скачать книгу бесплатно
– А Вы, стало быть, Василий Николаевич?
– Только не Василий, а Василь – имя такое, – и, закончив рассматривать меня, он потрепал меня по голове. – Я только думал, ты постарше будешь.
– Так какой есть.
– Ну да, ну да, – и он о чем-то задумался, затем махнул рукой.
Дождь пошел на убыль, вновь выглянуло солнце. Не дожидаясь, пока тот прекратится совсем, дядя повел меня к дороге, где стоял автомобиль марки Л-1. Стоило только приблизиться к автомобилю, как к нам вышел водитель, забрал у меня чемодан и открыл дверь. Это, конечно, произвело на меня впечатление и даже более того – испугало, но, посмотрев на дядю, который кивнул мне, я сел в машину. Мы ехали по пустынным, вымокшим улицам Москвы; то ли оттого, что было утро, то ли оттого, что прошел дождь, мне ужасно хотелось спать, но интерес к городу, в котором мне предстояло жить, был сильнее, и я старался изо всех сил, чтобы глаза мои не сомкнулись. Как оказалось, ехать было недалеко, и вот наш «Ленинградец» въехал в арку одного из домов, а затем остановился. Василь Николаевич вышел из машины и я, последовав его примеру, тоже вышел, тем более что мне было очень неудобно от подобного рода встречи. Водитель протянул мне чемодан, но дядя взял его сам и, отпустив машину, направился к подъезду. На первом этаже за столом сидел молодой военный. У нас, в Одессе, на первом этаже сидела старушка, старенькая такая, все время вязала что-то. Моих друзей, когда те за мной хотели зайти, чтобы позвать гулять, гоняла, поэтому им приходилось звать меня под окнами. Тогда мы, конечно, детьми еще были, лет по восемь-десять, кажется, было. Мы называли ее Клубок – за любовь к вязанию. Здесь же было все иначе: солдат встал, вскочил со стула, вытянулся весь, но дядя махнул на него рукой и тот, проводив нас взглядом, сел на место. Я видел, я специально обернулся. Василь Николаевич был молчалив; еще у вокзала я увидел его вспыльчивый характер, и мне меньше всего хотелось попасть ему под руку. Подъезд был большой, просторный, с колоннами, лепниной на потолке, большими люстрами и коврами в коридоре, по которым мы шли в полнейшей тишине. Остановились мы возле двери «217», дядя пропустил меня вперед, а затем зашел сам.
– Ну, Клим, проходи, располагайся. Прямо по коридору – гостиная, туалет и ванная комната вот здесь, – и дядя указал рукой на две последующие двери. – Затем кухня.
Мы прошли в гостиную, здесь было светло, из мебели: диваны, кресла, небольшие столики. В углу стоял граммофон, в противоположном углу располагалось бюро. У дяди было много растений: фикусы, карликовые пальмы. Возле окна в большом горшке была монстера, которая обвила высокую полку, а затем забралась на карниз, на котором висели тяжелые темно-зеленые шторы. Стены были тоже темно-зеленого цвета с деревянным бордюром, под цвет остальной мебели.
– А вот здесь твоя комната, – сказал Василь Николаевич, открывая одну из дверей. Комната была небольшая, с кроватью, письменным столом, тумбой и шкафом. На кровати, сложенное в стопку, лежало постельное белье. – Жить можно, сторона солнечная, она выходит на проспект, – сказал дядя. Я кивнул в ответ. Все было чужим, незнакомым и особого восторга в связи с переездом я не испытывал, но поблагодарить Василь Николаевича посчитал нужным.
– У Вас не будет бумаги? Я хотел матери письмо написать, – спросил я.
– Конечно, пойдем в кабинет, – мы снова оказались в гостиной, оттуда он вошел в соседнюю дверь; я счел нужным остаться и не заходить, так как все-таки рабочее место, и вряд ли мое появление там будет необходимым.
– Вот, держи, – протянул мне письменные принадлежности дядя. – Я сам думал написать ей, но коль ты хочешь.
– Она просила, как только доберусь, сразу известить ее, тем более, сколько будет идти письмо? Лучше это сделать сразу. – Я развернулся и пошел в комнату. В письме написал о том, что добрался хорошо, и что дядя встретил меня, правда, не особо рад моему приезду или действительно сильно занят. Про автомобиль писать не стал: подумает еще, что выдумал.
Внезапная встреча с обитательницей этой квартиры у меня случилась в гостиной. Она несла воду для цветов, а я как раз читал книгу, сидя на диване. Подняв глаза, я увидел женщину лет тридцати, в переднике и собранными в пучок волосами. Я не сразу понял, кто она, и просто наблюдал за тем, как женщина поливает цветы. Мама ничего не рассказывала о дяде: я не знал, есть ли у него семья, и поначалу принял ее за супругу Василь Николаевича.
