скачать книгу бесплатно
– Но вы ведь и сами могли бы вдохновлять…
– Вдохновлять?.. Кого это?..
– Да хоть писателей, – съязвил литератор.
– Ох, не смешите меня, корифей вы мой несчастный! Неужели вы не знаете, что для мужчин в наше время, изгаженное так называемым историческим материализмом, – особенно для тех из них, кто возглавляет политические партии или же выбился в министры, диктаторы и короли, – что для них вдохновение всегда равно злоумышлению… К тому же цивилизованный человек никогда не обратится за вдохновением к варвару, пусть тот и выше его на голову. Искренность варвара его задевает, варварский интеллект приводит его в замешательство, и он начинает опасаться за своё душевное равновесие. А если даже он и последует примеру варвара, то вовсе не для того, чтобы сделать доброе дело или отдать должное талантам своего вдохновителя, а в лучшем случае для того, чтобы потешить безудержное тщеславие собственного жалкого «я».
– Точнее и не скажешь! Всё-таки цивилизованный человек, вроде меня, куда сильнее варвара.
– Если он и правда сильнее, то почему тогда он так неистово на него нападает и так упорно его преследует?.. Почему он затевает целый крестовый поход против души, свободы, чести и жизни варвара?.. Для чего на каждом шагу ему требуется проплаченная и бесконечно лживая реклама? Уж не для того ли, чтобы выдать преступления за дела на благо общества и нации? Не для того ли, чтобы потакать низменным инстинктам убогих и завистливых бездарей?..
– Видно, друг мой, вы нацелились ни много ни мало на общенациональное нравственное преобразование нашего народа. Только помните, что на свете есть полиция, которая вас остановит, и врачи, которые вас от этой напасти вылечат…
– А вам бы их только подначивать! Такое общество и само без особого труда может породить варвара – наиболее человеколюбивого персонажа из всех цивилизованных людей, а современные писатели всё никак не найдут ему достойного применения. Меж тем, сударь, в вашем полицейском, медицинском и книжном царстве человек, с рождения превосходящий остальных, неминуемо становится не только жертвой собственной гениальности, но ещё и вашей добычей. Вот так благородно вы и гоните его по всей стране, записывая порядочных людей в развратители, незаслуженно обвиняя их в предательстве и обращаясь с ними как с полоумными.
– А всё потому, что предателем у нас считается любой, кто не желает водить хоровод вместе со всеми.
– Предателем чего?.. Уж не лжи ли? Что скажете, дорогая моя Сербица?
– В первую очередь предателем нашего Государства, – настаивал сочинитель, – а затем и всего человечества, цивилизации!..
– Типично югославское заблуждение. Выдающийся человек никогда никого не предаст, а значит, для вашего Государства он тоже не предатель. Всё, что он делает, он делает для того, чтобы Государство это облагородить. А человечество? – Достаточно просто на вас посмотреть, послушать вас, и можно с уверенностью сказать, что ни человечества, ни цивилизации вообще никогда не существовало. Или, если вам так уж нужен музыкальный контрапункт: человечество живёт лишь в сознании тех, кто от него страдает.
Петар Паллавичини.
Скульптурный портрет Растко Петровича. 1922
– Всё-таки ваш пессимизм кажется мне чересчур модернистским.
– Да что вы! Дурные слова суть дурные суждения, а дурные мысли равны дурным поступкам. Модистки и пессимисты тут ни при чём, когда речь идёт о зенитизме. А зенитизм – это чистой воды оптимизм, мысль, очищенная ото лжи, идея без лицемерной подоплёки, луч света в тёмном лабиринте философии, литературы или политики…
– Но если существование человечества вы отрицаете, то как же вы можете любить и быть любимым? – не унимался сочинитель, намекая на стоящую рядом Сербицу.
– Я-то?.. Через отрицание я как раз-таки утверждаю. Отрицая материальную ценность вещей, я утверждаю собственные чувства, а с ними и духовное бытие материи во всей вселенной. Это то, что я называю метакосмосом
. И пусть такого слова нет ни в одной энциклопедии, как, собственно, там нет и моего имени или понятия «зенитизм». И кстати, любви научить никого нельзя, ведь любить – всё равно что дышать! Вот вам доказательство: меня любит одна-единственная женщина, а мужчины на горе Авале – все поголовно – меня ненавидят. И чтобы уберечься от этого смертоносного порыва ветра – а я имею в виду завихрения, что возникают в человеческой любви и ненависти – я родился уже женатым! Да, именитый вы мой бедняжка, в брачный союз я вступил тогда же, когда появился на свет.
