скачать книгу бесплатно
Забегали, засуетились прислужники, кто-то поскользнулся и разбил о край мраморного ложа амфору.
– А этому плетей! – все более входя в свою грозную роль, заявил Марк Порций Катон.
– Это жертвоприношение! – закричал тот, кого хозяин называл Росцием, и погрузил косматую физиономию в тускло-красную лужу.
– Он думает, что он Юпитер! – крикнул сенатор Страбон.
– Нет, он больше похож на прекрасную Юнону, – совершенно серьезно заявил Марк Порций Катон.
Перекрывая общий хохот сената, Сулла объявил, что назначает валяющегося в жертвенной луже Квинта Росция, архимима, многоженца, любителя юных фригийских мальчиков и кипрских вин, преджертвенной свиньей. Любой желающий может вспороть ему брюхо.
– А внутренности? – въедливо спросил вдруг сгорбившийся, превратившийся в пародию на старую сводню Марк Порций Катон.
– Церере! – прозвучало сразу несколько голосов.
Луций Корнелий Сулла вдруг сделался серьезен и сказал негромко, но так, что услышали все:
– Да, внутренности Церере. А мне… – Наступила замогильная тишина… И моему гостю Публию Варинию, высокому посланцу моего командира Гая Мария… – Сулла опять взял паузу. – …Коней.
Те, кто не вполне еще поверил, что Сулла уже перестал шутить, испустили по инерции несколько смешков.
– Мы немедленно скачем в Остию, мой дорогой Вариний. Ты хотел увидеть, в каком состоянии находится оснащенный мною флот, – и ты увидишь. – Пропретор изо всех сил старался собраться с мыслями и придать своему лицу подобающее выражение. Не совсем это у него получалось. – Кроме того, я не забыл, как тебе могло показаться, о приказе Мария, чтобы флот вышел в море сегодня. Вставай, мой дорогой Вариний, кони ждут нас.
Сулла аккуратно поставил нетронутую чашу вина на мраморную скамью и быстрым твердым шагом проследовал к выходу из бальнеума, поманил пальцем Марка Карму и на ходу сказал ему:
– Всю театральную шайку кормить и поить до вечера, после этого – всех вон. Не люблю бездарных актеров. Росцию дай немного денег.
– А этот странный посетитель? – осмелился напомнить секретарь. – В оспинах, немного похож на обезьяну…
– Если ему так хочется поговорить со мной, пусть отправляется следом. Позаботься, чтобы ему нашлось место на моем корабле.
Глава вторая
Югурта
107 г. до Р. X.
647 г. от основания Рима
Свадебный пир устроили во дворе старинной карфагенской усадьбы. Сложенные из местного серо-розового камня стены на удивление хорошо сохранились за те сто лет, в течение которых поместье находилось в запустении. Наспех сколоченные столы стояли по периметру двора, публика, восседавшая за ними, представляла собой более чем разношерстное собрание. Начать с того, что не все сидели. Сын непобедимого в своей неуловимости нумидийского царя Югурты, Оксинта, потребовал, чтобы ему и его друзьям поставили лежанки на римский манер. Он многократно бывал в великом и ненавидимом городе и усвоил многие привычки врагов своего африканского отечества. Он одевался как италийский офицер, был опоясан кавалерийским мечом римского образца, свободно владел латинской речью. Юноши из его окружения следовали своему вожаку, кто по соображениям идейным, кто опасался вызвать неудовольствие царского сына. Надо сказать, что сам Югурта, незаконнорожденный и одаренный сын Массиниссы, великого нумидийского царя и большого друга римского народа, не выказывал никакого определенного отношения к охватившей молодежь заморской моде. Когда этого требовали обстоятельства, он мог облачиться в виссоновую тогу и вести себя как патриций на форуме, в случае нужды легко менял облик, натягивал на себя кожаные гутульские штаны и раскрашивал лицо кабаньей кровью.
Увлечение Оксинты вызывало глухое и не слишком сильное раздражение у прочих нумидийских вождей, особенно тех, что происходили из родов, поддерживавших в последней Пунической войне не Массиниссу, а другого нумидийского царя – Сифакса, но протестовать не решались. Другое дело – мавританские дикари царя Бокха, отца Мардины, девушки, выходившей сегодня замуж за Югурту. Не скрываясь, они указывали лоснящимися от жира пальцами на Оксинту и его друзей и валились на землю от нестерпимого хохота. Поскольку большинство этих охотников и пастухов никогда в своей пустыне не видели римлян, они называли разряженных нумидийцев пунами, то есть карфагенянами, единственными цивилизованными людьми, которых они встречали в жизни. Даром что одни были злейшими врагами других.
