banner banner banner
О чём вспомнил и размышлял. Книга первая. Края мои родные
О чём вспомнил и размышлял. Книга первая. Края мои родные
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

О чём вспомнил и размышлял. Книга первая. Края мои родные

скачать книгу бесплатно

О чём вспомнил и размышлял. Книга первая. Края мои родные
Михаил Тимофеевич Тюрин

Книга первая «Края мои родные» рассказывает о недалёком прошлом нашей Родины через призму истории семьи. Это правдивый и честный рассказ о Великой Войне, о жизни и быте в военных гарнизонах в СССР, размышления о Любви и Надежде. Книга вторая «Военная служба» рассказывает о службе в Вооружённых Силах, историю создания и эксплуатации системы ПРО г. Москвы.

О чём вспомнил и размышлял

Книга первая. Края мои родные

Михаил Тимофеевич Тюрин

Корректор Валерий Тюрин

Дизайнер обложки Сергей Тюрин

© Михаил Тимофеевич Тюрин, 2017

© Сергей Тюрин, дизайн обложки, 2017

ISBN 978-5-4485-7225-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Неумолимо и быстротечно время, отпущенное каждому из нас в этом мире. Наступает момент, когда жизненная перспектива становится осязаемо чёткой и ясной в своей безусловной однозначности и обречённости, когда хочется обернуться назад и с высоты прожитых лет обозреть уже подёрнутую туманной дымкой дорогу, которую прошёл, но теперь без всякой надежды что-то там, в прошедшей дали, изменить, выбрать обходы, объезды, а может быть и подыскать другую дорогу и при этом измениться и самому.

Возникшая совершенно спонтанно уже в достаточно зрелом возрасте потребность как бы отчитаться за прожитую жизнь явилась причиной создания этого повествования. Я даже отчётливо и не представляю перед кем и за что мне нужно отчитаться, но моё внутреннее состояние и убеждённость настоятельно требуют совершить этот поступок.

Не будучи профессиональным литератором, стремился лишь с максимальной достоверностью воспроизвести факты и события, свидетелем или участником которых был, на фоне сопутствующей им обстановки в стране и обществе. Я не придерживался строгой хронологической последовательности в изложении своего видения разных проблем, с которыми встретился в Вооружённых Силах и государстве и к которым был неравнодушен в силу полученного воспитания и заложенных во мне Создателем жизненных принципов.

О памяти и беспамятстве. Вместо предисловия

Уходят годы. Наступает время расстаться с любимой, или не очень, работой, коллективом, интересы которого были в определённой степени и твоими, всё меньше остаётся рядом людей, которых знал, круг общения неизбежно сужается, а средства массовой информации и книги не могут компенсировать былого живого общения. И всё чаще и чаще задаёшь себе вопросы: «зачем жил, что сделал, что оставлю после себя?». Вольно или невольно из глубины сознания всплывают разные факты и события из прожитой жизни, одни довольно чётко и полно, другие только в качестве фрагментов вроде бы единого целого, но покрытого рваной, разной плотности дымкой.

Сколько людей – столько и вариантов степени занятости человека воспоминаниями, степени погружения в них и объёма времени на этот процесс. Деятельные люди и до конца остаются таковыми и воспоминания, как естественная форма продолжения жизни, никоим образом не снижает способности их к оценке текущей ситуации и возможности заглянуть на перспективу.

С детских лет я с большим трепетом всегда воспринимал природные символы и явления, указывающие на определённые изменения в жизненных процессах на земле. Наибольшее впечатление на меня производит и до сих пор прилёт и отлёт птиц, особенно журавлей, извещающих нас своим курлыканьем о начале и завершении очередного жизненного цикла. Томительно-грустное настроение при их отлёте (ушёл ещё один сезон, да и год жизни) и радостно-возвышенный эмоциональный подъём весной при их пролёте на север – жизнь, несмотря ни на что, продолжается.

Нам, людям, трудно судить о «мыслях» в журавлиных мозгах, «вспоминают» ли они о тех дальних северных краях, где провели лето, где народилось новое потомство. Или все их действия продиктованы заложенными в них инстинктами о сохранении и продолжении жизни их журавлиной стаи.

Но человеку свойственно, по крайней мере, раз в году (например, при встрече Нового года) вспоминать события года уходящего, а иногда и проводить сравнительную оценку с годами предыдущими, углубляясь, что называется, в историю.

Память! Вот что свойственно человеку и не только на уровне инстинктов, но и на основе разумного начала, заложенного в нас, людей, Создателем. В первую очередь речь, конечно же, идёт не столько о прошедших событиях как таковых, но, прежде всего, о людях, так или иначе связанных с ними, о тех людях, которых мы знали лично или которых узнали по участию их в запомнившихся событиях. Естественный приоритет отдаётся своим близким: родителям, родственникам и тем, до того посторонним, которые в силу ряда причин стали нам интересны и близки, а может быть и ненавистны. Так что диапазон для воспоминаний достаточно широк.

Ведь каждый человек по сути своей уникален и, как полагаю, в мире не найдётся и двух личностей, у которых жизненная стезя была бы абсолютно одинаковой. Можно говорить о количестве прожитых лет и в этом сравнительном анализе найдётся сколь угодно большое число людей одинаковых по такому измерению.

Но в памяти истории остаются, как правило, не рекордсмены по числу прожитых лет, а люди, оставившие свой индивидуальный след на земле и которых, что очень важно, знали при жизни современники. Безвестным так и суждено, по логике вещей, остаться микроскопической пылью, которую все топчут, не задумываясь о происхождении этой субстанции. А эта «субстанция», на самом деле, была тоже индивидом, который жил своей жизнью и мыслил теми категориями, которые вложил в него Создатель. Вероятнее всего, он не помышлял о вечной памяти, даже, может быть, и не понимал смысла этого понятия, но уж точно (по моим наблюдениям) хотел жить дольше (оставаться на «белом свете») даже в тех ужасных условиях сельской действительности, о которых знаю не понаслышке, а по собственным ощущениям. Хотя высказывания о бессмысленности дальнейшего пребывания в этом мире мне помнятся. Чаще всего это происходило с теми людьми, которые почувствовали свою ненужность (по разным причинам) прежде всего своим близким, родным, которым было отдано много сил на устройство их в земной жизни. Это тягостное состояние порождается зачастую чёрствостью детей и близких, по своему недомыслию уверовавших в то, что теперь они и «сами с усами» и для их благополучия родители становятся обузой в корыстных помыслах великовозрастных дитятей «пожить для себя».

