скачать книгу бесплатно
Янычары. «Великолепный век» продолжается!
Наталья Павловна Павлищева
Сериал «Великолепный век» закончился этим летом, но его команда не сидит сложа руки. Создатели главного турецкого телехита, который во всем мире смотрят более полутора миллиардов зрителей, запускают новый любовно-исторический проект с рекордным бюджетом – «ЯНЫЧАРЫ». Подобно «Великолепному веку», этот фильм не о войне и политике, а о великой любви на фоне «эпохи перемен».
Show must go on! У Роксоланы и Сулеймана Великолепного появились достойные преемники! «Великолепный век» завершен, но борьба за любовь и трон продолжается.
Ведь испокон веков Блистательная Порта держится не только на могучих плечах султана и его гвардии – грозных янычар, но и на женской любви и ласке. Пусть великая эпоха Роксоланы и Сулеймана подошла к концу – в султанском гареме блистают новые наложницы, и прекраснейшая среди них – француженка Накшидиль (что переводится как «Отрада сердца»), которой суждено завоевать сердце султана и по примеру Роксоланы взойти на трон Османской империи!
Наталья Павлищева
Янычары. «Великолепный век» продолжается!
Рабыня
Эта старуха вознамерилась раздеть ее донага?!
Эме отбивалась, как могла, но девушек-служанок, которыми командовала старая ведьма, было слишком много. И никто не понимал французский язык, хоть плачь!
Для Эме, привыкшей в монастырской школе в Нанте, дабы укротить плоть, даже мыться в рубашке, остаться нагой посреди комнаты казалось невозможным.
Неизвестно, чем бы закончилось неравное противостояние, но раздались какие-то голоса, и служанки поспешно расступились в стороны, склонившись и с любопытством стреляя глазами из-под покрывал. В распахнутую дверь вошла высокая стройная женщина, в каждом движении которой чувствовалось достоинство, ее не согнули и не отяжелили годы, стан был прям, а походка легка, как в юности.
Эме, которую на время оставили в покое, невольно залюбовалась красавицей. Та окинула быстрым взглядом девушку и сделала едва заметное движение рукой. Повинуясь приказу, служанки мигом сорвали с зазевавшейся Эме то немногое, что на ней оставалось. Оказавшись голышом, девушка вскрикнула и закрылась руками – позади вошедшей стояли три черных гиганта.
Женщина улыбнулась:
– Их можешь не пугаться, это не мужчины, это евнухи.
Больше самих слов Эме поразило то, что с ней заговорили по-французски. Девушка вырвала из рук оторопевшей служанки свой немудреный наряд и, наспех прикрывшись им, бросилась к женщине:
– Вы говорите по-французски?! Пожалуйста, скажите им, что я свободная гражданка и меня нельзя здесь держать, меня будут искать!
Женщина сделала успокаивающий жест и действительно что-то сказала служанкам.
«Хвала Деве Марии, наверное, говорит, чтобы меня отпустили!» – обрадовалась Эме, поскольку те поспешно вернули сорванную одежду на место.
– Пройдемся по саду, нам нужно поговорить.
Не дожидаясь исполнения приказа, ее благодетельница повернулась к двери, Эме, одергивая платье, поспешила следом. Служанки набросили ей на голову большой платок, жестами показывая, чтобы укрылась. Не желая терять время на споры, девушка послушно поправила ткань.
Евнухи не отставали. Яркая стайка служанок – тоже. Эме вдруг подумала, как забавно будет рассказывать о случившемся той же Роз-Мари-Жозефине. Вот это приключение! Ее перепутали с кем-то, доставили бог весть куда и заперли в этом дворце. Ни одного французского слова за столько дней, ни одного знакомого лица! Зато столько всего непривычного – от еды и необходимости спать на низенькой кровати (это скорее высокий настил с тощим матрасом на нем) до постоянных требований кутаться, пряча лицо, и назойливых служанок, которые в помещении все пытались снять с нее то немногое, что удалось отстоять.
Да уж, повезло так повезло! Кто еще из подруг мог оказаться среди варваров, но в роскоши?
На дорожке сада черные гиганты отстали, служанки тоже держались поодаль. Женщина знаком подозвала Эме к себе:
– Мне сказали, что ты француженка?
– Да, я Эме Дюбюк де Ривери с Мартиники… – Не будучи уверена в географических познаниях собеседницы, она пояснила: – Это остров… французский… в Америке…
– Так далеко? Как же ты оказалась у берегов Марокко?
