banner banner banner
Белый Кремень
Белый Кремень
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Белый Кремень

скачать книгу бесплатно

Белый Кремень
Михаил Авинирович Савинов

В Мире Племён металл ещё не появился. Здесь сражаются каменными копьями и чтят богов верхнего мира во главе с Отцом Вороном. Здесь путь к имени мужчины лежит через опасные испытания, а лучшая судьба для воина – стать героем, чью славу подтвердят во всех родах его племени. Мужское имя и слава – заветная мечта юноши Энке из племени тавальдов. Но труден путь к мечте, если твою семью изгнали в леса, отец погиб на охоте, а самого захватили в рабство враги!

Белый Кремень

Михаил Авинирович Савинов

© Михаил Авинирович Савинов, 2017

ISBN 978-5-4490-1815-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Рассказ о происхождении героев

Откуда пошёл на земле род героев? Говорится так.

В старое время было двенадцать родов людей, все они чтили Ворона. Жил тогда Ханга Тлюх. Было у него на воспитании семь сыновей вождей семи родов. Ханга Тлюх учил их охотиться на всякого зверя, птицу и рыбу. А своих сыновей у него не было.

Вот однажды пошли они на охоту на полной луне, и зашли далеко-далеко. Видят —соскочил с луны белый олень, и помчался по лесу. Схватили сыновья вождей свои луки.

Ханга Тлюх им говорит:

– Не стреляйте в оленя! Не простой это олень, и принадлежит он, должно быть, Хозяйке луны.

Не послушали его сыновья вождей, выстрелили в лунного оленя, и ранили его. Пролилась на траву кровь, белая, как молоко.

Ханга Тлюх сказал:

– Не послушали вы меня, теперь придётся нам туго. Нельзя бросать раненую дичь. По следу пойдём.

Выждали они некоторое время, потому что и тигр за раненым зверем сразу не идёт. Потом пошли по следам белой крови. Долго идут. Весь следующий день гнали лунного оленя. Вдруг на заходе солнца вышел перед ними из земли гриб величиной с человеческий рост.

Сыновья вождей говорят:

– Устали мы и хотим есть. Съедим гриб и дальше пойдём по следу лунного оленя!

Ханга Тлюх опять их унимает:

– Нельзя есть этот гриб, он не простой и послан в испытание. Укрепите себя, ведь пристало охотнику переносить лишения!

Рассердились сыновья вождей:

– Не хотим тебя слушать! Ведь сказано – кто из двоих воспитывает для другого ребёнка, тот из них и меньший!

Взялись они за волшебный гриб. Закричал гриб, из земли вылезать не хотел. Всё же выкрутили они его, развели костёр, вырезали вертел из можжевельника, вздели гриб на вертел и зажарили его.

Как съели сыновья вождей тот гриб, ощутили они в себе большую силу. Бросились они вновь по следу лунного оленя, так что Ханга Тлюх еле за ними поспевал.

Не пробежали сыновья вождей и половины ночи, как налетел на них бурый дух поноса, и жестоко стал мучить. Взмолились они:

– Воспитатель наш Ханга Тлюх! Пойди дальше один за оленем, ведь кажется нам, что мы сейчас погибнем!

Ханга Тлюх сказал так:

– Вот и сбылось то, о чём я вам говорил, и теперь будет только хуже. Но нельзя бросить оленя, и я пойду за ним, а вы ждите меня здесь.

Пошёл он один дальше по следу. Не слишком долго шёл, как вывел его белый след на большую поляну. Видит Ханга Тлюх – лежит посреди поляны лунный олень.

Ткнул он оленя копьём. Не шелохнулся олень, мёртвый был.

Попросил Ханга Тлюх прощения у лунного оленя, вынул нож и собрался свежевать. Вдруг земля под ним дрогнула. Услышал он тяжкий топот, и увидел, как валятся в лесу деревья, одно за одним, ближе и ближе.

Вот упало дерево совсем близко, и вышла на поляну огромная хищная свинья с горящими глазами. Клыки у неё были длиной с человечью ногу, а на спине свиньи сидела обнажённая женщина с белой кожей и волосами жёлтыми, как песок.

