«Господь дарует нам победу». Русская Православная Церковь и Великая Отечественная война

скачать книгу бесплатно

«Господь дарует нам победу». Русская Православная Церковь и Великая Отечественная война
Михаил Витальевич Шкаровский

Предлагаемое издание посвящено богатой и драматичной истории Православных Церквей Юго-Востока Европы в годы Второй мировой войны. Этот период стал не только очень важным, но и наименее исследованным в истории, когда с одной стороны возникали новые неканоничные Православные Церкви (Хорватская, Венгерская), а с другой – некоторые традиционные (Сербская, Элладская) подвергались жестоким преследованиям. При этом ряд Поместных Церквей оказывал не только духовное, но и политическое влияние, существенным образом воздействуя на ситуацию в своих странах (Болгария, Греция и др.). В сложной военной ситуации значительное место занимали отношения Православных Церквей Юго-Восточной Европы с Русской Церковью, которым в работе уделено особое внимание. В некоторых странах русская церковная эмиграция в военный период сыграла определяющую роль в развитии православия (Чехия, Словакия, Венгрия, Италия). Монография базируется на богатых архивных источниках, в частности, материалах немецких, болгарских, сербских, греческих, американских, российских и других архивов.

Книга предназначена для историков, религиоведов, преподавателей и учащихся духовных учебных заведений, а также для всех читателей, интересующихся историей христианства.

В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Михаил Шкаровский

«Господь дарует нам победу». Русская Православная Церковь и Великая Отечественная война

Рекомендовано к публикации Издательским советом Русской Православной Церкви

ИС Р18–815–0564

© Шкаровский М.В., текст, 2019

© АНО «ЦЕНТР-ПОЗНАНИЕ» (Издательский дом «Познание»), оформление, 2019

От автора

Все дальше уходит от нас период Великой Отечественной войны, в нынешнем году празднуется уже 75-летие Победы. Однако трагические и героические события минувшего продолжают жить в сердцах людей. С течением времени все очевиднее становится та значительная роль, которую сыграла Русская Православная Церковь в победе над нацизмом. Складывавшиеся веками национальные и патриотические традиции Русского Православия оказались сильнее обид и предубеждений. Несмотря на духовную несвободу, антирелигиозные гонения 1930-х гг., верующие приняли самое активное участие в борьбе с захватчиками.

С первого дня Отечественной войны руководство Московского Патриархата призвало народ к защите Родины и этим поддержало государство. Такая позиция Церкви была особенно важна в свете значительного роста религиозности в первой половине 1940-х гг. как среди мирного населения, так и среди военнослужащих. Предлагаемое читателю издание является изложением военного периода деятельности Русской Православной Церкви (1941–1945 гг.), который является ключевым в ее драматичной истории на протяжении XX в.

Книга получила свое название по словам Патриаршего Местоблюстителя Русской Православной Церкви митрополита Сергия (Страгородского), сказанным в его патриотическом послании, собственноручно написанном в первый день Великой Отечественной войны – 22 июня 1941 г.: «Господь дарует нам победу».

Первая глава монографии посвящена патриотической деятельности Русской Православной Церкви, в том числе в блокадном Ленинграде, религиозной политике советского государства и изменению государственно-церковных отношений в СССР в годы Великой Отечественной войны.

Религиозный фактор сыграл очень существенную роль в изменении поначалу неблагоприятного для СССР хода боевых действий. Проявления патриотической деятельности Русской Православной Церкви были очень многообразны: морально-нравственное влияние (через послания, обращения, проповеди); сбор денежных средств, драгоценностей, медикаментов, одежды, продуктов в фонд обороны; служба церковнослужителей в рядах действующей армии и участие в партизанском движении; помощь раненым бойцам шефством над госпиталями и созданием санитарных пунктов; участие в сооружении оборонительных укреплений, организации противовоздушной обороны и т. д.

Рост религиозности был напрямую связан и с ростом морально-нравственного уровня в стране. Несмотря на угрозу смерти, тяжелейшие бытовые условия: разруху, голод, холод – для периода Великой Отечественной войны были характерны проявления высочайших образцов нравственности и самопожертвования со стороны значительных слоев населения. Личным примером духовенство Московского Патриархата призывало народ к мобилизации всех сил в помощь обороне и укреплению тыла. Все это не могло не оказать воздействия и на религиозную политику советского правительства, которая претерпела существенные изменения. В советский период роль Русской Православной Церкви в победе над агрессором, как правило, замалчивалась, и лишь в последние десятилетия стали известны многие события и имена этой истории.

Во второй главе прослеживается процесс складывания и эволюции немецкой государственной политики по отношению к Русской Православной Церкви в годы Второй мировой войны, а также рассматривается церковная жизнь на оккупированной территории СССР. При работе над этим разделом автор ставил перед собой следующие задачи: определение факторов, влиявших на немецкую политику по отношению к Русской Православной Церкви; выделение ее этапов и их основных характеризующих черт, изучение деятельности органов, непосредственно осуществлявщих данную политику, выявление ее целей и результатов; определение реакции различных юрисдикций и течений Русской Церкви на действия национал-социалистических ведомств; изучение феномена религиозного возрождения на занятых восточных территориях – выяснение его причин, масштабов и последствий; рассмотрение воздействия немецкой церковной политики на изменение политики правительства СССР в религиозном вопросе.

Тема раздела представляет особенный интерес в связи с тем, что высшее руководство III рейха проявляло заметное внимание к религиозной политике в Восточной Европе и прежде всего на территории СССР. Важнейшие акценты нацистской политики заключались в проведении Рейхсминистерством церковных дел во второй половине 1930-х гг. унификации русских приходов и планировании создания Автокефальной Германской Православной Церкви; попытке после начала войны с СССР расколоть Русскую Церковь на несколько враждующих течений и в то же время пропагандистски использовать стихийное религиозное возрождение на занятых восточных территориях; намерении после окончания войны создать для народов Восточной Европы «новую религию», обязательную для подданных III рейха.

Часть главы посвящена подвигу и трагической участи православного духовенства на оккупированной территории СССР. Многие священнослужители участвовали в партизанском движении, помогали подпольщикам, советским военнопленным, спасали от уничтожения евреев и участвовали в других видах патриотической деятельности.

В целом церковная жизнь на оккупированной части СССР характеризуется массовым и в значительной степени стихийным возрождением. Оно охватило различные регионы страны, но особенно активно шло на Украине, в Белоруссии и на Северо-Западе России, где действовала Псковская православная духовная миссия – единственная на всей оккупированной территории РСФСР. При этом история Псковской миссии была сложной, противоречивой и по-своему трагичной.

Фактически на всей оккупированной территории была восстановлена Русская Церковь, хотя в определенной степени и разделенная на три части. Сепаратистских национальных Церквей нигде, кроме Украины, создать не удалось, да и там за ней пошло меньшинство духовенства и верующих. Не только религиозность россиян, но и Русская Православная Церковь как организация оказалась гораздо более сильной и живучей, чем считало руководство III рейха. Открывшиеся храмы превратились в центры русского национального самосознания, проявления патриотических чувств. Вокруг них сплотилась значительная часть населения. Всего за три года оккупации в условиях голода, разрухи, отсутствия материальных возможностей было восстановлено, как минимум, 9400 церквей и около 60 монастырей.

Хотя со времени окончания Великой Отечественной войны прошло 75 лет, существуют ее важные аспекты и темы, которые начали глубоко изучаться лишь относительно недавно – последние 20–25 лет. К числу таких тем относится история Русской Православной Церкви, других конфессий СССР, а также государственная религиозная политика Советского Союза и нацистской Германии в 1941–1945 гг. Конечно, эти темы привлекали внимание отечественных и зарубежных исследователей и раньше, однако в силу целого ряда объективных причин были изучены в небольшой степени. Только в начале 1990-х гг. началось обращение к колоссальным, не доступным ранее пластам документов российских архивов, которые пока еще недостаточно введены в научный оборот. Работы по избранной теме, носящие конкретно-исторический характер, можно условно разделить на пять основных групп.

Труды советских исследователей, как правило, имеют очень общий, обзорный характер, к тому же несут идеологический отпечаток прежнего официального негативного отношения к религии[1 - Гордиенко Н.С., Курочкин П.К. Особенности модернизации современного русского православия. М., 1978; Гордиенко Н.С. Эволюция русского православия (20-е-80-е гг. XX столетия). М., 1984; Его же. Современное русское православие. Л., 1988; Барменков А.Н. Свобода совести в СССР; Куроедов В.А. Религия и церковь в советском обществе; Корзун М.С. Русская Православная Церковь 1917–1945 гг. Изменение социально-политической ориентации и научной несостоятельности вероучения. Минск, 1987; Русское православие вехи истории. М., 1989; Красников Н.П. Социально-этические воззрения русского православия в XX в. Киев, 1988.]. Церковь в них зачастую представляется реакционным, антинародным институтом, а органы государственной власти показаны исключительно в положительном плане. Было принято считать, что дух христианского вероучения «несовместим с духом героической борьбы за честь и свободу Родины». Многие исследователи предпочитали писать не о патриотической деятельности Церкви в годы войны, а о коллаборационизме ее представителей на оккупированных территориях; акцент на сотрудничестве некоторых священнослужителей с гитлеровцами делался и при публикации сборников документов, и в специальных работах. И все-таки даже в подобных изданиях, особенно в первые послевоенные годы, порой признавалась положительная роль патриотической деятельности верующих в период Великой Отечественной войны. Отличительной чертой работ этого направления было почти полное отсутствие документальной базы исследований. Те же ученые, которые использовали доступные им источники, интерпретировали их, исходя из заданных заранее идеологических посылок.

Но, хотя до конца 1980-х гг. условия для объективного изучения государственно-церковных отношений фактически отсутствовали, важные в научном плане работы иногда все же появлялись. Наибольшую ценность имеют монография А.А. Шишкина, посвященная проблеме обновленческого раскола, в том числе его ликвидации в военный период,[2 - Шишкин А.А. Сущность и критическая оценка «обновленческого» раскола Русской Православной Церкви. Казань, 1970.] и книга З.В. Балевица, уделившая значительное внимание деятельности Русской Церкви на оккупированной территории Прибалтики и Северо-Запада России в годы Великой Отечественной войны[3 - Балевиц З.В. Православная Церковь Латвии под сенью свастики (1941–1944). Рига, 1967.].

Вторую группу составляют труды церковных историков – священнослужителей и мирян Московского Патриархата. Часть из этих работ до сих пор не опубликована и хранится в виде рукописей в библиотеках духовных академий, другие были изданы: митрополита Мануила (Лемешевского), епископа Сергия (Ларина), А.И. Кузнецова, А. Сергеенко, протоиерея Владислава Цыпина, протоиерея Владимира Сорокина и др.[4 - Мануил (Лемешевский), митр. Русские православные иерархи периода с 1863 по 1965 гг. Т. 1–6. Эрланген, 1979–1989; Кузнецов А.И. Обновленческий раскол в Русской Церкви // «Обновленческий» раскол. Материалы для церковно-исторической и канонической характеристики. Сост. И.В. Соловьев. М., 2002; Сергеенко А. О положении Церкви в России. Париж, 1947. Рукопись; Цыпин Владислав, прот. История Русской Православной Церкви, 1917–1990. М., 1991; Его же. История Русской Церкви. 1917–1997. М., 1997; Сорокин Владимир, прот. Исповедник. Церковно-просветительская деятельность митрополита Григория (Чукова). СПб., 2005 и др.] Значительное внимание в них уделялось истории обновленческого раскола, в том числе в годы Великой Отечественной войны. Другие же движения в Русской Церкви специально изучал в основном скончавшийся осенью 1995 г. митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Иоанн (Снычев)[5 - Иоанн (Снычев), митр. Церковные расколы в Русской Церкви 20-х и 30-х гг. XX столетия – григорианский, ярославский, иосифлянский, викторианский и другие. Сортавала, 1993; Его же. Самодержавие духа. Очерки русского самосознания. СПб., 2005.].