– Как Вы меня напугали! – вздрогнула женщина, когда оторвала взгляд от только что политых цветов. У женщины был легкий польский акцент.
– Прошу прощения, – сказал я и встал, чтобы поздороваться. – Клим, – и протянул руку.
– Руся, – сказала женщина и пожала руку.
– Вы, стало быть, супруга Василь Николаевича?
– Что Вы?! – удивилась женщина. – Я выполняю работу по дому, только и всего.
– Простите, не знал.
– А Вы, стало быть, тот молодой человек… – сказала она и внимательно посмотрела на меня.
– Да, племянник.
– А-а-а, – протянула она. – Может, Вам сделать чай? Вы с дороги?
– Да, спасибо, я не откажусь, – женщина ушла, а я так и остался стоять.
В квартире Василь Николаевича постоянно звонил телефон. Так как аппарата у него было два, то я слышал лишь звонки, а затем где-то там, в своем кабинете, он снимал трубку, звонки прекращались, и из-за зарытых дверей слышался голос хозяина квартиры. Он говорил громко, даже ругался с кем-то, но о чем он говорил – было непонятно, да я особенно и не прислушивался. Руся принесла чай, а сама принялась вытирать пыль. Я сделал глоток и поставил на стол.
– Красивые цветы, – сказал я.
– Да, Василь Николаевич их любит, но времени, чтобы ухаживать за ними, у него нет. Сейчас как раз на дачу уезжаем, придется каждый второй день сюда приезжать.
– Вы уезжаете? – спросил я.
– Да, Василь Николаевич в это время всегда открывает дачный сезон, вот и оставляет квартиру как есть, а за цветами нужен уход. Приходится на два дома успевать.
Затем в дверь позвонили, Руся оставила свое занятие и поспешила открыть.
– У себя? – спросил мужской голос из коридора.
– В кабинете, – ответила Руся. Послышались шаги, затем в комнату вошел молодой офицер. Он, не останавливаясь, кивнул мне и, подойдя к кабинету, постучал.
– Войдите, – крикнул Василь Николаевич, и офицер скрылся за дверью. Затем Руся принесла им поднос с чашками и графином, а выйдя из кабинета, остановилась посреди гостиной.
– Кто это? – спросил я. Но Руся лишь отрицательно покачала головой и, ничего не сказав, ушла на кухню.
Василь Николаевич и его гость появились в гостиной лишь под вечер. Руся накрыла на стол и пригласила всех. Мы сели ужинать.
– Товарищ Гриневский, – обратился к дяде офицер. На вид ему было лет двадцать пять, но в каждом его движении чувствовалась армейская выправка: спину держал ровно, движения были четкими, ел мало, больше пил. Поперек правой брови, ближе к виску, был небольшой шрам. Он напоминал мне поручика с картинок или молодого юнкера. – Машина за Вами прибудет завтра во второй половине дня: подать на Лубянку или из дома выезжаете?
– Из дома мне нужно взять вещи и забрать племянника. Кстати, познакомьтесь, это мой племянник, Клим, а это, – он указал на офицера, – товарищ Герман Щенкевич.
Офицер посмотрел на меня, а затем встал и протянул мне руку. Я пожал ее в ответ.
– Кабинет уже готов? – спросил дядя.
– Готов, товарищ Гриневский. Я лично проверил, все готово.
– Ну, хорошо. Спасибо Вам, Руся, – обратился он к стоявшей у Германа за спиной женщине, та кивнула и принялась убирать со стола. Василь Петрович и Герман ушли обратно в кабинет, а я направился в комнату: уж больно хотелось спать. Готовясь ко сну, я услышал разговор из кабинета: комнаты были смежными, и было хорошо слышно, о чем они беседуют; я не придавал их разговору никакого значения, пока не услышал, что они говорят обо мне:
– Я думал, что Клим будет старше? Вы уверены, товарищ Гриневский?
– Уверен – не был бы уверен, не привез бы его в свой дом. Завтра выезжаем на дачу, а там у нас времени до среды. Подготовь там, чтобы все было как надо, а с племянником я поговорю.
– Не согласится, – и Герман вздохнул.
– А этим уже позволь заняться мне.
Глава II
На даче
Русланов докурил папиросу.
– А такие фамилии как Щенкевич, Шнираль – Вам тоже не знакомы?
– Впервые слышу.
– Где Вы работали в Москве?
– Чистил обувь у вокзала, продавал газеты.
– Как оказались здесь? – неожиданно спросил Русланов.
– Был арестован по доносу и отправлен в лечебницу.