Когда до ушей Оксинты доносились эти замечания, он откровенно морщился. Ему не нравились его новые союзники, его новые родственники, то и дело лезшие с пьяными поцелуями; ему не нравилась эта свадьба, наспех собранная среди заросших сорной травой и занесенных песками развалин. Насколько больше радовался бы он, женись его отец на какой-нибудь знатной римлянке, а не на этой…
Раздражение юного нумидийца легко было понять. Мардина не была красавицей. Фигура ее была скрыта под несколькими слоями дорогих аляповатых тканей, несколько фунтов жемчуга и драгоценных камней украшали ее головной убор, два огромных опахала полыхали над ее головою в руках громадных, голых по пояс нумидийцев. То есть налицо были все признаки варварской роскоши. Но что делать с этим расплющенным носом, густо сросшимися бровями и нижней губой, вдвое превосходящей своей толщиной верхнюю?
«Неужели наши дела так плохи?» – думал наследник нумидийского престола, вспоминая остальных жен отца, лучших красавиц африканского побережья. Неужели дела можно поправить только такой женитьбой?
– Вина! – потребовал он.
Раб склонился с длинногорлым кувшином над его чашей и тут же получил жестокий удар римской сандалией в колено.
– Сколько раз тебе говорить, скотина, что я пью вино, разбавленное водой!
Эта демонстрация преданности римским обычаям вызвала очередной взрыв хохота среди мавританцев.
– Он разбавляет вино водой, вы только подумайте!!! Вино – водой!
На этот раз Оксинта сдержался.
Пора, впрочем, выяснить, где находятся главные действующие лица, Югурта и Бокх.
Неподалеку. Во внутренних покоях полуразрушенной карфагенской виллы.
Бокх сидит на расшитых бисером подушках, которыми усыпано каменное возвышение. С него в незапамятные времена богатый пун наблюдал за плясками черных танцовщиц. Зала освещается светом факелов, укрепленных в бронзовых держателях на стенах. Меж каменных плит, устилающих пол, проросла довольно высокая трава, она мешает Югурте, все время расхаживающему взад-вперед.
Облик мавританского царя описать довольно легко – прямо над его головою потрескивает смолистый факел, который дает устойчивый свет. Под густыми бровями – глубокие черные глаза. Глаза без дна. Лицо кирпичного цвета, нос слегка горбат, подбородок слегка раздвоен, по вискам с разной скоростью бегут большие соленые капли. Слегка подергивается левый угол рта. Длинная борода кажется частью одежды – настолько она тщательно и прихотливо заплетена, столько заключает в себе золотых нитей.
Облик его собеседника, нумидийского царя, напротив, неуловим. Передвигаясь гибким, полузвериным шагом, он создает сильное движение воздуха, которое заставляет волноваться пламя факелов, и освещенность царской фигуры непрерывно и причудливо меняется.
Именно таким должен был представляться римлянам образ их главного противника последних лет.
Кстати, одет Югурта по традиционной моде нумидийских кочевников – свободные штаны из грубого полотна, рубаха подхвачена широким кожаным поясом, несущим в себе целый арсенал разнообразных ножей; на шее – массивная золотая цепь, знак царского достоинства; в волосах – пурпурная лента – мода, введенная легендарным царем Массиниссой.
– Клянусь и нашими, и вашими богами, мои слова отскакивают от стен твоего недоверия, как комки глины от гранитной скалы.
Край рта мавританского владыки слегка дернулся – могло показаться, что он слегка улыбнулся.
– Ответь мне, по крайней мере, зачем тогда ты согласился выдать за меня свою дочь?
– Чтобы породниться с тобой. – Голос Бокха был хриплым настолько, что казалось, в легких его была дыра.
– Это не ответ или только очень малая часть ответа. Я не могу поверить, что такой благоразумный и осторожный человек, как ты, мог совершить этот шаг, не предвидя, что он может возыметь какие-то последствия.