На исследования церковных историков порой сильно влияла их принадлежность к Московскому Патриархату. Всячески доказывалась оправданность церковной позиции руководства Патриархата, несколько идеализировалось его отношение к советской власти, излишне критически оценивалась деятельность Русской Православной Церкви Заграницей и т. п. Между тем, многие исторические труды священнослужителей и мирян Московского Патриархата содержат интересные фактические данные, что придает им несомненную ценность.

Значительный вклад в изучение темы внесли зарубежные (англоязычные, немецкие и др.) исследователи. Их повышенное внимание к проблеме неслучайно, ведь именно Великая Отечественная война послужила переломным этапом, позволившим советскому руководству по-иному посмотреть на роль и функции религии в обществе. Историками Д. Поспеловским, Н. Струве, У. Флетчером, Г. Штриккером и другими был создан ряд обобщающих монографий, в целом реалистично освещавших церковную политику советского государства, жестокие антирелигиозные акции властей в довоенный период и смягчение советской религиозной политики в годы Второй мировой войны[6 - Поспеловский Д.В. Русская Православная Церковь в XX в. М., 2005; Его же. Тоталитаризм и вероисповедание. М., 2003; Его же. A History of Marxist-Leninist atheism and soviet antireligions policies. London, 1987; Struve N. Les chretiens en URSS. Paris, 1963: Fletcher W. The Russian Orthodox Church underground, 1917–1970. Oxford, 1971; Striсker G. Religion in Russland. Darstellung und Daten zu Geschichte und Gegenwart.]. Правда, для этих трудов характерна ограниченность источниковой базы, прежде всего архивных документов.

Имеются среди работ зарубежных авторов и остро политизированные исследования. Некоторые из пристрастных в своих взглядах историков считают руководителей Московской Патриархии, пошедших в военный период на сотрудничество с советским правительством, предателями интересов России и Русского Православия. Практически вся советская действительность рисуется у этих авторов в черном цвете. Еще одна сравнительно немногочисленная группа исследователей идеализирует отношения Церкви и советского государства в военные годы, считая, что позиция Патриаршего Местоблюстителя митрополита Сергия (Страгородского) полностью оправдала себя. Представители этой группы принадлежат, как правило, к левой интеллигенции (Д. Куртис, К. Грюнвальд и другие).

Четвертую группу составляет русская эмигрантская и диссидентская литература. Следует отметить, что если в 1920-е – 1930-е гг. за границей фактически не существовало расхождений в оценках между научными исследователями и публицистикой – СССР считался государством, стремящимся к уничтожению религии, то после Второй мировой войны ситуация существенным образом изменилась. Восстановление патриаршества, проведение грандиозного Поместного Собора 1945 г., активная международная деятельность Московской Патриархии оказали сильное воздействие на позицию значительной части русской эмиграции и руководящие органы Церквей различных конфессий. Многие эмигранты перешли в юрисдикцию Московского Патриархата, представители же Русской Православной Церкви в Америке и Западноевропейского Русского Экзархата стали относиться к ней достаточно лояльно. Непримиримой осталась лишь Русская Православная Церковь Заграницей, однако она оказалась почти в полной изоляции.

Между тем из российских эмигрантов церковной историей военного периода занимались в основном священнослужители и миряне Зарубежной Русской Церкви. В целом работы русских эмигрантов чаще всего субъективны, пристрастны и обычно затрагивают ограниченный круг вопросов какого-то конкретного периода времени. Обобщающих, аналитических монографий ими написано не было. На эту роль претендует трехтомник В. Степанова (Русака)[7 - Степанов (Русак) В. Свидетельство обвинения. В 3 Тт. М., 1993.]. Однако он является не научным исследованием, а страстной и достаточно наивной публицистической книгой, страдающей нарушением хронологии, отсутствием последовательности изложения, обилием фактических ошибок.

Мимо книг известных религиозных диссидентов А. Краснова-Левитина и В. Шаврова не может пройти ни один ученый, занимающийся изучением церковных расколов 1922–1940-х гг.[8 - Краснов-Левитин А. Лихие годы 1925–1941. Париж, 1977; Левитин А., Шавров В. Очерки по истории русской церковной смуты. Т. 1–3.] А. Краснов-Левитин, сам бывший обновленческий священнослужитель (умерший в эмиграции), написал достаточно подробное и богатое фактическими данными исследование, особое внимание уделяя Ленинграду. Однако некоторые моменты истории обновленчества освещены в нем недостаточно объективно, присутствует определенная идеализация движения, к тому же преувеличивается его близость к социалистическим идеям.

Противоположный взгляд на историю церковных движений 1920–1940-х гг. отстаивает другой религиозный диссидент Л. Регельсон. В своем в целом очень интересном исследовании он стремится доказать, что истина была на стороне «непоминающих» за богослужением в храмах гражданские власти и Заместителя Патриаршего Местоблюстителя митрополита Сергия (Страгородского)[9 - Регельсон Л. Трагедия Русской Церкви 1917–1945. Париж, 1977. (Репринт – М., 1996).]. По-своему ценны и работы других эмигрантов: А.А. Валентинова, К. Криптона, протопресвитера Михаила Польского, епископа Григория (Граббе) и др.[10 - Польский М. Новые мученики российские. Т. 1–2. Джорданвилл, 1949, 1957; Григорий (Граббе), еп. К истории русских церковных разделений за границей. Опровержение ошибок и неправд в сочинении Д. Поспеловского «The Russian Church under the soviet regime 1917–1982». Джорданвилл, 1992.]

В среде бывших религиозных диссидентов и сегодня активно дискутируется вопрос: была ли оправдана в годы войны позиция церковного руководства, принявшего новый курс советского правительства в отношении Церкви. В адрес Московской Патриархии раздаются упреки, обвинения в сервилизме и даже в предательстве заветов Христа. Как продолжение прежней линии расценивается нынешнее молчание церковных иерархов в ответ на призывы официально осудить сталинизм и отречься от его прежних восхвалений. Таким образом, внутри четвертой группы существуют очень серьезные различия при оценке позиции Московской Патриархии, во многих случаях заметно влияние групповых пристрастий. Деятельность же Русской Православной Церкви Заграницей, как правило, идеализируется. Кроме того, в силу объективных причин, вся эмигрантская и диссидентская литература имеет ограниченную источниковую базу, материалы российских архивов использовались в ней в небольшой степени.

С начала 1990-х гг. стала быстро расти новая российская, украинская и белорусская историография темы. По ряду спорных моментов она занимает промежуточную позицию. Первоначально большинство российских историков – В.А. Алексеев, М.И. Одинцов, Ю.А. Бабинов, М.Н. Бессонов и другие сохраняли приверженность некоторым прежним концепциям, обелявшим церковную политику советского государства[11 - Алексеев В.А. Иллюзии и догмы. М., 1991; Его же. «Штурм небес» отменяется? Критические очерки по истории борьбы с религией в СССР. М., 1992; Одинцов М.И. Государство и Церковь (История взаимоотношений: 1917–1938 гг.). М., 1991; Его же. Государство и Церковь в России, XX в. М., 1994; Его же. Русские Патриархи XX в. (Судьбы Отечества и Церкви на страницах архивных документов). М., 1999; Его же. Русская Православная церковь в XX веке: история, взаимоотношения с государством и обществом. М., 2002; Бессонов М.Н. Православие в наши дни. М., 1990; Бабинов Ю.А. Государственно-церковные отношения в СССР: история и современность. Симферополь, 1991.]. Но постепенно под влиянием знакомства с рассекреченными документами взгляды этих историков становились более объективными. В дальнейшем появились и принципиально новые работы следующего поколения российских ученых – О.Ю. Васильевой, П.Н. Кнышевского, А.Н. Кашеварова, С.Л. Фирсова, В.Н. Якунина, М.В. Шкаровского и др.

Одной из основных тем, к которой обращаются как светские, так и церковные исследователи, является патриотическая деятельность религиозных организаций СССР в годы Великой Отечественной войны. Активная патриотическая деятельность Московской Патриархии в советской историографии, как правило, замалчивалась. Например, в многочисленной литературе, посвященной обороне Ленинграда в 1941–1944 гг., полностью отсутствуют даже упоминания о том, что в нем имелись действующие храмы. В объемном сборнике «Блокада день за днем» скрупулезно перечисляются самые разнообразные, порой малозначительные события жизни осажденного города, но в нем невозможно найти ни одного свидетельства религиозности ленинградцев. Даже в той части военно-документальной литературы, где в первых изданиях упоминались имена священнослужителей, принимавших участие в партизанском движении, из последующих изданий их изъяли. Так, в книге И. Шубитыдзе «Полесские были» 1969 г. выпуска они есть, а уже в издании 1974 г. – отсутствуют[12 - Шубитыдзе И. Полесские были. Минск, 1969.]. В то же время делался акцент на сотрудничестве некоторых священников с гитлеровцами. Этому сюжету уделялось внимание и при публикации сборников документов, и в специальных работах[13 - Документы обличают. Реакционная роль религии и Церкви на территории Белоруссии. Минск, 1964; Суглобов Г.А. Союз креста и меча. М., 1969.].

Только с середины 1980-х гг. положение стало меняться. В своей последней книге советского периода Н.С. Гордиенко давал уже более взвешенную оценку деятельности духовенства и паствы в военное время, хотя и отталкивался от постулата, что война, как массовое страдание и всенародное горе, была стимулятором роста религиозности, а духовенство использовало беды людей для усиленного насаждения религиозных чувств. Вопросы эволюции отношений Русской Церкви и советского государства специально он не рассматривал[14 - Гордиенко Н.С. Современное русское православие. С. 65–69.]. Этот же автор совместно с другими выпустил две книги, посвященные истории Русской Православной Церкви за рубежом, где затрагивалась и тема ее сотрудничества с нацистским режимом. В соответствии с господствовавшими в СССР стереотипами советские историки обвиняли все духовенство Русской Православной Церкви Заграницей (РПЦЗ) в «социальном предательстве» и «национальной измене»[15 - Гордиенко Н.С., Комаров П.М., Курочкин П.К. Политиканы от религии. Правда о «русской зарубежной церкви». М., 1975; Гордиенко Н.С., Комаров П.М. Обреченные. О русской эмигрантской псевдоцеркви. Л., 1988.].

До конца 1980-х гг. работы священнослужителей и мирян Московского Патриархата по данной теме ограничивались статьями в «Журнале Московской Патриархии» и несколькими небольшими рукописями[16 - Сергий (Ларин), еп. Православие и гитлеризм. Одесса, 1946–1947. Рукопись; Павлов С. Церковная жизнь Ленинграда во время блокады 1941–1944 гг. Л., 1983. Рукопись.]. Затем стали появляться различные журнальные и газетные публикации[17 - Великую победу предопределила победа духовная // Вятский епархиальный вестник. 1992. № 5. С. 3–4; Цыпин Владислав, прот. Патриотическое служение Русской Православной церкви в Великую Отечественную войну // Новая и новейшая история. 1995. № 2. С. 41–47.]. Специальных же изданий до сих пор мало. Одно из немногих исключений составляет небольшая брошюра псаломщика П.К. Раины, посвященная участию православного духовенства Белоруссии в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками. Автор, сам партизан, после войны окончивший духовную академию, сообщает ценные, неизвестные ранее сведения. Так, в книге содержатся свидетельства участников партизанского движения об активной помощи им митрополита Автокефальной Украинской Православной Церкви Александра (Иноземцева)[18 - Раина П.К. За Веру и Отечество: очерки. Л., 1990.]. Описывая в своем труде патриотическую деятельность Церкви, епископ Сергий (Ларин) уделяет внимание и оказанию СССР моральной поддержки со стороны христианских Церквей мира (он приводит факты солидарности с СССР ряда зарубежных церковных деятелей, не побоявшихся угроз и репрессий)[19 - Сергий (Ларин), еп. Указ. соч.]. В 1985 г. к сорокалетию победы в Великой Отечественной войне планировалось издать сборник о патриотической деятельности Русской Церкви, но из-за противодействия советской цензуры он так и не вышел. Лишь небольшая часть из собранных для него материалов была опубликована в 1995 г. в журнале «Наука и религия»[20 - Священники на фронте // Наука и религия. 1995. № 5. С. 4–6; Партизанский акафист // Наука и религия. 1995. № 5. С. 6–8.].