Эме решила быть предельно вежливой, похоже, от этой женщины многое здесь зависело, потому нужно доходчиво объяснить, что Эме с кем-то спутали, ей нужно как можно скорее добраться хотя бы до Франции. Правда, сначала следовало выяснить, где она вообще находится.
– Мадам, простите, как мне к вам обращаться?
– Зови меня Михришах Султан, как все.
– Мирхи… что?
– Михришах Султан. Я жена бывшего султана и мать одного из наследников престола, царевича Селима.
– Где я? – Внутри у Эме начало расти нехорошее подозрение, которое она старательно загоняла подальше, чтобы не ужаснуться по-настоящему.
– В Стамбуле. И я хочу тебе кое-что объяснить, прежде чем отправить на другой берег Босфора в Кючюксу.
Какой Кючюксу, при чем здесь какой-то Кючюксу?! Эме с трудом взяла себя в руки, заметив, что султанша с интересом за ней наблюдает.
– Мадам, простите, меня, наверное, с кем-то спутали. Я… – Эме смотрела в темные глаза Михришах, буквально вытаращив собственные, словно пыталась взглядом донести то, что не получалось словами. Может, султанша плохо понимает французский или она, Эме, с перепугу стала невнятно говорить? – …я француженка с Мартиники, это такой остров среди Антильских островов. – «Боже, зачем я это ей говорю?» – Я училась во Франции в монастырской школе и теперь возвращаюсь обратно к отцу… и братьям, – зачем-то добавила она и уточнила: – У меня много братьев.
Упоминание о братьях не произвело на султаншу ни малейшего впечатления, она явно не боялась многочисленных родственников Эме, живущих где-то далеко на Мартинике (если честно, то таковых не было, то есть родственники были, но немногочисленные). Однако ее губы чуть тронула сочувственная улыбка:
– Все, что было с тобой раньше, забудь. Прошлое нужно оставить за этим порогом. С сегодняшнего дня у тебя начинается новая жизнь. Неважно, кем ты была там, вне стен сераля, теперь ты Накшидиль. Поверь, это хорошее имя, на французский его можно перевести как «Прекраснейшая» или «Услада сердца». То, сможешь ли преуспеть и даже просто выжить в этом мире, зависит только от твоей разумности и готовности учиться. А еще от того, поймешь ли ты меня сегодня.
– Нет, нет, нет! Боюсь, вы меня неверно поняли, я не намерена злоупотреблять вашим гостеприимством. Пожалуйста, прикажите вернуть мне мою одежду и вещи и помогите сесть на любое судно, даже самое старое и ненадежное, которое идет в Америку или хотя бы во Францию.
В голосе Михришах при ответе появились металлические нотки.
– Я объясняю в последний раз. Если не поймешь, значит, на тебя не стоило тратить деньги, несмотря на твою красоту. – Недовольно глядя на Эме, она продолжила: – Где ты жила раньше и кем была – совершенно неважно. Теперь ты рабыня султанского гарема.
Эме не удалось сдержаться:
– Я не рабыня!
Она с ужасом вспомнила рабов отца, с рассвета до заката гнувших спины на кофейной плантации. Хотелось кричать от отчаяния, но из горла вырвался почти писк:
– Никто не может сделать рабом свободного человека…
Отчаяние, прозвучавшее в ее голосе, видно, смягчило султаншу.
– Накшидиль, ты рабыня, потому что тебя купили на невольничьем рынке. Тебе очень повезло оказаться не в нищей лачуге, а в самом роскошном гареме Османской империи. Мало того, если будешь меня слушать, а не твердить без конца, что ты свободный человек, то сможешь стать не джарийе, а сразу икбал, а то и кадиной, то есть женщиной, родившей султану ребенка. Лучше сына.
– Султанша… почему вы выбрали именно меня?
– Именно тебя выбрала не я, а жена алжирского дэя госпожа Фатима. Разве ты не видела ее? Тебе трудно осознать все сразу, потому поживешь пока в Кючюксу, там тебя кое-чему научат, приведут в порядок и постараются, чтобы ты понимала турецкий язык. Учись и не будь строптивой. Строптивым здесь одна дорога – в Босфор.
– Куда?
– В кожаном мешке в воды пролива. И забудь о своих правах, они остались в прошлой жизни. Теперь у тебя одно право: выжить.
Они сидели под крышей какого-то небольшого деревянного сооружения, стены которого представляли собой ажурную решетку. Михришах встала и направилась к выходу из беседки, Эме нерешительно последовала за ней. Но султанша словно забыла о девушке и их разговоре, она шла по дорожке сада, кутаясь в меховую накидку и не оборачиваясь.