Глубоко убеждён в том, что человек приходит в этот мир может быть и случайно, на первый взгляд, но по какому-то неизвестному для нас плану Творца, поэтому и нужно воспринимать жизнь как дар Божий и помнить о тех, кто был материальным носителем зародившейся жизни, твоей жизни. Забвение этой истины приводит не только к отчуждению от родителей как уже «отживших своё», но и порождает «иванов, не помнящих родства», способных на любые предательства и измену в силу своих убеждений заботиться только о себе, только об удовлетворении своих низменных инстинктов.

Сказанное выше больше относится, я бы сказал, к бытовым явлениям. В то же время кто бы помнил о каком-то Александре из Македонии, не соверши он успешные беспримерные походы со своей армией по странам и континентам. Кто бы знал много о египетских фараонах, не построй они (или лучше сказать, при них) такие величественные сооружения как пирамиды. Архимеда, Пифагора и многих других помнят потому, что их трудами уже сотни лет пользуются люди в своей практической деятельности.

Для истории совершенно неважно, сколько конкретный человек отсчитал лет и зим (это имеет значение только для самого человека), а важно лишь то, сколько и какого качества труда (какой глубины след) он оставил на земле своим потомкам в качестве «науки» для выживания и продолжения рода. Говоря другими словами, продолжительность человеческой жизни характеризуется в большей степени её насыщенностью событиями и делами, в которых принимал участие. Моя мать уже на склоне лет часто с болью говорила об однообразии своей жизни, о том, что она в свои 80 лет мало что видела, особенно хорошего, на этом свете «как будто и не жила». Потому что всё время была в работе, без выходных и отпусков, без тех атрибутов человеческой жизни, которые стали нормой для значительного числа живущих ныне на земле (хорошие бытовые условия и нормальное питание, посильная работа, обеспечивающая всем необходимым для жизни, обеспеченные отдых, старость, медицинское обслуживание и т.д.). А сколько таких матерей и отцов, бабушек и дедушек, которые неустанно своими руками и горбом обеспечивали другим возможность вкусить упомянутых прелестей жизни, осталось в истории на слуху? Сколько поколений тружеников сменилось на земле, сколько могил сравнялось с землёй? Кто знает. А мы, если и вспоминаем о них, то только чохом, ибо не знаем о предках ровным счётом ничего (кроме небольшой категории людей), забывая, вынужден повториться, об индивидуальности каждого жившего и живущего.

По буддийским верованиям каждый человек умирает дважды: первый раз – вместе с физической смертью тела, а второй – когда умирает память о нём. Люди давно уже пытаются хотя бы на какое-то время оставить память о себе: одни материальными приобретениями (квартиры, дворцы, сундуки и пр.), другие – духовными ценностями (музыка, картины, книги, скульптура и т.д.). Что из них долговечнее? По-видимому, здесь нет однозначного ответа, тем более что «ничто не вечно под луной». В бытовом плане, распространённом повсеместно, по крайней мере, в цивилизованных странах, память об ушедших ассоциируется с установкой на местах погребений (и не только) различных памятников – будь то христианский крест, мусульманский камень или монументальное сооружение, в том числе и при массовых захоронениях в местах боевых действий или чрезвычайных происшествий. Эти памятные знаки нужны в первую очередь живущим, чтобы они хотя бы на короткое время, определяемое продолжительностью собственной жизни, не забывали, откуда они пошли, и кто им обеспечил путь-дорогу. Не исключаю также и того, что, может быть, и душам усопших такое внимание со стороны живущих совсем не безразлично.

Я далёк от мысли считать, что все люди поголовно только и думают об увековечивании себя в истории. Нет, конечно. Увековечивание той или иной личности осуществляется не ею самой, а потомками. Есть, конечно, и исключения. «Я памятник себе воздвиг нерукотворный…» – и мы верим А. С. Пушкину, что так и есть по воздействию его трудов на умы людей. Эта память о великом поэте не идёт ни в какое сравнение с памятью о Солженицине, выпросившим у патриарха Русской православной церкви место для погребения на кладбище Новодевичьего монастыря рядом с известными людьми. Так что память памяти рознь!

Не тщеславия ради остаться в памяти затеял я это повествование, но для того, чтобы показать мои истоки и людей, с которыми свела жизнь, и ту обстановку (изнутри), в которой прошли мои годы. Пишу с надеждой, что сей труд будет хотя бы в малой степени полезен, а, может быть, и послужит стимулом к более глубокому познанию истории нашего рода, да и истории государства, в котором мы живём.

Глава 1. Где мы родились и росли

Пути-дороги

Вся жизнь человека от рождения и до кончины связана с дорогами: длинными или короткими, обустроенными или не очень, в одиночестве или в семье, в коллективе; с комфортом или без, в хорошем климате или с постоянными ненастьями и т. д., что накладывает отпечаток и на саму жизнь человеческую, на насыщенность её впечатлениями, полученными от окружающей среды в объёме, зависящем от того куда глядел при перемещении и как далеко заехал, зашёл.

В этом смысле и сама жизнь есть дорога и у каждого она своя. Неисповедимы планы Господни и никому не дано заранее знать свою судьбу – дорогу. Одни рождаются на «асфальте» и по нему передвигаются всё назначенное время, другие – на «земляном полу» и весь свой отведенный срок месят грязь, не позволяющую высоко поднять голову, чтобы хорошенько осмотреться и подыскать другой путь. Печальна судьба тех, кто из-за неосторожности или излишней самоуверенности, не подчинившись правилам перемещения по асфальту, волею случая попадает на грунтовую, без твёрдого покрытия, дорогу, периодически размываемую дождями и разбиваемую такими же «передвиженцами» и где-нибудь, обессилив вытаскивать ноги из непролазной грязи, застревает на долгое время, а то и навсегда. Другой же, вытолкнутый из грязи какими-то силами на асфальт и сообразивший, что если внимательно следовать указаниям дорожных знаков, а при их отсутствии (указатели стоят не везде, где хотелось бы), то и сообразовывать своё передвижение с окружающей обстановкой на открывшемся пути, может уехать весьма далеко и даже получить удовольствие от этого процесса.

