скачать книгу бесплатно
Благодарность зверя
Владимир Владимирович Несяев
В книге публикуются услышанные автором таежные байки и рассказы, а также некоторые реальные истории, непосредственным участником которых довелось быть самому автору.
АМЕРИКА, НУ ТЫ ДАЕШЬ…
На заимку к Максиму Павловичу приезжали далеко не последние люди-охота с рыбалкой у него на любой вкус что зимой, что летом, опять же ягод и грибов в этой таежной глухомани прорва. Заранее звонили из города, сообщали, когда и сколько человек наведается, кто они и откуда, чего желают. Чтоб, стало быть, приготовился и принял, как полагается.
Прорву разных больших начальников и "крутых" ребят потаскал он по долинам и взгорьям, и еще никто не остался в обиде на крепкого духом и телом пенсионера, бывшего егеря, за напрасно потраченное время. К нему даже иностранцев привозили, и те воочию убеждались, каково промышлять дичь в первозданной дремучести сибирской тайги.
И на сей раз Палыч тоже встречал зарубежного гостя в сопровождении переводчика и нескольких приятелей, знакомых ему по прежним сафари. Причем, встречал не кого-нибудь, а самого настоящего американца.
Бывалого охотника сразу заинтересовал седой высокий мужик, отрекомендовавшийся через переводчика никем иным, как контр-адмиралом в отставке седьмого флота США. Заинтересовал даже не столько сам "правдашный" адмирал, сколько его оружие: винчестер восьмого калибра. Судя по всему, подарочный, эксклюзивный экземпляр.
– Этакой пушкой можно слона одним выстрелом завалить, – с некоторой профессиональной завистью усмехнулся Палыч, посмотрев на вооружение янки. Адмиралу перевели, и он самодовольно закивал в ответ, любовно похлопывая ладонью по прикладу:
– О, биг хантер, биг бир, тушут, окей.
– Он желает, – пояснил переводчик, – участвовать в большой охоте, чтобы подстрелить огромного медведя, за тем сюда и прибыл.
– С таким стволом добыть зверя без проблем, – согласился
Палыч, – косолапых нынче кругом полно, все отъевшиеся, от избыточного жира добродушные. Человека не пугаются, близко подпускают.
В тайгу выехали с утра и лишь к обеду по холмистому бездорожью добрались до заимки, представлявшей собой крохотную бревенчатую избенку с низкой дверцей и единственным крохотным оконцем. Внутренний интерьер составляли полати из соснового вершинника, да прогоревшая насквозь местами железная печурка.
Американец, едва вошел, деловито бросил на полати рюкзак, развязал его, достал патроны и принялся сноровисто заряжать свой винчестер.
"Опытный, видать, с ним хлопот не будет", – подумал Палыч, а вслух произнес:
– Переведите сэру, пускай малость в избушке посидит, передохнет с дороги, а я к лабазу схожу за топором и прочим инвентарем, тут недалеко.
Палыч двинул по едва заметной тропке, и как-то так вышло, что за ним, непринужденно болтая о том да о сем, потянулись остальные. Кроме адмирала, который, потрясая оружием, дал ясно понять: он остается, поскольку ему сам черт не брат.
Отошли от заимки на сотню-другую метров, как переводчик испуганно вскрикнул, показывая дрожащей рукой на ближний косогор. По травянистому гребню неторопливо шествовала крупная медведица с двумя детенышами, забавно семенившими по сторонам.
– Нынешний приплод, зимний. Мелкота, – бросив мимолетный взгляд на зверей, проговорил на ходу Палыч, – хотя конечно, самка с детями, это опасно, еслиф ружьишко дома забудешь.
– Посмотрите, куда они направляются! Точно к нашей заимке. А там адмирал, – всполошился было переводчик, но Палыч, снисходительно усмехнувшись, успокоил:
– Да не переживайте вы за своего сэра, ни хрена с ним
не сделается. Он своей пушкой, случись чего, от танка отобъется.
И верно, едва повернули от лабаза обратно, как со стороны заимки гулко затрещали выстрелы. Один, другой, третий, четвертый, пятый…
– Живой наш американец, – заключил Палыч и прибавил шагу, – а возможно даже и с трофеем. Пошли быстрей, поглядим.
