banner banner banner
Шаг вперёд, два назад
Шаг вперёд, два назад
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Шаг вперёд, два назад

скачать книгу бесплатно

Шаг вперёд, два назад
Николай Асламов

Смерть ходит по дорогам Европы. Закутанный в саван, с барабаном на плече, Костлявый забирает смертных одного за другим. Ему нельзя помешать. Он не знает жалости и никогда не допускает осечек. Лишь однажды Смерть промахнулся, и бродячий флейтист Вальтер задержался в этом мире. В мире, где на каждом шагу оживают страшные сказки и жуткие легенды. В мире, где незнакомый человек опаснее ужасов ночи. В мире, потерявшем Бога.

Шаг вперёд, два назад

Николай Асламов

«Скажу ли: «может быть, тьма скроет меня, и свет вокруг меня сделается ночью»;

но и тьма не затмит от Тебя, и ночь светла, как день: как тьма, так и свет»

    Псалом 138:11—12

Редактор Мария Рогова

Иллюстратор Юрий Сосницкий

© Николай Асламов, 2017

© Юрий Сосницкий, иллюстрации, 2017

ISBN 978-5-4485-6282-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Пролог

Вальтер шел на запад, а незнакомец следовал за ним. Глухой звук его шагов, сопровождавшийся каким-то трескучим стуком, раздавался совсем рядом, буквально за спиной. Очень хотелось оглянуться и посмотреть, кто за ним идет, но смысла в этом не было никакого.

Тук-тук-тук – утоптанная земля. Шаг вперед.

Не сказать, чтобы Вальтер был против попутчика. На дороге из ниоткуда в никуда вдвоем лучше, чем одному. Но каждый человек привык идти по ней в одиночку. Вальтер тоже привык. Но от попутчика он бы не отказался.

Вальтер был уверен, что человек, идущий позади, откуда-то его знает или имеет к нему интерес. Давно присматривается к нему, наблюдает за чем-то, лишь одному ему ведомым, ждет особого знака, яркого случая, подходящего повода, чтобы сказать или сделать нечто такое, что перевернет его, Вальтера, жизнь. На взгляд Вальтера, ждать было нечего: знака он не увидит, яркость случая оценить не сумеет, а что считать подходящим поводом для изменений, Вальтер и вовсе не знал. Да и менять, по большому счету, было нечего.

Тук-тук-тук – утоптанная земля. Шаг вперед.

Чтобы менять, надо что-то иметь, а у Вальтера ничего на обмен не было. Дорожная палка, истрепавшаяся повязка на глазах, лохмотья, немного воды и простая, но бесценная флейта, запрятанная в складки одежды и отполированная тысячами прикосновений пальцев и сотнями поцелуев – его мечта, его спутница, его невеста. Вот и все богатство бродячего музыканта, играющего где угодно, лишь бы покормили.

Тук-тук-тук – утоптанная земля. Шаг вперед.

Простукивание дороги отнимало много времени, но спешить было некуда. Вальтера никуда не звали, нигде не ждали, а при встрече чаще всего прогоняли взашей. Торопиться к новым тычкам и побоям, являть миру самое сокровенное, чтобы услышать в ответ проклятия или злорадный смех – этого ли жаждет душа человеческая? Потерять направление или споткнуться – вот главные проблемы сегодняшнего дня. И вчерашнего. И завтрашнего тоже.

Незнакомец все так же уверенно шагал позади, не пытаясь обогнать музыканта. Вальтер по-прежнему слышал топот и тихое ритмичное постукивание.

Шурх-шурх-шурх – трава. Два шага назад.

Попутчик внезапно оказался прямо за спиной, и Вальтер, почувствовав толчок, от неожиданности уронил посох. Сам упал следом на колени, пытаясь нашарить палку в придорожной пыли, залепетал извинения, ожидая пинка или удара по голове, но не дождался. Палку тоже не нашел. И удаляющихся шагов не услышал. Попутчик спокойно стоял рядом и чего-то ждал. Видимо, какого-то другого знака, случая или повода.

– Почтенный господин, не позволите ли взяться за край вашей одежды или за плечо? – заискивающе попросил Вальтер и, ни на что толком не надеясь, добавил, пытаясь вытереть пыльные руки о лохмотья: – До постоялого двора, не дальше!

– Гораздо ближе, – ответил незнакомец довольно громким, но скрипучим и резким, как наждак, голосом и решительно положил ладонь Вальтера себе на плечо. Хватка тонких и длинных пальцев была сухой и очень жесткой. Еще бы чуть-чуть, и попутчик сломал бы ему руку, а тогда все – голодная смерть в ближайшей канаве.