Разинула свинья пасть на Ханга Тлюха, зарычала. Увидел он, что сидят меж свиных зубов семь человечьих душ, и поют они тонкими голосами заупокойную песню. Понял тогда Ханга Тлюх, что не спасся никто из сыновей вождей, а теперь и ему не спастись.

А женщина, что сидела на свинье, была высока ростом и хороша собой. Широки были её бёдра, а каждая грудь была больше головы взрослого мужчины. Распалился Ханга Тлюх, и восстала его плоть. Заметила то женщина, усмехнулась и говорит:

– Мало тебе, Ханга Тлюх, что твои щенки оленя моего убили, ты ещё и саму меня нагнуть решил!

Ханга Тлюх ответил так:

– О Белейшая, знаю я, что не уйду живым, но нет у меня иного последнего желания, кроме этого! Ведь будет это куда больше того, что доставалось на долю любому из мужчин человечьего рода.

Сошла тогда женщина со спины свиньи, предстала перед ним и говорит:

– Что ж, вонзай, да смотри, постарайся хорошенько, не то ждёт тебя самая жестокая изо всех смертей!

Постарался тогда Ханга Тлюх, как только мог. Обошёлся он с той женщиной, как олень с оленухой осенью, и как медведь с медведицей в конце весны. Стало женщине хорошо, и возопила она под ним великим криком, от которого тучи разошлись в небе, а сам Ханга Тлюх без чувств упал на землю.

Долго ли, недолго лежал – очнулся. Вдруг опять задрожала земля, послышался топот, вышла вновь на поляну свинья с женщиной на спине. И увидел Ханга Тлюх, что в руках она держит свёрток с младенцем и кожаный мех, в каких носят воду.

– Повеселил ты меня, Ханга Тлюх, – сказала она, – и вот за то моя награда роду людей. Вот сын твой и мой, а в кожаном мехе – молоко небесной тигрицы. Выкорми этим молоком ребёнка, воспитай его, и будет он защитником людям, много подвигов совершит…

Принял Ханга Тлюх у неё младенца, и сказал:

– О Приносящая Дичь, раз уж тебе понравилось, выполни мою просьбу. Помилуй сыновей вождей, ведь в ответе я перед их отцами.

– Велика твоя наглость, человек, – сказала Хозяйка луны, – но будь по-твоему, ведь принадлежат храбрым все три мира, а ты храбр.

Отрыгнула тогда свинья сыновей вождей. Не имели они повреждений, но были очень бледны, и лежали на траве, словно мёртвые.

– Брызни на них молока тигрицы, – сказала женщина, – да смотри, много не трать! Прощай теперь, Ханга Тлюх!

С этими словами вскочила она на свинью и вознеслась на луну.

Оживил Ханга Тлюх сыновей вождей. Открыли они глаза и говорят:

– Долго же мы спали! Снилось нам, что наехала на нас Белая Цетау, и отдала своей свинье на съедение.

– Молчите, – сказал им Ханга Тлюх, – и не зовите больше Удачу охотников её прямым именем. А теперь пора нам домой.

Воспитал Ханга Тлюх того ребёнка, сына своего и Хозяйки луны. Вырос из младенца великий герой, о котором есть свои сказания. Девять жён из разных родов было у того героя, и от всех были дети, а у тех были свои дети. С тех пор живёт на земле род героев, но немного их, ведь были те девять жён не из геройских родов. И говорят, что не носить человеку звания героя, пока не совершит он такого подвига, которому будут свидетели из непредвзятых людей.

I

Когда хищная свинья сожрёт человека, дух этого человека поселяется у свиньи под языком и зовётся кёйокук. Отныне он в плену, и нет ему воли, пока жива та свинья. Отец рассказывал маленькому Энке – однажды охотники-тавальды убили хищную свинью, и над тушей встал кёйокук, видом как человек, только очень бледный. Он поклонился охотникам, а потом пропал в лесу.

Энке минуло пятнадцать зим, а отец… Отец и сам стал теперь кёйокуком.

Двенадцать дней назад.

