скачать книгу бесплатно
Отрывисто и сухо прозвучал первый выстрел, и Оленька повисла на руке стрелявшего мужика, вонзая в нее свои зубы.
– Ребята, пли! – завопил укушенный предводитель, сбросив с себя Оленьку, она откатилась в сторону, и замерла.
Засвистели пули, воин в три прыжка очутился рядом, легким движением снес голову одному, остальные пытались бежать, но и их настигла кара. И вот все пятеро лежат на снегу, истекая черной кровью. Почему черной? Да по тому, что темно. Темно и тихо. Воин в доспехах стоял, задумчиво опустив меч и голову. И лишь Оленька, сначала ползла, потом выпрямилась, и, прихрамывая, продолжила свой путь к дому.
Часть 3
Глава 1
«Раненый». Избушка в лесу 1925 год.
– Мааам, мама? Арина! Ты дома? – Оленька сбросила мокрую одежду, и валенки, доковыляла до лежанки, и отдернула занавеску.
– Ну, конечно, в твою дочь стреляли, душили, чуть на мелкие кусочки не изрубили, а тебе и дела нет. Где ты, мама, возвращайся, – она прилегла рядом со спящей женщиной, пристроила голову ей на плечо и тихо заплакала, обиженно всхлипывая.
Однако боль в ноге давала о себе знать, и ей пришлось подняться, чтобы заняться раной.
Как же хорошо опять побывать дома, пьянящий аромат сушеных трав, что повсюду развешены на деревянных колышках, выбеленная русская печь, что без умолку трещит своими огненными языками, лежанка за печью. Это было самое безопасное место, где маленькая девочка пряталась от неожиданных видений. И мама, перед которой не надо притворяться обычным человеком.
– Какая же ты у меня красивая, «Всегда Спящая», – с удовольствием отхлебывая горячий напиток, она смотрела на маму и улыбалась.
На вид женщине было не больше тридцати. Светлые волосы разделенные на две части вольным одеялом прикрывали неподвижное тело, по щиколотки. Это и понятно, когда «туда» отправляешься, никаких заколок, не должно быть. Холщёвое платье украшал орнамент из красных ниток, под ним угадывалась безупречная талия.
– Странно, я совсем не похожа на нее. Ариадна – «Всегда Спящая». Так, при рождении нарекла ее бабушка, и действительно, у мамы оказался дар, она часто впадала в забытьё, со стороны казалось, что она в глубоком сне, а на самом деле, она гуляла по параллельным мирам, чем она там занималась, никто не знал, и спрашивать ее об этом было бесполезно.
Бабушку звали Красава, но так ее называла только мама, для всех она была Ксана. Воздушная, харизматичная, со светло-русыми волосами, с прозрачной голубизной глаз, она легко заставляла себя слушать, и ей было что рассказать, казалось, она знает все, о чем ни спроси. И Оленька, будучи ребенком, часто пользовалась этим: «Ксана, расскажи про старину».
– Какой период, деточка? Орда? Рюрики? Ванька Грозный? Кстати, и, совсем, он был не грозный, враги обсели со всех сторон, поклеп возвели, на батюшку нашего, царя, – она откидывала голову назад, прижимала холеную ручку к груди и смеялась, так искренне и задорно, что начинала смеяться и Оленька, предвкушая смачный рассказ с шутками прибаутками и солдафонскими словечками.
– Нет, раньше, еще раньше…
– От сотворения мира, что ли? Ну, слушай.
Миллион лет назад, Всевладеющий ступил на Землю и увидел, как она прекрасна, и услышал, как отовсюду льется дивная музыка, схожая с музыкой его Родины. И увидел он светлоокий народ, и душа этого народа была чистая и ясная, словно Создатель только-только сотворил это чудо. И, понял, твой дядя, зачем его прислали именно на эту планету.
– Зачем?
– Чтобы сберечь. Чудес во вселенной не так уж и много, моя маленькая. Всевладий не только повелевает стихиями на земле, он оберегает ее извне. Молодая планета подвергалась постоянными бомбардировками из космоса, которые приносили непоправимые бедствия, а то, и вовсе могли разбить ее на мелкие кусочки. И, тогда, он создал защитный купол, и метеориты скользили по нему и улетали прочь. И когда угроза миновала, призвал он сюда своего сына и братьев, и нас, своих сестер.