Незнакомец повлек его куда-то направо. Видимо, дорога делала здесь лихую петлю, вот Вальтер и сбился с пути.

Попутчик был очень высоким, чуть не на голову выше музыканта, и кошмарно худым. Под одеждой, сильно поношенной, музыкант явственно ощущал выпирающие плечевые кости.

– Прости, добрый господин, но ты слишком мало ешь для своего роста.

– Голод – мой вечный спутник, – ответил незнакомец, нисколько не обидевшись на замечание.

Ну, голодный или не голодный, а слабым новый попутчик точно не был. Спину держал прямо, шагал бодро. Музыкант чувствовал, что странник специально придерживает шаг, чтобы ему, Вальтеру, было легче, но все равно не поспевал за его широкой и уверенной поступью. Трескучий деревянный стук теперь слышалось очень отчетливо.

– Господин, а ты, часом, не прокаженный? Прости, если обидел, но у тебя вроде как трещотка на одежде…

– Нет, сам я не болен, – тут же проскрипел незнакомец. – Хотя часто имею дело с больными.

Похоже, незнакомец не прочь был поболтать, так что очередной вопрос Вальтер задал гораздо увереннее:

– А в чем твое ремесло, почтенный господин?

– Мерить, – коротко бросил попутчик.

Не успел Вальтер задуматься над ответом, как шаги незнакомца начали выбивать частую гулкую дробь. Босые ступни Вальтера тут же ощутили старое, местами трухлявое дерево, а чуткое ухо выхватило из окружающего шума журчание ручья. Похоже, они вышли на какой-то мостик.

«Интересные у него башмаки, – внезапно подумал музыкант, – стучат необычно».

– Ты землемер? Или торговец тканями? А может, сборщик податей? Что ты измеряешь?

– Все существующее на земле, – заскрежетал незнакомец, сильно замедляя шаг. – Я проверяю прочность клятв, силу любви и глубину веры. Определяю, сколько правды во лжи. Ищу тех, кто готов постоять за правду. Я подхожу со своей меркой ко всем вещам, всем словам и всем мыслям, но всегда измеряю одно и то же – время, отпущенное человеку до танца.

Вальтер вдруг почувствовал себя очень нехорошо. Дыхание перехватило, лоб покрылся испариной, а нижние ребра будто тисками сдавило.

– Постой, добрый господин! – выкрикнул Вальтер, невольно уронив руки на живот и наклонившись от боли.

Шагов слышно не было. Дыхания попутчика тоже. Только веселое журчание воды, да копыта стучали где-то в отдалении.

– Разреши мне прикоснуться к твоему лицу! – попросил Вальтер, медленно поднимая дрожащие руки. Незнакомец тут же подставил свою голову к протянутым ладоням музыканта.

Стук копыт звучал все ближе.

Вальтер провел ладонями по острым, выпирающим скулам, высокому лбу, отметил про себя полное отсутствие волос и бровей, и вдруг случайно угодил пальцами в провалы, где должны были быть глаза. Костенея от страха, коснулся еще двух провалов поменьше в том месте, где у людей обычно располагается нос, и ощерившихся в вечной улыбке зубов…

– Сейчас ты тоже… измеряешь? – спросил музыкант, в ужасе отшатнувшись.

– Да, – ответил Смерть.

– Значит, все? – сжался флейтист. – Времени больше нет?

– Я и есть время, Вальтер. Кроме меня, в нем ничего нет.

Музыкант привычным движением проверил, не потерял ли он флейту, будто она еще могла зачем-нибудь понадобиться. Скачущий конь очень быстро приближался, а страшный попутчик все так же стоял неподвижно.

– Скажи, как это будет? – спросил Вальтер спустя пару бесконечно долгих вдохов и выдохов. – Я что-то почувствую?

– Обязательно, – подтвердил Смерть. – Одни кричат в ужасе, что я ошибся, другие вздыхают с облегчением, третьи радуются, но таких мало.

– А я? К какому сорту я принадлежу?

– Тебе решать, – скрипнул костями Смерть. – Я думаю, к тем, кто до самого конца не перестает вопрошать.

Копыта стучали все ближе. Перестук был очень частым и сливался в один звук, значит, конь был не один.

– Разве, стоя перед тобой, еще имеет смысл задавать вопросы? – прошептал музыкант, смиренно склонив голову в ожидании конца.

– Только так их и стоит задавать, Вальтер, – ответил Смерть, и в следующий миг вселенная потонула в грохоте копыт, истошном конском ржании и людских проклятиях.

