скачать книгу бесплатно
На мое счастье, охранника на посту не оказалось. Я вышла за ограду и, остановившись чуть в стороне от пешеходной дорожки, там, где под землей проходили трубы теплоцентрали и никогда не лежал снег, развязала туго стянутый узел из веревочек, перевернула рюкзак и аккуратно вытряхнула из него голубя вместе со всем содержимым.
Голубь был живой, но пришибленный. Сжался, нахохлился, помигал блестящим глазом, а когда порыв пронизывающего ветра растрепал перья, медленно доковылял до канализационного люка и уселся там.
Мама называла голубей символом мира, чистоты и надежды. Так в ее детстве их в школе учили, а наша физичка говорила, что голуби – летающие крысы и рассадники заразы. Маме я привыкла верить гораздо больше.
Понюхала внутренности рюкзака. В нем остался запах пыли и птицы. Яблоки пришлось выкинуть, потому что голубь, хоть и символ чистоты, летает по всему городу. Я неспешно собрала свое разбросанное по талой поляне добро. Небо заметно посветлело. Урок заканчивался через пятнадцать минут, но за ним по расписанию еще четыре, а возвращаться не хотелось.
Прежде я никогда не пропускала школу без уважительной причины, но теперь, когда родители уехали, кто мог меня в этом упрекнуть?
Так что я отправилась бродить по промозглым, хлюпающим серо-коричневой с мелкими солевыми камушками жижей улицам без лишних угрызений совести, хотя на душе и было противно.
В конце девятого класса я хотела уйти в колледж или перейти в другую школу, но мама очень просила немного потерпеть: в этой школе учителя меня знают, любят и обязательно дадут золотую медаль. А на идиотов обращать внимание не стоит, да и через два года они исчезнут из моей жизни навсегда. Однако пережить эти два года оказалось не так-то просто.
Прошатавшись по округе около двух часов и уже мечтая только о горячем чае, я зашла в магазин неподалеку от своего дома. Взяла две слойки с вишней. В обеих кассах стояла очередь по три-четыре человека.
Неподалеку шумно дурачились пацаны из соседней школы и девчонки из параллельного класса. Взбудораженные и целиком поглощенные обществом друг друга, они кидались жвачками со стойки и громко смеялись.
Потом один из парней обнял одну девчонку сзади, она подняла голову, и они стали целоваться. Без какого-либо стеснения или неловкости. Так, словно никого вокруг не существовало.
– Ну чего застряли? – Женщина с огромной тележкой подтолкнула красивую темноглазую девушку, стоявшую за мной, и принялась выгружать на ленту свои продукты.
Оказывается, засмотревшись на компанию, я впала в оцепенение и всех задерживала.
Я положила перед кассиршей булочки и торопливо полезла в рюкзак. Привычно пошарила рукой, но нащупать кошелек не смогла, растянула завязки шире, заглянула внутрь, проверила в боковых карманах.
– Шестьдесят восемь рублей, – объявила кассирша, с укоризной наблюдая за моей возней.
Я переворошила учебники и еще раз ощупала куртку. Кошелька нигде не было. Должно быть, он вытряхнулся вместе с голубем, а я не заметила, когда собирала вещи.
– Что так долго? – возмутилась женщина с тележкой.
Пожилой мужчина позади нее громко и протяжно вздохнул.
Кассирша с укоризной смотрела исподлобья. Отвратительно стыдная ситуация.
– Простите, пожалуйста, – сказала я ей. – Я не буду брать.
– Я уже пробила, – ответила она так, словно я просила подарить мне эти булочки.
– Простите, – повторила я, чтобы она меньше злилась. – Кошелек потеряла.
– Валентина, дай ключи! – крикнула кассирша куда-то в сторону и, переведя на меня тяжелый, осуждающий взгляд, сказала: – В следующий раз голову не потеряй.
Неожиданно стоявшая позади кареглазая девушка удержала меня за руку и положила перед кассиршей сто рублей.
– Не нужно, спасибо, – попыталась отказаться я, но она очень тепло и ободряюще улыбнулась:
– Все нормально. Со всеми бывает.
Кассирша недоверчиво посмотрела, но деньги взяла охотно, и уже через минуту я стояла возле стеклянных раздвижных дверей, дожидаясь, пока девушка закончит со своими покупками.
