скачать книгу бесплатно
Прости мне мои капризы
Николай Чепурных
Два главных героя: Мужчина и Женщина…Судьбой им уготована долгая разлука. Но через шестнадцать лет Андрей встречает Ирину – ночью, на безлюдной улице, в далеком городе – не зная, что это она. Отношения между героями развиваются по нарастающей, так, как нарастает, усиливаясь, ливень во время грозы, – обретая новые оттенки, нюансы и очертания…
Николай Чепурных
Прости мне мои капризы
ГЛАВА 1
Обаятельная женщина предлагает…
Ночь.
Во всей своей очевидности.
Насыщенности.
Полноте.
И – почему-то вдруг подумалось – непорочности.
Хотя на самом деле – и эта ночь, и сама нынешняя наша жизнь, с некоторых пор, состоят из ряда других слагаемых – противоположных по своей сути, нередко противоречащих друг другу и вступающих в бессмысленное противоборство…
Ощущение легкого, как щипок первого, еще робкого, предзимнего морозца, – беспокойства… Для которого нет явной причины.
Пронизанный колючей прохладой, словно ощетинившийся, почуявший близкую опасность, еж, – воздух.
Несмотря на то, что на дворе – июль.
Шестнадцатое.
Середина месяца и абсолютная макушка лета.
Прохладно оттого, что климат в здешних местах – серьезный. Суровый. Резко континентальный. Днем температура воздуха может подниматься до плюс тридцати градусов и выше, а ночью опускаться до минус одного и ниже…
Улица.
В невыразительном, бледно-желтом свете изрядно похудевшей ликом, будто от долгого, изнурительного сидения на строгой диете, луны – просматривается лишь в ближней перспективе. Метров на двадцать-тридцать. И то весьма смутно.
(Возможно, это меня и беспокоит – явная недостаточность света…).
У тощего фонаря-дылды, железным истуканом застывшим в каком-то комическом, нелепом полупоклоне, как будто ему от души врезали под дых, – выбит единственный: единственный и огромный, эллипсовидный – «циклопический» – «глаз».
Скорее всего, «злодейство» с лишением фонаря «зрения», совершено недавно.
На узком тротуаре, с невесть когда положенным асфальтом, от которого остались одно лишь грустное «воспоминание», да мелкие и острые камешки, хорошо чувствуемые стопой через тонкую подошву обуви, и разбитой вдрызг проезжей части дорожного полотна – скалятся осколки толстого матового стекла, тускло поблескивая под фарами ныряющих в пугающую неизвестностью и непредсказуемостью даль – машин.
Здесь же находим мы – классическое, «убийственное» орудие пролетариата (согласно отечественной – советской – трактовке, некогда жутко угнетенного свирепым, кровожадным монстром – мировым империализмом…) – тяжелый камень-булыжник.
(Была же кому-то охота – откуда-то нести эту булыжину сюда – наверное, от местной речки, на берегах которой можно найти немало подобных произведений природы – чтобы шарахнуть этак по фонарю…).
Поэтому теперь – только в светлую часть суток, можно, не напрягаясь, прочитать объявление, набранное на пишущей машинке – заглавными буквами – и приклеенное к боковой стенке автобусной остановки:
«Молодая и обаятельная женщина, модельной внешности, без комплексов и вредных привычек, предлагает состоятельным мужчинам приятно провести время. Ч*** – центр, а/я 737».
Вероятно, бумажка эта (около трети обычного стандартного листа) с простенькой, такой, ненавязчивой совершенно информацией, висит здесь, не корысти ради, со времен незабвенных прародителей наших – Адама и Евы (конечно, если тогда в ходу были пишущие машинки…). И никому, в том числе автору, не пришла в голову мысль – ее содрать, зачеркнуть написанное, или заклеить каким-нибудь другим клочком бумаги, как это обычно делается ушлыми представителями вновь народившегося в стране «класса», то есть распространителями всякого рода рекламной продукции, главной целью которых, точнее, тех, кто за ними стоит, является одурачивание наивных и доверчивых соотечественников (как одурачивают – в одночасье, повсеместно и в неисчислимом количестве объявившиеся по наши души, в космическом же, атомном нашем веке, – «потомственные» ведьмы, колдуны, знахари, ясновидящие и прочие шарлатанствующие деятели…).