История первая. Вальпургиева ночь

Боль была просто адская. Голова трещала так, будто в нее забили пару гвоздей, тело совершенно не слушалось, отзываясь на каждую попытку пошевелиться сотней впивающихся в кожу игл, а во рту прочно обосновался малоприятный металлический привкус. Правда, воплей других грешников и хохота чертей слышно не было, сковородки и котлы рядом не шкворчали и в бок вилами никто не тыкал. Вальтер решил, что он все-таки не в аду.

– Паскудные времена настали! – заявил рядом незнакомый мужской голос. – Очерствели люди нравом, оскотинились.

– Какие времена? Какие нравы? – ответил другой голос, тоже мужской и сильно похожий на первый тоном и выговором. – Семь тысяч лет прошло от Сотворения[1 - Разница между летоисчислением от Сотворения мира и от Рождества Христова – 5508 лет. Соответственно, как нетрудно догадаться, на дворе XVI век.], а люди все те же: пакостят друг другу по мере сил и оправдывают себя то Божьим повелением, то законами природы, то силой денег, а то и вовсе тем, что слишком часто чешется левая пятка.

Разговору вторило глухое дребезжание и цоканье копыт. На рай тоже не похоже. Частые подпрыгивания на кочках вскоре убедили Вальтера, что он в телеге.

– А я тебе говорю, совсем ошалели люди! – продолжал возмущаться первый. – Раньше хоть разбирались, судили, а теперь чуть что – сразу за инквизитором бегут, в чертовщине друг друга обвиняют. Утопить, сжечь или живьем закопать – вот и все разбирательство! Вон, шурина моего свояк – кобелина знатный. Седой уже и плешивый, а все бес ему в ребро. Чем он там девок охмуряет, не знаю, может, денег дает, может, еще чего, но только не со всеми выходит. Вон, мельникова дочка возьми и тресни его скалкой. Через всю деревню гнала, лупцевала, хаяла его, на чем свет стоит. Хорошо, совсем не прибила. Повеселились все знатно! А этот только отлежался – шасть к отцам-дознавателям. Заявил, что дочка мельникова – колдунья и наслала на него мужское бессилие, а для подтверждения жену с собой прихватил. Такая карга, я тебе доложу, страх! На племенных быков бессилие нападет!

Второй собеседник задорно рассмеялся. Хохоту вторил веселый металлический перезвон.

– Конечно, не знала эта страхолюдина супружеских радостей, – продолжал первый, – о чем дознавателям и сообщила. Так она ведь их лет двадцать уже не знала! Отцы, конечно, для виду народ в деревне поспрашивали – ну, людишки и рассказали, что да, девка, мол, лупила колотушкой и проклинала вслух. Все, на следующее утро дочку мельника, обритую, сожгли, а свояк шурина моего к другим бабам приставать начал.

Второй хохотал и звенел уже без остановки.

– Где это видано? Колдовство, видишь ли, всем мерещится! – не на шутку разошелся первый. – Неурожай – колдовство, урожай – колдовство, молоко скисло – колдовство, от гороха на музыку пробило – снова колдовство! Чихнуть лишний раз нельзя, вдруг сосед тебя в колдуны запишет. А мне-то как? Я с детства чихаю по два-три раза подряд, нос у меня такой!

От громкого визгливого смеха и веселого звяканья голову так ломило, что Вальтер невольно поморщился. Решив, что его отправили в чистилище, чтобы искупить грехи страданием, музыкант сделал попытку приподняться.

– Смотри-ка, господин чихающий колдун, очнулся наш счастливчик! А ты все – «сдохнет, не сдюжит»! – заверещал второй и опять зазвенел.

«Колокольчики на нем, что ли? Или бубенцы?»

– Да уж, парень, свезло тебе! – с кряхтеньем произнес первый.

Вальтер наконец различил, что тот сидел немного подальше – видимо, лошадью правил, а второй, звеневший, – рядом с ним, в телеге.

– Кому я обязан? – с трудом выговорил музыкант. Язык слушался плохо, а остальное тело и вовсе отказывалось повиноваться.

– Мерину, который телегу тянет, – поспешил с ответом второй. – А еще достопочтенному бондарю, да сохранит Господь его бочки целыми, а живот – полным! Это он тебя погрузил в лихую колесницу, на которой, как говорят, воевал еще греческий царь Александр.