Волею судьбы я уж точно не «родился на асфальте», а так как кругом были одни чернозёмы, т.е. непролазная грязь, в прямом и переносном смысле этого слова, то моим родителям даже при всём их естественном родительском желании видеть своего ребёнка выведенным на хорошую дорогу оставалось только мечтать о ней. Но я всё-таки вышел на свою дорогу. Она была во многом грунтовой, но значительная её часть была пусть и не совсем с гладким асфальтом, но всё-таки с «твёрдым покрытием».

Свой жизненный путь часто ассоциирую именно с географическими дорогами, по которым приходилось передвигаться. Дорога, особенно длинная, заставляет задуматься кто ты, откуда, куда и зачем передвигаешься, как далеко удалился от начала своего пути и что ждёт впереди, что остаётся за спиной там, откуда уехал и куда больше не вернёшься. Либо там хорошо просматривается колея, обеспечивающая уверенное и безопасное движение в выбранном тобой направлении, а может и кому-то мешающая проторить свою колею в другом направлении, либо есть ещё и что-то светлое, помогающее, прежде всего, своим близким рассмотреть детали дороги твоей с тем, чтобы более уверенно передвигаться по своей, их дороге жизни. Конечно, не каждому дано правильно расставить свои фонари-светильники так, чтобы их свет не слепил глаза другим и не стал бы помехой, отвлекающей от выбранной дороги и тем самым не обеспечивающими безопасность перемещения по ней.

Но время всесильно. Дорожную колею могут и углубить последователи, но другие же для удобства их езды и выбора своего направления могут и сравнять её, уложив свежий асфальт так, что и следа от прежних «передвиженцев» не останется. Светильники же будут заменены на другие в связи с появлением новых более эффективных и изменением принципов организации самого освещения.

В реальной жизни оно так и происходит, этот процесс остановить нельзя, да и не нужно стараться сохранить то, что не обеспечивает надлежащего жизненного комфорта, способствующего воспроизводству и продолжению жизни человечества в новых условиях. Умиление былым не может быть причиной консервации достигнутого, но лишь основанием для извлечения уроков в поступательном движении вперёд.

Но вот что я ещё заметил для себя, передвигаясь при необходимости по нашим дорогам. Все изменения, происходящие на них и рядом с ними (в пределах досягаемости зрения и понимания ситуации вокруг) очень сильно влияют и на духовное состояние человека, а, следовательно, и на его личный жизненный путь. Прекрасно уложенный асфальт, оборудованная всей инфраструктурой дорога, позволяющая быстро и безопасно передвигаться по ней, возделанные поля, пасущиеся стада, возведенные новые современные дома и посёлки вызывают прилив бодрости, какую-то внутреннюю радость, что жизнь продолжается и ты даже не задумываешься о количестве жизни, позволю так назвать это состояние, оставшейся в тебе лично. А если проезжаемые километры изобилуют ухабами, примыкающие к дороге когда-то распаханные и дававшие хороший урожай поля заросли кустарником и всяким чертополохом, если становится всё меньше и меньше крестьянских домов, а на их месте не появляется новых, более благоустроенных строений и производств, если не видно ни одной пасущейся скотинки, а видна лишь многие годы заброшенная шахта Куровская, если видишь вдоль дороги женщин и мужчин с потухшим взором, предлагающих купить у них собранные в лесу грибочки и ягоду, выращенные на своих огородах овощи и фрукты, чтобы хоть как-то поправить своё материальное положение, когда видишь, говоря общими словами, «развал и запустение», то и радости в душе остаётся очень мало, разве лишь то, что ещё как-то выделяешься на этом фоне. В молодости, должно быть, ощущения были и не такие, но к старости невольно соотносишь своё внутренне состояние с окружающей обстановкой в надежде найти поддерживающие твой жизненный тонус стимулы.

Так уж сложилась жизнь и места моего проживания, что по дороге на мою родину, к месту моего рождения, приходилось пересекать в разных направлениях Московскую, Орловскую, Калужскую, Смоленскую и Брянскую области. И на этих дорогах и в разные времена видел массу примеров, свидетельствующих о пробуждении жизни и развитии нашего государства, затем доказательства всеобщего развала и запустения, олицетворением чего в определённой степени и является шахта Куровская в Калужской области своими разрушенными корпусами и инфраструктурой, но зато с упирающимися в небо огромными терриконами пустой породы. Справедливости ради замечу, что в последние годы в Калужской области появились довольно заметные ростки возрождения, вселяющие надежду и вызывающие ощущение того, что мы ещё поживём.

Автодорога «Украина», называемая в обиходе просто Киевским шоссе, по которой ездил на родину многие десятки раз, за годы ельцинско-путинского правления практически улучшения не претерпела, за исключением отдельных участков, а в условиях резко возросшего транспортного потока требует коренной модернизации. Но всё-таки несмотря на реальную угрозу разбить подвеску или лобовое стекло продолжаем преодолевать все трудности – это ведь дорога к дому, а дом и дорога к нему святы.

Ну вот и подъехали по Киевскому шоссе к пересечению с шоссе Брянск-Орёл, откуда путь лежит до Карачева и далее уже на мою родину – село Ружное, расположенное на самом краю района в 25 километрах от районного центра. Этот участок пути преодолевался мною пешком и на транспорте огромное число раз с детских лет и потому картина, нарисованная в сознании от увиденного в те далёкие годы, казалась долгое время прочной и незыблемой. А теперь, в каждый очередной приезд, начинаешь с болью понимать, что от той привычной картины остаётся всё меньше и меньше, что этот холст очень сильно обветшал и во многих местах зияют огромные дыры. Каркас, на котором держался холст, перекосился и частично разрушен и теперь нет уже таких материалов, красок и приёмов, чтобы восстановить былое изображение на этом холсте жизни, поэтому с тревогой ожидаешь, когда и эти оставшиеся кусочки старого холста рассыплются в прах, а на их месте и за ними откроются совершенно другие виды и перспективы, а на вновь натянутом холсте новые «художники» не оставят тебе места.