Содрать – нет!
Но, вот, перед соблазном поучаствовать в развитии столь смелой, очень чувствительной для нашего брата «темы» – некоторые малосознательные «братья» – не устояли. Да и присочинили, пониже и сверху, несколько фривольных, не вполне удобочитаемых (впрочем, для кого как…) перлов: «Вставь мой большой хрен сама знаешь куда», «Раздвинь ноги пошире шлюха!», «Кошка драная я сейчас тебя выдеру!». А один из несознательных членов общества пошел еще дальше, присовокупив к выразительным этим сочинениям – столь же выразительный (правда, не вполне художественный…), начертанный синим фломастером, рисунок, состоявший из двух женских фигур и одной мужской – весьма непристойного характера.
От длительного воздействия на листок – «во время оно» белый и чистый – неблагоприятных атмосферно-погодных явлений, или проявлений (дождь, ветер, дневное палящее солнце…) – он приобрел серовато-грязный цвет. Тем не менее, полтора десятка слов (не считая служебных частей речи, знаков препинания, цифр и пр.), крепко вбитых в бумажку через черную, когда-то новенькую ленту машинки, до сих пор хорошо различимы. В отличие от бесславно поблекших чернильных «шедевров»…
Всякий раз, проходя мимо остановки – передвижение по данному маршруту обусловлено объективной необходимостью – я чувствую себя…
Чувствую…
Себя…
߅
Увы и ах!
Это означает, что мне не под силу – доходчиво, толково, да просто сколько-нибудь вразумительно объяснить: как я себя чувствую? Лягушка лупоглазая в болоте, рак усатый на горе знают – как!
Хреново!
Хре…
Вот!
Подходящее слово найдено. Не самое изящное для восприятия слухом, но и не безобразное. Это ведь, как я понимаю, – от слова хрен, которым называется одно из культурных растений, используемое в качестве приправы, после переработки, к пище нашей насущной и в медицине. Остается лишь уточнить: как именно хреново я себя чувствую? Какая у этой моей «хреновости» (новое слово?) окраска? Оттенки? Этого растолковать я – не в состоянии. Единственное, о чем могу сказать точно: сообщение дамы «Икс», предназначенное для широкого публичного ознакомления, – с первого же обращенного на него взгляда, по-прежнему, привлекает к себе внимание. И ничего с этим нельзя поделать!
Да…
Несмотря на то, что каждый – «прожигающий» сердце «глагол», и не только глагол, но и прилагательное, существительное тож, равно как и всякий ничтожный знак, и пробел между этими знаками – я запомнил, наверное, на всю оставшуюся жизнь. Не намеренно, а так, само собой, оно, сообщение, накрепко, как вызубренная в школе таблица умножения, отложилось в памяти.
Отложилось – и делает черное свое дело…
Вызывает во мне нешуточные волнения (не волнения, а целые волны – если бы речь шла о море в непогоду!). Переживания. «Смятение чувств»…
(Кажется, я физически, всей своей кожей и плотью, ощущаю тонкий, возбуждающий запах рук загадочной незнакомки, в какой-то, наверное, особенный момент жизни, сделавшей решительный свой выбор, – прикоснувшись к пружинистым клавишам машинки и отстукав энное количество символов, которые теперь не дают мне покоя!).
Стимулирует воображение, изумляя, подчас, его носителя, то есть меня, своей беспредельностью – как наша Вселенная, и безграничностью, а также – отсутствием моральных и прочих разных этических ограничений.
