скачать книгу бесплатно
А может, это просто мираж… Моя исповедь
Наталия Валерьевна Гулькина
Современная биография
Привычная спокойная жизнь обычной девушки изменилась в одночасье, когда, случайно попав на прослушивание, она была принята солисткой в группу «Мираж», которая появилась в конце 1980 годов. Начались бесконечные гастроли, многочасовые концерты. Пришла популярность. Исполняемые Гулькиной песни были хитами. Но однажды ей пришлось уйти из группы, чтобы пойти своей дорогой. И на эстраде появилась организованная ею группа «Звезды». И снова судьба делает поворот: Наталия совместно с Маргаритой Суханкиной создает дуэт, и они вновь исполняют песни «Миража». Обо всех перипетиях своей жизни, о гастролях, некоторые из которых могли закончиться трагически, о своей семье рассказывает эта книга.
Гулькина Наталия
А может, это просто мираж… Моя исповедь
За окном то Хабаровск, то Нальчик,
Питер, Тула, Уфа и Казань.
Что же всё для меня это значит?
Может, Бог так меня наказал?
Он по венам пустил эту сладость,
Ностальгию дорог и огней.
И я чувствую сильную слабость
И безумно скучаю по ней.
Что гастроли – наркотик пьянящий,
Рокот зала, кулисы, огни,
Шепот, в гул плавно переходящий,
Как признание в вечной любви!
Сцена – вот оно настоящее!
Здесь гармония всюду царит,
Да и зрителя тем же манящая,
Она с ним о любви говорит.
Отказаться от этого сложно.
Нет и нет! Ни за что! Никогда!
Разлюбить это всё невозможно,
Завязала нас в узел судьба.
© Денис Осокин, текст
© ООО «Издательство АСТ», 2019
От автора
Давно хотела рассказать всем эту запутанную, но не лишенную сюжета для хорошего фильма историю длиною в целую жизнь!
А началась она, по сути, в далекие 80-е, точнее в 1986 году – году осуществления моей мечты, начала моей творческой жизни.
Это было время, когда девушки ревновали своих парней к той, которая пела, как им казалось, неподражаемым голосом. Парни восхищались и боготворили ее, закручивая кассеты до дыр на простеньких магнитофонах. Огромная страна дружно отплясывала на днях рождения, свадьбах, проводах в армию, на стадионах, на дискотеках, которые только начинали входить в моду, под песни молоденькой блондинки Наташи Гулькиной, которая, скажу я вам, и сама не понимала всей значимости своего вклада как в историю советской поп-музыки, так и просто в историю – свою и миллионов других, таких же молодых парней и девчонок…
Прошли годы, а я по-прежнему молодая, энергичная, темпераментная, жизнелюбивая девчонка. И когда мне задают вопрос: «А на сколько лет вы себя ощущаете?», я вхожу в ступор – не понимаю вопроса! Пусть смеются те, кто тоже меня не понимает, но я ощущаю себя лет на 30, ну в крайнем случае на 35!!! И как же трудно сопоставлять свое внутреннее состояние с тем, что написано у меня в паспорте! Я решительно отказываюсь это принимать!
Что касается книги, я много лет назад уже планировала ее начать писать и даже как-то начала со своего незабываемого, яркого детства, которое тогда мне казалось скучным: дни тянулись бесконечно, я не знала, куда себя деть, хоть и ходила на разные кружки, пела в хоре, каталась на лыжах, коньках, санках, велосипеде. Все равно время тянулось очень медленно, и мне очень хотелось побыстрее вырасти, чтоб надевать мамины платья и каблуки, ложиться спать не по воле родителей, а когда душа пожелает.
Сейчас, вспоминая это, я понимаю, каким же счастливым и веселым, а главное беззаботным было мое детство.