Патриотическая позиция Московского Патриархата оказалась непонятной для многих зарубежных специалистов, ожидавших от нее проведения антисоветской линии или нейтрального отношения к военным событиям. Им казалось, что начавшаяся война должна была обострить противоречия между государством и Церковью, предоставив для нее удобную возможность свести счеты с богоборческой властью. Эти авторы не могут понять, почему иерархи Церкви не возглавили борьбу с советской властью, воспользовавшись ростом религиозности народа в столь удобный, по их мнению, момент начала фашистской агрессии против СССР. И выпады против руководителей Московской Патриархии в основном касаются их политической ориентации, религиозная деятельность отодвигается на второй план. Вплоть до 1980-х гг. многие зарубежные и эмигрантские исследователи, особенно из клира и мирян Русской Православной Церкви Заграницей, стремились объяснить происшедшее, прежде всего, страхом оставшихся на свободе архиереев во главе с Патриаршим Местоблюстителем митрополитом Сергием (Страгородским) перед новыми репрессиями[21 - Боголепов А.А. Церковь под властью коммунизма. Мюнхен, 1958. С. 23; Константинов Димитрий, прот. Гонимая Церковь (Русская Православная Церковь в СССР). Нью-Йорк, 1967. С. 35–36; Степанов (Русак) В. Указ. соч. Т. 1. С. 182–183.].

В целом патриотическую позицию Церкви в период Великой Отечественной войны и ее безоговорочную поддержку советского правительства зарубежные авторы объясняют следующими причинами: холодным расчетом иерархов Русской Православной Церкви, стремившихся в трудное для страны время укрепить свои позиции в советском обществе, «выторговать» для Церкви уступки у власти; стремлением церковных иерархов избежать ожидаемых репрессий; надеждой приобрести терпимое отношение и религиозную свободу на будущее; любовью к Родине и своему народу.

Исходя из этого, нередко делается вывод, что нормализация отношений между Церковью и государством являлась результатом отступления от традиционной линии поведения как Московского Патриархата, так и советского государства. Поведение священноначалия Московского Патриархата в 1941–1945 гг. частью зарубежных исследователей оценивается как противоречащее настроениям и чувствам широких масс верующих, которые якобы видели в них вождей для борьбы с советским государством. Когда же Русская Православная Церковь заняла патриотическую позицию, то ее руководство будто бы обмануло надежды верующих.

Из российских исследователей наиболее значительный вклад в изучение патриотической деятельности православного духовенства внесли О.Ю. Васильева и В.Н. Якунин. Кандидатская диссертация и статьи О.Ю. Васильевой были в значительной степени посвящены исследованию основных направлений и объективной оценке патриотической деятельности Русской Церкви, ее вклада в общенародное дело достижения победы в Великой Отечественной войне, при этом специально освещался боевой путь танковой колонны имени Дмитрия Донского, построенной на средства верующих[22 - Васильева О.Ю. Государство и деятельность Русской Православной Церкви в период Великой Отечественной войны. Дисс… канд. ист. наук. М., 1990.]. Целый ряд работ, посвященных истории Русской Православной Церкви в годы Великой Отечественной войны, и прежде всего ее патриотической деятельности, написал самарский историк В.Н. Якунин. В них можно найти сведения об антинацистской позиции православного духовенства, как на советской, так и на оккупированной территории СССР, упоминается и участие в борьбе с гитлеровским режимом православных чешских священнослужителей и Брюссельского архиепископа Александра (Немоловского) и т. д.[23 - Якунин В.Н. За Веру и Отечество. Самара, 1995; Его же. «Велик Бог земли Русской» // Военно-исторический журнал. 1995. № 1. С. 37–41; Его же. Патриотическая деятельность Русской Православной Церкви и изменение государственно-церковных отношений в годы Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. Дисс… канд. ист. наук. Самара, 1998; Его же. Положение и деятельность Русской Православной Церкви в годы Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. Самара, 2001; Его же. Русская Православная Церковь в годы Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. // Вестник военного и морского духовенства. Спецвыпуск. 60-летию победы в Великой Отечественной войне посвящается. 2005. С. 79–110.]

Современные российские исследователи считают, что патриотическая деятельность религиозных организаций Советского Союза способствовала: укреплению национального самосознания народа, его духа, традиций и культуры, воспитанию патриотизма, трудолюбия, высокой нравственности, терпения, милосердия и других необходимых воюющему народу качеств, обеспечивших победу над фашистскими агрессорами; консолидации сил страны в противодействии врагу, укреплению морально-политического единства народов СССР; активизации борьбы против оккупантов порабощенной Европы и расширению антифашистского фронта; укреплению собственного авторитета религиозных организаций; улучшению церковно-государственных отношений[24 - См.: Якунин В.Н. Русская Православная Церковь в годы Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. С. 83.].

Другой важной темой являются религиозная политика советского государства и церковно-государственные отношения в годы Великой Отечественной войны. Эта проблема более 60 лет привлекает внимание исследователей. Зарубежные историки уже в 1950–1970-е гг. высказали ряд гипотез и идей, позднее нашедших подтверждение в рассекреченных советских архивных материалах. Написавший несколько книг У. Флетчер справедливо относил начало изменения государственного религиозного курса к осени 1939–1941 гг., считая, что «с 1939 по 1941 гг. Церкви удалось добиться определенных успехов». По его мнению, после присоединения к СССР западных областей в 1939–1940 гг. Патриарший Местоблюститель митрополит Сергий (Страгородский) впервые с тех пор, как он возглавил Русскую Церковь, оказался в таком положении, что мог требовать уступок от правительства. Несколько идеализируя эту ситуацию, указанный автор полагал, что уже к началу Великой Отечественной войны имелись все предпосылки для восстановления позитивных отношений между Церковью и государством.

В своих трудах У. Флетчер выделил 1945–1948 гг. как период особенно активного содействия Русской Церкви советским внешнеполитическим акциям. В то же время он датирует начало деятельности Московской Патриархии как «проводника советского империализма» апрелем 1945 г., а не осенью 1943 г., рассматривает только два основных аспекта задач Русской Церкви на международной арене в «сталинскую эпоху». Не оправдывает себя и выделение в качестве последовательных этапов установление контроля Московской Патриархии над Православными Церквами Восточной Европы и попытки получить гегемонию в других регионах – эти акции осуществлялись фактически одновременно. У. Флетчер предвзято оценивает внешнюю деятельность Русской Церкви исключительно с политических позиций[25 - Fletcher W. Religion and soviet foreign policy, 1945–1970. London, 1973; Его же. Portrait of the most praised and vilified of modern churchmen – Metropolitan Nikolai of the Russian Orthodox Church – and of the dilemma the faces as religions leader in a militantly secular soviety Nikolai. London, 1968; Lowrie D., Fletcher W. Khrushchev’s religious policy 1959–1964 // Aspects of religion in the Soviet Union 1917–1967. Chicago, 1971. P. 131–155.].

Следует также упомянуть работы Н. Струве, М. Спинки и У. Коларза[26 - Struve N. Op. cit.; Spinca M. The Church in Soviet Russia. New York, 1956; Kolarz W. Religion in the Soviet Union. London, 1961.]. Первый из этих историков, подчеркивая, что внешние связи Московской Патриархии являются областью, в которой ее зависимость от государства ощущалась более всего, верно отмечал связь уступок в интересах Церкви с последующими важными международными акциями Патриархии. По мнению Струве, с 22 июня 1941 г., благодаря занятой Патриаршим Местоблюстителем митрополитом Сергием патриотической позиции, начался новый период отношений Русской Православной Церкви и советского государства: «Поверженная своим врагом и оставленная умирать, Церковь против всякого ожидания восстала, чтобы призывать к борьбе». Однако исторический обзор Н. Струве носит беглый характер и в основном сосредоточен на «хрущевском» периоде и реакции верующих на гонения этого времени. В целом неплохим монографиям М. Спинки и У. Коларза присущи многие названные недостатки трудов У. Флетчера.

Большинство западных историков преувеличивает степень контроля государства над Русской Церковью, не учитывает обратного воздействия, вынужденности считаться с интересами миллионов верующих. Спорной и недостаточно разработанной представляется и периодизация государственной религиозной политики, всплесков репрессивных акций в их работах, в том числе у наиболее плодовитого автора 1980–1990-х гг. – канадского профессора Д.В. Поспеловского. Для его богатых фактическим материалом, несомненно, ценных в научном плане книг характерно, однако, некритичное, дословное воспроизведение большого количества нарративных источников. Поспеловский справедливо подчеркивает, что митрополит Сергий (Страгородский) предпринял важный шаг на пути к фактической легализации Церкви, использовав для этого церковные сборы на оборону страны, начавшиеся задолго до получения на них официального разрешения. Однако с рядом утверждений этого историка трудно согласиться. Так, например, он пишет, что государство в СССР осуществляло административные меры в борьбе с религией, так как «Советы рассматривали Русскую Православную Церковь как угрозу их монополии на власть»[27 - Pospielovsky D. The Russian Church under the Soviet Regime, 1917–1982. P. 425.]. Но церковные организации отнюдь не подменяют органы государственного управления.

Значительное число зарубежных публикаций посвящено изменению позиции советского руководства в отношении Русской Православной Церкви осенью 1943 г. Предполагается, что во время войны И. Сталин нуждался в лояльности со стороны Церкви, которая выражала чувства и настроения значительной части населения страны, помогала поддерживать в народе дух патриотизма. Позиция советского правительства определялась уверенностью, что Церковь, пользуясь значительным влиянием, может оказать благоприятное воздействие на нацию. Кроме того, сталинский режим не желал, чтобы Церковь исчезла из-под наблюдения, уйдя в «катакомбы»: открытая, подконтрольная организация для него была менее опасна, нежели подпольная. Многие зарубежные исследователи также полагают, что массовые открытия храмов на оккупированных территориях заставили И. Сталина понять, что продолжение прежней церковной политики может оказаться для него опасным.

Некоторые из западных историков, например, Д. Куртис, собрав большой фактический материал, оказались неспособными объяснить причины советских гонений на верующих. Принадлежа к поколению американской левой интеллигенции 1930-х гг., позитивно оценивавшей «сталинские достижения», Д. Куртис обвинял в этих гонениях их жертв. А французский историк К. Грюнвальд вообще писал, что репрессии священнослужителей были оправданы, так как вызывались не их религиозными убеждениями, а активной антисоветской деятельностью[28 - Curtiss I. The Russian Church and the Soviet State, 1917–1950. Boston, 1953; Gr?nwald С. The Churches and the Soviet Union. New York, 1962.].

Д. Поспеловский так (в основном справедливо) писал в 1995 г. о своих зарубежных предшественниках: «…не будучи православными, а часто плохо зная историю России и историю Русской Православной Церкви дореволюционного периода, они нередко совершали ошибки в суждениях и сравнениях, проявляли неспособность понять органические церковные процессы, внутреннюю (мистическую) жизнь Церкви»[29 - Поспеловский Д.В. Русская Православная Церковь в XX в. С. 6.]. Уже отмечалась и ограниченность источниковой базы работ западноевропейских и американских историков.