Наводит, порой, и на вполне серьезные размышления, включая вопросы, на которые у меня нет ответов. Из какой она социальной среды? Каков род деятельности (занятий), кроме той, что явно подразумевается, в соответствии с характером вброшенной в сознание «страждущих» информации (никаких в этом сомнений быть не может…)? Какие исключительные обстоятельства (исключительные ли?) подвигли ее таким образом выстраивать жизненную свою стезю? Нужда в хлебе насущном (вопрос, между прочим, далеко не праздный: хлеба в стране, обладающей поистине не имеющими, почти как Вселенная, пределов посевными площадями, хватает сегодня не на всех…)? «Генетическая» предрасположенность (если таковая существует…)? Приобретенная потребность совершать рискованные поступки, с неистребимым желанием – познать незнаемое? Что означает это – сбивающее с ритма дыхание – словосочетание: «без комплексов» (с вредными привычками более-менее ясно: курение, алкоголь, наркотики… Впрочем, наркотики – это уже не привычка, а кое-что посущественней, посерьезней – в смысле тяжких последствий для здоровья…)? С каким количеством «состоятельных» кро… то есть мужчин, эта дама – уже успела «приятно провести время»? И в самом ли деле она «обаятельна», а внешность соответствует «модельной»? Правда, здесь я должен разъяснить одну, в некотором роде, принципиальную для меня вещь. Ее суть заключается в том, что в оценке присущим женщинам достоинств понятие «модельная внешность» – не является для меня определяющим, приоритетным, то есть способным отвлечь от других, более весомых, важных, ориентиров, сбить с толку. Во всяком случае, те истощенные, как будто измученные голодом, или каким-либо телесным недугом, красотки (с поразительной точностью нареченные острословами «зубочистками»…), которые иногда мелькают перед моими глазами на экране телевизора (в реальной жизни – я никогда с ними на сталкивался…), – ни на какие фантазии меня не вдохновляют и, кроме иронии и сочувствия, иной реакции во мне не вызывают.
(Возможно, я чего-то тут недопонимаю…).
А когда, приблизившись к остановке, я вижу, что рядом никого нет (днем такое случается не часто) – притормаживаю.
Не замечая, как в худую, далеко не атлетическую мою спину – настойчиво, невидимым своим посохом, постукивает Время, отмахиваясь от собственных, настырных, мыслей, что угодил-де в глубокую психологическую ловушку, – словно глупый барашек на новые воротца, таращусь на никчемный этот листок.
Не чувствую я также, как на сморщившемся, от натуги, лбу проступает предательская испарина – помимо прочего, верный признак того, что не все свойства собственной моей натуры мне известны.
Таращусь, с какою-то острой, непонятной себе самому грустью и даже тоской, осознавая, что проведи я здесь хоть полжизни, состарься, – не рискну намаракать полное «слез» и надежд, или отчаяния письмо и не отправлю по указанному на известной бумажке адресу…
В июль катилось лето…
Ночь.
Улица.
Вечные звезды над головой.
Самое подходящее время и место для романтиков – если таковые еще остались в нашем…ском …том, или …ном мире (каков именно этот наш мир – каждый может решить для себя сам…).
Наверное, я – не романтик.
Нет…
Потому что какой-то особой предрасположенности к ночному времяпрепровождению – я в себе не нахожу.
Да и не особой тоже.
Я ее разлюбил.
Эту таинственную ночную пору.
Шестнадцать лет назад.
* * *
К тому – чрезвычайно важному в моей жизни периоду – третья по счету планета Солнечной нашей системы по имени Земля совершила вокруг могущественного Светила – за всю свою сверхдолгую эру существования (по человеческим, а может быть, и по космическим меркам…)… плюс еще девятнадцать стремительных оборотов.
Именно столько – девятнадцать весен и зим – я вполне, себе, благополучно, комфортно жил-поживал на белом свете.