Не всякий может представить себе, что его жизнь ему не принадлежит. Он наблюдает ее как бы со стороны, сидя у окна самолета или попивая горячий чай в гремящем подстаканнике в поездах разных направлений. Автомобили, автобусы, корабли, сотни тысяч километров по всей России, вдоль и поперек. За рубежом – чуть меньше, но тоже есть о чем вспомнить. Всегда жалела, что не купила в 1986 году карту и не повесила ее на стене вместо ковра, чтобы отмечать звездочками места моего пребывания! Эх, жаль!!! Но тем не менее это и есть моя жизнь и жизнь многих моих коллег, вынужденных зарабатывать концертной деятельностью, так как от продажи дисков в нашей стране этого сделать нельзя. Вот так и вынуждены мотаться по городам и весям, кормить клопов в гостиницах, рисковать каждый раз жизнью, садясь в самолет, и молиться о том, чтобы долететь, чтоб вновь увидеть свою семью, ради которой, собственно, ты и обрек себя на такую жизнь…
А где-то есть жизнь другая, и людей, живущих этой другой жизнью, значительно больше. Я говорю о тех, кто ходит на концерты звезд, на театральные премьеры, ездит в Куршавель и Альпы, на побережье Майами или в Арабские Эмираты. Есть люди, которые никуда не бегут, а живут спокойной размеренной жизнью: кто-то на даче сажает огород, кто-то планирует свой отпуск, путешествует и наслаждается, как кажется со стороны, жизнью, и таких немало. Мы же, артисты, напрямую зависим от концертов. И так же, как и многие, порой сидим без работы и, соответственно, без денег.
Одни вынуждены пахать, а другим падает с неба. Почему так? Где взять на это ответ? Как бы то ни было, есть все-таки одно, что объединяет нас всех, – мы спешим жить! В детстве мы хотим побыстрее вырасти, а когда вырастаем, то все время вынуждены бежать и торопиться… толкаться в пробках… материть друг друга из окна авто, сигналить другим, никому не уступая. Куда мы летим, куда спешим? Как будто завтра апокалипсис, конец света, и все нужно успеть именно сегодня!
А если это и так, да, конец света… и что же… Так тем более проживите свой последний день на земле в свое удовольствие. Улыбайтесь каждому, не срывайте свою злость ни на ком, не смотрите себе под ноги, откройтесь и откройте глаза, увидьте красоту вокруг. Вы обретете гармонию и просто станете в этот миг счастливыми!
Я хочу раствориться в вечерней заре,
Стать веселым, бушующим маем,
Я хочу побывать на Полярной звезде,
Но вы скажете: так не бывает!
Я хочу быть холодной водою морской
Или птицей, летящей не в стае,
И в дремучем бору я хочу быть сосной,
Но вы скажете: так не бывает!
Я хочу петь, как ветер поет в проводах,
Беззаботным щенком звонко лаять,
Даже чаем горячим побыть в поездах,
Но вы скажете: так не бывает!
Я хочу одного лишь, быть чуточку нужной,
Чтобы руки, как крылья, поднять,
Я помчусь через осень, по листьям, по лужам,
И прохожим я буду кричать:
Чтоб в глазах огонек не терял бы надежды,
Чтобы сердце стучало, как в наковальне,
Люди, скиньте с себя зла гнилые одежды.
Но в ответ лишь услышу я: так не бывает!
Что ж, давайте любить, несмотря на усталость,
Каждый день новый – Богу воздать,
И нести в мир добро, ну хотя бы лишь малость,
И хоть чуточку нужным стать!
Больше полувека за спиной. Но я почему-то чувствую себя одинокой и незащищенной, порой маленькой девочкой. Мне хочется забиться в угол и рыдать оттого, что не понимаю, как жить, как поступить в той или иной ситуации, каким путем пойти? Плыть по течению или идти напролом? Вроде и не одна, вроде и любима и люблю, но что-то не дает насладиться этим счастьем сполна, есть какая-то невидимая преграда… и сломать я ее пока не могу!
Возможно, виной этому мой возраст, который душой я не принимаю. Когда я слышу, как молодые девчонки и ребята смеются, подтрунивают, «прикалываются» и осуждают с высоты своей молодости других (тех, кто старше) и говорят даже про 30-летних «эта старуха, да куда она лезет», – то сначала мне становится страшно за себя, а потом просто смешно… Дураки! Когда-то в юности и я так думала. Они не знают, не понимают, как быстро пролетит их время, и вот уже им вслед тоже полетят насмешки, и они тоже будут чувствовать себя неловко…
Но пока молоды, мы об этом не задумываемся. Наша жизнь бежит по кругу, как стрелки часов, что у каждого из нас висят дома на стенах, на работе, в транспорте, тикают на запястье руки. Мы носим время с собой в кармане, на телефоне, но оно нам не то чтобы друг… скорее наоборот, оно к нам беспощадно, оно неумолимо забирает у нас самое дорогое: минуты, часы, годы… нашу жизнь!
