает другие координаты и очертания, привычное обретает иной, более глубокий смысл. Да и в его отношениях с людьми, похоже, также происходят какие-то перемены. В повести Николая Двойника очень точно передается ощущение совершенно особого движения – велодвижения по жизни.
Николай Двойник
ПОВЕСТЬ ОБ ОДИНОКОМ ВЕЛОСИПЕДИСТЕ
Круг – самая совершенная фигура. У меня этих круга целых два. И я качу на них, как пел мультяшный кот Леопольд, куда хочу. Свобода от расписаний и цен на билеты, свобода от предназначенных машинам шлагбаумов и бензозаправок. Свобода, покупаемая ценой многочасовых духовно-физических упражнений. Монотонное движение педалей, мантра дальних и недальних дорог. Все зависит от тебя. И ничего – от расписаний и цен. От тебя – и посылаемых тебе твоим велосипедным богом дождей и зноя, вонючих грузовиков и острых предметов. Ты сам волен распоряжаться своим временем и силами. И это время – замечательное время, чтобы подумать о многом, обо всем том, но что при обычной жизни времени всегда не хватает.
Одинокий Велосипедист
Отрывок 1[1 - Эти разрозненные записи я получил лично от Одинокого Велосипедиста незадолго перед его отъездом. Я не чувствую за собой права редактировать их и предоставляю читателю в оригинальном виде. Единственное, на что я рискнул, – записать по памяти некоторые эпизоды, рассказанные мне ОВ и не вошедшие в его записи, и вставить их в текст в наиболее подходящих, по моему мнению, местах. Текст первого отрывка был утерян по моей вине спустя две недели после нашей последней встречи.]
Отрывок 2
До работы был час пятнадцать. Но иногда он самопроизвольно растягивался до часа сорока. Пять минут до остановки, десять до метро, далее девять станций с двумя пересадками – пусть каждый перегон по три минуты и столько же на переход – 33 минуты, и еще две остановки или десять минут пешком. Итого: 5 + 10 + 33 + 10 = 58 минут. Но меньше часа пятнадцати – никак. Введем поправочный коэффициент 1,25. Будем умножать на него рассчитанное время и получать реальное. В дальнейшем он нам очень пригодится.
Маршрутов с моей остановки много, но ходят автобусы косяками, как колонны военных в Чечне. Замыкающие автобусы почти пусты – на них пассажиров не хватает. Первые берутся с боем. Мне кажется, наши люди очень трудолюбивы, потому что так лезут в автобус и толкаются локтями и висят на подножках! И для чего? Чтобы попасть на работу. Еще хватает у кого-то бесстыдства утверждать, что наш народ ленив.
– Что вы пихаетесь!
– Я не пихаюсь!
– Молчите!..
– Сама молчи, овца!
Автобус заводит хорошо. В метро после него уже легче. Главное – попасть в вагон. Иногда поезда приходят и бессмысленно, как рыбы, открывают и закрывают двери: никто не выходит и никто не может зайти. Если только с разбегу – и сразу ухватить кого-нибудь из стоящих там за бок или за плечо, чтобы не выпасть обратно.
В вагоне накатывает сонливость и можно досмотреть продолжение прерванного будильником сюжета. Держаться за поручни – излишне.
На переходах вспоминаются майские и ноябрьские демонстрации, куда в детстве брал меня отец. Скорее даже ноябрьские, по выражению лиц. Мы колышемся волнами из стороны в сторону, стойко держась намеченной цели. В такие моменты я чувствую, что мы едины. Чувствую гордость. Это происходит в каменной трубе в нескольких десятках метров под землей.
Все это мне вспоминается теперь со злорадством и без особой ностальгии. Как глупая детская игра, в которой, понимаешь с возрастом, выиграть нельзя, но забавно смотреть, как в нее играют другие.
Был и другой вариант – в институте, при окончании, предложили работу за городом, с Курского вокзала. Один раз я туда ездил.
Отрывок 3
Но руководству и дела не было. В результате я остался один в отделе, где по штатному расписанию должно быть пять человек. Еще приходил, конечно, два раза в неделю Антон.
Я ничего не успевал. Обеденного перерыва как такового не было, я убегал на пятнадцать минут в столовую. Приходил в девять, уходил не раньше семи.
Все жаловались на плохую работу отдела, я везде, где можно, говорил, что мне необходим хотя бы еще один человек. Мне отвечали, что у меня есть Антон, и мне не хватало совести каждый раз напоминать, что он бывает только два дня в неделю. Самое поганое, у меня не получалось хорошего контакта на самом верху. Уж так заведено, что для хорошего контакта нужно постоянно мелькать перед глазами, чтобы тебя видели. Это хорошо получается, если ты начальник отдела: поручаешь работу другим – а сам идешь мелькать.