В отечественной историографии в конце 1980-х гг. обращение к теме было вызвано качественно новым отношением в условиях перестройки к малоизученным проблемам, неизвестным фактам истории Великой Отечественной войны, месту и роли Русской Православной Церкви в переломные периоды истории. Отечественные историки получили доступ ко многим документам центральных и местных архивов, к исследованиям зарубежных авторов. Начало нового этапа положили юбилейные торжества по поводу 1000-летия введения христианства на Руси в 1988 г. Тогда советское руководство признало патриотический подвиг верующих в военные годы и их высокую гражданскую позицию.

Публикация записки председателя Совета по делам Русской Православной Церкви Г.Г. Карпова в 1989 г. историками В.А. Алексеевым и М.И. Одинцовым о встрече И.В. Сталина с руководством Московского Патриархата 4 сентября 1943 г. открыла новую страницу в отечественной историографии. С тех пор тема церковно-государственных отношений стала не только предметом специального исторического исследования, но и одной из приоритетных проблем.

В российской историографии, по существу, первым к данной теме обратился В.А. Алексеев. В 1991–1992 гг. он написал две упоминавшиеся выше монографии, в которых частично рассматривается и государственная религиозная политика в СССР в годы войны. Алексеев собрал интересный фактический материал, выдвинул ряд обоснованных гипотез. В частности, он справедливо подчеркивал значительную силу политической традиции, инерции антирелигиозной борьбы у большей части партийного и комсомольского аппарата, которая определяла и многие аспекты политики государства по отношению к Русскому Православию в целом. Встречу Сталина с тремя митрополитами Московского Патриархата в сентябре 1943 г. и проведение Всероссийского Поместного Собора в конце января – начале февраля 1945 г. В.А. Алексеев увязывает с проведением встреч руководителей стран антигитлеровской коалиции в конце 1943 г. в Тегеране и в феврале 1945 г. в Ялте. Однако автором практически не рассматривается ответная реакция Церкви, не уделяется должного внимания позиции духовенства и мирян. При изучении действий государства отсутствует комплексный подход, исследуются, главным образом, идеологические аспекты. Влияние же внешнеполитической линии руководства страны (оказавшей определяющее воздействие на смягчение отношения к Церкви) почти не учитывается. Нет в книгах и четко выделенной периодизации религиозной политики. Кроме того, В.А. Алексеев – бывший работник аппарата ЦК КПСС; как и в своих статьях 1980-х гг., он несколько идеализирует государственно-церковные отношения.

Таким же недостатком страдает небольшая по объему монография М.И. Одинцова «Государство и Церковь в России. XX в». Военному периоду в ней посвящен лишь один параграф. Основное внимание уделяется изучению деятельности органов, непосредственно осуществлявших государственную политику в религиозном вопросе, и эволюции конституционно-правовой базы государственно-церковных отношений. Попытки совместить представления 1980-х гг. с информацией из рассекреченных архивных фондов порой приводили автора к противоречащим друг другу утверждениям. Так, с одной стороны, говорилось, что с созданием в 1943 г. Совета по делам Русской Православной Церкви возрождался институт оберпрокурорства, с другой, – что заслуги председателя Совета Г.Г. Карпова в возрождении Церкви были велики и пока еще объективно не оценены. Справедливо утверждалось, что «церковный институт» использовался для решения прагматических политико-идеологических целей внутри страны и на внешнеполитической арене, но, в то же время, подчеркивалось, что в аппарате КПСС всегда имелись силы, выступавшие против подчинения государственной религиозной политики идеологии правящей партии[30 - Одинцов М.И. Государство и Церковь в России. XX в. С. 106, 128–129.].

При характеристике военного периода В.А. Алексеев и М.И. Одинцов большое внимание уделяют предпосылкам и обстоятельствам встречи в Кремле в сентябре 1943 г. Сталина с руководством Московского Патриархата[31 - Алексеев В.А. Иллюзии и догмы. С. 332–346; Одинцов М.И. Путь длиною в семь десятилетий: от конфронтации к сотрудничеству. (государственно-церковные отношения в истории советского общества) // На пути к свободе совести. М., 1989. С. 57–62.]. В этом плане от их книг выгодно отличаются работы О.Ю. Васильевой, исследовавшей деятельность Совета по делам Русской Православной Церкви, созданного в 1943 г., и историю Православной Церкви в период оккупации на территории Северо-Запада России и Белоруссии[32 - Васильева О.Ю. Государство и деятельность Русской Православной Церкви в период Великой Отечественной войны. Дисс… канд. ист. наук. М., 1990; Ее же. Русская Православная Церковь в политике советского государства 1943–1948 гг. Дисс. … докт. ист. наук. Москва, 1999; Ее же. Русская Православная Церковь в политике советского государства в 1943–1948 гг. М., 2001.]. Другие публикации О.Ю. Васильевой освещают «сталинскую» религиозную политику, в том числе в плане ее реакции на действия германских властей, большое внимание в ряде работ уделено попыткам сделать сразу после окончания войны Московскую Патриархию «Православным Ватиканом» и ожесточенной борьбе с настоящим Ватиканом, что заметным образом влияло на общую картину[33 - Васильева О.Ю. Русская Православная Церковь в 1927–43 гг. // Вопросы истории. 1994. № 4. С. 35–46; Васильева О.Ю., Кнышевский П.Н. «Тайная вечеря» // Ленинградская панорама. 1991. № 6. С. 10, 28–29, № 7. С. 27–29; Васильева О.Ю. Ватикан в горниле войны // Наука и религия. 1995. № 6. С. 14–16; Ее же. Кремль против Ватикана. Полковник Карпов под руководством генералиссимуса Сталина атакует Папу Римского // Новое время. 1993. № 30. С. 38–40; Ее же. Русская Православная Церковь и Второй Ватиканский Собор. М., 2004.]. Исследовательница аргументированно доказывает объективную неизбежность изменения в СССР государственной религиозной политики в годы войны, но, в то же время, создание лишь видимости взаимопонимания между правительством и Патриархией, преимущественно показной характер многих акций. За ширмой благополучия в религиозном вопросе для Сталина было важным поставить Церковь под жесткий контроль, одновременно сделав ее послушно управляемой силой в своей политической игре.

В своей монографии «Русская Православная Церковь при Сталине и Хрущеве» и ряде других работ М.В. Шкаровский признает изменение курса правительства за весь период существования СССР внутри десяти выделенных им временных промежутков, из которых на время Второй мировой войны приходятся два: 1939–1943 и 1943–1948 гг. Они во многом совпадают с переломными этапами в истории государства и общества в предвоенный, военный и послевоенный периоды. И такое совпадение неслучайно, поскольку церковная политика всякий раз по-своему отражает внутреннюю политику властных структур в целом; со своей стороны и Церковь никогда не отделяла себя от интересов общества. М.В. Шкаровский полагает, что в заключенном в сентябре 1943 г. компромиссном соглашении «Патриархия оказалась дальновиднее властей», хотя выгода, несомненно, была обоюдной: не только Церковь усилила свои позиции в социалистическом государстве, но и советская власть получила еще один рычаг воздействия на общество и укрепила свои позиции среди верующего населения[34 - Шкаровский М.В. Русская Православная Церковь и религиозная политика советского государства в 1943–1964 гг. СПб., 1996; Его же. Русская Православная Церковь при Сталине и Хрущеве. М., 1999 (переиздания в 2000 и 2005); Его же. Русская Православная Церковь в XX веке. М., 2010..].

В.Н. Якунин, в свою очередь, считает встречу Сталина с иерархами Московского Патриархата 4 сентября 1943 г. переломной датой в церковно-государственных отношениях периода Великой Отечественной войны и, соответственно, выделяет два этапа в их истории военного времени: с 22 июня 1941 г. до 4 сентября 1943 г., охарактеризовав его как подготовительный, и с 4 сентября 1943 г. до конца Великой Отечественной войны, когда отношения государства и Церкви строились на официальной основе при помощи специально созданного органа – Совета по делам Русской Православной Церкви. По мнению В.Н. Якунина, ведущим фактором в улучшении церковно-государственных отношений являлся патриотизм Русской Православной Церкви в годы войны, бывший продолжением и развитием ее многовековых традиций[35 - Якунин В.Н. Русская Православная Церковь в годы Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. С. 83.].

Существенный вклад в изучение деятельности Совета по делам Русской Православной Церкви внесла Т.А. Чумаченко, правда, она, как представляется, безосновательно взяла в качестве хронологических рамок своей монографии период 1941–1961 гг.[36 - Чумаченко Т.А. Государство, Православная Церковь, верующие. 1941–1961 гг. М., 1999; Ее же. Советское государство и Русская Православная Церковь: история взаимоотношений (40-е – первая половина 50-х гг.). Дисс… канд. исторических наук. М., 1994.] Эта же тема освещается в книге И.В. Шкуратовой[37 - Шкуратова И.В. Советское государство и Русская Православная Церковь: проблемы взаимоотношений в области внешней и внутренней политики в послевоенные годы. М., 2005.].

Коллективный труд Т.В. Волокитиной, Г.П. Мурашко, А.Ф. Носковой и одна из работ М.И. Одинцова посвящены советской религиозной политике в странах Восточной Европы в годы войны и первое послевоенное десятилетие, для которой в то время был характерен ярко выраженный «наступательный» характер[38 - Волокитина Т.В., Мурашко Г.П., Носкова А.Ф. Москва и Восточная Европа. Власть и Церковь в период общественных трансформаций 40–50-х гг. XX века. Очерки истории. М., 2008; Одинцов М.И. Вероисповедательная политика советского государства в 1939–1958 гг. // Власть и Церковь в СССР и странах Восточной Европы. 1939–1958 гг. М., 2003.].

Некоторым аспектам истории советской религиозной политики и Московского Патриархата в годы Великой Отечественной войны посвящены главы в монографиях петербургского исследователя А.Н. Кашеварова об истории взаимоотношений советской власти и Русской Православной Церкви в 1917–1945 гг. и печати Русской Церкви в XX в., а также его статья о церковной печати в военный период[39 - Кашеваров А.Н. Государство и церковь: из истории взаимоотношений Советской власти и Русской Православной Церкви 1917–1945 гг. СПб, 1995. С. 118–138; Его же. Печать Русской Православной Церкви в XX в. Очерки истории. СПб., 2004; Его же. Церковная печать в годы Великой Отечественной войны // Клио. СПб. 2010. № 2 (49). С. 156–160.]. Правда, в этих работах использованы только опубликованные источники.