– Что вы говорите?.. Вы женаты?.. И на ком же?..
– На моём духе!.. А гений мой обвенчан с гениальностью всех варваров на земле. Такому человеку, как вы, нетрудно понять, о чём я говорю, не правда ли?
– Вы явно сумасшедший!..
– Легко сказать и написать, а доказать-то сложно! Впрочем, попробуйте-ка! Это же лучший способ научить любого уважать труд ближних, а может, даже и восхищаться их гениальностью. Разве я не говорил, что с самого рождения я, варвар, обвенчан с гением? И соединил нас зенитизм. Это настоящий союз любви, а у вас его называют то глупостью, то безнравственностью, то дикостью. Да-да!.. Я и сам плод такого союза, ребёнок, рождённый в браке левой руки. И имя моё, соединившее в себе свет и тьму, не только не скрывает этого обстоятельства, но и наоборот, всячески его подчёркивает: В-а-р-в-а-р-о-г-е-н-и-й!
– Но, чёрт возьми, что же из вас получится?
Сербица рассмеялась.
– Писатель?..
– Ох, да я вас умоляю! Вам нечего бояться. Я на дух не переношу это семейство несуразных старых дев с повадками уличных девок. Однако ж ваша маска мне знакома: да это же личина Господина Лицемера, которую я видел минут пятнадцать назад, час спустя после основания зенитизма. И как же, по-вашему, варвар, безумец, неуч может быть достоин места в вашем почтеннейшем цехе?.. Но если «писателем» называют того, кто в трудах своих и учениях созидает собственную эпоху – даже если его оклеветали и объявили вне закона или же затаскали его по судам за то, что он славил родную страну и народное воскрешение из мёртвых, пока над Балканами и Европой завывала буря, – тогда я он и есть, и в вашей помощи, сударь, – в помощи человека с лицом и мыслями Господина Лицемера – я не нуждаюсь. Ибо в один час со мной родился новый мир, началась новая антипессимистическая эра: эра зенитизма, эпоха де-цивилизации!
10. Децивилизуйтесь!
Толпа вокруг памятника Неизвестному Сербскому Герою пустилась в пляс. Люди кричали, пели, восторженно галдели, а Сербица, наоборот, всё больше грустнела. Её охватила такая печаль, что казалось, будто суровые линии самого памятника перенеслись под звуки танца «коло» на её лицо. Она ведь понимала, что Варварогений не в силах остановить людей, танцующих на могиле того, кого он считает своим отцом.
Сербица мрачно поглядывала на Варварогения. Больше всего её удручало то, как холоден он с ней был.
Тем временем, вернувшись на плато, Варварогений невозмутимо наблюдал за зажигательным народным танцем, рисующим на фоне зелени красочные узоры, похожие на живую гирлянду из мужских и женских фигур. Ему очень нравились эти необычайно изящные, ритмичные движения, до того заводные, что порой они напоминали какую-то дьявольскую пляску.
Драгутин Инкиострий. Балканский народный танец.
Почтовая карточка. 1930-е
– Может, жизненная энергия и характер народа ярче проявляются в танце, чем в мышлении? – подумал он и сам же себе ответил: – Ах, если бы только мыслили они так же, как танцуют и поют!..
Затем он вдруг наклонился к Сербице и тихонько произнёс:
– Я узнал, что для счастья людям не нужна правда. В их показном стремлении к правде и служении ей сама правда им только мешает. Да, в общем и целом, правда лишь омрачает счастье кичливых женщин и мутит умы заурядных мужчин.
– И где же вы это узнали?.. – встревоженно спросила Сербица, не в силах скрыть обиду на слова Варварогения, в которых к ней лично ни толики внимания не чувствовалось.
– Прямо здесь, пока я смотрел на мир. Я говорю о знании, чтобы вызвать у окружающих интерес и добиться понимания. Так я могу придать вес словам – ведь приём этот совершенно необходим, чтобы получить признание неверующих! – а затем донести мои убеждения до тех, кто станет меня слушать. Это лишь один из многочисленных способов продемонстрировать ту самую скромность, какую все требуют почему-то именно от властителей душ, от духократов, а вовсе не от подлецов или дураков. Послушайте меня, Сербица!.. Я с самого рождения стал свидетелем ваших мучений, они раскрывают для меня вашу божественную красоту, и поверьте, по отношению к вам и к самому себе я проявляю предельную, истинную скромность.