– Яном меня зовут. Не знаю, кто в моей телеге воевал, но кабы не дурак этот, бросил бы я тебя в том овраге, – простодушно заявил бондарь. – Подъезжаю, значит, к мосту, а он там уже роется, трупы обирает. Ладно, раз он нашел, первая доля, стало быть, его. Тут он и заявляет, что под конями еще кто-то есть, поднять надо. Напряглись, вытащили. Ты дышал едва-едва, а он тебя в нос лизнул, ухо свое к груди приложил и сказал, что жить будешь.

– Кстати, может, дадим что-нибудь живому? – вставил второй. – Как-никак, на его долю тоже причитается.

– Да уж, знатно он тому всаднику шею свернул! – хмыкнул бондарь. – Кинь ему сапоги. Мне не налезают, может, ему сгодятся?

На живот Вальтеру упал тяжелый сверток, пахший новенькой кожей. Музыкант резко отбросил его в сторону и, превозмогая нахлынувшую боль, попытался охлопать одежду в поисках флейты. Оказалась на месте.

– Так, давай-ка не залеживайся! – уже верещал над левым ухом второй, непрерывно звеневший колокольчиками. – Кровь к голове прилить может, и от удара помрешь раньше срока. Зря, что ли, вытаскивали тебя?

С помощью крепких рук, безжалостно тянувших вверх, музыканту удалось приподнять голову и положить ее на доставшиеся сапоги. Иголки тут же впились в шею и плечи, а в довесок к боли пришли сильное головокружение и тошнота. Уж лучше было помереть от кровяного удара, чем так мучиться!

– Ты шут? – спросил Вальтер, когда тьма перед глазами немного замедлила вращение.

– Владыка мира, – тут же ответил задорный голос. – А еще весельчак, балагур, озорник, зубоскал, шутник, фигляр, дурак, выдумщик, шалопай и вестник мимолетной радости!

– А зовут тебя как? – поинтересовался Вальтер.

– Да как только не зовут! – зазвенел шут в ответ. – И так, и сяк, и наперекосяк. Когда не зовут, сам прихожу. Ты можешь называть меня ваше Всешутейшее величество Йост Иррганг.

– Я слышал о Принце любви из Турне, что путешествует верхом на свинье, про Короля дураков из Лилля, про Принца утех из Валансьенна, про Аббата веселий из Арраса[2 - Неполный перечень знаменитых шутов, веселивших испанского короля Филиппа в Антверпене, взят из книги Шарля де Костера о приключениях Тиля Уленшпигеля.], – перечислил Вальтер. – Про Всешутейшее величество ничего не знаю.

– Конечно, – подтвердил новоявленный вестник радости. – Вся эта челядь из моей свиты регулярно забывает чествовать своего монарха!

– Болтун это, каких свет не видывал! – вставил бондарь. – Прогнать бы его поганой метлой, да обещал подвезти!

– А где мы едем? – забеспокоился Вальтер.

– Мы в предгорьях Гарца, вздымающихся на теле благословенной Саксонии, словно перси молодой вдовы при виде юного красавца, – тут же растекся шут. – Если посмотреть направо, покрытые туманом всхолмья…

– Я не могу посмотреть направо, – оборвал дурака Вальтер. – Налево, кстати, тоже.

– Да я так, фигурально выражаясь… – пошел шут на попятный, раззвеневшись не на шутку. – Достославный бондарь, да будут бочки твои красивее дамских округлостей, не подскажешь ли, которая из здешних вершин – Брокен?

– Ведьмина гора? – переспросил владелец телеги. – Да вон она, самая высокая. Из-за других макушкой выглядывает да в тумане прячется. Тьфу на нее!

– Отчего же тьфу? – поинтересовался шут. – Гора как гора, видал я, конечно, и повыше…

– Будто сами не знаете, что на той горе творится! – вскрикнул бондарь, а потом, понизив голос, зашептал:

– То и дело слетаются ворожеи и колдуны со всего света, кто на козле черном, кто на метле, кто на прялке или ухвате, а кто в ступе. Каждый со своим демоном, инкубом аль суккубом под руку. Без этого никак. Там напьются все крови честных христиан, да как начнут развратничать вповалку, тут уже не разберешь, кто где! А в самую полночь появляется перед ними сатана, и они по очереди рассказывают ему про все мерзости, что причинили людям…

– Интересный ты человек, господин Ян! – хмыкнул Вальтер. – В колдовство то веришь, то не веришь.

– Так то же Брокен! – возразил бондарь. – Одно дело, когда я благоверную свою ведьмой сгоряча обозвал, и совсем другое, когда вой по горам на всю Вальпургиеву ночь, костры да людские вопли!

– Решено, – хлопнул ладонью шут. – Мы должны на это посмотреть! Через неделю святая Вальпургия, вот и залезем.