Я и раньше видела ее в этом магазине и всегда обращала на нее внимание, потому что она была яркой и очень красивой. Одного со мной роста, с расчесанными на прямой пробор чуть вьющимися каштановыми волосами, большими ласковыми глазами и пухлыми, тронутыми улыбкой губами. Одета девушка была в темно-зеленую парку с розовым мехом на капюшоне и черные кожаные штаны. Из-под расстегнутой куртки отчетливо выдавалась вперед высокая обтянутая белой водолазкой грудь.
– Спасибо большое! – кинулась я к ней. – Вы меня очень выручили.
– Я сама ужасно рассеянная, – она широко улыбнулась. – Поэтому кошельки не ношу. Только в карманах. Что-то обязательно да заваляется.
– Давайте я вам деньги на телефон переведу?
Мы вышли на улицу.
– Пустяки, – она небрежно отмахнулась.
– Нет, правда, мне очень неудобно, что так вышло.
– Ладно, если тебе так спокойнее будет, то записывай, – девушка продиктовала номер, и я быстренько забила его в адресную книгу.
– Вика.
– Что?
– Зовут меня Вика, – пояснила она.
– Забавно, а я Вита.
– Приятно познакомиться, – она по-мальчишечьи протянула ладонь. – А какое у тебя полное имя?
– Просто Вита, и все.
– Прикольно.
– Это значит – жизнь.
– Еще прикольнее. А я – победа. Тебе куда?
Мы остановились на углу магазина.
Я пожала плечами:
– Все равно. Я школу прогуливаю.
– Ого! Прогульщица, значит? – Она смешливо прищурилась.
– Нет, что вы. Обычно я так не делаю. Это случайно получилось. Из-за голубя. И кошелек из-за него тоже пропал.
Вика удивленно округлила глаза:
– Тогда пошли в мою сторону. Я тут недалеко живу. Расскажешь, что там с голубем.
И я охотно повернула за ней.
– Мне сегодня одноклассники голубя запихнули в рюкзак, и когда я его доставала, то кошелек и посеяла.
– Серьезно? – Она расхохоталась. Смех у нее оказался громкий и заразительный. – Как же они его поймали?
– К нам в класс залетел.
– И ты на них обиделась? – догадалась она.
– Да. И ушла.
– Это же просто шутка.
– В моем случае нет. Они специально меня доводят и гадости делают.
– Почему?
– Подруга говорит, потому что я чудна`я.
Вика остановилась и очень серьезно посмотрела:
– А ты чудна`я?
Именно об этом я и размышляла, пока гуляла под моросящим снего-дождем. Почему к глупой, вечно пахнущей потом и пишущей на руках фразы типа «не сдохнуть» Игнатовой никто не цеплялся? Почему ее просто не замечали, а меня доставали постоянно?
– Я не знаю. Парни, как повырастали, стали злыми и агрессивными, только и ждут, чтобы докопаться. В основном на словах, конечно, но и толкнуть могут, и плюнуть, и сумку отнять, а потом вытряхнуть из нее все на пол. А еще руки распускают. У меня раньше волосы длинные были, а осенью кто-то жвачку сунул. Пришлось обстричь, – я потрогала едва отросшие до плеч пряди.
– Ну так сделай что-нибудь.
– А что я сделаю? Только если родителям рассказать, но это не вариант. Мама сразу пойдет к директору и устроит разборки, им сделают выговор, а мне за то, что нажаловалась, потом будет только хуже.
Однако, по правде говоря, гораздо больше я боялась не этого, а того, что, узнай мама подробности, снова, до самого окончания школы, станет встречать меня и провожать. Может, и не открыто. Тайком. Как она уже делала. Притаится за деревом и смотрит, как я иду. Но все это видели и считали ее сумасшедшей.
А когда в прошлом году она перестала контролировать каждый мой шаг, разговоры о ней стали понемногу стихать, и теперь я лучше бы умерла от издевательств Дубенко, чем стала снова выслушивать унизительные насмешки в ее адрес.
– У тебя что, нет друзей? Парней?
– У меня есть одна подруга, но она не вмешивается, чтобы ей самой не досталось.
– Как-то печально звучит, – Вика сочувственно надула губы. – Хочешь, зайдем ко мне? Я вон в той пятиэтажке живу.
Идти в гости с бухты-барахты было не очень прилично, но Вика мне понравилась, и болтать с ней оказалось куда приятнее, чем заниматься самокопанием. К тому же, кроме Эли, я ни с кем об этом не говорила. А все, что могла сказать Эля, я уже знала.
– Да, конечно. Если я вам не помешаю.