Только теперь Эме осознала, как замерзла. В тонком платье и комнатных туфлях без задников, она дрожала на сыром ветру, словно одинокий лист на ветке дерева. Султанша что-то коротко приказала, и на плечи Эме набросили меховую накидку, увлекая в дом. Михришах так и не обернулась. Все верно, она и без того много времени потратила на строптивую француженку.
Эме словно впала в беспамятство, она позволила переодеть себя, закрыть лицо, унести в портшезе на небольшое судно, которое болталось на волнах, словно скорлупа грецкого ореха. Вяло протекла мысль, что гибель этой скорлупы была бы весьма кстати…
Кораблик не утонул, он даже выбрался от причала на простор пролива. Глядя на иглы минаретов, возносившиеся рядом с куполами мечетей на фоне стремительно темнеющего неба, на нагромождение незнакомых строений среди так и не сбросившей листву растительности, слушая чужую, немного гортанную речь, Эме начала сознавать, что не спит, что это страшная реальность, в которой она действительно рабыня, хотя и оберегаемая.
Девушка понимала, что ее никто не заставит выполнять черную работу, но Михришах сказала, что она должна стать женой султана и родить сына. Женой дикаря?! О нет!.. Ей, воспитанной в монастырской строгости, хотя и старательно увиливавшей от выполнения всех требований и запретов, сама мысль, что она может отдаться кому-то без венчания и благословения, казалась смертельной крамолой.
Эме вовсе не была ханжой и прекрасно знала, чем занимаются мужчины и женщины в объятиях друг друга. Они с кузиной Роз-Мари-Жозефиной во время прошлых каникул обсуждали этот вопрос, как и то, можно ли грешить до свадьбы. Пришли к выводу, что не стоит, нужно потерпеть, зато потом…
Монахини внушали, что грех прелюбодеяния ужасен, что за него Господь наказывает женщин жестоко, а совершившие этот грех оставшуюся жизнь проводят в раскаянии. Но кузины оглядывались вокруг и не видели, чтобы хоть кто-то из грешниц в чужой постели вне ее каялся. Разве только в случае нежелательной беременности, но и тут находился выход. Эме и Роз-Мари решили, что монахини просто не знают, как обстоят дела с грехами, поскольку сами их не совершали.
Но если флиртовать с мужчинами позволительно и до свадьбы, то изменять мужу можно только после нее. Хоть на следующий день, но после… Так поступают все порядочные девушки, они влюбляются, но дальше поцелуев не заходят. А чтобы долго не мучиться, стараются поскорей выйти замуж все равно за кого, лишь бы муж был состоятелен, имел положение в обществе (желательно при дворе) и закрывал глаза на шалости супруги.
Самим кузинам замуж пора: Эме скоро шестнадцать, Роз-Мари уже исполнилось…
Слушая журчание воды за бортом, девушка почти успокоилась, но воспоминания о прежней жизни, об оставшейся на Мартинике кузине, с которой она была дружна больше, чем с собственной сестрой, заставили сердце сжаться. Эме не вспоминала о своей семье, о братьях или сестре, об отце, который отправил ее во Францию к своему брату в надежде, что благодаря красоте и уму дочь найдет себе жениха, которому не потребуется ее приданое. Но дядя Эме предпочел отправлять племянницу на далекую Мартинику во время каникул, а в остальное время она училась в монастыре. Какие уж тут сказочно богатые влюбленные поклонники?
Эме подозревала, что дело не в дяде, а в тете, той совсем не нравилось, что супруг восхищается несравненной красотой совсем юной племянницы.
Вот и этим летом ее снова отправили далеко-далеко через океан, вместо того чтобы позволить остаться в Париже или хотя бы в Нанте и повеселиться на балах. Эме обманывала сама себя, никто на бал ее не пустил бы, даже останься она в семье дяди, – слишком юна, разве что через год…
Но теперь не будет и этого. Никаких года, двух или пяти! Теперь все равно, есть у нее приданое или нет. Теперь ее уложат в постель к старому мерзкому дикарю. Он, наверное, толстый и воняет… Чем же он воняет?.. Какая разница?!
Нет, только не это! Эме охватило отчаяние. Совсем рядом за бортом вода, уже темная в лучах заходящего солнца. Девушка осторожно оглянулась из-под своей накидки. Служанки притихли неподалеку, но если вдруг рвануться к борту, то можно успеть прыгнуть в воду. Это гибель, но разве не погибель то, что ей предстоит?
– Зря ты это задумала.
Эме даже вздрогнула от неожиданности, от того, что разгадали ее мысли, но главное, что голос принадлежал старой ведьме, которая распоряжалась служанками.