Пока не будем останавливаться в Карачеве и свернём на дорогу, ведущую в другой районный центр Брянской области, город Навля. Моё родное село расположено примерно на половине пути между этими районными центрами. Проезжаем Бережок, который по своим размерам и расположению не претерпел принципиальных изменений с тех давних послевоенных лет, когда я впервые его увидел. Строятся новые дома на месте сносимых старых, более комфортабельные, с гаражами и приличными заборами, появился хороший магазин (правда, ещё в советское время), возродилась церковь, находившаяся в прежние безбожные времена в полуразрушенном состоянии. Не стало «голубого Дуная» – небольшого ларёчка, торговавшего в советские времена кондитерскими изделиями (в весьма скудном наборе) и, конечно же, водкой на разлив и нехитрой закуской в виде ржавых кильки и селёдки, завёрнутых в кусок газеты. Название эта торговая точка получила от местных и проезжающих острословов, собирающихся здесь в ожидании попутного транспорта и не терявших времени даром, если, конечно, такая возможность была в кармане. Сейчас через Бережок идёт асфальтированная дорога, а мне ещё помнится булыжная мостовая, идущая до Согласия, куда мы и подъезжаем.

Согласие – один из немногих населённых пунктов, которые не только сохранились, но и значительно расширились, украсившись зданиями современной постройки (жилыми и торговыми). Причина такого относительного процветания заключается в близости к районному центру и наличию работы – в былые годы здесь был крепкий совхоз, а ныне в полутора километрах построен большой свиноводческий комплекс по производству мяса. Хозяева комплекса провели капитальный ремонт шоссе, идущего через Согласие, и теперь этот участок дороги по своему качеству не уступает лучшим городским дорогам, чего не скажешь о следующем участке – от комплекса до Рудаков. Здесь осталась та же «трясучая» щебёнка.

Уже многие годы при въезде в Согласие можно наблюдать семью аистов, избравших для своего жилья водонапорную башню. Такие же гнёзда можно увидеть и в других местах нашей дороги, в том числе и в Костихино, где они соорудили своё жилище на опоре линии электропередач. Удивительные птицы. Их стало очень много, и они предпочитают селиться поближе к людям. Может из-за того, что люди их не обижают, а вблизи от людских поселений легче найти пропитание.

Гнёзда аистов: на левой водонапорной башне и на столбе ЛЭП

Ближе к осени аисты, по-видимому, со всей округи, собираются в большие стаи и, готовясь к отлёту, кормятся на распахиваемом поле, здесь же, за Согласием, напротив свиноводческого комплекса, куда мы и подъехали.

Аисты на поле за Согласием, целая стая. Совершенно не реагируют на проезжающие по шоссе автомобили, заняты своим делом – подготовкой к отлёту в тёплые края (август 2013 года)

Свиноводческий комплекс за Согласием производит впечатление размерами своих корпусов современной постройки, огромными сборниками и отстойниками навозной жижи, стекающей в них из производственных корпусов и, конечно же, специфическим запахом, присущим производствам такого рода, ощущаемым на значительном расстоянии. Хотя я и из крестьянской семьи и, как говорится, всего нанюхался в детстве, но такой концентрации «ароматов» в наших жилищах и даже в совхозных свинарниках не было. Но это неизбежные издержки крупных животноводческих производств, с этим надо мириться, так как пока ещё никто не придумал способов использования запахов ни в свинарниках, ни в курятниках. Примерно таких же размеров животноводческое производство возведено и на подъезде к Козинкам, как полагается теперь с многочисленной охраной и радующей глаз инфраструктурой. Хотелось бы, чтобы таких производств в нашей стране стало больше. Земель, пока не возделываемых и заброшенных вполне достаточно, да и люди найдутся, чтобы выращивать необходимое количество кормов на них.

Вид с дороги на свиноводческий комплекс. Другие корпуса находятся далее, за первым приземистым зданием, там же расположены и отстойники

Однако изучать технологию производства свинины мы не собираемся, а потому и продолжаем движение. Теперь уже трясясь и подпрыгивая на выбоинах, оставляя за собой огромный шлейф всепроникающей пыли от разбитой щебёнки, достигаем Рудаков. Половину пути проехали, и опять начинается более или менее сохранившийся асфальт. В Рудаках и в былые годы жителей было мало – три-четыре дома всего. Здесь успешно работал лесопитомник, обеспечивающий саженцами всю территорию Карачевского лесхоза. Лесоразведению в советские времена уделялось огромное внимание, поэтому благодаря такому заделу ещё не совсем «облысела» наша российская земля в ельцинско-путинское время. К слову сказать, у нас было очень много так называемых колхозных лесов, которые с ликвидацией колхозов оказались в руках проходимцев, безжалостно выпиливших огромные территории. Высоченные штабеля заготовленного строевого леса и вереницы автомобилей-лесовозов приходилось часто наблюдать на поле возле деревеньки Козинки, куда мы благополучно и подъехали, но уже опять по щебёнке.

Придорожные Козинки и Большие Подосинки (слева от дороги) приходят в полное запустение, бывшие совхозные постройки уже развалились, так как нет теперь хозяина земли в лице хотя бы бывших колхозов или совхозов. Но зато при подъезде к Козинкам, слева на горке, возведён довольно большой животноводческий комплекс, подобный увиденному нами возле Согласия. Может быть, такой поворот событий и есть воплощение моей давней мечты о переустройстве села, но не могу смириться с явным безразличием государства к судьбе многих и многих малых и больших сельских поселений, составлявших огромный источник людских ресурсов нашей страны.