– Не будем об этом!.. Меня заботит другое. Сколько же, вы полагаете, вам сейчас лет?
– Честно говоря, возраста у меня нет. Или, если угодно, во мне сошлись все возрасты человека. Я старше Сербии, именуемой Югославией, и младше Адама – вот и посчитайте!.. Только всем остальным и в особенности моим соотечественникам я этого никак не втолкую. Придётся положить начало целому течению, чтобы внедрить новый способ самовыражения, распространить новый вид мышления! Нужно основать целую школу, чтобы люди научились думать самостоятельно, чтобы они сумели постичь даже нечто непостижимое. Новым винам новые бочки! Однако ж…
– Вы поэтому так несчастны?
– Несчастен?.. Да ведь на земле нет никакого повода для счастья или несчастья.
– И всё же сдаётся мне, несчастье вас тяготит.
– Как может меня тяготить что-то, чего не существует? Судите сами: весь мир танцует на могилах, ни на секунду не задумываясь о том, что творит. Значит, нет никакого несчастья! Несчастье, страшное горе существовало когда-то давно, в былые времена, а теперь его не осталось. И памятник этот, воздвигнутый в честь Неизвестного Героя, тому доказательство, ведь иначе бы он тут, перед нами, не стоял. Нет, несчастью в жизни не место! Для чистого, природного человека, для человека нагого, для варвара несчастья не существует. Спросите у Неизвестного, он вам расскажет. Смерть несчастьем, наверное, ещё может быть, но и это не факт. А что до жизни, то вы же видите, как все за неё цепляются. И поскольку мёртвые никаких подробностей никому не сообщают, то и я углубляться в детали не стану. Лучше уж молчать, чем пускаться в долгие рассуждения на латыни или разводить византийское словоблудие. Живым, которые так часто говорят ни о чём, хорошо бы не позориться перед цветами, собаками и птицами, ведь те тоже живут на свете, но не пытаются понять, счастливы они или нет. Давайте же подражать тем, кто лучше нас! Пока они живы, для них так вопрос даже не стоит. Послушайте, как поют авальские соловьи!.. Пора бы и нам научиться жить, не спрашивая себя о том, какие мы: счастливые или несчастные, большие или маленькие. Давайте петь, когда нам кажется, что мы несчастней всех, и танцевать, когда мы кричим о счастье. В мире есть немало нажитых бед, но врождённого несчастья не бывает. И пока от близких нам не досталось горя, мы, в общем-то, не имеем права на счастье или несчастье. Так крикнем же этим цивилизованным фальшивкам, виновникам всех бед человеческих: «Убожества!..» Когда-нибудь нужно заявить им: дойдите уже, наконец, до того, с чего я начал – до умственного и нравственного очищения, до выведения шлака из души и мозга. Вылезайте из псевдоевропейских джунглей, выбирайтесь быстрее, вам грозит опасность! Вернитесь к варварству, ведь лучшие среди вас с самого начала, сами того не ведая, были варварами. Варвары – вот истинная элита всех народов. Хватит врать и лицемерить… хватит спекулировать самыми высокими человеческими чувствами… хватит торговать человеческими жизнями… покончим с безнравственностью механического человека, долой человека с мотором! Но если во всём этом бардаке вы продолжаете верить в зрелость лет и в вершину цивилизации, тогда уж лучше надеть на вас смирительную рубашку, чем кричать: «Спасайся кто может!..»
– Ах, как это чудесно – расти, навсегда оставаясь юнцом, – прошептала Сербица.
– Нужно им сказать: неужели вы не видите, вы дожили до заурядных лет человечества – непонятого и незадавшегося. Поторопитесь, окаянные грешники, бегите скорее назад, к главным человеческим истинам! Иначе ещё немного – и, боюсь, на ваших гробах устроят такие же пляски, какие мы видим сейчас, в этот праздничный день, на авальской могиле Неизвестного Сербского Героя – моего отца, павшего жертвой цивилизации.
– Нужно крикнуть им: децивилизуйтесь!
11. Какой прогресс!