И, наверное, именно по этой причине у меня появилось желание вспомнить все с самого начала и рассказать о себе, о том, как часто на разных этапах своей жизни мне приходилось все начинать с чистого листа!
Глава 1
Семья
Мои самые близкие люди
Я плохо помню свое раннее детство, и меня это всегда напрягало. Как же так? Почему другие люди все помнят в мельчайших деталях, а я, как говорится в известном фильме А. Серого, «тут помню, тут не помню».
Моя мама родилась в 1945 году в Москве, когда закончилась война. Мамина сестра тетя Наташа была деду не кровная дочь, он взял бабушку с четырехлетней девочкой на руках.
Павел Алексеевич Кульков, мой дед, был для меня отцом, потому что он меня воспитал. Бабушка была женщиной невероятной красоты, будто кинозвезда. А дед был молодой, смелый. Бабушка очень любила человека, от которого у нее был ребенок, она собиралась за него замуж, но свадьбу было не суждено сыграть, в 1941 году он погиб на войне.
Бабушка всю жизнь говорила мне: «Ты знаешь, я деда как бы и не любила, я все равно помнила и любила того единственного человека». А дед происходил из старой московской семьи, у них был свой дом. Вся его семья жила в Рублеве. Он привез мою бабушку с Наташенькой в Москву, где через год родилась моя мама Людмила.
Когда маму привезли из роддома, тете Наташе было пять лет. Бабушка мне рассказывала, что она Наташеньке сшила фартучек, там у нее лежали семечки, и вот Наташа подошла к Люсе и говорит: «Какая хорошая девочка! Хочешь семечку?» Взрослые не успели ничего сказать, как она уже засунула ее в рот новорожденной. Маму перевернули ногами кверху, вынули эту семечку, еще чуть-чуть – и она бы подавилась.
Мама родила меня в 19 лет. По рассказам мамы и бабушки Любы, выйдя замуж за моего отца Валеру, она из Москвы переехала жить к нему в подмосковный город Королев. Они жили в очень старом доме, где была еще печка-буржуйка. Мама моего отца, бабушка Лида (мы звали ее Балидой), выделила им комнату на чердаке – так сказать, апартаменты для молодоженов. А в феврале 1964 года в родильном доме поселка Болшево по соседству с городом Королевом появилась на свет я. Был уже конец зимы, но морозы стояли еще сильные. Мама вспоминает: «Вроде печку топим, в комнате жара невероятная, я тебя раздеваю, всю раскутываю из пеленок, ты лежишь у меня голенькая, потом к вечеру печку гасим, я тебя закутываю и одеялом сверху накрываю. Ты просыпаешься утром: нос холодный, руки, ноги ледяные. За ночь комната сильно остывала, так ты и простыла».
В две недели от роду я получила двустороннее крупозное воспаление легких и вместе с мамой попала в больницу для грудничков. Мне полностью делали переливание донорской крови. Мама говорит, что я тогда совсем ничего не ела, отказывалась брать грудь. Мама сцеживала молоко, и его мне через пипетку вливали в нос – других способов покормить ребенка просто не было. Уколов делали столько, что места живого не было, даже в голову ставили уколы. Когда наступил переломный момент и снизилась температура, врач сказал: «Я вам честно скажу, был бы мальчик – не выжил бы, парни более хилые в грудничковом возрасте. А эта держится за жизнь – будь здоров! И так орет, что певицей, наверное, будет».
Мои родители вместе прожили недолго, и, когда мне было 2 годика, они расстались. Я, конечно же, осталась с мамой, и мы переехали обратно в Москву. Так мама в 21 год осталась одна с двухлетней дочерью на руках.
По приезде бабушка предложила маме: «Людмила, давай я заберу Наташку, потому что она маленькая, требует много внимания, а тебе надо личную жизнь строить». Мама сначала ни в какую не хотела меня отдавать, но бабушка все же настояла.
Так я уехала с ней в Будапешт. Бабуля сразу стала для меня мамой, а дедушка – папой. Все время, проведенное в Будапеште, я их так и называла. Они меня звали «доченька наша, Наташенька». Бабушка одевала меня как куколку: лучшие костюмчики, платьица. При этом я была озорная и хулиганистая девчонка.