Тогда они отправились на север – разведать поселение бобров на однойдалёкой речке. Оба взяли копья. Отец – своё, настоящее, с остриём из белого кремня и разрывными знаками на древке. Энке взял своё – без каменного наконечника, с заострённым деревянным концом. Такое копьё считалось «детским», и отец обещал ему сделать этим летом настоящее копьё, оружие охотника и воина. Ведь Энке исполнилось пятнадцать зим, и он должен был проходить в этом году Испытание и получить взрослое имя. Но кто станет устраивать обряд изгнаннику?

Впрочем, отец сказал ему весной:

– Сын, ты умеешь больше любого мальчишки твоих лет из нашего бывшего рода. Ты готов. Я тебя сам испытаю по всем правилам, и дам тебе имя.

Испытание по обычаю приходится на День большого солнца. Вот, пожалуйста, до Дня осталось всего ничего, и…

Отца нет. И никакого Испытания не будет.

Впрочем, «детское» копьё было хорошим оружием, оно нравилось Энке. Сработанное под его рост из крепкого молодого клёна, оно хорошо слушалось хозяина и ни разу не подвело. Самой большой удачей копья стала молодая косуля, которую Энке добыл прошлой осенью. Сам добыл, один, без всякой помощи отца. Всё сделал правильно – выследил, подобрался с подветренной стороны, метнул копьё, поразил, выждал, пошёл по кровяному следу, добрал и разделал. Теперь шкура косули вшита в его рубаху, а из маленьких рожек вышла отличная рыболовная острога.

…Они вышли рано утром, и шагали без привала почти половину дня. Наконец, услышали шум ручья, текущего через плотину бобров. И вдруг отец встал, как вкопанный, даже ногу на землю не опустил – из папоротников навстречу им выкатился полосатенький поросёнок. Полоски на его шкуре были тёмные, как у совсем маленьких детёнышей обычного кабана, но ростом этот малыш был выше колена взрослого человека.

– Беги… – еле слышно выдохнул отец, рукой отталкивая Энке назад.

Полосатый тоненько визгнул. И тут же между осинками возникла мать-свинья.

Сначала Энке увидел только высокую тень, потом отец толкнул его сильнее, крикнул: «Не оглядывайся!», потом Энке прыгнул вперёд и пробежал пару шагов, потом сзади раздался крик отца и Энке нарушил приказ, оглянулся.

Он увидел, как свинья длинным рылом подбросила отца вверх и уже в воздухе перехватила зубами поперёк туловища. Страшный крик оборвался влажным хрустом. На смятый папоротник брызнула кровь.

И тогда Энке бросился на свинью – с детским копьём против огромного зверя, чей рост превосходил человеческий почти в два раза.

У него не было чёткого замысла, он вообще плохо сознавал, что происходит. Ясной была лишь одна мысль – нельзя бросить отца, надо что-то делать. Повезёт – поразить свинью, а суждено погибнуть – так вместе.

Энке с криком прыгнул вперёд и вверх, надеясь угодить остриём копья в свиной глаз. Но зверюга, не выпуская тело отца из пасти, мотнула головой, и юноша промахнулся. Копьё оцарапало крепкий покатый лоб, вырвалось из рук и хрустнуло. Сам Энке полетел под копыта твари.

Он чувствовал тяжкую вонь свиньи и ждал клыка в живот. Сейчас бросит отца – и займётся им. Ну и пусть… Но хищница, должно быть, всё же была озадачена его атакой, а может статься, и дух-покровитель оказался, наконец, где-то поблизости. Свинья лишь крепко лягнула его, и скрылась в лесу, унося отца так же легко, как куница тащит лесную мышь.

От удара свиного копыта Энке упал навзничь, ударился головой об осиновый корень и потерял сознание. Когда он очнулся, солнце уже стояло низко.

Энке повёл головой по сторонам.

В двух шагах от него кровь отца лизал волк.

Энке попытался встать – тело пронзила боль. Рука хлопнула по земле в поисках копья – копья не было. Волк спокойно повернул к нему голову и обмахнул языком нос.

Юноша открыл рот для Заклинания Волка – хотя они с отцом и так произнесли его перед выходом в лес. От волка-то сказали, а от свиньи – нет, не пришло в голову…

Но заклинание не понадобилось – волк облизнулся ещё раз и беззвучно исчез в папоротниках. И тотчас на том месте выросла фигура человека.