– Вы… вы знаете французский?
– Конечно. Во-первых, в Стамбуле многие его знают, во-вторых, я жила в Париже. Это было давно, но судьба сложилась так, что забыть язык мне не дают.
Эме схватила ее за руку:
– Помогите мне бежать!
– Куда? Вокруг на многие дни пути земли Османской империи, по которым не путешествуют юные девушки без охраны. Ты и мили не проедешь, как попадешь в лапы тех, кто продаст тебя подороже. Тебе повезло…
– Знаю, знаю. Повезло, потому что попала не в жалкую лачугу, а в самый роскошный гарем империи. Из лачуги было бы легче бежать.
– Куда? – снова поинтересовалась старуха. Удивительно, но голос ее был много моложе лица.
– На любое судно, которое плывет во Францию. Или во французское посольство.
– Побег любой женщины гарема означает, что суда, выходящие из Золотого Рога, будут проверяться досконально, а французское посольство… Не думаю, что они станут портить отношения с султаном ради спасения жизни одной девушки, даже не француженки, а креолки.
Эме сникла, она понимала, что старуха права – бежать из центра Стамбула через всю империю девушке невозможно. Оставалось одно – то, что не позволила сделать старуха.
А старуха вдруг попросила:
– Оглянись вокруг.
Даже в наступающих сумерках были видны напряженные лица служанок, в их с Эме сторону обернулись все, кто только мог отвлечься от корабельных забот, остальные поглядывали урывками.
– Если ты решишь что-то сделать с собой, их всех жестоко накажут.
– Как? – зачем-то прошептала Эме.
– Они отправятся в Босфор за тобой. Вспомни об этом, если вдруг соберешься убить себя. К тому же разве это не самый большой грех?
– Что же мне делать? – в отчаянии прошептала девушка.
– Может, все-таки попробуешь пожить и чему-то научиться? Нырнуть в Босфор или сделать так, чтобы тебя туда отправили в мешке, никогда не поздно. Попробуй сначала поступить, как тебе сказала госпожа Михришах Султан. Вдруг понравится?
– Не понравится! – заявила Эме.
Она не заметила, как старческие губы слегка тронула улыбка – былой уверенности в голосе строптивицы уже не слышалось.
– Восемнадцать лет назад прежнему султану из Грузии привезли в подарок красавицу. Ох и строптивая была! Все твердила, что ей здешняя жизнь ни за что не понравится. Но попробовала и… родила султану сына Селима.
Что-то в голосе старухи подсказало Эме ответ на вопрос, о ком речь.
– Это Мирхишах?
Собеседница тихонько рассмеялась:
– Не Мирхи, а Михри. Михри значит «луна». Запоминай. А еще запомни, что нужно добавлять слово «Султан» – это вроде королевы. Ты же не скажешь просто Мария-Антуанетта, обязательно добавишь «королева» или «Ее Величество».
– А шах разве не означает «правительница»?
– Шах значит «лицо», «личность». Михришах – Луноликая. А просто шах – правитель, лицо на троне. Но это у персов, у османов – султаны.
Так незаметно началась ее учеба. Старуха, которую называли игривым девичьим именем Далал, что значит «кокетливая», всегда была рядом, и стоило заметить хоть малейшие поползновения подопечной к суициду, напоминала, что пострадают все вокруг.
Но тогда она едва успела рассказать о Михришах, как утлый кораблик остановили. К ним приблизилось какое-то судно побольше, явно с проверкой. У Эме внутри затеплился огонек надежды: может, удастся привлечь к себе внимание и выбраться из плена?
Далал сделала ей знак, чтобы прикрыла нижнюю часть яшмаком – полупрозрачной тканью, и похлопала по руке:
– Сиди на месте, я сейчас вернусь.
На палубу их скорлупки прыгнул рослый человек, одетый в форму со странным головным убором – позади висела длинная белая часть, как у ночного колпака пожилых мужчин. Старуха с достоинством приблизилась к нему, что-то объяснила, тот недоверчиво выслушал и двинулся к стайке служанок, сидевших подле Эме.
У Эме невольно участилось дыхание – было заметно, что у проверяющего и Далал отношения не лучшие, они явно были знакомы, но не дружны. Может, этим воспользоваться? Вдруг этот человек поможет добраться до французского судна?!
Мужчина шагнул ближе, сразу выхватив взглядом из закутанных в ткани женщин фигурку француженки. Это было несложно, девушки держались от нее хотя и близко, но на некотором расстоянии. Эме вскинула глаза, закрыть лицо заставили, но смотреть-то ей никто не запрещал.