Вид на Большие Подосинки. Сельцо Козинки находится справа за указателем, за кустами

Опять по щебёнке добираемся до Покрова, именуемого на картах как деревня Лужецкая. Границы этого поселения существенно не изменились с давних лет, но Покров как центр механизации утратил своё значение после ликвидации ещё в советское время бывшей здесь машинно-тракторной станции (МТС), что привело и к запустению и развалу объектов социально-бытового назначения. Очаг культуры, представленный в 50—60-е годы сельским клубом, сгорел в конце 60-х годов. Попыток его восстановления предпринято никогда не было. А зачем, говорят старожилы, если молодёжь всё равно не задерживается здесь, уезжает в города. Даже школы, полноценной средней школы, не только в Покрове, но и в радиусе 15 километров нет. В мои школьные годы покровские ребята обучались в Руженской средней школе, а сейчас и в моём родном селе школы не стало – некого учить.

Выезжая из Покрова, всегда всматриваюсь в то место, где когда-то стоял клуб и были установлены памятные стелы с именами сельчан, погибших в Великую Отечественную войну. Хотя стелы и сохранились, но нынешнее безлюдье на этом когда-то оживлённом «пятачке» наводит на грустные размышления, связанные, в том числе и с тем, что в 1955 году перед поступлением на учёбу клубом несколько месяцев заведовала милая девушка, ставшая потом моей женой.

Отсюда до Ружного осталось всего пять километров. Выехали на горку, пересекли трассу нефтепровода «Дружба», «французский ров» и на горизонте уже можно разглядеть небольшие зелёные пятна. Если в мои годы это были «Кожановы» дубы, служившие нам с давних пор не только своеобразным маяком, но и стимулом ускорить шаг (ведь часто из Карачева ходили пешком, никакого общественного транспорта не было) – до дома оставались какие-то три километра. «Кожановы» дубы имя своё получили по прозвищу владельца, в конце огорода которого и росли. Это были практически единственные высокие деревья во всём нашем селе. Когда они были посажены, никто из старожилов даже в мои детские годы не помнил. Теперь дубы не так заметны (не стало старых деревьев), тем более, на фоне большого зелёного пятна, указывающего на место расположения сельского кладбища. Но и оставшиеся меньшей высоты деревья по-прежнему напоминают нам, великовозрастным, о былом их значении как символе огромного села.

Я упомянул овраг, именуемый у нас «Французским рвом». Предание гласит, что в этом овраге захоронено много солдат армии Наполеона, погибших в Отечественной войне 1812 года. Так ли это или нет, доподлинно не знаю, но название оврагу было дано ещё в стародавние царские времена.

Однако, задержимся хотя бы на короткое время на, так называемой, Костихинской горке, получившей своё название от деревушки Костихино, расположенной под горкой. Отсюда уже можно рассмотреть некоторые фрагменты моего родного села и памятные места, связанные с трагическими событиями Великой Отечественной войны.

Деревня Костихино и во времена моего детства была небольшим поселением, не более тридцати домов. Она соседствовала с такой же небольшой деревенькой Трубчаниново. Своё название эти населённые пункты получили от фамилий их владельцев ещё во времена крепостного права, по крайней мере, так сказывали нам в школьные годы старожилы. По образу жизни население этих деревень значительно отличалось от наших, руженских. Разговорный язык здесь был более благозвучный, без всяких «чаго, каго», так режущих слух в нашем селе и до сих пор. Моя мать считала костихинских более «городскими», так как в домах у них всегда было прибрано и телёнка или поросёнка не тащили в дом в холодное время года – для этого имелись соответствующие постройки. В этих деревушках очень многие занимались разведением гусей и уток, так как тому способствовало наличие водоёмов вблизи жилья. В Костихино у нас были родственники по материнской линии, Стёпины, у которых мы ежегодно бывали на праздновании «покрова пресвятой богородицы» – престольного праздника в этих деревнях. Мой одногодок Леонид Стёпин был хорошим гармонистом, я пытался у него научиться этому ремеслу, но, к великому моему огорчению, Господь обделил меня музыкальным слухом, а потому пришлось усмирить амбиции стать «первым парнем на селе». Давно уже нет наших родственников в этих местах, да и самих деревенек практически не стало.

Конечно, с такого большого расстояния невозможно рассмотреть не только улицы села, но даже и значительно ближе находящиеся к нам строения бывшего животноводческого комплекса и полуразрушенной машинно-тракторной базы канувшего в Лету крупного и рентабельного совхоза «Ружное». Но зато сейчас хорошо видны разросшиеся деревья на сельском кладбище, находящемся на восточной окраине села. Такие вот метаморфозы времени.

Вид на село Ружное с той же Костихинской горки. В центре снимка видны некоторые строения бывшего совхоза. Справа – контуры улицы Большак

Вид с Костихинской горки на Канину горку – высота 247,3 м (слева) и на восточную окраину села Ружное. Дорога круто уходит вниз, там под горкой и расположена сама деревенька, а перед ней находится довольно большой родник, воды которого стекают в реку Ревну

И ещё о некоторых изменениях ландшафта, произошедших так же практически у меня на глазах. Это в настоящее время можно сразу же с Костихинской горки ехать дальше не задумываясь, а в годы моего детства и юности, а надо полагать и ранее, сразу же от Костихино начиналось болото, и при формальном наличии дороги, проехать по ней можно было только в очень сухое лето или морозной зимой. Протекающая внизу река Ревна заболачивала всю местность, тем более, что русло её проходило через мощные торфяники.

Непосредственно перед Костихино из земли бьёт родник, над его устьем можно наблюдать приличных размеров «шапку», замутнённую илом. Он никогда не замерзает, поэтому для местных жителей это не только источник прекрасной воды (я тоже заполнял ею термос в дорогу), но и водоём, где круглый год могут пастись гуси и утки. Через реку после войны был восстановлен относительно большой деревянный мост, с которого иногда ученики старших классов прыгали в воду, ныряли, так глубока была в этом месте Ревна. По рассказам моей бабушки Екатерины Кирилловны рядом с мостом в её времена, теперь от нас очень далёкие, была большая заводь, в которой местные рыболовы вылавливали огромных сомов. Уже на моей памяти было много энтузиастов, добывавших с помощью вершей и бредней линей, вьюнов, щурят и другой рыбы. Мне довелось вместе со сверстниками удить только пескарей, коих на песчаных отмелях было множество.