– Только знаешь что? – Вика сделала пару шагов и остановилась. – Давай на «ты»? Тебе сколько?
– Шестнадцать. В июне семнадцать будет.
– Ну а мне девятнадцать. Договорились?
Я кивнула, и она снова дружески пожала мне руку.
Вика жила в маленькой однокомнатной квартире с перекошенными дверями и скрипучим потертым паркетом. Однако ванная и туалет были новенькие и чистые, кухня тоже.
Вика наложила мне большую тарелку плова и, глядя, как я ем, принялась рассказывать, что любит принимать гостей, но к ней почти никто не приходит, потому что она приехала в Москву из другого города и подруг у нее нет. А девчонки из педагогического института ее невзлюбили, решив, что она нарочно клеит всех их немногочисленных парней.
В институте Вика проучилась три месяца, а потом бросила его и готовилась поступать в театральное училище. Сказала, что мечтает стать известной актрисой и сниматься в Голливуде.
– Кстати, насчет твоих одноклассников, – вспомнила она, когда мы уже пили чай. – Может, они просто влюблены в тебя и пытаются добиться твоего внимания?
– Влюблены? В меня? Дубенко? – Я сделала такой большой глоток чая, что обожгла язык. – Конечно же, нет! Они просто так развлекаются. Как-то в восьмом классе ко мне подошел Тарасов и предложил целоваться. Я сказала, что нам слишком мало лет и что должна быть любовь. А он начал смеяться еще раньше, чем я закончила говорить. Оказалось, они так прикалывались. Еще и на телефон меня записали. С тех пор специально какие-нибудь пошлости говорят и ржут, когда прошу не ругаться матом в моем присутствии.
– Все ясно. Они считают, что ты дурочка и лохушка, – запросто поставила диагноз Вика.
– Какая же я дурочка, если учусь лучше всех в классе?
– Это другое. С людьми всегда нужно быть настороже, каждый ищет свою выгоду. А тот, кто этого не понимает, считается маленьким или глупым. Не слушай никого, не доверяй – и будет тебе счастье.
Она дружески похлопала меня по руке, убрала пряди волос с моего лба и с интересом заглянула в лицо.
– Ты должна пользоваться тем, что у тебя есть. Глаза синющие, кожа – бархатная, и вся ты такая нежная, как зефирка, – смеясь, Вика погладила по щеке тыльной стороной руки. – Очень хорошенькая девочка. Будь я парнем, я бы в тебя влюбилась.
Ей удалось меня смутить:
– Ты просто хочешь мне приятное сделать.
Вика громко расхохоталась:
– Боже! Как ты мило стесняешься. – Она обхватила мое лицо ладонями и, наклонив голову набок, сделала умиленное лицо. – Тебе очень идет. Но цену себе все равно нужно знать.
Еще немного посидев, я пообещала скинуть деньги ей на телефон и пошла домой.
Людей во дворе было немного: две старушки с маленькой собачонкой да женщина с коляской на соседней дорожке. На парковку въехала машина.
Подойдя к своему дому, я обернулась, чтобы убедиться, что меня никто не преследует, и вдалеке заметила черный мужской силуэт. Двигался он быстро и целенаправленно. В таких случаях мама учила остановиться и пережидать, чтобы ни в коем случае не заходить в подъезд с незнакомцем.
Я поставила рюкзак на лавочку и сделала вид, будто что-то ищу, однако в ту же минуту услышала знакомые голоса. Подняла голову и поверх голого кустарника увидела сидящих возле соседнего подъезда Дубенко, Тарасова и Зинкевича. Вся компания дружно рассматривала что-то в телефоне Тарасова. Я похолодела.
– Знаешь код? – Низкий голос заставил вздрогнуть и медленно повернуться.
Незнакомец оказался совсем молодым, от силы лет двадцати. С двумя черными, словно боевой раскрас индейцев, полосами на скулах, черным шариком пирсинга под нижней губой, небольшими закрытыми тоннелями в ушах и поразительно яркими голубыми глазами. Черная косая челка закрывала половину лица, а виски и другая часть головы до самого затылка были очень коротко острижены.
Одет он был тоже во все черное: от кожаной куртки до тяжелых шнурованных ботинок.
– Знаешь код? – повторил парень, спокойно выждав, пока я закончу его разглядывать. – Или, может, ключ есть?
– Я здесь не живу, – неожиданно выдала я, одновременно пытаясь сообразить, бывают ли маньяки неформалами.
