скачать книгу бесплатно
Харри пожал плечами.
– Подводная лодка… – начал он, но не договорил, закашлялся.
– Подводная лодка?
– Она так сказала. Я как подводная лодка. Погружаюсь туда, где темно, холодно и невозможно дышать, а на поверхность всплываю раз в два месяца. Она не хочет нырять со мной туда. Вполне логично.
– Ты по-прежнему ее любишь?
Харри не был уверен, что ему по душе оборот, какой принял разговор. Он глубоко вздохнул. В голове прокручивалась последняя стычка с Ракелью. Его собственный голос, тихий, как обычно, когда он сердился или боялся: «Подводная лодка?»
И голос Ракели: «Знаю, сравнение не самое удачное, но ты понимаешь…»
Харри вскидывает руки: «Нет, почему же. Блестящий образ. А этот твой… врач? Он кто – авианосец?»
Она, с досадой: «Он тут совершенно ни при чем, Харри. Речь о нас с тобой, о нас двоих. И об Олеге».
«Будь добра, не прикрывайся Олегом».
«Не прикрывайся…»
«Ты используешь его как заложника, Ракель…»
«Я? Использую его как заложника? Я похитила Олега? Я приставила ему к виску пистолет, когда тебе позарез надо было удовлетворить свою жажду мести?»
Жилы у нее на шее напрягаются, она кричит, голос становится чужим, противным, голосовые связки не выдерживают такой ярости. Харри уходит, тихо, почти бесшумно закрывает за собой дверь.
Он повернулся к Астрид:
– Да, я ее люблю. Ты любишь своего мужа-врача?
– Да.
– Тогда почему?
– Он меня не любит.
– Гм. Значит, ты мстишь ему.
Она посмотрела на него с удивлением:
– Нет. Просто я одинока. А ты мне нравишься. Наверно, причины те же, что и у тебя. Ты бы предпочел что-нибудь более сложное?
Харри рассмеялся:
– Нет-нет. Все хорошо.
– Как ты его убил?
– Кого?
– Их много? Похитителя.
– Это не важно.
– Может, и не важно, но я хотела бы услышать… – Она положила ладонь ему между ног, прижалась, прошептала: – Подробности.
– Ни к чему это.
– Ошибаешься.
– Ладно, но мне не нравится…
– Да брось ты! – раздраженно воскликнула она, резко стиснув его член. Харри взглянул на нее. Голубые глаза жестко блеснули в темноте. Она поспешила улыбнуться и медовым голосом добавила: – Ну пожалуйста.
Мороз за окном спальни крепчал, кровли района Бишлет потрескивали и звенели, меж тем как Харри рассказывал подробности, чувствуя, как она сначала оцепенела, потом убрала руку и наконец сказала: «Хватит».
После ее ухода Харри постоял в спальне, прислушиваясь к потрескиванию. И к тиканью.
Потом наклонился поднять пиджак, брошенный на пол вместе с остальной одеждой, когда оба, охваченные страстью, стремительно ворвались в спальню. И в кармане нашел источник. Прощальный подарок Бьярне Мёллера. Стекло часов поблескивало.
Он сунул их в ящик ночного столика, но тиканье преследовало его на всем пути в страну снов.
Белым гостиничным полотенцем он стер с оружейных деталей лишнюю смазку.
Движение за окном проникало внутрь как ровный гул, заглушая в углу маленький телевизор, у которого было всего три канала с зернистым изображением, видимо норвежские. Девушка-портье забрала у него пиджак и обещала, что его почистят к завтрашнему утру. Он разложил детали на газете, одну возле другой. Когда все они просохли, он собрал пистолет, прицелился в зеркало и нажал на спуск. Механизм сработал мягко, он почувствовал, как движение стали передается по руке и плечу. Сухой щелчок, в обойме пусто. Мнимая казнь.
Так они пытались расколоть Бобо.
В ноябре 91-го, после трех месяцев осады и бомбежек, Вуковар наконец капитулировал. Лил дождь, когда сербы вошли в город. Вместе с остатками подразделения Бобо – примерно восемью десятками смертельно усталых, изголодавшихся хорватских военнопленных – он стоял в строю перед развалинами, там, где когда-то была центральная улица. Сербы приказали им стать по стойке «смирно», а сами укрылись в теплых палатках. Дождь поливал как из ведра, вспенивая глину. Через два часа люди начали падать. Лейтенант из подразделения Бобо вышел из строя, хотел помочь одному из упавших, и сербский рядовой, совсем мальчишка, вышел из палатки и выстрелил лейтенанту в живот. После никто уже не двигался с места, все смотрели на потоки дождя, затуманившие окрестные холмы, и надеялись, что лейтенант скоро перестанет кричать. Сам он заплакал, но тотчас услыхал за спиной голос Бобо: «Не реви». И он замолк.