Сербица, точно тень, повсюду следовала за Варварогением. Чего она от него ждала?.. Ещё утром она была главным его противником. А теперь их было не разлучить. И вот, в очередной раз они вместе обходили склоны Авалы (где всё по-прежнему утопало в веселье, песнях и цветах) и по пути встретили разномастную, разновозрастную компанию: эти люди стояли, купаясь в лучах солнца, и смотрели, как с берега Дуная из огромной заводской трубы поднимается в небо столб густого, почти чёрного дыма.
– Какой прогресс!.. – восхищённо воскликнул один из них, профессор Белградского университета и большой поклонник Генри Форда и Карла Маркса
.
– Какой ужас! Этот дым – самое настоящее знамя смерти, – возразил Варварогений.
– Ах ты вуцибатина (паршивец)! – разозлился профессор. – Неужели не понятно, что перед нами – зачин новой материалистической и исторической европейской цивилизации? Завод, который все вы видите на берегу Дуная, благополучно построен, как и остальные предприятия, на средства, поступающие из-за границы в виде репараций… Проиграв войну, Германия приучает нас к тому, что за промышленность, за цивилизацию ipso facto[2 - в силу самого факта, тем самым (лат.).] и за все её прелести нам не нужно платить ничего… ни единого гроша, а значит, войну мы прожили не зря и теперь можем констатировать ipso facto, что Европа всегда щедра к нашему брату – к земледельцам и рабочим-интеллектуалам, к сербским сторонникам абсолютного, как философия, интернационализма… Был бы у нас ещё какой-нибудь гений, как Генри Форд у американцев, и тогда можно благодарить всемогущего Боженьку за то, что уберёг наши головы в великую войну и forever[3 - навсегда (англ.).]} Ведь он в принудительном порядке ниспослал нам корпоративное государство, в котором бестолковые крестьяне – враги заводов и пришедшей к нам американской промышленности – не будут больше эксплуатировать рабочих.
– Эта, что ли, промышленность зовётся на вашем языке (и в ваших бредовых мыслях) прогрессом? Хорват вы несчастный (бретонец неотёсанный![4 - Во Франции за бретонцами закрепилась репутация грубоватых и недалёких провинциалов, и Мицич таким образом поясняет свои слова фр. читателям.]), – выпалил Варварогений.
– Вуцибатина\ (паршивец)… куда ты нос суёшь?.. Любой, кто хочет поступить ко мне в слушатели, должен сперва ознакомиться с моей книгой под названием «Генри Форд», – прибавил университетский профессор. – Это молитвенник high life[5 - высшее общество, высший свет (англ.).], модернистский катехизис любого социального человеческого существа и современного цивилизованного человека…
Произнеся последние слова «социального человеческого существа и современного цивилизованного человека», он всем своим видом дал понять, что готов к аплодисментам. И слушатели в самом деле поспешили его уважить. Они рукоплескали этому профессору-переводчику «Генри Форда», как когда-то народ рукоплескал освободителям Белграда
. После чего, не скрывая своего презрения к Варварогению, который уже даже и не пытался спорить, он надменным тоном продолжил свою филиппику:
– Как я уже говорил, ipso facto экономика и социализм – это исключительное благо. Взглянем на нашу любимую родину, которая получила поддержку в виде немецких репараций и обогатилась за счёт иностранных капиталовложений и… и… взглянем, говорю я вам… that is the question[6 - вот в чём вопрос (англ.).]… как она с Божьей помощью заручилась дружбой французского народа и проторила собственную тропу к американскому комфорту, увенчанному европейским прогрессом. Постепенно и весьма успешно подражая Европе in naturalibus[7 - в натуральном виде (лат.).], мы копируем все современные экономические и политические, культурные и общественные образования… Нам, югославским народам, больше нечему учиться. Превратившись в гигантов, мы станем самой передовой нацией в мире, затем последует amerikanizatsia и, разумеется, на высшем уровне нам необходимо перенять национально-социальную систему Генри Форда, поскольку time is money[8 - время – деньги (англ.).], и да му материна (сербское ругательство)[9 - твою мать (серб.).], если кто не с нами и не желает через подражание сравниться с остальными, ибо таков наш главный долг перед всеми югославскими народами. Посмотрите на автомобили и грузовики, что разъезжают по нашим дорогам, утопающим в грязи и крови… все эти машины выпустил Форд. Посмотрите на нашу молодёжь в товариществах, пропитанных футбольным потом, – они хорошо усвоили динамику международного прогресса. Ведь подражать великим значит без особого труда их превзойти! Куда какому-нибудь Уолту Уитмену, Эмерсону, Вольтеру, Шекспиру, Гёте или Толстому до Генри Форда? Поймите же, что нам не нужно вообще ничего изобретать или создавать in abstracto[10 - вообще, отвлечённо (лат.).], незачем нам набирать своих безграмотных литераторов или политиков с путаными мыслями, всё это уже ждёт нас за границей (наша столица – не Белград, а Москва), и куда лучше искать вдохновение, глядя на ту самую великолепную заводскую трубу, о которой мы только что говорили: она возносится над минаретами всех турецких мечетей и над колокольнями всех византийских церквей, где ветхие иконы плесневеют, точно сморщенные сливы у нас в садах…
Американские «Кадиллаки» у правительственного офиса. Белград.