Когда мы еще только ехали в Будапешт, после очередной стоянки поезда произошел неприятный случай. Я лежала на верхней полке и листала книжки. Когда поезд уже набрал приличную скорость, кто-то дернул стоп-кран. Поезд резко затормозил, и я полетела вниз на металлический столик. Слёз было море – и от страха, и от боли, так как ударилась я не только затылком, но и позвоночником, ободрав до крови кожу на спине, шрамы до сих пор видны. Но, к счастью, все обошлось.
Несколько лет мы с бабушкой и дедом прожили в Венгрии, но я плохо помню это, в основном по фотографиям и бабушкиным рассказам.
Расскажу вам пару забавных историй, которые я слышала от моей бабулечки. Я была жуткая озорница, «шило в попе» – так она говорила. Я очень любила бабушку, но частенько ее не слушалась. А так как она была очень добрая и мягкая, я этим умело пользовалась. В Будапеште мы жили напротив посольства СССР, где работал дед, и он каждый раз приходил обедать домой, где его всегда ждал превосходный, приготовленный бабушкой обед. И вот в один из таких дней бабуля уложила меня днем спать, а сама пошла покормить дедушку. Когда спустя полчаса он вышел на улицу, чтобы вернуться на работу, то его глазам предстала такая картина: у входа в здание стоял полицейский, а вокруг него была целая свалка книг, которые моя мама регулярно высылала посылками из Москвы. Книги продолжали листопадом сыпаться сверху солдату на голову, а он только разводил руками и грозил пальцем, глядя куда-то вверх. Дедушка сразу все понял, в три прыжка он оказался на третьем этаже, где мы жили, влетел в квартиру как ошпаренный и буквально за ноги поймал меня при очередном замахе целой стопкой книг. Еще секунда – и я спикировала бы вслед за произведениями Чуковского, Пушкина и Михалкова.
Мне сильно влетело тогда, но это подействовало ненадолго. История повторилась, только полицейский был другой, и сверху летели на него не книжки, а кофточки, юбочки, колготки и все, что попадалось мне под руку из гардероба.
После этого окно заклеили, чтобы я не смогла самостоятельно открыть его, а до форточки я не доставала. Тогда я нашла себе другое занятие. Так как у меня было много карандашей и фломастеров, я в свой положенный тихий час, когда бабушка с дедушкой мирно обедали на кухне, разрисовала всю стену непонятными человечками и несуществующими зверюшками! Когда они вошли в комнату, то, глядя на их лица, я поняла, что надо прятаться под кровать. Дед закричал и снял тапку: «Наташка, вылезай!» Тапка – это было самое страшное! Его я больше всего боялась! Но я затихла, как мышонок, и только хлопала глазами. Дотянуться до меня он не мог, и мне очень повезло: моя бабуля была «хорошим полицейским», она успокоила деда, что-то шепнула ему на ушко, и они вышли. Я еще несколько минут полежала под кроватью и решила покинуть свое убежище, думая, что буря миновала, но меня обманули (вышла только бабушка). Как только я вылезла из-под кровати, меня тут же схватили за ухо, и я получила хороший шлепок по попе тапочкой. Потом стояла целый час в углу, носом к стенке. Ухо болело и горело, я рыдала и обещала, что больше никогда так делать не буду.
– Конечно, не будешь, – рычал дед, – я соберу все твои карандаши и фломастеры в одну коробку, и ты их больше никогда не увидишь.
– А как же я буду рисовать? – сквозь слезы хлюпала я.
– Хватит, Сальвадор Дали, нарисовалась уже!
Детские проказы
Время летело быстро. Мои папа с мамой (так я звала бабушку и дедушку в Венгрии) были очень отходчивы. Они просто сильно любили меня. Но любовь к рисованию никак не давала мне покоя. В бабушкиной тумбочке была кое-какая косметика. Вообще-то она никогда не красилась (от природы была очень красивой), и лишь когда в посольстве проходили какие-то мероприятия, надо было соответствующе выглядеть. Тушь, ярко-красная помада и тени – вот все, что было у нее в закромах. И я туда забралась! Уложили меня спать, а мне не до сна, я же такой клад обнаружила! Села у трюмо и давай малеваться. Стрелки до ушей, тени до лба, а губы… губы просто вместе со щеками захватила, как у Олега Попова. Слышу голоса за дверью – я шасть в кровать и с головой под одеяло. И слышу такой разговор:
– Да спит, я тебе говорю!