Минут через пять минут все осторожно приблизились к избушке, опасливо поглядывая по сторонам. О каком-либо присутствии косолапых ничего не свидетельствовало. Если не считать кучек свежего медвежьего помета, которого здесь прежде не наблюдалось.
– Гляди, как мишек-то напугал, – по примятостям на траве определил опытный Пылыч, – со страху, видно, обо…лись да в тайгу рванули что есть мочи. Интересно, где сам мореход?
Палыч приоткрыл было дверь, но тут же отпрянул назад, прошипев переводчику:
– Скажи своему придурку, чтобы убрал ружье, а то срельнет, не ровен час. Вдруг у него еще заряд остался?
Переводчик, впрочем, уже сообразил, что делать, и прокричал несколько слов по английски.
Когда все, толкая друг друга, ввалились вовнутрь, то увидели такую картину: адмирал, мелко трясясь всем телом, стоял на полатях, неуклюже уперевшись головой в потолок и, затравленно озираясь по сторонам, водил стволом винчестера вокруг себя.
– Бир, бир, – беспрестанно повторял он одно слово побелевшими губами. Мотня штанов у американца была мокрой, и с нее еще продолжало капать вниз. И все вдруг почувствовали терпкий тяжелый дух, наполнивший избушку.
– Господи, да ведь он того. Обклался, сердешный, – первым догадался Палыч и зычно загоготал: – Во, дает америка. Многое повидал, но чтобы такое…
– Вы бы лучше показали, где у вас тут вода, – неожиданно обиделся за адмирала переводчик, человеку помыться требуется, белье сменить.
– Может, мне самому его обиходить?, – вскинулся Палыч, – дипломатничаешь тут, а ты погляди, как он стены и крышу изрешетил! Видно, палил куда придется, как мишек в окошко узрел. А с печуркой что сотворил? Напрочь трубу срезал, охотничек хренов. Твой американец трусом и балбесом оказался.
– Ладно, чего там, – успокоившись, уже миролюбиво закончил
Палыч, – я на вашего флотоводца не в обиде, гость как-никак. Это ему не по своим национальным паркам шастать, где дорожки асфальтированы, на каждом шагу биосартиры, и зверье конфетками закормлено. Здесь, братцы мои, дичь настоящая, природная. А ручей, коли интересуетесь, позади избы течет, шагах в десяти…
Американец как-будто понял, о чем они говорят, вдруг замотал головой, еще крепче прижал винчестер к груди и торопливо залопотал по своему.
– Чего это он? – удивился Палыч.
– Боится выходить наружу, – стыдливо потупился переводчик, – воды просит сюда принести, а потом желает назад, в деревню ехать.
– Наохотился уже, значит, – разочарованно вздохнул Палыч, – вечная морока с этими иноср… то есть, я хотел сказать, иностранцами. Сидели бы себе в небоскребах, так нет, на экзотику тянет, словно мух на дерьмо. Передай своему американцу, пускай смело идет мыться, я его сам охранять буду. Со мной точно в штаны не накладет…
ЖАЖДА ЖИЗНИ
«Как пить дать, заколют, – смятенно похрюкивал Борька, норовя в свинарнике затесаться промеж соплеменников, – и не кого – нибудь, а именно меня».
Борька настороженно посматривал из – под белесых поросячьих бровей на грядущих душегубцев: своего хозяина – кормильца Василия и соседа дядю Павла. Нарочито не глядя в сторону свинарника, мужики вострили на завалинке ножи, источая вокруг себя ядреный свежак самогонного перегара. Переговариваясь вполголоса, они не раз упоминали Борькину кличку. Этого было достаточно, чтобы зашедшееся у боровка сердце дробно отдалось в копытца.
Борька и сам не помнил, с какого момента стал разбирать человеческую речь. А только однажды случайно подслушал, как Василий вразумлял дочку Риту:
– Хрюшек сытно кормить надо. Чтобы вес хорошо набирали, чтоб сальце толщиною с мою ладонь было. Кто быстрее поправится, того и на переделку пустим. Главное, не тревожить свинок попусту, не гонять почем зря. У нас не Англия, мы к бекону непривычны.
– Пап, а что такое бекон?