17 сентября 1920
Здесь, на Авале, вам наверняка доводилось слышать о зенитизме… В наших университетских учебниках о нём ничего не говорится, а значит, его и не существует… наши зенитисты – сплошь иностранные агенты, и эти одержимые уверены в собственном превосходстве над нами, выдающимися умами Югославии, а сами при этом не могут даже на хлеб себе заработать… Они только и знают, что кусаться, словно бешеные псы, однако ж есть у нас и Пастер в Берлине, и Карл Маркс в Москве, а потому яд их нам не страшен.
Драголюб Иованович (в центре на возвышении) среди крестьян в местечке Гнилане в Косово. 1935
Ох и бандиты! Лучше бы полиция основательней взялась за них, чем травить вас, патриотов, пусть она донесёт до них наш прогресс, коли ни его, ни европейскую цивилизацию они к нам на порог не пускают. Нужно избавиться от этих большевиков на службе у Муссолини и Бриана
, поскольку ipso facto английское политическое здравомыслие, американская промышленность и немецкий порядок – вот то, чего нашим предкам не досталось и даже не снилось… вот то, чему следует радоваться и чем нужно гордиться, ведь международная социально-коммунистическая цивилизация попросилась к нам на постой за свой собственный счёт… дармовая цивилизация… какой же всё-таки прогресс! Превосходный образец исторического материализма и европеизации Балкан!..
Когда профессор закончил речь, на него обрушился такой шквал аплодисментов, а публика была в таком восторге, что от смущения он даже споткнулся о кочку. Сербица же, наизусть знавшая все неудобоваримые тирады профессора, которыми тот потчевал слушателей по любому поводу – будь то на политических собраниях или во время занятий на кафедре, – попросту его не слушала. Её занимало другое. Куда интереснее ей было наблюдать за подвижной мимикой Варварогения, за его живым выражением лица, на котором посторонние замечали лишь гримасы. Больше всего её озадачивало, скорее даже поражало то, как Варварогений рос прямо на глазах, достигая невероятных, по сравнению с окружающими, размеров.
От этого Сербице стало очень не по себе.
12. Протест авальского крестьянина
Однако испуг Сербицы быстро сменился удивлением. Должно быть, оно пересилило страх, когда Сербица увидела авальского крестьянина, пробивавшегося сквозь толпу в намерении опровергнуть высказывания профессора. Этот авальский крестьянин оказался одним из самых ярых последователей Варварогения. Он тайком, без ведома нашего героя ходил за ним по пятам и внимал всему, что тот говорил с первых минут жизни.