– А тетю Ладу?
– И тетю Ладу, как же без нее.
– Я тоже создаю купол, когда мне страшно.
– А когда тебе бывает страшно?
– Когда внезапно появляется тот, кого не должно быть.
– Это видения, ты их не бойся. А кто научил тебя выстраивать защиту, мама Арина?
– Нет, само собой получается.
– Вот, как? Похоже ты у нас Защитница.
– Как это?
– У каждой девочки, которая появляется в нашей семье, свое предназначение. Я – просто Наблюдатель, Ариадна восстанавливает наш род.
– Дядя Всевладий просто Бог?
– В радиусе этой планеты, да, его возможности безграничны, и полюбил он этот светлый народ, как детей своих, и сказал – Ты велик по своей сути, ты рожден, чтобы созидать, и дал им наши технологии.
– И космические корабли?
– Нет, только колесо, пшеницу, и письмена. Самолеты, космические корабли это они уже сами, и Всевладий не препятствовал.
– Обычные люди оказались настолько умны?
– Это были не обычные люди, Оленька. Человек это не только плоть похожая на нас, это еще и уникальный геном, что позволяет им, почти сравняться с нами, поэтому твоя мама постоянно спит, и не приглядывает за своей красавицей, как положено матери, – внезапно засюсюкала Ксана.
– А зачем она спит? – девочка поспешила задать интересующий ее вопрос.
– Она не спит в прямом понимании этого слова, она путешествует в прошлое, чтобы найти человека, с тем самым уникальным довоенным геномом.
– А здесь, она искала? Вон, сколько народу в городе живет, а еще и сёла. И что значит довоенным?
– Война приключилась страшная, кровавая. Проникли на землю злодеи, иные существа из адской бездны, из черных планет, и набросились они, и плевали своей кислотной сущностью на этот прекрасный народ, желая уничтожить, испепелить, превратить в рабов. И вздрагивала земля от ядерных бомбардировок с обеих сторон. Война эта унесла много жизней, и одного из братьев Всевладия и сына его единственного. Ты, девонька, Ладушке не напоминай об этом, до сих пор не зажила ее материнская боль.
Оленька предавалась воспоминаниям, поглядывая на спящую Ариадну.
Однажды бабушка просто исчезла, ушла в «Светлую Навь», так сказала мама и, инсценировала ее похороны. В памяти у Оленьки она осталась молодой, смешливой, всезнающей красавицей Красавой.
– Да, кстати, с этими «бандюками» надо что-то делать, – внезапно пришла в голову мысль, и на лбу появились сердитые морщинки. Но, ее уже разморило в тепле, и она поглядывала, не прилечь ли ей рядышком с мамой.
Со стороны лежанки послышался глубокий вдох. Оленька сбросила дрёму, и стала ждать. Возвращение всегда было тяжелым, она знала это по своему опыту. И вот, наконец, блеснула зелень глаз и слабая, приветствующая улыбка.
– Мамочка, как ты? – помогая приподняться, спросила дочь.
– Все хорошо, все в порядке, не волнуйся.
– Мама, а я, а меня…
– Шшшшш, я все знаю, родная, все видела, ножку обработала?
– Да…А как же…
– Не переживай, у нас еще есть время, все сделаем, как надо. Дай-ка мне мои капли, пожалуйста.
Оленька поспешила за пузырьком, налила полстакана водички, да так и застыла посередине комнаты.
Дверь затрещала под напором какой-то невиданной силы, запорный крючок запрыгал, выдрался вместе со скобами, и в открывшийся проем втиснулся тот самый воин с мечом, переступил порог, выпрямился, его шлем цеплялся за потолок. Оленька завизжала, уронивши стакан и пузырек, и мгновенно оказалась у мамы за спиной.
– А вот и Ванюша наш, явился, – ласковым шепотом, произнесла Ариадна. Ну, здравствуй, зятёк.
«Зятёк» с трудом повернул голову в их сторону, но, похоже, он ничего не видел, попытался что-то произнести, но как стоял, так и грохнулся на пол, наделав такого шума, что Оленька заткнула уши.
***
– Мам, он что-то говорит…И нос воротит, что не так?– пытаясь накормить с ложечки раненого, спрашивала Оленька.
