скачать книгу бесплатно
– Опять?
– Быстро!
И в мгновение ока вдруг в обратном порядке всё: вслед за лифчиком уже и блузка на ней, а потом тут же и юбка, и свитер ненужный в сторону отброшен, и вот передо мной стоит какая была, поверить трудно. И еще в руках у нее пакетик, и она оттуда извлекает что-то, сразу не различишь. А когда надувать стала, оказался шарик, и не простой, а презерватив по всем признакам.
И хоть не сразу я, но догадался:
– Из кармана у меня? И когда успела! Даешь!
Потому что фокус знакомый, было уже. Элизабет не отрицает, а наоборот – жмурится, торжествуя и от шарика не отрываясь. Все надувает, пока не лопается, и даже она от испуга вскрикивает. И настает время моего торжества, объясняю строго, почти лекция:
– Пиджак из клубного гардероба, я выступал в нем четверть века назад. Старый мой пиджак, и содержимое карманов соответственно. Клептоманы, не зная, куда лезут, все равно лезут, они слепы в своей страсти. И клептоманки особенно!
Элизабет в восторге:
– Какаду, браво!
Придя просто в неистовство, она хохочет и уже второй надувает. И к окну скорей бежит, чемодан несобранный по пути ногой отпихивает. Раму распахнула, и ветер шарик подхватывает. И к трубам заводским понес, к клубам дыма, далеко. А мы стоим, смотрим.
– Ты должник мой, Какаду, – говорит Элизабет.
– Это понятно.
– Я из-за тебя осталась, чтоб не сдох. Раз и навсегда запомни.
– Любое желание.
Она взглядом меня окидывает:
– Одно, пожалуй, не поверишь. Хочу с тобой танцевать.
15
И по коридору уже молча идем. Спрашиваю:
– А ты с ним была, когда со мной была?
Элизабет и не поняла даже:
– Что-что? С кем, с кем?
– Ну, с Булатом, с Попрыгунчиком своим?
– Вообще-то я от тебя к нему ушла, в причины не вдаемся.
– Не вдаемся. Но ты с ним была? Не потом, а когда еще со мной?
– Господи, кто о чем. Какаду, заклинило?
– Вот представь себе.
– Тогда не была, а бывала, если еще с тобой была. Черт, еле выговорила! Какаду, ты меня заморочил!
Прибавляет шаг, догоняю. Не знает, как от меня избавиться.
– Ну, раз, может… Уже не помню. Отвяжись.
– Раз или раз-другой?
– Может, и другой, да.
Передразнивая, еще палец на ходу загибаю, третий по счету:
– Или?
– Да.
– Что да?
– Или.
Подталкивает меня к двери, ведь уже мы у номера Валенсии:
– Стучи, зови! Давай! – И сама стучит, не дожидаясь. – Госпожа Валенсия! Дорогая наша, ау! На репетицию пожалуйте!
Тоже включаюсь:
– Наверстывать! Милости просим!
Валенсия за дверью вместе с нами кривляется:
– Бегу, лечу, ау! О, какой сюрприз!
– Счастлива, – кивает Элизабет.
Ожидание, однако, затягивается. В дверь барабаню:
– На выход давай! Ты чего там, эй!
Голос Валенсии:
– Минуточку! Уже секундочку! А вот и я!
16
И является в шубе вдруг и с чемоданчиком на колесиках. И мимо проходит, не заметив. Очки только прощально сверкнули, опять в очках она. Не понимая, мы с Элизабет следом спешим, в лицо непреклонное заглядываем.
– Куда ты, куда? – бормочет Элизабет.
Непреклонна. Хорошо, не безмолвна.
– На твой полоумный поезд вместо тебя.
Решимость такова, что мы с Элизабет просто на месте остаемся без надежды. Нет, семеним, конечно, опять догоняя. И я чемодан у Валенсии вырываю, ухитрился, даже так. А Элизабет, вперед забежав, на пути ее встает, чтобы лицом к лицу.