Мелькать не так просто. Нужно постоянно сидеть в приемной на диване и ждать, пока главный либо придет, либо освободится. Еще нужно быть приятным и полезным секретарю, что руководит круговоротом посетителей. Однажды с отчетом я просидел полтора часа и узнал, что он уехал.
Так что контакта не было. Зато он был у других. Догадываетесь, у кого?
А с другой стороны – кто я такой? И не начальник, и не исполняющий обязанности. Никто меня не уполномочивал никого заменять, и никто не возлагал на меня никаких дополнительных функций.
Отрывок 4
Я пришел и ждал Костину – старую домашнюю бабушку, как та, что на пакете с молоком. Она работала здесь неизвестно сколько лет и, наверно, не представляла свою жизнь без этих стен. Сидел в ее кабинете и ждал. Рассматривал грамоты за годы безупречной работы на госслужбе. В соседней комнате монотонно била по клавиатуре секретарша Аня. Мне очень нужна была Костина, и я был рад, что ее нет. Я мог с чистой совестью просто посидеть. Немного тянуло в сон.
Каждый, конечно, решал сам, сидеть ли здесь или идти куда-то еще.
Но был и разряд таких людей, которые стремились сюда попасть. Откуда они приходили, сказать сложно, вряд ли со стороны. Кто-то их приводил. Они были неплохо одеты, например, в темные костюмы с узкой светлой полоской. Их лица были серьезны, даже если их брали на невысокие должности. Зачем этим обеспеченным людям надо было приходить и устраиваться на небольшую зарплату? И почти сразу же они начинали крутиться около кабинета Т. П.
Я стоял у окна, в краешек которого попадал сквер. Кое-где из-под снега как будто стала пробиваться трава. Садилось солнце, зажигая стекла многоэтажки напротив. Я, наверно, тоже мог получить грамоту за свои почти шесть лет. Но не получу.
Окно было открыто, и оттуда шел уже не холод, а всего лишь прохлада.
– Не простудитесь? А то, давайте, мы лучше закроем окно.
Я не заметил, как вошла секретарша Аня. Грузная, лет сорока.
– Ничего, – ответил я. – Уже скоро лето.
– А это вы, кстати, заметили правильно, – оживилась она. – Я вот раньше с работы уходила, еще на той неделе, – уже темно было. А сейчас выходишь – и такая вот розовая полосочка вот там на западе – значит, и правда день длиннее становится и зима кончается. Теперь все уже, говорят, морозов не будет. Уже и птицы, я тут как-то слышала, на солнце поют. Скоро опять на новый – дачный – режим переходить будем. Тут ведь еще часы переводить будут. Вот как переведут, так и поедем смотреть, что там, на грядках-то. Сейчас вот, по приметам, мне Алла Васильевна сказала, – ну знаете ее, – такая погода, что нужно огурцы сажать, много вырастет. Урожайный для огурцов очень год. Да, а потом совсем светло будет, когда с работы будем уходить…
Мне кажется, она могла бы так говорить часами. Если б вдруг иссякла тема про наступающую весну, то она бы говорила про лето; что летом, например, светло даже когда домой с работы приедешь. А потом можно про осень. Но про осень она будет в августе. Про то, что уже значительно сократился день. А в октябре – и вовсе про то, что с работы приходится уходить по темноте. Вспомнит ли она тогда про весну? Нет, не вспомнит. Как не думает сейчас про осень, когда день будет становиться короче. Теперь она счастлива розовой полоской на западе. Она радуется ей каждый год, и так проходят все эти годы. Вспоминаемые по урожаям огурцов. Так радуются лету маленькие дети, им не приходит в голову, что потом все равно придет зима. Или они попросту забывают, что бывает зима.
Нужной сотрудницы я не дождался и ушел. Не испытывая никакой радости от прихода весны.
Отрывок 5
Вечерами я мог подолгу раскладывать компьютерный пасьянс или, не в силах подняться и пойти спать, смотреть телевизор.
Отрывок 6
Потом уволилась Оля.
Я как-то вернулся к нам в комнату и увидел кусок торта возле компьютера.
– Это что?
Антон оторвался от «Контры». Он был молодец, ему все равно – уволят или нет – и потому играл в «Контру». «Всего что от нас требуют, говорил он, мы все равно не сделаем, так что за разница: не сделаем мы половину или треть?»