– Все так, рисовая каша ему сейчас в самый раз, а нос воротит от тебя. Ты опять мылом из лавки мылась?
– Ну, да, цветочным.
– Резкий запах для него, непривычный, бери мое мыло, а этим больше не пользуйся.
– Мам, а как ты его понимаешь? Тарабарщина какая-то.
– Поживи с мое, и ты знать будешь.
– Мам, а почему ты его Ванюшей назвала, его, что и правда так зовут?
– Когда это?
– Ну, когда он нам двери выбил.
– Не помню, показалось тебе.
Оленька аккуратно сняла полотенце с шеи больного, вытерла ему подбородок и ушла мыть тарелку.
– Мааам, посмотри, у него губы в шишечках, не воспаление ли?– гордо посаженную голову на крепкой шее, широкие плечи, соответственно грудь, пресс твердый как камень, все это она, конечно, отметила, но про себя.
У Ариадны в руках споро мелькали спицы. Вздохнув, она встала вместе с вязанием, не обращая внимания на клубок, который покатился по полу. Подошла к кровати, приложила свитер. Примерила по плечам.
– Нет, не воспаление, это у него губы такие, девушкам наверняка нравятся, а тебе?
Оленька возмущенно дернула головой, возвращая клубок на место.
– Я беспокоюсь о его здоровье, все смотрю на него, смотрю, ну, абсолютно непроницаемый, ни единой эмоции, все, что ли азиаты такие, даже на раны свои не реагирует.
– Да? И где это ты их увидела?
– Мам, перестань, я сама пули извлекала, вот это меня и смущает, может в больницу его, а?
– Пули… Какие пули?
– Вот эти самые, – она потрясла жестяной коробочкой, в которой точно перекатывалось что-то металлическое.
– Ну, пули может и есть, а ранений нет. Можешь снимать повязку.
– Что? Уже затянулись? – она подошла к больному:
– Простите, я вас немного побеспокою, мне нужно осмотреть рану.
«Больной» таращился раскосыми глазами, на нее, на повязки, отворачивал голову, фыркал. Она сняла бинты с предплечья и удивленно уставилась на то место, откуда вчера еще извлекала пулю.
– Аааа, ты и так можешь?
– Могу, конечно, но нее до такой же степени, продолжая мелькать спицами, ухмыльнулась Арина. Ты, куда его пожитки упаковала?
– В мешок и в сенцы, ты же сама сказала…
– Пойди-ка проверь, на всякий случай.
Оленька вернулась с пустым мешком и с недоумением.
– Маам, а это вообще, кто? – спросила, указывая глазами на лежащего, под одеялом мужчину.
– Как кто? Человек, во плоти.
Оленька задумчиво расправляла и складывала мешок.
– А те, пятеро, мы, когда ими займемся?
– А ими уже занимаются.
– Кто? Где?
– Доктора, в «желтом доме».
– Как, они живы?
– Живехоньки. С головой, правда не дружат, а так, целы, голубчики и невредимы. Они, несчастные заблудились в лесу, и от страха, им привиделась монгольская конница, жестокая сеча, в которой кому голову отрубили, кому руку, а у кого-то меч до сих пор в груди торчит. Вот так-то. Наши леса, они особенные, нечего блукать, если тропок не знаешь.
– А этот, он… – опять показывая на уже спящего, и как оказалось здорового мужчину.
– Ван? Так ты его называешь…
– Это ты его так назвала! – раздражаясь, она повысила голос, – он, что тоже исчезнет?
– Может и я, назвала, а может и ты. Не исчезнет. Перемещённый он. А переместиться из другого пространства может только тело. Поэтому, ножичек его никому вреда не нанесет, да и пули наши, тоже его не возьмут, а все, что ты выковыривала, зашивала, обрабатывала антисЭптиком, – она произнесла это слово с легкой ноткой презрения, это был морок, для сохранности твоего же душевного здоровья. Ты же в «желтый дом» еще не собираешься? Нет? Ну, иди ко мне моя маленькая, бедная моя девочка, как твоя ножка? Не болит?
Уткнувшись в мамины колени, Оленька не знала, плакать ей или смеяться.
– Мам, а пули?
– Пули настоящие, просто они застряли в доспехах, а я их вытащила, кстати, в отхожее место пойдешь, туда их и отправь, от греха.