– Причина?
– Я сама.
– Понимаешь, что не может так все кончиться, невозможно?
Шла как шла, шага не замедляя. Элизабет в сторону отскакивает, чтобы с ног не сбила, едва успевает. И, догнав, рядом опять идет.
– Подожди, Валенсия. Ничего еще не было.
– Все было. Ты не заметила.
И чемодан свой у меня выхватывает, зазевался.
– Вы меня бросили, теперь я вас.
К лифту подходит. Элизабет смотрит на меня:
– Какаду!
– Бесполезно, если уперлась. И в очках снова.
– Что значит?
– Прощается, всё.
И в лифт с ней сажусь. Элизабет, третья лишняя, на этаже остается.
Встаю на колено, еле уместился. За бедра обнял, за шубу.
– Стало еще противней.
– Права.
Поднимаюсь. Смотрим друг другу в глаза.
– Был такой с попугайской кличкой, чуть что – на колено падал. Еще, по слухам, у него член был огромных размеров, но стоял только в танце. Какаду, кто это?
– На некролог наскребла.
– Доживи. Слишком себя любишь.
Оказалось, мимо меня смотрит, в зеркало за моей спиной.
– А еще, если ты пакли свои носишь, следить надо, вон краска на затылке слезла.
Последнее непереносимо, я лицо, скривившись, ладонями прикрываю. Но она не знает жалости:
– И врал так искренне, что даже плакал – кто это?
Тут, к счастью, двери открываются, и Элизабет уже нас внизу встречает, по лестницам быстрее лифта успела. Валенсия, не церемонясь, ее привычно отталкивает и напрямик через ресторан идет к выходу. И я следом между столиков лавирую, угнаться не могу. Настигнув, опять пытаюсь выхватить из рук чемодан, завязывается настоящая борьба.
И вот мы разом замираем, оглушенные аплодисментами и даже овациями. То есть от неожиданности просто двинуться не можем, забыв про чемодан. Потому что в своем единоборстве вдруг оказываемся как бы на сцене перед большим обеденным столом, и зрители, отложив ложки с вилками, хлопают нам, не жалея сил, и выкрикивают приветствия.
– Валюша, – спрашивает один из зрителей, обращаясь к Валенсии, – скажи на милость, золотце мое, а что это такое, что мужчина у тебя чемодан отбирает?
– Это галантный он, – отвечает Валенсия, – не допускает, чтобы бедная женщина надрывалась сама.
– А в шубе бедная женщина с какой стати? – продолжает допрос зритель.
– А прогуляться решила.
– С чемоданом?
– Еще что в чемодане, спроси! – подаю я недовольный голос.
Дальше так: мы перестаем существовать как трио, зрители вскакивают из-за стола и, заключив в объятия, растаскивают по сторонам. И мальчик с саблей в руке, подпрыгнув, уже у меня на шее виснет, я и глазом не успел моргнуть.
– Дед, дед! – шепчет, личиком своим к щеке моей прижимаясь. – Ты плакал, дед? Покажи! Кто тебя обидел, ты мне покажи только! Я ему!
И сильней только к себе я внука притискиваю. И так расчувствовался мальчик, что сам заплакал.
17
Потому что люди близкие они, родные, и не танцы с ними – жизнь. Валенсия все не верит:
– Вот так сюрприз! Всем сюрпризам сюрприз!
– Малость вы нам смазали с этим чемоданом, что сюда вдруг явились, – сетует все тот же собеседник Валенсии, на чемодане зацикленный. – Должны были в зале нас увидеть, вот тогда совсем сюрприз!
Валенсия представляет:
– Мой благоверный.
Жмем друг другу руки:
– Виктор Иванович. Виктор.
У меня тоже имя есть:
– Герман Иванович. Герман.
– Ивановичи припадают! – провозглашает вдруг благоверный и, к моему изумлению, расставив руки, опускается перед женой на колено. И еще упрекает: – Ну? А вы что же? Не Иванович никакой!