В нескольких работах российских историков рассматривались отдельные, частные сюжеты советской религиозной политики. Так, П.Н. Кнышевский писал об использовании религиозных организаций советской разведкой, Д.А. Волкогонов – о влиянии личных качеств Сталина на церковную политику государства и т. д.[40 - Кнышевский П.Н. Истоки тотального шпионажа // Государственная безопасность и демократия, 1993. № 2. С. 30–52; Волкогонов Д.А. Сталин и религия // Наука и религия. 1989. № 2. С. 10–11.] В последнее десятилетие стали появляться исследования, в основном в виде журнальных статей, посвященные ранее не освещавшимся историками проблемам, таким, например, как религиозность крестьянства накануне и в годы Великой Отечественной войны (Г.Е. Корнилов, М.А. Вылцан, Т.А. Чумаченко, М.В. Шкаровский, Е.В. Ивлиева, А.В. Сперанский). Государственно-церковным отношениям в основном были посвящены и диссертационные работы светских российских исследователей, затрагивающие историю Русской Церкви в годы войны, которые начали выходить с 1991 г.[41 - Шимон И.Я. Отношения советского государства и Русской Православной Церкви в период Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. Дисс… докт. ист. наук. М., 1995; Белкин А.И. Государственно-церковные отношения в Мордовии в 20-х – начале 60-х гг. XX века (на материалах русского православия). Дисс… канд. ист. наук. Саранск, 1995; Горбатов А.В. Церковно-государственные взаимоотношения в Кемеровской области (1943–1969 гг.). Дисс… канд. ист. наук. Кемерово, 1996; Гущина А.В. Эволюция отношений государства и Русской Православной Церкви в годы Великой Отечественной войны (1941–1945 гг.). Дисс… канд. ист. наук. М., 1996; Сахарова Л.Г. Государственная политика по отношению к Русской Православной Церкви в период Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. (По материалам Горьковской и Кировской областей). Дисс… канд. ист. наук. Киров, 2000; Тюрина Л.В. Государство и Русская Православная Церковь: эволюция отношений. 1917–2000 гг. Дисс… канд. ист. наук. Курск, 2000 и др.]

Священнослужители Московского Патриархата относительно недавно начали писать об истории Русской Православной Церкви в годы Великой Отечественной войны, и одной из приоритетных для них тем является проблема религиозно-государственных отношений. При этом в затрагивающих данную тему трудах церковных историков порой встречаются очень разные оценки. Так, профессор-протоиерей Владислав Цыпин в своих объемных книгах («История Русской Церкви. 1917–1997 гг.» и др.) избегает обобщающих выводов и полемических крайностей, достаточно спокойно излагает самые трагические события. Он уделяет большое внимание положению Церкви в годы войны, включая ее внешние связи, расширение юрисдикции и преодоление расколов и разделений. Отец Владислав указывает на три основные причины изменения церковно-государственных отношений – начавшаяся уже в середине 1930-х гг. эволюция в советской идеологии, совместимость патриотизма верующих и духовенства с советским патриотизмом и внешнеполитические причины: озабоченность влиятельных религиозных кругов США положением религии и Церкви в СССР, желание советского руководства усилить влияние среди православных балканских народов и его стремление побудить патриотически настроенную часть эмиграции к примирению с советским режимом. Отец Владислав также считает, что новая, доброжелательная к Церкви политика государственной власти продолжалась с 1943 г. около 15 лет. Определенным недостатком его работ является недостаточное использование архивных источников[42 - Цыпин Владислав, прот. История Русской Православной Церкви 1917–1990; Его же. История Русской Церкви. 1917–1997.].

Гораздо более резок в оценках был митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Иоанн (Снычев). Он считает, что перелом в церковно-государственных отношениях произошел еще до войны, «когда созрели предпосылки пробуждения русского патриотизма и национального самосознания народа, которым к тому времени два десятилетия правили, от имени которого беззастенчиво выступали откровенные русофобы. Когда же война со всей остротой поставила вопрос о физическом выживании русского народа и существовании государства, в национальной политике советского руководства произошел настоящий переворот» (сходную мысль о предвоенном времени высказывает архимандрит Рафаил (Карелин)). Митрополит Иоанн полагает, что в партийно-государственном руководстве страны происходила борьба двух фракций: националистов во главе с А.А. Ждановым, в меру своего искаженного понимания радевших об интересах страны и нуждах ее населения, и космополитов во главе с Л.П. Берией, ненавидевших Россию и ее народ. Борьба между этими фракциями за влияние на И.В. Сталина привела в начале Великой Отечественной войны к победе коммунистов-националистов. Они и явились инициаторами пересмотра государственной политики во всех областях: от культурной до религиозной.

Владыка Иоанн отмечает, что «примирение» с властью далось церковной иерархии дорогой ценой компромиссов, безусловно, болезненных для православного сознания. В первую очередь это касалось участия священноначалия в кампании прославления Сталина, что было безоговорочным условием «примирения». В целом же митрополит приветствует сталинскую религиозную политику после 1943 г., предполагает, что благоприятный для Церкви этап завершился со смертью Сталина в 1953 г., и наступившая сразу же вслед за этим хрущевская оттепель сопровождалась отказом от национально-патриотических элементов официальной идеологии, ее окончательным переводом на интернациональные рельсы и, соответственно, новым витком антицерковных гонений (как результат процесса «десталинизации»)[43 - См.: Иоанн (Снычев), митрополит. Самодержавие духа. Очерки русского самосознания.].

Прямо противоположную, резко антикоммунистическую и антисталинскую позицию занимает протоиерей Георгий Митрофанов. Высказанная им в своей книге[44 - Георгий Митрофанов, прот. Трагедия России: «запретные» темы истории XX в. в церковной проповеди и публицистике. СПб., 2009.] критика сталинской религиозной политики и положительная оценка власовского движения вызвала в 2009–2010 гг. острую полемику во многих средствах массовой информации.

Внутренняя история Московского Патриархата в период Великой Отечественной войны изучена в меньшей степени. Краткий обзор церковной истории России в 1941–1945 гг. содержится во вступительном томе «Православной энциклопедии»[45 - Православная энциклопедия. Русская Православная Церковь. М., 2000.]. Относительно полно освещены биографии архиереев Московского Патриархата военных лет в труде протодиакона Александра Киреева[46 - Киреев Александр, протодиак. Епархии и архиереи Русской Православной Церкви в 1943–2005 гг… М., 2005.]. Митрополит Мануил (Лемешевский) также оставил после себя многотомный труд, охватывающий биографии православных епископов с 1893 по 1965 гг.[47 - Мануил (Лемешевский), митр. Указ. соч.] Еще раньше работу, содержащую подборку биографий православного епископата в СССР за 1941–1953 гг., написал русский эмигрантский историк В.И. Алексеев[48 - Alexeev W. Russian orthodox bishops in Soviet Union, 1941–1953. New York. Research program on the USSR: Mimeographed series. № 61. 1954.]. В 2005 г., к 60-летию победы, вышел специальный номер «Вестника военного и морского духовенства», в котором были напечатаны несколько статей священнослужителей, посвященных биографическим страницам ряда церковных деятелей в годы Великой Отечественной войны[49 - Виктор (Мамонтов), архим. В вере стоявший в годы гонений и в годы войны // Вестник военного и морского духовенства. Спецвыпуск. 60-летию победы в Великой Отечественной войне посвящается. 2005. С. 213–216; Адриана (Малышева), монахиня. Фронтовая разведчица // Вестник военного и морского духовенства. Спецвыпуск. 2005. С. 182–190.].

Комментирующие положение Русской Православной Церкви в военное время зарубежные исследователи (У. Флетчер и др.) неоднократно обращаются к личностям Патриарха Сергия (Страгородского) и управляющего делами Московской Патриархии митрополита Николая (Ярушевича), отводя им в своих исследованиях значительное место. При этом оценка деятельности этих иерархов колеблется от восторженной до излишне критичной.

Две книги, в которых рассматривались отдельные сюжеты военного времени, – о Патриархе Сергии (Страгородском) и отрекшемся от веры профессоре Ленинградской духовной академии Александре Осипове написал известный историк Русской Православной Церкви конца XIX – начала XX вв. С.Л. Фирсов[50 - Фирсов С. Л. Апостасия. «Атеист Александр Осипов» и эпоха гонений на Русскую Православную Церковь. СПб., 2004; Его же. Время в судьбе: Святейший Патриарх Московский и всея Руси Сергий (Страгородский). О генезисе «сергианства» в русской церковной традиции XX в… СПб., 2005.].

Целый ряд исследований посвящен положению и деятельности Русской Православной Церкви в период Великой Отечественной войны на региональном уровне: в Ленинградской, Кировской, Орловской, Куйбышевской, Горьковской, Пензенской, Тамбовской, Пермской, Ижевской, Удмуртской и других епархиях. Так, в частности, С.А. Чеботарев опубликовал монографию по истории Тамбовской епархии в 1940-е – 1960-е гг.[51 - Чеботарев С. А. Тамбовская епархия 40–60 гг. XX в. Тамбов, 2004.]

Значительный интерес представляет история религиозной жизни в блокадном Ленинграде. В многочисленной советской литературе, посвященной обороне «северной столицы» в 1941–1944 гг., практически полностью отсутствуют даже упоминания о том, что в ней имелись действующие храмы (10 православных церквей, костел и синагога). Так, сборник «Блокада день за днем» скрупулезно перечисляет самые разнообразные, порой малозначительные события жизни осажденного города, но в нем невозможно найти ни одного свидетельства религиозности ленинградцев. Подобная практика была вызвана господствовавшим в СССР официальным негативным отношением к религии. Крайне скудна в советское время была историография работ, написанных священнослужителями. Она ограничивается несколькими небольшими статьями в «Журнале Московской Патриархии» и ученическим докладом студента Ленинградской духовной академии С. Павлова (ныне игумена Иннокентия)[52 - Павлов. С. Церковная жизнь Ленинграда во время блокады. 1941–1944 гг. Л., 1983. Рукопись.].

С конца 1980-х гг. положение начало меняться, вышло несколько публикаций В. Каноненко, А.К. Галкина, Е. Григорян, М.В. Шкаровского[53 - Кононенко В. Память блокады // Наука и религия. 1988. № 15. С. 10–13; Григорян Е. Блокадное Причастие // Благовест. 1994. № 20; Галкин А.К. Город в осаде. Малоизвестные страницы церковной жизни блокадного Ленинграда // С.-Петербургские епархиальные ведомости. 2003. Вып. 30–31. С. 242–244; Шкаровский М.В. Религиозная жизнь Ленинграда в годы войны // Ленинградская эпопея. Организация обороны и население города. СПб., 1995. С. 260–293; Его же. Духовная жизнь Ленинграда в годы войны // Блокадный храм. Победа духовная. Битва за Ленинград. СПб., 2003. С. 5–36; Его же. Искренний привет от Сталина. Религиозная жизнь блокадного Ленинграда // Родина. 2003. № 1. С. 146–150 и др.] и других исследователей, однако все они были ограничены рамками относительно небольших публикаций в журналах или исторических альманахах. Только в 2005 г. появился обобщающий труд М.В. Шкаровского «Церковь зовет к защите Родины»[54 - Шкаровский М.В. Церковь зовет к защите Родины. Религиозная жизнь Ленинграда и Северо-Запада в годы Великой Отечественной войны. СПб., 2005.].

Основные задачи этой монографии заключались в том, чтобы проследить реальную жизнь общин всех конфессий в блокированном Ленинграде, выяснить роль церковного фактора в обороне города, определить масштабы религиозного подъема в период войны, который, несомненно, помог горожанам выстоять. Для автора важно было установить фактический вклад Церкви в защиту «невской твердыни». Кроме того, интерес представляла религиозная политика властей города – ее колебания, причины изменений, особенности в отношении различных церковных течений и конфессий, масштабы репрессий священнослужителей. Почти не изученной до выхода данной монографии оставалась и история Ленинградской епархии на заключительном этапе войны (в 1944–1945 гг.), который имел свои существенные особенности.

Среди опубликованных трудов немецких и американских ученых, частично посвященных нацистской религиозной политике в отношении Русской Православной Церкви в Германии и на оккупированной территории Восточной Европы, следует назвать монографию Х. Файерсайда. Это – серьезное исследование, хотя работа и страдает определенной узостью источниковой базы, следствием чего стали некоторые пробелы и неточности, кроме того, автор недостаточно разбирается в канонике и истории Православия. Полностью противоречат архивным документам утверждения Файерсайда, что нацисты стремились использовать православных клириков в Германии «в качестве пятой колонны для покорения Церкви внутри СССР», Берлинский митрополит Серафим (Ляде) якобы был объявлен ими «вождем всех православных в III рейхе и на подконтрольных ему территориях» и в свою очередь имел большие властные амбиции, а православная Германская епархия являлась «пронацистским церковным движением»[55 - Fireside H. Icon and Swastika: The Russian Orthodox Church under Nazi and Soviet Control. Cambridge Mass., 1971.].