Под вечер, уже в сумерках, подъехал открытый джип. Сербы высыпали из палаток, взяли на караул. Он понял, что мужчина на пассажирском сиденье не иначе как командир, «кремень с мягким голосом» – так его называли. На заднем сиденье джипа, опустив голову, сидел какой-то штатский. Джип остановился прямо перед строем пленных, и он, поскольку стоял в первом ряду, услышал, как командир предложил штатскому взглянуть на пленных. Как только тот нехотя поднял голову, он сразу его узнал. Местный, из Вуковара, отец мальчика из их школы. Взгляд этого человека скользнул по строю, дошел до него, но без тени узнавания скользнул дальше. Командир вздохнул, встал в джипе и отнюдь не мягким голосом крикнул: «Кто из вас проходит под кодовым именем Маленький Спаситель?»
В строю никто не пошевелился.
«Не смеешь выйти вперед, Mali spasitelj? Взорвал двенадцать наших танков, оставил наших женщин вдовами, а сербских детей сиротами!»
Он ждал.
«Ну-ну. А кто из вас Бобо?»
И на сей раз никто не пошевелился.
Командир посмотрел на штатского, который дрожащим пальцем указал на Бобо, стоявшего во второй шеренге.
«Подойди сюда».
Бобо подошел к джипу и шоферу, стоявшему подле машины. Когда Бобо стал по стойке «смирно» и козырнул, шофер сбил с него фуражку, прямо в грязь.
«Как мы поняли из радиопереговоров, Маленький Спаситель находится под твоей командой, – сказал комендант. – Будь добр, покажи его мне».
«Никогда не слыхал ни о каком спасителе», – ответил Бобо.
Командир ударил его рукоятью пистолета. Струя крови потекла у Бобо из носа.
«Быстро! Не хочу торчать под дождем, к тому же меня ждет обед».
«Я Бобо, капитан хорватской ар…»
Командир кивнул шоферу, тот за волосы запрокинул Бобо голову, так что ливень смыл кровь, стекавшую изо рта и носа на красную шейную косынку.
«Болван! – сказал командир. – Нет никакой хорватской армии, есть только изменники! Выбирай: либо мы расстреляем тебя прямо здесь и сейчас, либо ты покуда избавишь нас от этого. Мы ведь все равно найдем его».
«А ты все равно нас расстреляешь», – простонал Бобо.
«Конечно».
«Почему?»
Командир передернул затвор пистолета. С рукояти капали дождевые капли. Он приставил дуло к виску Бобо: «Потому что я сербский офицер. А мужчина должен уважать свою работу. Ты готов умереть?»
Бобо зажмурился, на ресницах висели капли дождя.
«Где Маленький Спаситель? Считаю до трех, потом стреляю. Раз…»
«Я Бобо…»
«Два!»
«…капитан хорватской армии, я…»
«Три!»
Даже в громком шуме дождя сухой щелчок прозвучал оглушительно.
«Извини, забыл вставить обойму», – сказал серб.
Шофер подал ему обойму. Он вставил ее в рукоять, дослал патрон и снова прицелился.
«Последний шанс! Один!»
«Я… мое подразделение…»
«Два!»
«…первый пехотный батальон…»
«Три!»
Снова сухой щелчок. Вуковарец в джипе всхлипнул.
«Вот черт! Пустая обойма. Что, попробуем еще разок, с хорошими боевыми патронами?»
Он вынул обойму, вставил новую, передернул затвор.
«Где Маленький Спаситель? Раз!»
Бобо пробормотал: «Oce na?… Отче наш…»
«Два!»
Небеса разверзлись, дождь лил стеной, словно в отчаянной попытке остановить происходящее среди людей, и, глядя на Бобо, он не выдержал, открыл рот, хотел крикнуть, что Маленький Спаситель – это он, он им нужен, а не Бобо, он один, пусть берут его. Но в этот миг взгляд Бобо скользнул по нему и ушел в сторону, и в его глазах он прочел яростный приказ, увидел, как Бобо помотал головой. Потом Бобо вздрогнул, пуля пробила соединение души и тела, взгляд его погас, стал безжизнен и пуст.