– Да не спит, только что босые ножки шлепали.
Бабушка и дедушка заходят – я не шелохнусь.
– Ну вот, спит, говорю же я тебе, вот только чем дышит-то, – говорит бабуля и тихонько стягивает с головы простыню, а я глаза закрыла, не дышу. И тут такой хохот раздался на весь дом. Они оба просто рыдали от смеха, вытирая слезы, а я обрадовалась, вскочила, прыгаю в одних трусах с жутко размалеванной физиономией и хохочу вместе с ними: «Гы-гы-гы-гы». Так мне было весело, что я их порадовала!
Когда истерика стихла и меня умывали, слезы текли уже от мыла, которое попало мне в глаза. Дед сжалился надо мной и отдал коробку с карандашами с условием на стенах не калякать, так как обои уже переклеили.
Много чего было смешного в моем детстве, как вспоминала бабуля. Мы с ней очень любили ходить в зоопарк, он был совсем недалеко от нашего дома. Бабушка рассказывала, что я часами могла простаивать напротив бассейна с морскими котиками. Куда бы она меня ни тянула, я ни в какую не хотела оттуда уходить. Интересно, о чем я тогда думала, глядя на этих удивительных животных, чем они так меня завораживали? Непонятно… В один из таких дней было очень жарко, и бабушка, изнемогая от жары, предложила купить мороженое. До этого момента я его ни разу не пробовала, только видела, как другие в зоопарке с удовольствием угощаются этой сладостью под названием «мороженое». Я, конечно же, согласилась и отлипла от вольера. Бабушка рассказывала, что было дальше:
– Я купила нам по стаканчику мороженого. Ты стала маленькой ложечкой потихоньку пробовать, что же это такое. Потом твои движения стали убыстряться, а я только наблюдала за тобой и успевала одергивать: «Наташа, не спеши, горло простудишь, ешь потихоньку». Но какое тут потихоньку! И вот уже показалось дно стаканчика мороженого, осталось его совсем чуть-чуть, и ты таким жалобным голосочком попросила меня: «Бабулечка, дай твое мороженое немножечко попробовать, а ты мое попробуешь».
Так как у нее был почти полный стакан, я начала быстро заглатывать одну ложечку за другой. Съев ее мороженое почти до конца, я вдруг совершенно спокойно сказала: «Ты знаешь, твое мороженое тоже было вкусное, но мое лучше, так что, если ты не будешь, я его доем», – и выхватила у нее из рук свой стаканчик, протянув взамен пустой. Тут бабушка решила возмутиться: «Как же так, разве так можно? Что за лиса Алиса, отдай мне обратно мое мороженое, а то так нечестно». Но пока она пыталась меня пристыдить, я молниеносно проглотила то, что оставалось. Бабуля расхохоталась, а у меня с этого дня начался пожизненный роман с самым вкусным лакомством на свете, с мороженым!
Бабушка рассказала мне эту историю, когда я уже подросла, и мы вместе долго смеялись. И это, кстати, стало для моих родителей хорошим подспорьем в деле воспитания. Чуть что не так: «Мороженое сегодня не получишь!» И эта фраза решала все! Я становилась буквально шелковой и послушно делала то, о чем меня просили.
Меня баловали, одевали как игрушечку. Я, конечно, не знала и не понимала, каким трудом достаются деньги моим родителям. Дедушка от звонка до звонка в посольстве, а бабушка готовила на все банкеты и праздники и накрывала большие столы. Потом мыла посуду, все убирала и мыла полы во всем помещении. Спина, ноги и руки у нее просто «отваливались», но я этого не понимала и каждый вечер просила ее почесать мне спинку. Ой, как я любила такую ласку! Она рассказывала мне сказку, чесала спинку, и дальше уже просто наступало утро. Вот это было время!
Как-то раз мы пошли то ли в гости, то ли в театр: меня разодели, как маленькую принцессу, во все кружевное и белоснежное. Это было платье с пышной юбкой, белые колготочки, огромный бант на моих трех волосинках и белые туфельки. Только мы вышли на улицу, как оказались перед огромной лужей размером с озеро. Наши взгляды с бабулей встретились, и она сразу поняла, что я замыслила.