В немалой части послевоенной публицистики эффективность конструктивной германской церковной политики на Востоке по различным причинам преувеличивалась. Зачастую это сочеталось с переоценкой возможности психологического и политического ведения войны. Подобные идеи отчасти характерны для фундаментальной книги американского ученого А. Даллина[56 - Dallin A. Deutsche Herrschaft in Russland 1941–1945. Eine Studie ?ber Besatzungspolitik. D?sseldorf. 1958.]. Еще яснее они выражены в другой работе этого автора, где обращается внимание на необходимость избежать ряда ошибок в будущей войне с СССР[57 - Dallin A. Popular Attitudes and Behavior under the German Occupation 1941–1944. Interim Report, Cambridge, Mass. 1952.]. Анализируя политику нацистов на занятых восточных территориях, Даллин уделяет внимание и церковным вопросам. В частности, он справедливо подчеркивает двойственность политики германских ведомств: «В сущности, влияние Церквей хотели искоренить, но одновременно использовать их как инструмент пропаганды». Но нельзя согласиться с утверждением ученого о том, что после выборов Патриарха в Москве (сентябрь 1943 г.) в нацистском аппарате те, кто одобрял «политические усилия Русской Церкви», взяли верх над теми, кто хотел ее игнорировать[58 - Dallin A. Deutsche Herrschaft in Russland 1941–1945. S. 487, 504.]. Процесс определенного изменения церковной политики на Востоке, который начался с осени 1943 г., был достаточно слабо выраженным, непоследовательным и охватил не все германские ведомства.

Ряд обоснованных аргументов против «конструктивности» нацистской политики на Востоке привел немецкий ученый Г. Рейтлингер. К сожалению, в своей книге о гитлеровской политике насилия в России он почти не касался церковных вопросов[59 - Reitlinger G. Ein Haus auf Sand gebaut. Hitlers Gewaltpolitik in Russland 1941–1944. Hamburg, 1962.]. Большой интерес представляет статья другого немецкого ученого Х.-Х. Вильгельма «СД и Церкви на занятых восточных территориях 1941/42», содержащая много ценных фактических данных и наблюдений о междоусобной войне германских ведомств. В то же время автор ограничился использованием почти исключительно документов Архива Института современной истории в Мюнхене. В результате Вильгельм сделал целый ряд сомнительных или ошибочных выводов. Например, он писал, что лишь осенью 1941 г. на занятых восточных территориях «постепенно возник скорее все еще побочный интерес к различным конфессиям… Исключительно прикладной интерес развивался в первую очередь у компетентных подразделений Главного управления имперской безопасности [Reichssicherheitshauptamt, сокращенно РСХА], а затем у гражданской администрации и вермахта»[60 - Wilhelm H.-H. Der SD und die Kirchen in den besetzten Ostgebieten 1941/42. In: Milit?rgeschichte Mitteilungen. Freiburg. 1981. № 1. S. 55–99.]. Между тем первые указания относительно проведения церковной политики на Востоке последовали от Гитлера уже в июле 1941 г., а органы гражданского управления уделяли этой проблеме не меньше внимания, чем РСХА. Автор преувеличивает внутрицерковную борьбу, как и степень сотрудничества священнослужителей с нацистами, и явно недооценивает масштабы и потенциальную возможность церковного возрождения в России. Но его общий приговор церковной политике полиции безопасности и СД вполне справедлив[61 - Ebenda. S. 55. 92.].

Много ценных фактов можно извлечь из обзорных работ по истории Юго-славии и ее отдельных регионов немецких историков Т. Бремера, К. Бухенау и Л. Штайндорфа[62 - Buchenau K. K?mpfende Kirchen. Jugoslawiens religi?se Hypothek. Frankfurt am Main, 2006; Bremer T. Kleine Geschichte der Religionen in Jugoslawien. Freiburg-Basel-Wien, 2003; Steindorf L. Kroaten. Vom Mittelalter bis zur Gegenwart. M?nchen, 2001.]. Наиболее фундаментальным трудом немецких ученых по истории русской православной общины в Германии в XX в. является книга К. Геде. Эта исследовательница подробно рассматривает основные этапы унификации евлогианских приходов, справедливо подчеркивая большое значение закона о земельной собственности Русской Церкви в Германии от 25 февраля 1938 г., анализирует позицию различных представителей православного духовенства. Значительный интерес в связи с этим представляет особый раздел «Русская Православная Церковь в Германии и антифашистское сопротивление», содержащий ряд неизвестных прежде фактов. Нацистская же политика в отношении Русской Церкви во время войны из-за недостатка материала изложена очень схематично, причем делается заключение, что в 1944 г. эта Церковь по политическим причинам была полностью «выведена из игры». На самом деле именно в это время нацистские ведомства гораздо активнее, чем в 1941–1943 гг., старались использовать ее в пропагандистско-политических целях. Нельзя согласиться и с утверждением Геде, что православный Берлинский митрополит Серафим (Ляде) стремился к самостоятельности от Синода Русской Православной Церкви Заграницей (РПЦЗ), то есть к созданию особой Германской Православной Церкви. Но эти и другие отдельные недостатки работы объясняются тем, что у исследовательницы в свое время не было возможности работать в российских (советских) и некоторых западногерманских архивах[63 - G?de K. Russische Orthodoxe Kirche in Deutschland in der ersten H?lfte des 20. Jahrhunderts. K?ln, 1985.].

Самым непосредственным образом участвуют германские ученые и в дискуссии по проблемам истории Русской Православной Церкви Заграницей в 1933–1945 гг. Так, в 1980–1982 гг. появились две небольшие книги В. Гюнтера, которые преследуют скорее пропагандистские, чем научные цели. Автор относит себя к определенному течению в Русской Церкви и стремится доказать историческую правоту евлогиан, входивших в русский Западно-Европейский Экзархат под управлением митрополита Евлогия (с 1931 г. в юрисдикции Константинопольского Патриарха), не пытаясь разделить позицию нацистского государства и РПЦЗ в гонениях на евлогианскую общину в Германии[64 - G?nther W. Die russisch-orthodoxe Kirche in der Bundesrepublik Deutschland. Memorandum, Sigmaringen, 1980; G?nther W. Zur Geschichte der russisch-orthodoxen Kirche in Deutschland in den Jahren 1920 bis 1950, Sigmaringen, 1982.].

В. Гюнтеру возражает в своих работах немецкий историк, в дальнейшем православный священник, Георг Зайде. Он пишет о некорректности обвинений РПЦЗ в сотрудничестве с нацистским режимом, но при этом не рассматривает механизма гонений на евлогиан и их сопротивления унификаторским акциям нацистских ведомств. Вполне справедливы утверждения Г. Зайде, что митрополит Серафим (Ляде) не стремился к территориальному расширению православной Германской епархии за счет оккупированных нацистами территорий. В то же время нельзя согласиться с утверждением автора, что Архиерейская конференция осенью 1943 г. в Вене завершает первую фазу истории РПЦЗ. В 1944 – начале 1945 гг. деятельность последней даже активизировалась, хотя и проходила в основном в прежнем ключе. В целом Г. Зайде в своих многочисленных трудах достаточно квалифицированно описал общую историю Русской Православной Церкви Заграницей, однако военный период у него отражен слишком кратко[65 - Seide G. Geschichte der Russische Orthodoxe Kirche im Ausland. Wiesbaden, 1983; Seide G. Die Kloster der Russische Orthodoxe Kirche im Ausland. M?nchen, 1984; Seide G. Verantwortung in der Diaspora, die Russische Orthodoxe Kirche im Ausland. M?chen, 1989; Seide G. Die russisch-orthodoxen Kirchen Gemeinden in Deutschland in den Jahren 1920–1940, in: Der grosse Exodus. M?nchen, 1994; Seide G. Die Russische Orthodoxe Kirche im Ausland unter besonderer Ber?cksichtigung der Deutschen Di?zese. M?nchen, 2001.].

Уже несколько десятилетий в эмигрантской литературе идет полемика о проблеме взаимоотношений РПЦЗ с нацистскими ведомствами. Так, в своих изданных впервые в 1947 г. воспоминаниях глава русского Западно-Европейского Экзархата митрополит Евлогий (Георгиевский) пишет о соучастии РПЦЗ в унификаторских акциях нацистов против германских общин евлогиан, продиктованном стремлением увеличить свою паству и завладеть всей русской церковной собственностью в этой стране. Но подобные обвинения направлены, прежде всего, в адрес главы Германской епархии РПЦЗ до 1938 г. архиепископа Тихона (Лященко), что в значительной степени справедливо. В адрес Собора или Архиерейского Синода прямых обвинений не выдвигается[66 - Евлогий (Георгиевский), митр. Путь моей жизни. Воспоминания митрополита Евлогия (Георгиевского), изложенные по его рассказам Т. Манухиной. Париж, 1947; М., 1994.]. Много внимания русской церковной жизни в нацистской Германии уделяет архиепископ Иоанн (Шаховской) в книге «Письма о вечном и временном», посвятив этому вопросу специальную главу «Город в огне»[67 - Иоанн (Шаховской), архиеп. Избранное. Петрозаводск, 1992. С. 359–382.]. В 1936–1945 гг. владыка в сане архимандрита возглавлял германские общины евлогиан и был непосредственным участником событий. Относительно РПЦЗ он пишет нейтрально, в целом положительно оценивает личность главы православной епархии Германии в 1938–1945 гг. митрополита Серафима (Ляде) и сообщает большое количество ценных сведений о поддержке и помощи, оказанной русским духовенством на территории III рейха советским военнопленным и восточным рабочим.

Очень резок в своей полемично заостренной против РПЦЗ книге С.В. Троицкий. Он однозначно негативно оценивает позицию главы этой Церкви митрополита Анастасия в период нацистской агрессии против СССР и даже делает вывод, что последний содействовал нацистам и в чисто военных делах. Подобные заключения Троицкого иногда противоречат им же самим приводимым фактам, в частности признанию, что митрополит Анастасий с начала войны не издал прямых письменных заявлений в пользу Гитлера[68 - Троицкий С.В. О неправде карловацкого раскола. Разбор книги протоиерея М. Польского «Каноническое положение высшей церковной власти в СССР и за границей». Париж, 1960.].

В свою очередь, священнослужители и миряне РПЦЗ в большом количестве работ защищают свою юрисдикцию от обвинений в сотрудничестве с нацистами. В трудах протопресвитера Михаила Польского, епископа Григория (Граббе), И. Зализецкого опровергаются утверждения о прогерманской позиции Русской Православной Церкви Заграницей в годы Второй мировой войны и подробно освещается борьба в русском православии за рубежом в середине и второй половине 1940-х гг.[69 - Польский Михаил, протопр. Каноническое положение высшей церковной власти в СССР и за границей. Джорданвилл, 1948; Григорий (Граббе), еп. К истории русских церковных разделений за границей; Его же. Правда о Русской Церкви на Родине и за рубежом. Джорданвилль, 1961; Зализецкий И. Сотрудники вымышленные и явные // Православная Русь. 1993. № 10. С. 10–12, № 11. С. 3–5.] Далеко не со всеми их выводами можно согласиться, но многое находит подтверждение на новом архивном материале. В частности, справедливыми представляются утверждения о патриотизме русского зарубежного духовенства, негативном отношении к нему нацистских ведомств в период войны против СССР, кардинальном отличии позиции руководства РПЦЗ в целом и ее Германской епархии от экспансионистских планов нацистского режима. Правда, в указанных работах не говорится о некоторых серьезных просчетах и ошибках членов Архиерейского Синода, например, в оценке нацистских планов относительно России накануне нападения на СССР. В некоторых публикациях мемуарного характера так называемых карловацких священнослужителей можно почерпнуть интересные фактические данные – прежде всего в статье «Архиерейский Синод во Вторую мировую войну» епископа Григория (Граббе)[70 - Григорий (Граббе), епископ. Церковь и ее участие в жизни. Т. 2. Монреаль, 1970. С. 161–172; Его же. Завет Святого Патриарха. М., 1996. С. 322–338.] и изданных под псевдонимом Е. Нельской воспоминаниях архиепископа Нафанаила (Львова)[71 - Нельской Е. Очерки жизни русских в Германии (1942–47 гг.) // Православная Русь. 1947. № 7. С. 9–12, № 8. С. 4–6.].