Бокх покашлял, но ничего не ответил.
– Ты ведь знал, что я веду войну. Что я веду войну очень тяжелую, с противником хоть и продажным, но опасным смертельно. Тебе ведь известно, что римляне не проиграли еще ни одной войны. Никому.
– Всему когда-нибудь приходит конец.
Вышагивавший Югурта остановился, повернувшись в сторону каменного возвышения:
– Так ты готов выступить на моей стороне?
– Я сказал лишь, что всему когда-нибудь приходит конец.
Югурта ударил ладонями по своим кожаным бокам.
– Ты опять уходишь от прямого ответа. Ты не хочешь понять, что окольные пути хороши, когда ты ведешь дела с врагом; в делах же, которые ты затеваешь с другом, лучшие пути – прямые.
Бокх покашлял.
Югурта усмехнулся.
– Я покажу тебе пример такого ведения дел, царь мавританский. Я научился этому у римлян. Я одним ударом разрублю ту путаницу, что возникла меж нами. Об одном прошу тебя: не спеши обижаться, если какие-то мои слова покажутся тебе слишком прямыми. Никакого намерения задеть тебя, твое величие, твое семейство, твое царство или ваших мавританских богов у меня нет и быть не может.
Сидящий подумал несколько секунд.
– Говори.
– Выдавая за меня свою дочь, ты стремился породниться не со мною…
Густые брови мавританца зашевелились, рот искривился больше обычного.
– Говори.
Югурта помолчал, неподвижно стоя перед каменным возвышением. Теперь он тоже стал доступен описанию. Чуть вытянутое лицо с вертикальными морщинами на щеках, благородного очертания подбородок, высокий чистый лоб. Только губы слишком тонкие, губы человека, привыкшего сдерживаться.
– Говори же, – проявил нетерпение Бокх.
В глазах Югурты промелькнули огоньки, независимые от света факелов. Он одержал первую, микроскопическую победу.
– Ты хотел породниться не со мною, но с римлянами. Я сейчас объясню свою мысль.
– Объясни, ибо пока в твоих словах я не вижу смысла. Может быть, ты хочешь сказать, что я их люблю? – Хрип перешел в кашель.
Югурта спокойно покачал головой:
– Нет, не это я хочу сказать. Ты их не любишь, нет. Ты их ненавидишь, может быть, даже сильнее меня. И знаешь почему?
– Я же сказал тебе, говори!
– Наши царства граничат, Нумидийское и Мавританское, но, в отличие от вашего, наше царство всегда принимало участие в делах Рима. Мы то помогали пунам своей конницей, то переходили на сторону римлян и помогали им в борьбе против пунов. Мы принимали римских послов, и они говорили с нашими царями как с равными. Наши цари были друзьями римского народа или, напротив, их врагами, но всегда были кем-то. Нас всегда знали в Риме.
– Ну и что? – попытался усмехнуться Бокх.
– А то, что судьбы мира вершатся нынче там и, может быть, будут вершиться еще много поколений, много десятков поколений. Хочется нам этого или не хочется. Не знаю, почему так получилось, мне не дано знать ответа на этот вопрос. Пуны были очень сильны, все моря и все крепости были у них. У них было все золото, они стали богаты и величественны. Но они не устояли. Царь Персей был наследником величайшего из царей – Александра, и он тоже повержен. Подчинилась Греция, подчинился Египет, трепещут северные варвары. У римлян не самые лучшие полководцы и не самые искусные воины, но они всегда побеждают. Пуны выставили против них Ганнибала и лучших фехтовальщиков Средиземноморья, лучших кавалеристов и самых обученных слонов – и все рухнуло.
– Так, может быть, разумнее всего – просто покориться им?
– Если бы так следовало поступить, я бы так и поступил. Почему я так не делаю, объясню тебе позже. Сейчас я закончу ответ на твой предыдущий вопрос. И твой отец, достославный Оках, и ты сам, вы прекрасно понимали все то, о чем я здесь распинаюсь. Центр мира – в Риме. Твой отец отправил послов к римлянам, они вернулись ни с чем.
– Откуда ты знаешь? – Хрип Бокха сделался жестким.
Югурта усмехнулся то ли горько, то ли снисходительно.