– Не вздумай этого делать, дочка! – сказала она грозным голосом.
Но я уже не слушала, так как понимала, что еще одна секунда промедления – и другого шанса у меня не будет, потому что дед просто возьмет меня на руки и перенесет через эту «чудесную» лужу. И я побежала. Да прямо по самой середине! Брызги разлетались по краям моего платья почти как крылья, я не бежала, я летела! Моему восторгу не было предела. Вот оно, счастье! Промчавшись через всю лужу и повернувшись к родителям, я увидела, как выражение ужаса в их глазах сменяется удивлением: на моей белоснежной одежде не было и пятнышка грязи! Только мне хотели всыпать, а не за что! Ха-ха-ха! Как так вышло, никто не понимал, но меня достаточно жестко взяли за руки с двух сторон, и мы пошли дальше. И мой восторг только возрос, когда я стала взлетать над каждой лужей и, перелетев, опускалась на асфальт, а мои чудесные родители по команде «раз-два-три!» просто поднимали меня, как пушинку, и это была очень веселая игра.
Больше всего на свете я любила кататься на загривке у деда. Будучи поднята на такую высоту, я была в диком восторге. Я болтала ножками, стараясь держаться за его уши, и все время пела. У деда затекала шея, он ставил меня на землю, но через десять минут я уже хныкала и просилась обратно к нему на ручки. При этом без остановки приговаривала как попугай: «Деда, ножки оторвались». Спустя годы дедушка и бабушка, глядя на меня, подросшую, часто говорили друг другу: «А помнишь “ножки оторвались”»?
Бабуля любила вспоминать мои бесконечные шалости. Например, как я однажды засунула указательный палец в кипяток. Наливая деду чай в кружку, бабуля, взглянув на меня, сразу поняла, что я что-то замышляю. Я метнулась к столу, где стояла кружка, а бабушка только успела крикнуть: «Наташка, не смей, ошпаришься!» Но мне же надо было понять значение этого слова. Я с ходу сунула палец в кипяток… Слез было вдвое больше, чем чая у деда.
«Упертая, упрямая, все сделает по-своему». За свою жизнь я не раз слышала от них эти слова. С детства я была такой; возможно, это и помогло мне чего-то добиться в жизни.
Детсад у нас был при посольстве, детей там воспитывалось немного, поэтому на группы их не делили.
Бабушка говорила: «Ты была настолько активная и деловая, просто ребенок-сорванец, чертик в юбке, все лужи твои, везде надо влезть, все на себе попробовать. Коленки и локти всегда разбитые». Она любила вспоминать время моего раннего детства.
В детском саду у меня был дружок: мальчик, который мне очень нравился. Мне было года три, а ему лет пять. По характеру он был более спокойный малыш, не такой шебутной, как я. Мы с ним дружили. Когда я прибегала в садик, мы каждое утро обнимались, как будто не виделись сто лет. Однажды бабушка приводит меня в группу, смотрю: мальчишки возятся, идет какая-то заваруха, все катаются по полу, дерутся. Бабушка не поняла, что произошло, но я, скинув пальто и шапку, побежала в группу, где все это происходило. Накинулась сверху на пацана, который обижал моего друга, и давай дубасить его кулаками: «Слезай с него, слезай, не бей моего Сереженьку!» В общем, нас всех еле растащили. Тогда все поразились, насколько я отважная и какое у меня большое и доброе сердце. Я ничего не боюсь, лишь бы друзей не обижали!
В детском саду я была самая младшая, но всегда была впереди всех детей: читала стихи, стоя на табуретке, пела песенки про цветочки и елочки, танцевала. Бабушка с дедушкой не могли нарадоваться, так как им было приятно получать комплименты за свою «доченьку». И им не раз говорили: «Вот увидите – это будет артистка!»
Когда я стала взрослой, то написала стихи про себя в детстве.
Детский сад
В детский сад ходить непросто:
Очень много уж забот,
Заплетают утром косы
И пихают кашу в рот.
И в любое время года
Меня тащат в детский сад,
И хоть мне четыре года,
Без конца мне говорят:
«Воспитательницу слушай