Советскими историками деятельность Русской Православной Церкви в годы Великой Отечественной войны за пределами СССР практически не изучалась. С 1990–х гг. в России стали появляться труды, рассматривающие те или иные аспекты избранной темы. Истории русской церковной эмиграции в Югославии посвящена небольшая, но интересная книга В.И. Косика[72 - Косик В.И. Русская Церковь в Югославии (20 – 40-е гг. XX в.). М., 2000.]. Значительный вклад в изучение истории Поместных Православных Церквей в годы Второй мировой войны и отчасти русской церковной эмиграции внес преподаватель Московской духовной академии К.Е. Скурат[73 - Скурат К.Е. История Поместных Православных Церквей. В 2-х ч. М., 1994; Его же. Исторический очерк Православной Церкви Чешских земель и Словакии // Богословский вестник Московской духовной академии и семинарии. 2003. № 3. С. 179–191.]. Политика нацистского руководства в отношении Католической и Евангелическо-лютеранской Церквей на территории Германии была серьезно изучена в монографии московской исследовательницы Л.Н. Бровко[74 - Бровко Л.Н. Церковь и Третий рейх. СПб., 2009.].

Значительный вклад в изучение истории русских православных приходов на территории Германии в 1933–1945 гг. и на некоторых оккупированных немецкими войсками территориях внес московский историк А.К. Никитин[75 - Никитин А.К. Нацистский режим и русская православная община в Германии (1933–1945). М., 1998; Его же. Политика нацистского режима в отношении русской православной общины в Германии (1933–1945 гг.). Дисс… канд. ист. наук. М., 1998.]. На большом архивном материале автор опроверг утверждения о пронацистском характере деятельности руководства Германской епархии РПЦЗ, попытался проанализировать взаимоотношения различных русских православных юрисдикций с германскими ведомствами, определить цели и этапы соответствующей политики нацистского режима. Правда, изучение этой политики применительно лишь к территории III рейха сильно затруднило выявление ее общих закономерностей и особенностей. Сказались и определенные пробелы в источниковой базе – использование только российских архивов, в то время как большинство документов по этой теме все-таки хранится в Германии. Поэтому, например, А.К. Никитин фрагментарно осветил окормление русскими священниками военнопленных и восточных рабочих в 1941–1945 гг., писал только о попытке создания православного богословского института в Берлине, не зная, что подобная попытка ранее предпринималась в Бреслау и т. д. В целом же его работы, несомненно, представляют большую научную ценность, и с большинством выводов автора можно согласиться.

Фундаментальную монографию, исследующую исторический опыт формирования, осуществления государственной политики нацистской Германии в отношении православия и развитие Русской Церкви как института и социального организма в III рейхе и на оккупированной территории балканских государств, Польши и СССР написал М.В. Шкаровский[76 - Шкаровский М.В. Нацистская Германия и Православная Церковь. М., 2002; Его же. Крест и свастика. М., 2007.].

Основным автором, изучающим историю русских общин в Италии и Греции, является проживающий в настоящее время в Милане петербургский историк М.Г. Талалай. Он опубликовал несколько ценных работ, в том числе по истории приходов во Флоренции, Сан-Ремо, Бари и русских обителей на Святой Горе Афон[77 - Талалай М.Г. Церковь Рождества Христова во Флоренции. Флоренция, 1993; Его же. Русская церковь в Сан-Ремо. Сан-Ремо, 1994; Его же. Русское кладбище имени Е.К.В. Королевы Эллинов Ольги Константиновны в Пирее (Греция). СПб., 2002; Его же. Русский Афон. Путеводитель в исторических очерках. М., 2003; Кучумов Владимир, свящ., М.Г. Талалай. Православная русская церковь в Бари. Бари, 2001.].

При изучении деятельности русской церковной эмиграции в Венгрии и на оккупированной итальянскими и немецкими войсками территории Югославии можно использовать работы славянских, прежде всего сербских и хорватских историков: Р. Радич, П. Позара, В. Джурича, Ю. Кришто и других. При всем различии и нередко значительной политизированности их позиций эти труды представляют значительную ценность вследствие использования значительного комплекса документов государственных и церковных архивов балканских стран[78 - Jelic-Butic F. Usta?e i Nezavisna Drzava Hrvatska 1941–1945. Zagreb, 1978; Djuric V. Usta?e i pravoslavlje. Hrvatska pravoslavna crkva. Beograd, 1989; Ђуриh В. Усташе и Православлье. Хрватска Православна Црква. Београд, 1989; Kosovic B. Zrtve drugog svetskog rata u Jugoslavije. London, 1985; Zerjavic V. Gubici stanovnistva Jugoslavije u drugom svetskom ratu. Zagreb, 1989; Batelja Ju. Crna knjiga o grozovitostima komunisticke vlada – vine u Hrvatskoj. Zagreb, 2000; Pozar Р. Hrvatska Pravoslavna Crkva u proslosti i buducnosti. Zagreb, 1996; Kri?to Ju. Katolicka crkva i Nezavisna Drzava Hrvatska 1941–1945. Dokumenti. Zagreb, 1998; Kri?to Ju. Sukob simbola. Politika, vjero i ideologije u Nezavisnoj Drzavi Hrvatskoj. Zagreb, 2001; Радиh Р. Држава и верске заjеднице 1945–1970. Д. 1. Београд, 2002.].

История русской церковной эмиграции в годы Второй мировой войны тесно связана с темой ее участия в деятельности российских антисоветских воинских формирований. Истории самого значительного из подобных формирований – власовского – и личности самого генерал-лейтенанта А.А. Власова посвящено большое количество мемуарной, популярной и научной литературы[79 - Двинов Б. Власовское движение в свете документов. Нью-Йорк, 1950; Очерки к истории Освободительного Движения народов России. Нью-Йорк, 1965; Осокин В. Андрей Андреевич Власов. Нью-Йорк, 1966; Поздняков В.В. Рождение РОА. Сиракузы (Нью-Йорк), 1972; Казанцев А. Третья сила. Франкфурт-на-Майне, 1974; Штрик-Штрикфельдт В. Против Сталина и Гитлера. Генерал Власов и Русское освободительное движение. Франкфурт-на-Майне, 1975; Фрёлих С. Генерал Власов. Тенафли (Нью-Йорк), 1990; Окороков В.А. Антисоветские формирования в годы Второй мировой войны. М., 2000; Хоффман Й. История власовской армии. Париж, 1990; Материалы по истории Русского освободительного движения. Сб. статей, документов и воспоминаний. Под ред. В.А. Окорокова. Вып. 1–4. М., 1997–1999; Александров К. Армия генерала Власова 1944–1945. М., 2006 и др.]. Однако связи этого движения с Русской Православной Церковью и окормление российским духовенством некоторых возглавляемых Власовым воинских частей до настоящего времени остается малоизученной. Исключением в этом плане являются две небольшие книги мемуарного характера бывших участников движения – протопресвитера Александра Киселева и протоиерея Димитрия Константинова, специально посвященные проблеме духовного окормления так называемой Русской освободительной армии (РОА)[80 - Александр Киселев, прот. Облик генерала Власова (записки военного священника). Нью-Йорк, 1975; Димитрий Константинов, прот. Записки военного священника. СПб., 1994.]. Оба автора в годы войны непосредственно осуществляли эту функцию и показали в своих работах, что русское зарубежное духовенство выполняло в армии генерала Власова чисто церковную миссию, не занимаясь какой-либо политической деятельностью.

Создание и боевой путь одного из самых крупных антисоветских российских воинских формирований – 15-го казачьего кавалерийского корпуса, воевавшего в 1943–1945 гг. на территории Югославии, частично освещались в работах российских и эмигрантских историков. При этом его церковная жизнь, служение духовенства корпуса оставались вне поля зрения исследователей[81 - Окороков В.А. Казаки и русское освободительное движение // В поисках истины. Пути и судьбы второй эмиграции. М., 1997. С. 224–244; Черкассов К. Меж двух огней. В 2 кн. Данденонг (Австралия), 1986; Его же. Генерал Кононов. Мельбурн, 1963; «Казаки со свастикой» / Публ. Л. Решина // Родина. 1993. № 2. С. 70–76.]. История такого уникального явления, как существование с августа 1944 по май 1945 гг. в северо-восточной области Италии – Карнии (Фриули) Казачьего Стана также уже привлекала внимание историков. Основные труды были написаны итальянскими исследователями: П. Карньером, Г. Вениром, П. Дьетто;[82 - Carnier P.A. Lo sterminio mancato. Udine, 1982; Carnier P.A. L’armata cosacca in Italia, 1944–1945. Udine, 1993; Venir G. I cosacchi in Carnia 1944–45. Udine, 1995; Deotto P. Stanitsa Terskaja. L’illusione cosacca di una terra (Verzegnis, ottobre 1944 – maggio 1945). Udine, 2005.] некоторые сюжеты этой истории освещались и в работах российских, прежде всего эмигрантских авторов: П.Н. Донскова, В.Г. Науменко, А.К. Ленивова, Н.Д. Толстого, Ю.С. Цурганова и др.[83 - Донсков П.Н. Дон, Кубань и Терек во Второй мировой войне. Историческая повесть о второй войне казачества с большевиками (1941–1945 гг.). В 2 тт. Нью-Йорк, 1960; Науменко В. Великое предательство. Выдача казаков в Лиенце и других местах (1945–1947). Сборник документов и материалов. В 2 тт. Нью-Йорк, 1962, 1970; Ленивов А.К. Под казачьим знаменем в 1943–1945 гг. Материалы и документы. Мюнхен, 1970; Толстой Н.Д. Жертвы Ялты. М., 1996; Цурганов Ю.С. Неудавшийся реванш. М., 2001; Лиенц – Казачья Голгофа 1945–2005. Авт. – сост. Е.Я. Шипулина. Оттава, 2005.] Однако почти никто из них не изучал деятельность духовенства, игравшего заметную роль во многих сферах жизни Казачьего Стана. Серию статей, посвященных церковной жизни всех четырех значительных антисоветских российских воинских формирований: 15-го казачьего кавалерийского корпуса, Русского корпуса в Югославии, Казачьего Стана и власовской РОА написал М.В. Шкаровский[84 - Шкаровский М.В. Духовенство Русского корпуса в Югославии в 1941–1945 гг. / Вестник церковной истории. Москва. 2008. № 1. С. 179–202; Его же. Церковная жизнь Казачьего корпуса / Новый журнал. 2008. Нью-Йорк. Кн. 250. С. 310–328; Его же. Русская Православная Церковь и власовское движение / Вестник церковной истории. Москва. 2006. № 4. С. 150–175, 2007. № 1. С. 219–246; Его же. Казачий Стан в Северной Италии и его церковная жизнь / Русские в Италии: Культурное наследие эмиграции. М., 2006. С. 190–208.].