– А? Это тут девушка приходила. Я свой уже съел. Она, по-моему, на втором этаже в конце коридора сидит.
Я поднялся на второй этаж.
– В честь чего гуляем?
Оля улыбнулась.
– Ухожу я от вас. Злые вы!
– В смысле? Увольняешься?
Кивнула: да.
– И куда?
– Пока никуда.
– Как никуда?
– Я тут больше не могу!
– Что-нибудь случилось?
– А то нет! Ты не видишь, тут каждый день что-нибудь случается!.. Набрали своих. Родственников уже всех пристроили, теперь соседей начали! Вот Левина ушла – думали кого-то из наших на ее место. Ирина восемь лет работает, можешь представить!..
– И что?
– Что! Берут какую-то Эльвиру Брониславовну! На фиг мне это надо – работать на этих копейках до старости!.. Давай чай пить, пока чашки еще не убрала.
Мы вместе ехали в метро. Она оставила свой телефон.
Примерно так же год назад ушла Маша. Очень быстро, в два дня. Я ей так ничего и не сказал. Потом, я слышал, она вышла замуж.
Отрывок 7
Я, конечно, тоже был хорош. Не понял с самого начала. А надо было, как все, – прогнуться под этого толстого придурка и послушно кивать головой, какой бы бред он ни нес. Все равно можно было тихонько все делать как надо, а не как требовал он. Он бы все равно потом не разобрался. Ничего же не смыслит… Но вообще фантастика: все крутили пальцем у виска и одновременно гнули спины, и только начальство души в нем не чаяло. Если бы я поступил тогда, как все, было бы проще.
Я не буду описывать, что было. Потому что мною двигало физическое омерзение, какого я в жизни еще ни разу не испытывал. Оно возникало при одном появлении этого придурка, и я ничего не мог с собой поделать. У меня не получалось быть подобострастным и делать вид, что то, что он говорит, – умно и справедливо… Он шел по коридору, гундосил что-то Кате из кадров и держал руку у нее на талии.
Отрывок 8
Скорый поцелуй, а потом – еще один, скрытый от глаз, между колоннами. Мы шли неизвестно куда, мимо ее бывшей школы и дальше по переулку. Вскоре накатил дождь. Мы переждали его в магазине мобильных телефонов. Он промчался, но продолжало капать с крыш и с верхушек старых тополей, давших от корня новую поросль. Мы пошли дальше, и второй раз нас прихватило на углу. Пересмотрели все книжки в книжном, а потом стояли на высоком крыльце, так как по пятницам магазин закрывался в восемь. Стояли, и я, как всегда, не помню, о чем говорили, потому что это было отличительное свойство общения с Леной – повороты разговора в памяти не задерживались.
Отрывок 9
Утром я плелся от метро через дворы, в обход, на работу. Мимо школьного стадиона, обтянутой сеткой баскетбольной площадки, стен старых домов. Привычный маршрут уже месяц вызывал тошноту. Я нашел этот путь в обход. Вчера толстый придурок придумал мне еще одно идиотское задание. На задании стояла резолюция сверху. Я ему почти открыто хамил, а он мне придумывал задания. Чтобы я их завалил, чтобы можно было влепить мне выговор. Чтобы я выглядел в глазах руководства… уж не знаю, кем он хотел меня выставить… Так меня будет проще подмять под себя. И я все это понимал, и шел, и думал, что мне делать с заданием, можно ли найти в нем зацепку, чтобы вывернуть в другую сторону, чтобы в дураках остался не я.
– Ты думаешь, так можно работать? – спросила меня Оля.
Она заехала забрать оставшиеся вещи, и мы вместе обедали.
– А ты уже устроилась? – ответил я вопросом на вопрос.
– В процессе.
– Я думаю, что нельзя. Более того, толка от такой работы никакого нет.
– Ничего смешного.
Это она сказала, потому что я улыбнулся. Но она сидела сбоку и была занята курицей и не разглядела, что улыбка была грустной.
– Смешного ничего. Еще скажи, что я зря проедаю народные деньги.
– Молодец, что сам понял.
– Можно подумать, ты ушла, чтобы народ не разорять. Твою работу, кстати, двоих посадили выполнять… Тоже мне – приступ совестливости!..
Она молча сидела с куском курицы на вилке, а потом сказала:
– Ты не ходи сегодня к Придурку.
– Почему?
– Ты какой-то нервный.
Отрывок 10
Позвоню ли я Оле? Я давно не звонил никому. Хотя уже тепло, самое время звонить, встречаться с друзьями, пить пиво в парке.