– Так, ерунда. Не поймешь, то – ли сало с мясом, то – ли наоборот. Это когда свинья жилистая да худая, как собака бездомная.
И Борька смекнул: чтобы продлить свой короткий поросячий век, полнеть не следует ни под каким видом. Жадно сглатывая слюну, он при всяком удобном случае старался отворотить рыло от кормушки, носился по загону как угорелый и вообще вел себя неподобающим для хавроний образом. И, видимо, переборщил. Супруга Василия как – то обронила недовольно:
– Борьку – то чего зазря держать, смотри, какой тощий и психованный какой-то. Не болен ли чем? С него закол и начнем.
Это был смертный приговор, и сегодня его приведут в исполнение. Борька наблюдал, как Василий, взяв в одну руку нож, другой махнул Павлу: давай, мол, приступим, ты заходи оттуда, я отсюда, возьмем боровка в клещи, прижмем к стенке и…
Мужики молча протиснулись в распахнутую дверь сарая.
«Ну, уж, дудки, – мелькнуло в Борькиной щетинистой голове, – так я вам и дался за здорово живешь».
Боровок, пронзительно взвизгнув, сбил Павла с ног и выскочил на свежий воздух, принявшись бешено носиться вдоль изгороди.
– Вот где зараза верткая! – крикнул в сердцах Василий, – Паша, чего смотришь, давай загоняй его обратно!
С полчаса бегали за Борькой мужики, упрели, весь хмель выветрили. Поросенок, наконец, юркнул назад в темный проем. Дверь за ним тут же захлопнули, подперли колом и только тогда облегченно перевели дух.
– Теперь никуда не денется, – судорожно вымолвил Василий, – пускай остынет, успокоится, а мы пока перекурим.
– У тебя сзади под стайкой дыра, оттуда не выскочит? – усомнился Павел.
– Ты что, сквозь нее даже мой куцый кобель, погнавшийся как – то за крысой, протиснуться не смог, а тут боров.
Только он это сказал, как за сараем раздался визгливый, с утробным подхрюкиванием, рев, бревенчатое строение, качнувшись, дрогнуло и из – за угла появился…Борька.
Мужики изумленно раскрыли рты, а боров, зыркнув на них крохотными злобными глазками, вдруг присел, замер на мгновение и, словно разбегающийся олимпиец, рванул к забору. Перед высоким, метра в полтора, препятствием, подпрыгнул и… вмиг оказался наверху. Затем, тяжко перевалившись, плюхнулся с противоположной стороны, прямо в уличную пыль.
– За ним! – заорал Василий, и мужики кинулись к воротам.
Борька тем временем стремглав несся по дороге в направлении реки. Она в этих местах, надо заметить, была широкой, метров триста, с быстрым течением, и берег со стороны деревни крутой, обрывистый.
– Там и поймаем, – хрипло дышал на бегу Василий, – никуда не денется, оглоед.
Но не тут – то было. Стоящий спиною к воде поросенок, едва завидев погоню, внезапно развернулся на месте, подпрыгнул и… бросился в пучину.
Подбежавшие мужики ошарашено смотрели, как Борька, сносимый потоком, торпедой стремился к другому берегу, все больше уменьшаясь в размерах. Вот уж еле видна его ушастая голова с поднятым над водой рылом, а вскоре и она исчезла.
– Утонул, наверное, – устало предположил Василий, – так ему, сволочи, и надо. Пошли домой…
– Погоди! – встрепенулся сосед, – глянь вон туда.
На противоположном, положистом, усыпанном мелким галечником берегу, показался Борька. Вылез из воды, по – собачьи отряхнулся, постоял с минуту, будто переводя дыхание. Затем медленно затрусил к темнеющему вдали леску.
– Пропадет ведь почем зря, – рукавом вытер потное лицо Василий, – моргнуть не успеет, как зверье дикое слопает.
– Однако ж не мы, вот что главное, – многозначительно изрек напарник, – жажда жизни, сам понимаешь…
БЛАГОДАРНОСТЬ ЗВЕРЯ
Бабушку Марьяну мучила бессонница. Кряхтливо сползла с кровати и, наскоро одевшись впотьмах, выбралась на крыльцо – подышать морозной свежестью, успокоить тревожно стукотнувшее старческое сердце.