Религиозная политика оккупационных властей и церковная жизнь на временно захваченной нацистами части Советского Союза также остается одним из недостаточно изученных вопросов. Первыми к его исследованию обратились зарубежные, в основном русские эмигрантские историки. Заметное количество публикаций по этой теме можно объяснить наличием в западноевропейских и американских архивах большой группы источников, прежде всего, трофейных документов, изъятых у нацистов после окончания войны. Зарубежных исследователей привлекали, прежде всего, такие аспекты проблемы, как колебания политики нацистов на оккупированных территориях СССР по отношению к религиозным организациям, попытки создания независимых от Московского Патриархата церковных структур и стихийное возрождение религиозной жизни в период оккупации.

Нацистскую политику по религиозному вопросу на оккупированной территории Советского Союза относительно полно документирует упоминавшаяся монография X. Файерсайда.[85 - Fireside H. Icon and Swastika.] По-своему интересную работу написал П. Андерсон, неоднократно приезжавший в СССР в качестве переводчика с представителями Епископальной церкви США. Правда, он широко использовал в качестве источника советскую печать, почерпнув оттуда основные статистические данные, что привело к известной односторонности в освещении и оценке многих церковных событий и явлений во время Второй мировой войны[86 - Anderson P. People, Church and State in Modern Russia. New York, 1944.]. Заметным вкладом в исследование церковной жизни на оккупированной Украине является книга немецкого ученого Ф. Хейера[87 - Heyer F. Die Orthodoxe Kirche in der Ukraine von 1917 bis 1945. K?1n, Braunsfeld, 1953.].

К работам русских эмигрантов относятся несколько воспоминаний священников, служивших во время оккупации, биографическая книга В. Самарина о периодических изданиях, выходивших на занятой фашистами территории СССР[88 - Samarin V.D. Civilian life under the german occupation, 1942–1944. New York. Research program on the USSR: Mimeographed series. № 58. 1954.], и т. д. Из перечисленной зарубежной литературы выделяются труды В.И. Алексеева и Ф.Г. Ставру. Они единственные из зарубежных исследователей попытались в своей книге дать целостную картину церковной жизни во всех оккупированных областях и республиках Советского Союза[89 - Alexeev W., Stavrou T. The great revival. The Russian Church under german occupation. Minneapolis, 1976.]. Более поздний журнальный вариант их работы, хотя и имеет меньший объем, дополнен новыми материалами[90 - Алексеев В.И., Ставру Ф.Г. Русская Православная Церковь на оккупированной немцами территории // Русское Возрождение. 1980. № 11. С. 91–118, № 12. С. 108–126, 1981, № 13. С. 75–97, № 14. С. 118–154, № 15. С. 85–100, № 16. С. 91–121, № 17. С. 97–114, № 18. С. 105–125.]. В.И. Алексеев и Ф.Г. Ставру справедливо утверждали, что впечатление о благоприятном отношении гитлеровской администрации к религиозному подъему на оккупированной территории СССР ложно и этот подъем произошел стихийно. Правда, они ошибочно считали, что в 1941 г. правительство Германии еще не имело ясно сформулированной религиозной политики в странах Восточной Европы. Целью книги провозглашался показ влияния возрождения Русской Церкви на оккупированной территории на резкое ослабление антицерковных акций в СССР. Религиозное возрождение в период оккупации называлось «вторым крещением Руси», утверждалось, что оно сыграло решающую роль в судьбе Русской Церкви, заставило Сталина избрать курс временного сосуществования с ней. Соответственно время с сентября 1943 г. до начала хрущевских гонений называлось «религиозным НЭПом»[91 - Там же // Русское Возрождение. 1980. № 11. С. 94–95, 1981. № 13. С. 81, 91.].

Некоторое преувеличение роли исследуемого явления здесь очевидно. Хотя авторы и используют трофейные сводки СД, архивная база книги в целом довольно скудна. Это привело к серьезным пробелам и ошибкам в статистических подсчетах. Лучшей является глава о положении Церкви в Белоруссии, раздел же, посвященный Церкви на Украине, представляет собой в основном беглый пересказ части книги немецкого историка Ф. Хейера с повторением его ошибок. Еще слабее раздел о религиозной жизни в южных и центральных областях России, о многих важных регионах вообще нет никаких сведений. Численность же открытых в период оккупации православных храмов занижается примерно в два раза.

Из обобщающих российских публикаций 2000-х гг. по данной теме интерес представляют монографии нижегородского историка А.А. Корнилова[92 - Корнилов А.А. Преображение России. О православном возрождении на оккупированных территориях СССР (1941–1944 гг.). Нижний Новгород, 2000.], В.Н. Якунина[93 - Якунин В.Н. Русская Православная Церковь на оккупированных территориях СССР в годы Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. Самара, 2001.], М.В. Шкаровского[94 - Шкаровский М.В. Русская Церковь и Третий рейх. М., 2010.] и совместная работа протоиереев Василия Ермакова, Георгия Митрофанова и Б. Гусева[95 - Ермаков Василий, прот., Георгий Митрофанов, прот., Гусев Б. С Богом в оккупации. СПб, 2002.], целиком посвященные церковной деятельности на оккупированной нацистами территории СССР.

Довольно большой комплекс работ посвящен отдельным подвергшимся оккупации регионам Советского Союза. Здесь, прежде всего, необходимо отметить историю религиозной жизни в Прибалтике и на оккупированной территории Ленинградской, Новгородской и Псковской области – сфере деятельности единственной существовавшей в годы войны православной духовной миссии – Псковской.

К этой теме исследователи обращались неоднократно. В советское время специально деятельности Псковской миссии и Прибалтийского Экзархата Московской Патриархии в 1941–1944 гг. были посвящены две небольшие книги З.В. Балевица и Я.Я. Веверса, которые уделили главное внимание деятельности Псковской православной духовной миссии и Прибалтийского Экзархата Московского Патриархата 1941–1944 гг.[96 - Балевиц З.В. Православная Церковь Латвии под сенью свастики (1941–1944); Веверс Я.Я. Православная духовная миссия – агентура фашистской разведки. Рига, 1973.] Они далеки от объективности, но если Веверс видит в Псковской миссии лишь агентуру фашистской разведки, то Балевиц все же более объективен. Так, он отмечает, что прихожане православных храмов оказывали советским военнопленным посильную помощь, используя церковные богослужения как подчас единственную возможность для передачи им не только христианской «милостыни», но и ободряющей информации о положении на фронте, а иногда и одежды или оружия, без которых невозможно было бегство из фашистской неволи. Автор противопоставляет действия прихожан позиции руководства Прибалтийского Экзархата и большинства священнослужителей, в то же самое время признавая, что некоторые из священников поддерживали движение народного сопротивления оккупантам. Говоря о прибалтийском православном епископате, Балевиц пишет о том, что он признал выборы Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Сергия (Страгородского), несмотря на сильнейшее давление оккупационных властей, а это было патриотическим поступком; глава же Экзархата митрополит Сергий (Воскресенский) имел антикоммунистические, но отнюдь не прогерманские взгляды.

Обе эти работы не случайно вышли в Прибалтике. В РСФСР написание подобных трудов было под запретом. В архивах сохранились документы, свидетельствующие о том, что, когда в конце 1960-х гг. один из российских писателей предложил написать книгу о Псковской миссии, отзыв КГБ и партийных органов на это предложение был негативным.

За рубежом еще до начала 1990-х гг. вышел ряд общих трудов по истории Русской Православной Церкви, Великой Отечественной войны или отдельных статей, где частично освещалась и деятельность Псковской миссии. В этой литературе выделяются упомянутые труды В.И. Алексеева и Ф.Г. Ставру, в которых уделено значительное внимание церковной жизни в оккупированных областях Северо-Запада России[97 - Alexeev W., Stavrou Т. The Great Revial; Алексеев В.И., Ставру Ф.Г. Русская Православная Церковь на оккупированной немцами территории.]. Кроме того, следует назвать общие труды Х. Файерсайда, А. Даллина и две статьи германских ученых – Е. Тройлиба и В. Кале о деятельности Псковской православной миссии и Прибалтийского Экзархата[98 - Fireside H. Icon and Swastica; Dallin A. Deutsche Herrschatt in Russland; Treulieb E. Metropolit Sergij von Riga und die «Orthodoxe Mission in Pleskau», in: Kirche im Osten. Studien zur osteuropeischen Kirchengeschichte und Kirchenkunde, Band 8, G?ttingen 1965. S. 55–66; Kahle W. Die Orthodoxie im baltischen Raum, in: Kirche im Osten. Band 21/22, 1978/1979. S. 78–107.].

В российской историографии 2000-х гг. деятельности Псковской миссии также уделялось внимание в нескольких общих трудах: протоиерея Владислава Цыпина, Н.А. Ломагина, Б.Н. Ковалева, В.Н. Якунина[99 - Владислав Цыпин, прот. История Русской Церкви 1917–1997 гг.; Ломагин Н.А. Неизвестная блокада. В 2 кн. СПб.; М., 2002; Ковалев Б.Н. Нацистский оккупационный режим и коллаборационизм в России (1941–1944 гг.) Новгород, 2001; Якунин В.Н. За Веру и Отечество.; Его же. Русская Православная Церковь на оккупированных территориях СССР в годы Великой Отечественной войны 1941–1945 гг.]. При этом для указанных авторов характерны различные, порой прямо противоположные подходы и оценке тех или иных сторон деятельности миссии, не изжита полностью и тенденциозность, характерная для работ советских историков. В частности, в одной из работ Б.Н. Ковалева по-прежнему подчеркивается лишь пропагандистский и показной характер немецкой церковной политики[100 - Ковалев Б.Н. Духовно-нравственная сфера – объект противостояния в годы Великой Отечественной войны. Новгород, 1993.].

Обширный справочный материал мартирологического свойства о духовенстве, служившем на оккупированной территории Северо-Запада России содержится в сборнике священника Андрея Голикова и С. Фомина «Кровью убеленные»[101 - Голиков Андрей, свящ., Фомин С. Кровью убеленные. Мученики и исповедники Северо-Запада России и Прибалтики (1940–1955). Мартиролог православных священнослужителей Латвии, репрессированных в 1940–1952 гг. М., 1999.]. Много новых сведений о деятельности Псковской миссии имеется у А.К. Галкина, А.А. Бовкало и К.П. Обозного[102 - Обозный К.П. Псковская православная миссия в 1941–1944 гг. (миссионерский аспект деятельности) // Православная община. 2000. № 1 (55). С. 69–87, № 2 (56). С. 74–101; Галкин А.К., Бовкало А.А. Новгородская епархия в годы оккупации (1941–1943) // София (Новгород). 1995. № 2 (14). С. 4–5; Их же. Псковская Духовная миссия и монастыри на Северо-Западе России // Православный Свято-Тихоновский богословский институт. Ежегодная богословская конференция 1997 г. М., 1997. С. 107–112; Галкин А.К. Похвала и утверждение Старой Руссы // София. 1997. № 3. С. 6–8.], который в 2009 г. также издал специально посвященную этой теме монографию[103 - Обозный К.П. История Псковской православной миссии 1941–1944 гг… М., 2008..].

В упоминавшейся монографии М.В. Шкаровского «Церковь зовет к защите Родины» ставилась задача изучения процесса церковного возрождения на оккупированной немцами и финнами территории Ленинградской области (его масштабов, идеологической и духовной направленности, основных форм проявления и последствий), а также определение роли, которую в нем сыграла деятельность Псковской духовной миссии. В этой связи в монографии прослеживалась и религиозная политика различных германских ведомств. Наконец, следует упомянуть вышедший в 2002 г. сдвоенный выпуск № 26–27 журнала «Санкт-Петербургские епархиальные ведомости», целиком посвященный истории Псковской духовной миссии в связи с 60-летием ее учреждения.