И не раз ловил себя вот на чем: звоню Лене, предлагаю встретиться, а на самом деле рад, если у нее не получается. Потому что банально хочется выспаться. Много дней и недель подряд хочется выспаться.
Отрывок 11
У меня подозрительно поднялось настроение после решения подать заявление. И странно, но даже в виду неопределенности, оно не думало падать. Я до конца понял Олю и ее порхание в преддверии увольнения.
Я уходил не в отпуск, после которого все вернется в прежнюю колею. Я уходил совсем, и было абсолютно ясно, что назад не вернусь. Наступала свобода.
Мне хотелось всеми чувствами ощутить весну. Пронзительно уловить все ее запахи и настроение. Я решил написать заявление через неделю – не потому, что того требовала работа, а потому, что надо было уладить свои личные дела, и – что тоже немаловажно – распробовать постепенный приход свободы.
В конце этой первой недели я ушел на час раньше – кто бы что мне сказал? Мы встречались в метро с Леной, был май, и всю дорогу до станции я рассматривал пропускавшие сквозь себя лучи солнца свежие и яркие липовые и тополиные листья. Я чувствовал, что за последние несколько дней, которые благодаря работе я был выключен из жизни, все стало иным. Иными были улицы, по-иному ощущалось время – словно оно начиналось только сейчас, сию минуту и длилось бы вечно. Я даже думал по-иному, хотелось красивых пространных фраз, приходящих в изнеможение от своей изящности. Как писали раньше про туманные рассветы, разбуженных насекомых и застилающий дорожки сада белый цвет яблонь.
Лена, как всегда, опаздывала (а впрочем, я не знаю никого, кто бы не опаздывал, а уж в мастерстве этого у Лены могли поучиться многие). Эти ожидания всегда что-то портили в наших отношениях. Я стал ходить по станции, всячески желая, чтобы она приехала и сперва меня не заметила.
Это дало результат.
– Я подумала, что ты уехал, – сказала она потом, – и решила, что так мне и надо за мои опоздания.
Отрывок 12
Но заявление лежало неподписанным. По секрету мне сообщила от этом Саша из приемной. Антон к тому времени тоже написал заявление, и, видимо, теперь руководство прониклось ситуацией и стало судорожно искать нам замену. Спустя еще несколько дней в моем кабинете появился мужчина лет тридцати пяти, походивший на доцента-математика, что оказалось, кстати, недалеко от истины. Его нашел Т. П. – кто бы сомневался, что он не упустит шанс привести своего человека. При упоминании про Т. П. доцент каждый раз поправлял очки и становился на градус строже. Я внутренне улыбался. А под конец – и внешне тоже. Почему? Да наверно, потому, что хотелось сказать: шли бы вы отсюда подобру-поздорову, пока еще не поздно. Ему льстило, что он будет начальником в солидном учреждении, будет солидным чиновником, что его пригласил сюда важный человек, что он будет получать много денег. Но если бы я ему рассказал, как все будет на самом деле, что солидное учреждение набито не поймешь кем и занимается не ясно чем, что здесь свои взаимоотношения и своя субординация, в зависимости не от должности, а от того, у кого где какие связи и родственники, что важный человек прогнет его под себя и будет им командовать, что деньги не оправдают труда, что со своей идеальной математикой он вряд ли сдвинется выше с этого места, что вряд ли поймет, как здесь прокручивают свои дела… Так вот, если бы я ему все это рассказал, он бы ушел, а я бы остался. А мне уже нечеловечески хотелось наоборот – чтобы остался он, а я наконец свалил бы отсюда и скорее забыл обо всем.
Отрывок 13
Но все сложилось немного иначе. Понедельник я почти не вставал, весьма смутно осознавая радость от нахождения дома. Во вторник температура стала спадать, но появился насморк. В среду и четверг он стал просто невыносим, никакие капли не помогали, и я лежал на диване, обложенный носовыми платками, и щелкал пультом от телевизора.
– Это нервы, – сказала Лена. – Организм расслабляется, почувствовав свободу.
Вот я и свободен, думал я, это все же очень замечательно! Чем заниматься дальше, я пока не знал. И, если честно, не хотел знать – денег, что у меня были, должно было хватить до конца лета, а при известной экономии – до ноября. В конце концов, я решил отдохнуть, последний раз я был в полноценном отпуске три года назад. В конце концов, я это заслужил. В августе начну искать работу, хотя летом искать работу глупо – все в отпусках, надо искать в сентябре.