Человек – а может, и не человек, не вышел из-за деревьев, не выскочил из сумрака леса – он просто появился в воздухе над кустами черники. Перед Энке стоял старик с белыми волосами, глаза его были прикрыты. Ростом дедушка был примерно по пояс взрослому мужчине.

«Отца не жди! —сказал беловолосый низким, глухим голосом. – Иди домой. Быстро иди, не оглядывайся».

Энке внял. Через боль, стиснув зубы, поднялся. Поискал в папоротниках – отцово копьё нашлось, но было переломлено пополам, как и его собственное. Энке подобрал кусок с кремневым наконечником и, опираясь на обломок, побрёл домой —в ту сторону, где на маленьком ручье, впадающем в Пограничную реку, стоял их хабаган из жердей и коры.

Путь назад занял у него всю ночь и больше половины следующего дня. Медленным шагом, а где и ползком, продвигался Энке по лесу, оставляя запах своей крови, сочившейся при каждом резком движении из разбитой головы. Стоило выйти на этот запах медведю, или той же свинье – и всё было бы кончено в один миг. Но беловолосый покровитель, наверно, всё же был рядом. С путающимся сознанием, кровавый и грязный, Энке ввалился в хабаган и следующие сутки проспал, как труп.

Пока Энке спал, мать и младшая сестрёнка Эйя не отходили от него. Промывали и перевязывали раны. Пели, сменяя друг друга, возвратные песни. И Энке вернулся в мир людей, открыл глаза.

Когда он рассказал, как было дело, мать задумчиво произнесла:

– Ты, верно, духа-покровителя видел. Хороший знак. Наши старухи говорят: кто видел своего покровителя – того трижды несчастье обойдёт.

Энке, строптивый и язвительный с детства, не удержался. Спросил, слабо ворочая языком:

– Мать, а на четвёртый раз что будет?

Лежал он дней шесть. Потом заставил себя подняться и начал понемногу ходить. Нельзя долго лежать, отец говорил – «Кто лежит – гибнет!» Сытый житель селения ещё может позволить себе такое – заболеть, шамана звать, лечиться. А изгнанник, в чей хабаган в любой миг может сунуть морду свинья, тигр или медведь – никогда.

По отцу они сложили тэр и поставили туда все полагающиеся жертвы. Свиньи, кроме одной, не вечны. Освободится дух отца, придёт, поест… Потом спели заупокойную песню и стали учиться жить втроём.

* * *

…Энке проснулся лицом вверх. Когда он это понял, то ощутил досаду на самого себя – значит, спал на спине, раскрыв рот и, вероятно, похрапывая. Плохо. Раны и болезни – не оправдание слабости. Он охотник и воин, пусть у него пока и нет взрослого имени…

Над ним, у отверстия в крыше хабагана, клубился синеватый дым, подсвеченный лучом солнца. Опять плохо – солнце уже высоко, он слишком долго спит.

Ровный негромкий стук наполнял жилище – мать крошила сушёное мясо. Энке вздохнул и сел на оленьей шкуре.

Мать сидела на обычном месте женщин – слева от входа. Впрочем, женщина в хабагане – уже необычно само по себе. Хабаган – жилище охотников, его ставят там, где промышляют бобров и ловят рыбу, что в нём делать женщине? Но теперь так…

Вообще-то у них всё непривычно для временного жилья – и тщательно застеленный старыми шкурами пол, и крошечный деревянный орёл над входом, и глиняный горшок, вкопанный у очага. Разве что земляных лежанок не хватает, хотя и про них отец думал, хотел на будущий год поставить новое жильё и заглубить его в землю, как в селениях…

– Проспал я, мать… – пробормотал Энке.

Мать подняла на него глаза и улыбнулась.

– Значит, так надо было, – сказала она, вновь принимаясь крошить молотком тёмные волокна. – Твоё от тебя не уйдёт…

– Эйя где? – спросил Энке.

– Вершу проверять пошла, – ответила мать, прихватила расщеплённой палкой камешек из очага и отправила его в горшок. Струйка паравзметнуласьвверх с коротким шипением, и тотчас второй раскалённый камень последовал за первым. Пар заклубился, смешиваясь с очажным дымом, а мать вдруг сморщилась и закашлялась.