– Поскольку у нас тут демократия, – произнёс он поставленным голосом, – то я выскажусь начистоту. Слова «вуцибатина» (паршивец) в моём крестьянском лексиконе нет, и о том, кому оно на самом деле подойдёт, я лучше промолчу. В остальном же всё совсем не так, как твердят нам плохие учителя. Подражание – это неполноценность, душевный недуг нашей элиты, даже, можно сказать, полная бездарность и бесхарактерность. Подражать значит загонять себя в рамки… а ещё вести себя как настоящие ослы и обезьяны. Наш славный профессор судит, конечно же, по внешним приметам и по ловким трюкам, но мне интересно, способен ли он судить иначе, рассуждать самостоятельно, думать своей головой, или же он зачитал тут нам главу заграничного диплома, который он успел купить, пока сербский народ воевал со смертоносной промышленностью, с индустрией великой войны, пока любимая наша Сербия мучилась в оккупации…
…Читать проповеди о великом будущем народа и в то же время о его неполноценности, значит плести заговор против независимости родной страны, открыто объявив себя нашим врагом – врагом создателей и защитников сербской нации. Я – простой крестьянин с Авалы, и мне эта идея прогресса кажется весьма странной, если я правильно перевёл на сербский всё то, что профессор изложил нам на языке столичных умников. Да, вы слышите оду во славу механизации, однако вам забыли рассказать, что механизация – это чудовищный произвол, злейшая угроза сегодняшнему миру. И произвол этот страшнее деспотизма султанов, а также голода, нищеты и смертельных болезней, обрушившихся на сербов во время албанской Голгофы
. Вам нахваливают цивилизацию как раз тогда, когда уместней всего звучала бы надгробная речь, эхом отзываясь в соснах нашей прекрасной Авалы. Да, тирания машин и механизации несёт в себе угрозу человечеству. Она требует от человека – то есть от нас самих, от наших душ – полного подчинения. Вот почему я призываю вас: остерегайтесь машин, они для человека скорее враги, чем друзья! И тем более остерегайтесь «дармовой цивилизации», как изволил выразиться премудрый профессор. Любовь к человечеству не имеет ничего общего с любовью к цивилизации…
…Прогресс, которому поёт дифирамбы ваш выдающийся просветитель и член земледельческой партии (а ведь там нет и не было ни одного земледельца, зато все сплошь миллионеры), – вовсе не друг народа: под ханжеской личиной скрывается самый настоящий смертный приговор человеческой свободе, достоинству и гениальности. Его хвалёный прогресс – это замаскированное нашествие гнилостных бацилл безнравственности, чума, парализующая любое высшее существо и любого варвара, то есть в сущности таких людей, как мой великий учитель Варварогений. Скоро вы сами увидите, как владельцы заводов и всевозможных производственных компаний, собственники акционерных обществ и псевдогосударственных банков потихоньку приберут к рукам не только университетскую профессуру, депутатов и министров, но и все лучшие умы страны, которые ещё недавно были верны ценностям и гению сербского народа. И этого мало… Как только они начнут свозить богатства мешками, как только их промышленность, для которой вы должны будете не только добыть сырьё, но и предоставить рабочие руки, пожертвовать здоровьем, а зачастую и жизнью… как только эта промышленность перестанет процветать, прельщать их и утолять их гнусную жажду политического и нравственного порабощения, они сбегут, набив карманы вашими же деньгами, а затем ещё и превратив их в военный фонд наших врагов…
Сербский крестьянин. 1915
…Подумайте о ваших детях! Будут ли они тогда улыбаться? Достанется ли им хоть корка хлеба?.. Ведь эти современные корсары разорят ваши земли, поля, леса, сады, дома – всю национальную экономику, главный источник силы для любого народа, – а вам останется только обгладывать железо машин, и то лишь потому, что машины эти не влезут в их чемоданы!..
Албанская Голгофа. 71-летний король Пётр I переходит через р. Дрин в Албании во время отступления сербской армии. Декабрь 1915
Да, сербский народ можно сколько угодно осыпать клеветой (нет такого друга или врага, который удержался бы от этого соблазна и не поддался бы тлетворному влиянию пошлой особы по имени невежественность), можно плести интриги и козни против сербов, и даже в домах у тех, для кого дружба сродни рабству, а друзья – всё равно что слуги, сербы будут улыбаться, да ещё и затянут песню, делая вид, что ничего не видят, не знают и не замечают. Но внутри у них всегда будет несгибаемый стержень, и в нужный момент они поступят так, как захотят. Скажу даже больше, и пусть меня услышат все и каждый: сербы – это вам не те, о ком толкует Толстушка Берта (я имею в виду мировую прессу и торгашей со всех концов света), и не те, кого можно «европеизировать» за границей, превратив в безвольных кастратов! Как бы не так!.. Едва ли найдётся обладатель университетского диплома, писательского пера или политического кнута, способный похвастаться таким же здравомыслием и такой же удивительной ясностью ума, какими наделён сербский крестьянин – творец собственного Государства, в тени которого прозябают сегодня Триест и Салоники… зачинатель сербской культуры, вдохновитель и строитель многих других культур… создатель сербского – самого что ни на есть мужественного – языка с самой совершенной письменностью на свете, внедрённой стараниями выдающегося крестьянина и пастуха Вука Караджича
, который научился читать и писать на дороге, у проходивших мимо путников… Именно крестьянин подарил нам бесценную сокровищницу поэзии и сербских народных сказок, в которых национальная этика и сербский поэтический гений состязаются в величии с нашей историей
. Мало того!.. Если европейская и любая другая аристократия представляет собой лишь ничтожнейшее меньшинство, эксплуатирующее народные массы, то сербское крестьянство – это единственная коренная, общечеловеческая аристократия, причём не только на Балканах, но и во всей Европе. И чем ближе сербская добродетель к абсолюту, тем больше клеветы обрушивается на сербов из-за границы.