А вот проехать от Костихино на левый берег Ревны можно было только с помощью гусеничных тракторов, колёсные не проходили и сами утопали. Даже в 70-е годы приходилось оставлять свой автомобиль у родственников в Костихино, так как протащить «Жигули» трактором через эту трёхсотметровую пропасть означало проведение варварской разборки автомобиля на составные части.

В 50-е годы по полноводности и стабильности реки был нанесён сильный удар. Местным населением, прежде всего руженским, были разработаны очень большие площади торфяников для использования торфа в качестве высококалорийного топлива вместо отсутствующих в нашей степной зоне дров. Лишившись торфяников как аккумуляторов влаги, река обмелела. Но только в конце 70-х годов из-за назревшей, прямо кричащей, потребности наладить регулярное транспортное сообщение между крепко вставшим на ноги руженским совхозом и райцентром были проведены работы по спрямлению и углублению в некоторых местах русла реки и поднятию уровня дороги. В результате старый мост был снесён, реку упрятали в большую трубу, а асфальтированное покрытие всей дамбы позволило уже без проблем осуществлять транспортное сообщение со всей округой в любое время года. Конечно, если зимой дорога очищена от снега.

Кстати, в 1943 году немецко-фашистское командование, организуя оборону Брянска на дальних к нему подступах, очень эффективно использовало особенности рельефа местности, создав с восточной стороны села мощный узел обороны, перекрывающий узкое горло для наступления наших войск. Горло ограничивалось с северной стороны непроходимым для танков бассейном реки Ревна, а с южной – огромными по протяжённости и глубине оврагами (рвами, как называют их здесь) – Могольским, Орловиком и др. Попытка наших танковых соединений прорваться через это горло привела к огромным потерям на подходе к Ружному.

Вот и осмотрелись, убедились, что дорога в направлении села вполне пригодна для передвижения. Что ж, поехали! Но только до развилки, правда уже за мостом, где дорога разветвляется: влево уходит в сторону Куприно, а вправо – в село, на улицу, именуемую у нас Большаком. Так с какой же стороны заехать в село? Пока жива была мать, чаще всего я ехал до Большака, где и кончался асфальт, а там уже, в зависимости от погоды, либо оставлял автомобиль у хорошо знакомого мне «доктора», заведовавшего сельским здравпунктом, или, при хорошей сухой погоде, разными объездными путями за огородами, по прогонам для скота кое-как протискивался к дому. Проехать по селу было очень проблематично из-за отсутствия дорог, а лог в центре села, на котором ещё в 10-м классе мы гоняли в футбол, превратился в рукотворное болото из-за неустраняемых протечек воды в проложенном по улицам водопроводе. Так что водопровод, конечно, хорошо, но без надлежащего ухода за ним такое благо цивилизации становится разрушителем устоявшегося экологического равновесия.

Когда не стало матери, путь мой неизменно лежал к сельскому кладбищу, где похоронены дорогие для меня люди: мать, бабушка, брат и сестрёнки, отчим, крёстная мать, тётки, дальние родственники и другие, память о которых храню. В последние годы именно ради отдания почестей усопшим я и совершаю эти длинные поездки. Память о моих родных для меня священна и пока будут силы – буду и навещать место их последнего упокоения. В этих поездках из Брянска меня всегда сопровождает брат Анатолий или его сын Руслан, или оба вместе. По асфальтовой дороге, ведущей в Куприно, проложенной по Каниной горке, где развернулись драматические, события в конце августа 1943 года, доезжаем до поворота и вот мы уже на восточной стороне кладбища, откуда открывается вид на западный склон этой самой горки и на Руженские улицы – Малаховку, Бутыренку, Страконку, Куташенку и частично Слободку. Вот они на той стороне лога и упомянутые мной, правда уже не те, большие, которые были в наше время, «Кожановы дубы», мелкие овраги на склоне горки и рядом с ней, где нам, детям, пришлось воочию наблюдать трагические последствия минувшей войны. На представленном снимке слева просматривается западный склон Каниной горки и овраг, где в сентябре, октябре, да даже ещё и в ноябре 1943 года при поиске нами боеприпасов (патронов), мы, ребятишки постоянно сталкивались с застывшими навек в этих местах воинами Красной Армии в последнем своём рывке на запад. Запечатлённая в детском сознании эта непривычная для нас своим трагизмом картина сохранилась в памяти у меня и до сих пор.

Западный склон Каниной горки

Справа на снимке просматривается ухоженное ровное поле, но больше запомнившееся мне трагедией, произошедшей уже после войны, в 1947 или в 1948 году (точно не могу вспомнить), когда на противотанковой мине здесь подорвался колёсный трактор ХТЗ, на котором производилась вспашка этого поля. Взрывом разнесло не только трактор, но и смертельно изуродовало тракториста. Так фашисты продолжали воевать с нами и после войны, и не только в этих местах. К сожалению, война оставила неизгладимую травму в душах многих и многих ребятишек моего поколения, особенно у тех, у кого она отняла самых близких и дорогих для них людей. Так что эти запечатлённые поля и овраги не просто элементы ландшафта, но, прежде всего, невольное напоминание нам о понесённых утратах, боль от которых прорывается наружу даже спустя многие десятилетия.

В теперешние времена вся видимая вблизи территория заросла высокой травой, а толчок к такому интенсивному пробуждению первобытной природы был дан упразднением совхоза, приведшего к массовому оттоку населения и, как следствие, к резкому сокращению поголовья крупного рогатого скота и овец, поедавших всё это разнотравье. Но эта буйствующая травяная растительность практически ничто по сравнению с зарослями деревьев, кустарников, крапивы и всякого чертополоха, появившихся из-за отсутствия присмотра хозяев на месте заброшенных подворий. Земли то у нас хорошие, чернозёмные – всё растёт, а за дикой растительностью никакого ухода и не требуется.