– Я очень много знаю об этом городе, поэтому, кстати, и рискую воевать с ним. Так вот, послы твоего отца вернулись ни с чем. То есть заносчивые квириты не захотели вести с ними дел. Никаких. Другими словами, они не признают ваше царство существующим. – Бокх слегка качнулся, как бы намереваясь встать, говоривший остановил его движением руки. – Погоди, не для того, чтобы оскорбить память твоего отца и тебя, я говорю все это. Так вот, твой отец затаил обиду и унес ее с собой в могилу. Взойдя на престол, ты решил повторить попытку. Решил сделать вид, что обиды не было, а случилось недоразумение. Ты тоже отправил посольство, ты хотел стать другом римского народа… – Мавританский царь внезапно оскалился, показав неровные желтые зубы. Пламя факела над его головой заколебалось, и на мгновение показалось, будто Бокх что-то грызет оскаленными зубами. – …Но они в своем наглом самообольщении и самолюбовании не захотели даже считать тебя своим врагом. Тебя для них нет!
Можно ли перенести такое?
– Нет!
– И тогда ты решил – а ты гордый человек, царь мавританский, – ты решил для них возникнуть. Ты взял меня в зятья, меня, их самого удачливого и опасного врага. Как только прошел слух о готовящемся браке между мной и Мардиной, к тебе явилась делегация римского сената. Не в ответ на визит твоего брата в Рим, как ты пытаешься представить.
– Укороти свой стремительный язык, нумидиец.
– У вас есть поговорка: язык, говорящий правду, живет сам по себе.
– У нас много поговорок, есть и такая: чем длиннее язык, тем короче жизнь.
Югурта горько вздохнул и опустил голову.
– Жаль, я не думал, что ты удовлетворишься столь малым. Твой дворец посетило несколько знатных римлян, и ты уже начинаешь жалеть, что связал свою судьбу с моей.
– Не забывай, теперь ты мой зять…
– …И если объявят, что ты считаешь меня сыном, то я стану наследником твоего трона. Нет, Бокх, я не стану добиваться этой чести, хотя бы для того, чтобы не вызвать ненависть твоих сыновей. Я не буду возлагать слишком большие надежды на крепость родственных уз.
– На что же ты будешь возлагать свои надежды?
– На свое умение вести дела в Риме. Я их изучил, изучил досконально: они жадны, они ненасытны. Рим может поглотить денег больше, чем есть их во всем мире подлунном, поэтому секрет заключается в том, чтобы знать, сколько кому дать, когда, а кому только пообещать дать. Кому послать золото перед началом выборов в комиции; кому – перед судебным процессом; кому пообещать золота, если он не будет спешить с началом военных действий. Можно, обходясь не очень большими деньгами, вершить дела весьма большие. Таким образом, я собираюсь заключить тайную сделку с продажностью римлян.
– Где же доказательства, что твои хваленые умения приносят плоды? Может быть, ты просто бросаешь сокровища, скопленные твоими предками, на ветер.
– Мне удалось добиться того, чтобы из Африки удалили Квинта Метелла, он лучше всех других римлян понял, как нужно бороться со мной. Он был слишком близок к успеху. Он загнал меня сюда, на край моего царства, на берег Мулукки. Думаю, он уже присылал к тебе своих людей с предложением меня выдать.
Против ожиданий Югурты мавританец не сделал попытки оскорбиться. Более того, он сказал:
– Ты угадал, он хотел меня подкупить.
Лицо Югурты при этом, казалось, не слишком приятном известии просияло.
– Спасибо тебе за откровенные слова, царь Бокх, мне надоело быть слепым, теперь хотя бы один мой глаз открыт. И чтобы у тебя не возникло соблазна пойти на тайный сговор за моей спиной, я предлагаю тебе открытый договор.
Сидящий заинтересованно наклонился вперед.
– В чем он заключается?
– Я предлагаю тебе выступить на моей стороне против римлян, а за это отдам тебе три свои провинции: Кнапс, Моллохатт и Цирту. Таким образом…
– Но Цирта сейчас в руках римлян.
– Теперь у тебя есть все основания выступить против них – ты всего лишь будешь возвращать себе свое собственное имущество.
Бокх закрыл глаза и медленно поднятой рукой погладил массивную бороду. Заговорил, не открывая глаз:
– Ты хитер, нумидиец.