…Так и запомните: полтора миллиона сербов пали, сгинули в тюрьме, у расстрельной стены и на поле брани
, преграждая дорогу европейской чуме в годы великой войны ради того, чтобы наша варварская держава – величайшая Сербия, от Салоников до Триеста
– свободно расправила крылья. Однако теперь, после гибели целого человечества, после сербской победы, о которой не подозревают даже самые могущественные народы на земле, наши могилы заплёваны, клятвы нарушены, флаги спущены, наши идеалы и дело преданы, имя Сербии, под которым вершились чудеса, вычеркнуто, и у некоторых ещё хватает наглости нас спрашивать: почём ваша сербская кровь? За сколько её продадите?.. Славное имя нашей родины стёрли с карты мира! Сбылись мечты всех наших врагов, нет больше такого слова – «Сербия»! Сербию продали с потрохами, но она остаётся в наших сердцах и умах, пока жив хоть один серб, достойный носить это имя, которое увековечили наши погибшие – самые доблестные герои на ратном поле и на всей земле. Победу Сербии подарили мёртвые, а предали её живые. Невозможно без слёз видеть, как сербского гения держат на цепи, почти нигде не давая ему развернуться. Наши друзья сильнее нас, и они всадили нам нож в спину. Они думали, что поступили очень мудро, в первую очередь уважив проигравших, политических ростовщиков, изменников и отступников, которые требовали уничтожить Сербию и рыли могилы для всего сербского народа. Стыдно признаться, но ведь и в наших рядах нашлись трусы, заговорщики и предатели, готовые променять полтора миллиона сербских могил на сейфы в международных банках, империалистические железяки и выдумки сербофобов…
13. Балканизация Европы – это самая настоящая децивилизация Европы
Набрав в лёгкие как можно больше воздуха, Варварогений взбежал на пригорок прямо напротив памятника Неизвестному Герою. Придя в восторг от протестного выступления авальского крестьянина, он с трепетом оглядел разгорячённую, плотную толпу мужчин и женщин и заговорил, выражая солидарность со словами и действиями своего ученика.
– Прежде всего да здравствует авальский крестьянин! Да, с подачи коммерческой цивилизации хлеб теперь не хлеб, а валюта. Добродетель, ум и честь стали нынче синонимами нелепости. Всё решает богатство. Бесплатного хлеба больше нет, да и хлеб уже не тот! Что бы вы ни ели и ни читали, всё сплошь товары и предметы спекуляции. А жизнь цивилизованного человека?.. Она превратилась в исполинскую тюрьму, которую слепо боготворят академики, интеллектуалы, журналисты и политики! Заметьте, всё без исключения проходит через руки ростовщиков, маклеров, шантажистов и лицемеров, которые развалили Европу, разорили её, сделав из неё гигантский рынок, где торгуют человеческим достоинством. В пример вам ставят одно ворьё. Так защитим же Балканы! Это только наша ответственность, и только мы можем омолодить Европу. Преградим путь микробам! Бросим всю нашу мужскую силу на защиту балканских земель, и пусть наш духовный героизм послужит щитом для варварского гения. Уж поверьте мне, именно на Балканах должен родиться новый мир, новый европейский строй. И речь вовсе не об общественном строе – эта дрянь своё отжила! Сегодня так называемый общественный строй – всего лишь сборище скотов и дикарей, примкнувших к биржевым спекулянтам, политическим партиям и банковским управляющим. Я же говорю о строе человеческом}.. Именно он должен сформироваться в Европе, и основой ему будет служить нравственный уклад, идущий от человеческого сердца, а не свалившийся с неба. Человеческий строй должен одержать победу на всех континентах. Вот поистине благородная революция, не чета бойням и массовым расправам над людьми. А революция, свершаемая во имя человеческого строя, и есть балканизация Европы под знаменем зенитизма!..