Было далеко за полночь, деревня давно погасила огни, но отчего – то не стихла.
«Собаки», – не сразу догадалась Марьяна.
И верно, псы в дальних и ближних дворах по неясной причине бесновались, завывая на разные голоса.
«Чего им надо, окаянным, луны вроде нет, еще с вечера затучило», – подумала старушка недовольно.
Своего тявкающего сторожа бабушка не имела, хотя проживала у самой околицы возле леса – ее шебутной кобеляшка с полгода как виртуозно вывернулся из ошейника и утек следом за протрусившей мимо избушки сучкой. Марьяна не о потере жалела – о том, что не осталось рядом ни единого живого существа и оттого, наверное, беспокоится ночами ее усталая душа.
Внезапно в углу двора, возле поленницы, что – то завозилось и, как показалось Марьяне, завздыхало и заскулило.
– Ты что ль вернулся, Пилот? – крикнула она в темень, – нагулялся, шалапут.
Бабушка осторожно спустилась с крылечка и двинулась на звук.
– Поди -ка, милок, сюда, я тебе холочку потреплю…
Нагнувшись, ткнула наугад рукой в теплую шерсть и принялась ласково ощупывать мелко дрожащее тело.
– Нет, не Пилот. Этот гораздо крупнее, мосластей. Значит, случайно приблудился – в ограде дырок полно, вот и пролез. Ничего, касатик, если хозяева твои не сыщутся, у меня жить станешь. Давай хомуток наденем и к цепочке будем привыкать.
Неизвестный пес, еле слышно урча, позволил Марьяне прицепить ошейник и затих у забора. Бабушка сходила в дом, наскоро собрала в чашку съестного, вынесла во двор. Собака жадно накинулась на пищу.
– Ишь, оголодал – то как. Ну да ладно, не скучай тут, я досыпать пошла…
Часов до десяти утра Марьяна во двор не выходила-смотрела, ленясь, телевизор. Отвлеклась лишь, когда кто – то забарабанил во входную дверь. Откинув крючок, увидела на пороге соседа Василия, промышлявшего охотою и тем кормившего семью.
– Ну, ты даешь, Филипповна, покрутил Вася пальцем у виска. Выдь, полюбуйся, кого ты на привязь усадила.
– Как это, кого? Собаку. Ночью забрела, понимаешь…
– Какую к лешему собаку, это же самый настоящий волк!
– Да что ты, господь с тобой! Ну – ка, пойдем, поглядим…
Зверь неподвижно лежал у забора, но как только увидел направлявшихся к нему людей, вскочил, вздыбил крутой загривок и злобно заворчал, уставившись желтыми глазами на Василия. Словно почувствовал в нем исконного заклятого врага.
– Сколько я их за свою жизнь перестрелял, – говорил меж тем Василий, – так что песью породу от волчьей как – нибудь отличу. А ночью, помнишь, собаки выли? И сейчас еще беспокоятся. Это все из – за него. Матерый самец, только уж сильно худющий. Может, больной, или подранок. Но все равно интересно, как это он тебе, Филипповна, в руки дался?
– Сама не ведаю, – пожала плечами Марьяна, – и чего мне теперь с ним делать?
– Пристрелить, чего ж еще. Погоди, сейчас за ружьем сбегаю, мужиков в помощь покличу…
Василий исчез за воротами, а Марьяна осталась стоять, глядя на волка. Сейчас он смотрел только на бабушку и, как ей показалось, смотрел так, будто знал, о чем они говорили с Василием, и какая участь его ожидает.
И Марьяна решилась. Медленно приблизилась к зверю
и, опасливо потянув за ошейник, ласково прошептала:
– Сейчас я тебя освобожу, а ты быстренько к лесу беги, не иешкай.
Волк покорно дал себя отвязать, зачем – то крутнулся на одном месте и… неожиданно лизнул Марьянину руку. Затем стремительно кинулся к тому месту в заборе, откуда, видимо, пришел. И был таков…
Прошла неделя, минула другая, Марьяна о своем ночном приключении с волком уже почти не вспоминала. Тем более, что деревенские, несколько дней обсуждавшие этот случай на все лады, тоже постепенно отсудачились и успокоились.