Из этих девятнадцати весен и зим – семнадцать прошли в Центральной полосе России. В благословенной сельской местности, где благодатная, отзывчивая на добрый уход, почва сполна засевалась хлебным зерном и гречихой, картофелем и морковью, свеклой и капустой, другими сельскохозяйственными культурами и даже таким, весьма неоднозначным по нынешним оценкам, растением, достигавшим в высоту чуть ли не два человеческих роста, как конопля, семян, или плодов которой в один только год государству было сдано (факт, официально задокументированный…) в количестве пятисот пятидесяти тонн! Леса были полны грибов и ягод – как писал поэт Николай Рубцов:
И под каждой березой – гриб,
Подберезовик,
И под каждой осиной – гриб,
Подосиновик!
Вот, только летом – уже не так раздольно, как раньше, шумели листвой посаженные дедами яблоневые сады, заросшие густой, вольной травой, приходящие теперь в запустение, и процесс этот необратим.
… А Ирине ее жизненные часы-ходики отстучали на треть поменьше, чем мне – тринадцать годочков. Если полных. А если считать точнее – то всего через месяц ей должно будет исполниться – четырнадцать.
Несмотря на значительную разницу в возрасте (это в более зрелом периоде жизни – пять, или шесть лет не столь чувствительны, для различного рода отношений, между мужчиной и женщиной, в иных случаях – и вовсе незаметны…), мы были привязаны друг к другу крепкими, прочными нитями.
Взаимные наши симпатии обнаружились следующим образом.
Спустя день после моего приезда домой – теплым, тихим вечером я наведался в сельский наш Дом культуры. Прекрасное, двухэтажное это здание, с возвышающейся над вторым этажом дополнительной кирпичной конструкцией, предназначенной для демонстрации в том числе настоящих цирковых представлений, было построено к знаменательной исторической дате – 100-летию со дня рождения вождя мирового пролетариата В. И. Ленина, и я (с товарищами) являлся мало возрастным свидетелем стройки, бессчетное количество раз облазивший каждый ее уголок – во время отсутствия строителей, разумеется. На одной из стен надстроенной конструкции, поверх серой штукатурки, красной краской был изображен и сам вождь, точнее, только его голова, занимавшая почти всю площадь стены. Лицо Ильича, отчетливо видимое издалека, было необыкновенно приветливым. Подобное ощущение возникало – благодаря известной всему миру, обезоруживающей – «ленинской» улыбке и ласковому, доброму прищуру глаз.
Пришел я в Дом культуры затем, чтобы увидеть (возможно) кого-либо из «старых» своих друзей и посмотреть на огромном, широком полотне мультики. Это было обычной практикой, когда время от времени, вместо художественной картины (предпочтение неизменно отдавалось так называемым кассовым фильмам – приключенческим, комедийным, любовным, среди которых особо почетное место занимали вышибающие из глаз слезы у женщин – индийские ленты)…, киномеханик привозил из районного центра мультфильмы. В этот раз вниманию зрителей предлагалось: три первых выпуска «Ну, погоди!», «Жил был пес» и «Как казаки невест выручали».
Ирина тоже заглянула сюда.
Случайностью это оказалось, или нет (скорее всего, первое, потому что до сего времени мы не были с ней знакомы…), но из всех свободных в зале мест, которых было немало – гораздо больше, чем занятых (взрослое население мультфильмы не очень жаловало, а подрастающее их уже отсмотрело на дневном сеансе, впрочем, некоторых малолетних зрителей можно было заметить и сейчас…), Ирина выбрала место рядом со мной. Для чего ей потребовалось пройти к задним рядам, где я, по привычке, уходящей корнями в детские мои годы, расположился.
С этого все и началось…
Односложно поздоровавшись со мной (я также одним словом ответил на ее приветствие…), – Ирина опустилась в мягкое, кумачового цвета, кресло. Устраиваясь поудобней, в предвкушении предстоящего захватывающего зрелища, Ирина положила на деревянные подлокотники руки.
В какой-то момент она – прикоснулась голым своим локтем (девушка была в светло-голубых джинсах и золотистого цвета рубашке, или блузке, с коротким рукавом…) к моей руке – тоже голой.