С того места, откуда был сделан предыдущий снимок, взглянем на панораму, открывающуюся с восточной окраины Куташенки (там, где расположено кладбище) на Малаховку и Бутыренку.

Вот она, Малаховка, вернее то, что от неё осталось. На левой стороне улицы всего один домик – люди просто доживают здесь свой век, не надеясь уже ни на какое возрождение когда-то оживлённого поселения. За этим одиноким жильём так же сиротливо смотрится и единственный из оставшихся «Кожановых» дубов, да и самих Кожанов давно здесь нет. В центре бывшей улицы (почти в самом правом краю снимка), был невысокий дом с большим резным крыльцом, так он мне запомнился, где до войны со своими родителями жила моя бабушка, где родилась моя мама. В 1943 году немцы спалили всю эту улицу дотла, не оставив ни одного строения. Так как бабушка, потеряв в эвакуации свою мать (она была убита осколком во время немецкой бомбёжки) и похоронив перед самой войной своего отца (моего прадедушку Кирилла), осталась одна, то восстанавливать дом не было ни сил, ни особой необходимости.

Малаховка

После войны уцелевший народ кое-как, потихоньку, отстроился и уже в мои школьные годы (8—10 классы) Малаховка стала довольно оживлённой улицей. В первые годы после войны бабушка продолжала обрабатывать половину своего огорода, засаживая его картошкой, а перевозку выращенного урожая в немалой степени приходилось производить мне на сделанной собственноручно тачке с использованием большого шарикоподшипника, снятого с танка. В 60—70-е годы здесь были построены большие дома, крытые шифером или железом, достаток уже позволял. У каждого была всякая живность, а народ, по моим наблюдениям, был вполне доволен своим достатком, да и жизнью. Возрождённые из пепла города, сёла и деревни, разрушенные немецким нашествием, вне всякого сомнения, есть величайшее свидетельство настроенности на продолжение жизни нашего истерзанного войной народа. Нынешнее же запустение и разруху произвели без авиабомбёжек и артобстрелов пришедшие к власти ставленники мировой сионистской закулисы, отщепенцы и алкоголичные предатели интересов нашей Родины – разного рода горбачёвы и ельцины. Практические последствия их «деятельности» свидетельствуют лишь о полном безразличии к народу-победителю, народу-созидателю, о полном игнорировании интересов России как самостоятельного независимого государства.

Сразу оговорюсь, что я не за сохранение патриархального уклада жизни в сельской местности, но за то, чтобы преобразования на селе шли как на пользу населения самого села, так и всей страны в целом. Вариантов решения проблем преобразования села как в те сравнительно недалёкие годы, так и теперь имеется вполне достаточно. Но кто эти варианты рассматривал, кто проникся ответственностью за судьбу страны из тех «деятелей» и нынешних властей предержащих? Ответ почти однозначный. Потому что правильные слова, которые иногда произносятся, идут не от глубокого осознания потребностей страны и народа, не из сердца, как должно быть у патриота страны, а из бездушного электронного устройства типа айфона, заменяющего мозги у некоторых наших руководителей. России нужны прагматичные новые столыпины, преобразователи страны во имя процветания её коренных народов, но не тех интернационалистов, «историческая» родина которых находится далеко на юге. Ничего бы не имел против этих пришельцев, если бы они уважали законные права всех российских народов, прежде всего коренных русских, как своих единоверцев. К сожалению, правящая сионистская верхушка гребёт только для своих, особенно и не скрывая своих предпочтений.

Этот снимок произведен с той же точки, что и предыдущий, но по центру снимка уже другая улица нашего села – Бутыренка.

Бутыренка

Слева на снимке продолжение Малаховки – её правая часть. Всё заполонила буйная растительность, за которой уже мало что можно рассмотреть. Домов и здесь негусто и если при ближайшем рассмотрении мы их и увидим, то многие из них давно уже пустуют. По скученности построек это была одна из самых непривлекательных улиц села. Но здесь была школа – десятилетка (высокие деревья в правой части снимка указывают на её нахождение), здесь жили и некоторые школьные учителя, в том числе и мой учитель физики А. З. Турков. Технический персонал школы тоже, в основном, был отсюда. Соседство со школой накладывало определённый отпечаток на поведение местных жителей, так что в «культурном» плане Бутыренка не выделялась в худшую сторону на общем фоне непривлекательной сельской действительности. Жители на этой улице, впрочем, как и малаховские, несли на себе какой-то отпечаток того, чего у других не было.

Может быть, это было связано с тем, что здесь многие десятилетия работала церковь, жили священники, которым в те времена отводилась не последняя роль в просвещении и обучении населения. У меня сохранились весьма смутные воспоминания о самой церкви – только как о большом сооружении, не более того. Лучше припоминается «поповский» дом, в котором была начальная школа. Во время войны (в августе 1943 года) церковь была разрушена практически до основания, а под её развалинами были обнаружены большие штабеля ящиков со взрывчаткой. Из развалин людьми были тщательно извлечены все сколько-нибудь пригодные для строительства обломки кирпичей, а оставшаяся «мелочь» после завершения строительства рядом с бывшей церковью средней школы легла в основу плотины, перегородившей лог между Бутыренкой и Куташенкой. Школа была построена прямо на территории бывшего кладбища, так что при закладке фундамента вскрывались захоронения и на божий свет извлекались бренные останки и даже сохранившиеся фрагменты убранства покойников, с которыми обращались по-варварски – куда-то выбрасывали. Может за такое кощунство и наказывает нас иногда Господь? Кто знает.

На приведенном снимке запечатлена внутренняя территория бывшей средней школы. Сама школа (на втором плане) зияет пустыми глазницами окон, а на месте действующей до 1943 года церкви местными приверженцами (кстати, довольно молодыми) православной веры воздвигнут памятный крест, возле которого и совершаются поминальные молитвы. Так что вера православная, несмотря на перенесённые тяжёлые испытания в народе всё-таки жива, хотя верующего народа в селе осталось очень мало.