Поэтический сборник Л. Мицича «Антиевропа» (Белград, 1926)
…В конце концов, будь что будет!.. Только не жалуйтесь потом, что вас не предупреждали. Машинная цивилизация или механизация, какой бы она ни была, никому ещё не принесла счастья. Она сеет горе, и в душе у человека разрастается пустыня. Берегите красоту ваших полей, чтобы и в душе у вас сохранилась красота! Деньги – это не жизнь. Народ живёт поэзией – неужели я не прав, скажите мне вы, сербы, поэты, слагающие собственную историю?.. Для вас, жителей Балкан, существует лишь одна цивилизация: цивилизация пшеничных полей, цветов, песен и доблестных рыцарских сражений – цивилизация храбрых сердец, а вовсе не банков и заводских площадок. И пусть деньги дают всходы на бранном поле, но ведь там же гибнут цветы и колосья. А потому заклинаю вас: не сдавайтесь, как не сдались вы в годы великой войны, выдержав нашествие цивилизованных тварей. Если вы не устоите, то всё, что сейчас принадлежит вам по полному и суверенному праву, у вас отнимут и раздадут акционерным обществам и международным корпорациям. Не слушайте ярмарочных шутов, немедленно откажитесь от рабского будущего, которое вам сулят академики и политики, эти ростовщики античеловеческого прогресса!.. Среди вас же почти не осталось тех, кто добровольно вступит в эту шайку торговцев народами, разве не правда? Увы! Но такие люди всё ещё встречаются… Так что подумайте хорошенько, прежде чем бросаться в мутную воду, прежде чем согласиться на современное рабство – рабов-то из вас и пытаются сделать, якобы приобщая к цивилизации тех, у кого человеческой культуры куда больше, чем у мнимых цивилизаторов помойки…
…Я говорю вам всё это здесь, стоя на вершине вулкана, на вулканической почве Авалы, потому что знаю: никому не удастся купить вас, сербских крестьян, балканских аристократов, европейских варваров. Европа ещё должна сказать вам спасибо за то, что вы столетиями стояли на страже, защищая её от турецкого нашествия. Да, она должна быть вам благодарна за безопасность и покой, а кроме того и за все её многочисленные возрождения. Но и без её благодарности вам, сербам, есть чем гордиться, ибо в Европе, пожалуй, нет имени древнее и блистательнее, чем ваше. Не оно ли переводится с санскрита как «владыка»?..
…Будьте верны себе: оставайтесь сербами и варварами, самым культурным, благородным и человечным народом в Европе! Оставайтесь людьми, проявляющими человечность на деле, а не на словах, приготовьтесь к величайшей битве этого века – к балканизации Европы! Ведь балканизация Европы – это самая настоящая децивилизация Европы. Мы все вместе должны потребовать от тех, кто стоит у вла…
Но закончить речь Варварогению не удалось. В это мгновение в него выстрелили из пистолета.
14. Смерть соловья
А меж тем Сербица лишилась чувств. В тот миг, когда прозвучал выстрел, она запрокинулась навзничь, очутившись в объятиях Варварогения. Это-то и спасло ему жизнь.
Но без жертв всё же не обошлось.
Смерть прибрала соловья, который, на свою беду, сидел в сосновых ветвях прямо позади Варварогения. А бездыханное птичье тельце, всё в окровавленных перьях, упало прямо на грудь к Сербице. Собственно, от этого трагического и смертельного падения она и пришла в себя.
Увидев большое пятно крови у себя на груди, Сербица вскрикнула:
– Кровь!.. Любимый мой, вы ранены…
– Ранен я уже давно, да только кровь у меня не течёт.
Мысль о том, чтобы признаться Варварогению в любви, была в тот момент для Сербицы и величайшим соблазном, и страшнейшей пыткой. Однако ни ему, ни кому-либо ещё она об этом сказать не могла, и никогда ещё действительность не представлялась ей такой жестокой. Да, чуть раньше у неё вырвались слова любви, но произнесены они были скорее от потрясения, от страха при виде крови, которую она приняла за кровь Варварогения. В них обнаружилась скорее её слабость, чем полностью осознанная сила чувства.
– И потом, – рассуждала она, – чтобы любить такого уникума без оглядки на предательство, разве не нужно прежде всего быть ему ровней!? А мне, увы, так до него далеко!..
– Бедный соловей! – сказала она Варварогению. – Как красиво он пел, пока вы говорили.
– За что и поплатился жизнью, – с грустью отозвался Варварогений. – Но он сослужил мне верную службу. Такая смерть и впрямь несравнимо печальнее человеческой. Соловей же никому не желал зла…