От неожиданного этого прикосновения – по всему моему телу как будто прошел легкий электрический разряд… Который, должно быть, от меня передался обратно Ирине, потому что она, как мне показалось, вздрогнула и отдернула руку… Однако, не убрав ее с подлокотника совсем.
Через некоторое время руки наши – снова соприкоснулись.
Какое-то «движение» произошло теперь – в самой моей голове. А сердце – подскочило вдруг к горлу, так, что у меня перехватило дыхание.
Свет в зале погас, и на экране появились первые герои: два непримиримых врага – хулиганистый, эпатажный Волк, с горящей сигаретой во внушительной зубастой пасти, и его извечная, потенциальная жертва – выдержанный, даже отчасти флегматичный, на первый взгляд, Заяц, поливающий из розовой лейки на балконе цветочки (из чего я сделал вывод, что, возможно, по своей «половой принадлежности» это была Зайчиха…).
На несколько минут мультяшные персонажи, динамичный, комический, иногда с элементами драматизма, сюжет, введя меня в состояние расслабленности, «отрешенности» от внешнего мира, – отвлекли внимание от соседки.
Но вскоре все мои мысли оказались обращены к ней – внимательно следившей за происходящем на полотне действом и живо, с искрометными всплесками смеха, реагировавшей на каждый забавный эпизод, следовавший один за другим.
Этот ее смех – чистый, звенящий, как колокольчик, меня заворожил. Он шел от самой ее природы, был кристально-прозрачным, естественным.
Такими же естественными были порывистые движения ее рук, ног, которыми она задевала меня, – всего подвижного, «взрывного» тела.
Эксцентричным своим «поведением» – Ирина всколыхнула во мне множество самых разных эмоций, чувств, переживаний, ставших для меня неожиданным сюрпризом. Разобраться в этой стихии ощущений – тотчас – я, конечно, не мог. Слишком стремителен был их круговорот! Однако, без обиняков могу признаться в том, что пробудившийся к сидевшей от меня по правую сторону зрительнице интерес заключал в себе, помимо обычного, в таких случаях, любопытства – в отношении самого «явления» противоположного пола – вполне очевидные признаки физического, или физиологического (из сферы грубой, как принято иногда говорить, чувственности…) свойства… Внешне, впрочем, по причине охватившей меня скованности, никак не проявлявшиеся.
После того, как налопавшийся до отвала всяких вкусностей и отведавший горилки приятель Пса – Волк – не допев до конца, под столом, свою волчью песню, убрался к месту постоянной своей прописки, то есть в лес, а бравые, находчивые казаки, ловко одурачив шайку разбойников-пиратов, высвободили из плена верных и неотразимых в женской своей красе невест, и в помещении зажглось с десяток больших настенных ламп, – мы с Ириной встали и вышли на свежий воздух.
Представившись друг другу (получилось это у нас одновременно и просто, легко, что очень меня обрадовало – в перспективе наших будущих отношений, которые мне уже грезились, в темном ночном пространстве…) и взявшись за руки (ну, точно старые добрые знакомые…), – побрели в сторону дома, где жила Ирина. Как и положено, делясь впечатлениями от увиденного. То есть высказывалась, главным образом, Ирина. Я же время от времени лишь поддакивал, кивал в знак согласия головой – и только. Поскольку вся эта мультипликационная история – быстро улетучилась из этой самой моей головы.
Гораздо более меня занимало – волнующее тепло Ирининой ладони, ее близость…
Кстати сказать, выбор места в кинозале рядом со мной Ирина объяснила тем обстоятельством, что оно находилось как раз напротив «центра экрана» (что она ранее определила…) и на оптимальном расстоянии, то есть это было «ее место». Каким образом столь точное вычисление было произведено – Ирина не уточнила.
Я находился на родине в каникулярном отпуске – после завершения второго курса одного из высших военных учебных заведений.
Ирина закончила семь классов средней школы – в далеком, таежном городе… ске. И уже вторую неделю гостила у родственников. В первый раз за «всю» свою недолгую – тринадцатилетнюю жизнь.
* * *