Бывшая школа

Ещё во время моей учёбы вся территория школы была засажены ракитами, которые к настоящему времени выросли в огромные деревья. Теперь всё пространство заросло так, что с этой стороны очень трудно на автомобиле добраться до моей родной Страконки. Но надо. И вот мы уже на улице моего детства и юности. С каждым моим приездом на родину становится всё тоскливее и тоскливее – не с кем уже и перемолвится словом, даже беспробудные пьяницы покинули эти благословенные места.

Что бы ни говорили разные нынешние «демократы», но наш народ был приучен к своеобразному кнуту, в качестве которого долгое время выступали колхозы и совхозы. С ликвидацией последних работы не стало, никаких обязанностей перед государством тоже, о праве на труд для сельских жителей говорится вполголоса, что естественно для нынешней власти – сельский народ почувствовал себя совершенно ненужным в этой жизни, поэтому и пустился во все тяжкие. Пропив весь металлолом, который удалось добыть на заброшенных подворьях и, разворовав всё, что только можно, опять же на эти цели, «народ» оказался «без средств существования» и, как принято сейчас говорить, «свалил» либо к своим родственникам в города, либо – на кладбище.

Страконка

А сколько пустующих земель пропадает? Но нет, очень мало находится людей, которые по своей инициативе берутся за возделывание земли для своего же блага. Так что вопрос о кнуте в нашей стране снимать с повестки дня ещё рано. К сожалению, конечно. Но таков менталитет наших людей и с этим надо считаться при проведении всяких реформ по преобразованию села. Пренебрежение этой данностью приводит лишь к деградации и вымиранию населения. Может такая задача и поставлена оттуда, «из-за бугра», нашим нынешним оккупационным властям? Не хотелось бы так думать, но факты – вещь упрямая.

Трудно узнать в этом первобытном ландшафте мою родную Страконку, где прошли мои детские и юношеские годы. Лишь высокая мачта линии электропередач свидетельствует о благих намерениях в недалёком прошлом приобщить население села к цивилизации. Куда же без электричества? Но не услышишь сейчас здесь на улице ребячьих голосов, мычания коров, блеяния овец, поросячьего визга, кудахтанья кур, т.е. всего того, что олицетворяет нормальную сельскую жизнь. И что же мы здесь видим? По эту сторону улицы не осталось ни одного жилого дома. Ушли люди – кто в другие города и веси, кто в мир иной. Как быстро всё заросло бурьяном, крапивой и всяким чертополохом. Вот так и уходят в небытие многие сельские поселения, да и целые регионы.

Вернётся ли сюда когда-нибудь жизнь? Не праздный вопрос. Если вернётся, то будет жить и Россия. Если не вернётся, то это будет уже не Россия. Пустыми такие территории долго быть не могут, особенно в наше время массовых миграций населения из густонаселённых и бедных природными ресурсами южных стран. Так что возможны варианты.

У сельского пруда – 30 лет назад

На снимке – «сельская идиллия» из недалёкого прошлого (1986 год). Перед нами тот самый пруд, который возник после сооружения плотины из остатков разрушенной немцами церкви. Школа на снимке не видна – она находится за кадром слева. У пруда спокойно пасутся гуси и даже лошади. Сам пруд пользовался большим «уважением» у молодых мужиков, возжелавших закусить самогон свежими жареными карасями и ротанами, коих водилось здесь предостаточно. Чем не идиллия? Теперь уже нет и пруда и, естественно, рыбы, исчезли и гуси. А лошадьми в селе теперь заниматься некому, да и «лошадиных работ» стало мало – техника неуклонно вытесняет их из обихода и производственного процесса.

Родительский дом, 2013 год

Ну вот, наконец, и добрались до места. Это дом, в который мы практически ежегодно приезжали в отпуск. Построен он был в 1955—1956 годах прошлого века. Из него ушли в мир иной бабушка, брат Александр, отчим, мать. Сейчас его в более или менее приличном состоянии поддерживает мой брат Анатолий, приезжая сюда для возделывания огорода и походов на охоту.

Жилых домов на нашей улице в 2013 году оставалось всего четыре. Всего! А ведь был целый колхоз! Подворий было в разные времена, даже послевоенные, до шестидесяти. «Всё ушло, всё умчалося в невозвратную даль…». Осталась лишь тоска, да печаль по дорогому для моего сердца бытию.

Мы с братом на огороде. Дом (на заднем плане) давно уже не жилой, брошен, некому в нём теперь постоянно жить и обрабатывать приусадебный участок. Такое запустение даже у оптимиста будет навевать только грусть. Но это тоже жизнь!

Брат Анатолий ещё как бы по инерции продолжает обрабатывать огород – ведь здесь всё прекрасно растёт, хотя потребности в овощах давно уже не те, да и здоровье не позволяет трудиться в полную меру. Но мы же из крестьян и тяга к земле-кормилице заложена в наших генах. Такова наша ипостась, таковой и останется.

Место последнего упокоения моей матери Татьяны Дмитриевны, брата Александра, отчима Якова Николаевича, бабушки Екатерины Кирилловны, моих сестричек Нины и Маруси. Рядом здесь же покоятся моя крёстная мать, тётки и другие родственники и однофамильцы. Вечная им память!

Моё родное село

Село Ружное располагается на возвышенных местах вокруг большого лога (так на местном наречии называется широкое низменное место) отдельными улицами, схематическое расположение которых представлено ниже в тексте. Названия улиц, конечно, своеобразные, но народная молва ни разу за всю мою жизнь в селе не «разгласила» тайн появления Страконки, Бутыренки, Малаховки и др. До Великой Отечественной войны на каждой улице было по 40—60 дворов с довольно плотной застройкой. После войны их число несколько сократилось, но село продолжало оставаться самым большим в Карачевском районе.

В дореволюционные времена лог был перекрыт плотинами (следы их сохранились и до сих пор), которые позволили иметь несколько прудов. По рассказам старожилов тех лет, в том числе и моей бабушки, пруды были обсажены ракитами, в прудах водилась рыба, гнездились дикие утки и даже одно время работала водяная мельница. Но после революции должного ухода за этими гидротехническими сооружениями не стало и нам, ребятишкам, лишь пришлось лицезреть огромные промоины в плотинах, в которые устремлялись паводковые воды.

План села Ружное