В эту минуту подбежал молоденький серб, тот, что ранил лейтенанта.
«Перестрелка у больницы!» – выпалил он.
Командир выругался, сделал знак шоферу. Секунду спустя мотор взревел, и джип исчез в сумраке. Он мог бы сказать сербам, что у них нет причин для беспокойства. В больнице нет хорватов, которые могли бы стрелять. Они безоружны.
Бобо остался лежать лицом в грязной черной жиже. Когда совсем стемнело и сербы из палатки не могли никого увидеть, он вышел из строя, наклонился к убитому капитану, развязал узел красной косынки и взял ее себе.
Глава 8
Среда, 16 декабря. Ужин
Восемь утра, 16 декабря, день, которому суждено стать самым холодным за двадцать четыре года, еще тонул в ночном мраке. Харри вышел из Полицейского управления, забрав у Герд под расписку ключ от квартиры Тома Волера. Шагал, подняв воротник пальто, а когда кашлял, звук словно уходил в вату, как будто воздух от холода загустел, стал тяжелым.
Утренний час пик, люди шаркали по тротуарам, спешили поскорей очутиться в помещении, но Харри шел размеренным широким шагом, слегка пружиня в коленях, на случай если резиновые подошвы мартенсов вдруг поедут по льду.
Когда он вошел в расположенную в центре холостяцкую квартиру Тома Волера, небо за холмами Экеберга посветлело. После смерти Волера квартира не одну неделю была опечатана, однако обыск не дал ни малейшей зацепки, которая привела бы к возможным соучастникам в контрабанде оружия. Во всяком случае, так сказал начальник уголовной полиции, когда информировал о том, что это дело не первоочередное по причине «других неотложных следственных задач».
Харри зажег свет в гостиной и снова отметил совершенно особенную тишину в жилище покойного. На стене перед диваном из блестящей черной кожи висел изысканный плазменный телевизор с большими, примерно в метр высотой, динамиками по обе стороны, которые явно были частью стереосистемы. Несколько картин с синими кубическими монстрами, Ракель называла их линейно-циркульным искусством.
Он прошел в спальню. Серый свет сочился в окно. Все прибрано. На письменном столе – монитор. Но системного блока нет. Наверно, забрали на проверку. Однако среди улик в Полицейском управлении он его не видел. Самого Харри от этого дела отстранили. Официально потому, что из-за гибели Волера он находился под следствием отдела внутренней безопасности. Но его не оставляло ощущение, что кому-то из коллег совсем не выгодно, так сказать, переворачивать все камни.
Собираясь выйти из спальни, Харри вдруг что-то услышал.
В квартире уже не было мертвой тишины.
Далекое тиканье щекотало кожу, заставляло волоски на руках стать дыбом. Звук шел из платяного шкафа. Он помедлил. Потом открыл дверцу. Прямо за нею стояла открытая коробка, и он тотчас узнал куртку, которая в ту ночь была на Томе Волере. А поверх куртки лежали и тикали наручные часы. Тикали точно так же, как тогда, когда Том Волер просунул руку в дверное оконце лифта, к ним, а лифт поехал и отрубил ему руку. После они сидели в лифте, на полу между ними лежала эта рука, восковая, мертвая, словно оторванная от манекена, только с пустяковым отличием – при часах. И часы эти тикали, не желали останавливаться, жили, как в той истории, которую отец читал ему в детстве, о бьющемся сердце убитого: оно неумолчно стучало и в конце концов довело убийцу до безумия.
Отчетливое тиканье, энергичное, настойчивое. Из тех, что запоминаются. Часы «Ролекс». Тяжелые и наверняка жутко дорогие.
Харри захлопнул шкаф. Гулко топая, прошел к выходу. Загремел ключами, запирая дверь, и лихорадочно напевал, пока не очутился на улице, где благословенный транспорт заглушил все.
В три часа длинные тени уже падали на дом № 4 по Коммандёр-Т. И. Эгримс-плас, и в окнах штаб-квартиры Армии спасения загорались лампы. В пять совсем стемнело, ртуть в термометрах опустилась ниже минус пятнадцати. Редкие заблудшие снежинки ложились на крышу смешного автомобильчика, в котором ждала Мартина Экхофф.
– Ну выходи же, папа, – бормотала она, опасливо поглядывая на шкалу аккумулятора.