– Вы признаете себя больным? Человеком, которому требуется лечение?
– Да, – здесь я соврал, но спроси они меня это еще пару месяцев назад, я бы ответил иначе. Другое дело, что мои ответы нисколько не влияли на мое нахождение здесь, но, видимо, Русланов считал меня плохо осведомленным в этом вопросе, поэтому сказал:
– Вы же понимаете, что занимать место в лечебнице более чем странно, если Вы здоровы, – я кивнул. – Вы сказали, что были арестованы по доносу?
– Да, Виктор Степанович Фурсов, мой сосед по квартире. Посмотрите в личном деле, там все это есть.
– Читать я умею, я хочу услышать это от Вас.
– Я Вам говорю, что на меня донес мой сосед, Фурсов.
– И Вас доставили сюда?
– Все верно.
Русланов встал со своего места и, подойдя ко мне, наклонился, опершись одной рукой на спинку моего стула, а другой на стол:
– Если бы мы были сейчас не в больнице, как бы Вы вели себя? А, товарищ Ларин? Ведь мне доподлинно известно, что Вы были знакомы с товарищем Гриневским, который по своим каналам и завербовал Вас к себе. Товарищ Щенкевич – один подчинённых Гриневского Василь Николаевича. Именно он, по нашим данным, и доставил Вас в эту больницу, так? Они сделали Вам предложение, от которого Вы не могли отказаться: Вы ведь приехали из Одессы, где кругом царит голод, думаю, подкупить Вас не составило труда, пообещав Вам и Вашим близким продовольственное обеспечение? Так? – я молчал, а Русланов выпрямился и начал ходить по комнате.
– Вам лучше сотрудничать со следствием по данному делу – сказал он.
– Какому делу?
– Делу о побеге Дмитрия Рощина, – и Русланов ткнул пальцем в стопку бумаг. – Или хотите сказать, что и его фамилия Вам незнакома?
– Все так, – сказал я, продолжая смотреть на стопки бумаг.
В этот момент в дверь постучали, Русланов выпрямился и крикнул, чтобы вошли. На пороге появился Борис Александрович.
– Как Вы и просили, медицинская карта Дмитрия Александровича Рощина, позвольте, – и, не делая больше и шага, он вытянул руку с зажатой в ней папкой.
– Возьми, – сказал он одному из своих подчиненных, и тот в два счета оказался уже около главврача, забрал папку и положил на стол, а затем вернулся на свое место и замер, словно и не сходил со своего места.
– Что-нибудь еще? – Русланов нахмурил брови и посмотрел на Бориса Александровича.
– Думаю, что все.
– Хорошо, тогда можете быть свободны.
После этих слов главврач с грустью посмотрел на меня и вышел из помещения, заперев за собой дверь.
Утром, выйдя в гостиную, я обнаружил собранные чемоданы, стоявшие у стола. Вся мебель в доме, кроме двух стульев, была убрана в чехлы.
– Садись за стол, сейчас подам завтрак, – сказала Руся, вынося из кабинета две небольшие коробки.
– Может, Вам помочь? – спросил я.
– Спасибо, мне не тяжело, – сказала женщина и поставила их на пол. Зазвонил телефон, она подошла к аппарату и сняла трубку:
– Квартира Гриневского. Нет, товарища Гриневского сейчас нет и сегодня не будет, звоните вечером за город. Да, номер знаете? Хорошо. – Она положила трубку.
– И так каждый год?
– Что именно?
– Дядя ездит с места на место?
– Василь Николаевич работает без выходных, а об отпуске и говорить нечего, вот и выезжает на природу, чуть снег сойдет.
– Скажите, Руся, а тот офицер, что вчера приходил – он кто?
– Товарищ Щенкевич? Он работает с Василь Николаевичем.
– А чем он занимается?
– Этого я тебе сказать не могу. Мне вообще не положено с тобой вести беседы.
Ближе к обеду приехал Василь Николаевич, он распорядился загрузить вещи в машину, и мы втроем с чемоданами и коробками спустились вниз. Служебная машина стояла уже около входа. Несколько коробок не поместилось в багаж, и нам пришлось поставить их в салон.
– Ну все, можно ехать, – сказал Василь Николаевич водителю, и тот завел мотор. Мы выехали из двора и понеслись по улицам города. С собой я взял книгу, но так к ней и не притронулся во время поездки. Василь Николаевич и Руся ехали молча, и мне становилось неудобно от этого молчания.
– А где находится дача? – спросил я.
– Тут недалеко, в поселке Малые просеки, там прекрасная сосновая роща, – ответил дядя. – Руся, как приедем, растопи камин в моем кабинете, затем принимайся к обеду.
– Хорошо, Василь Николаевич, – женщина кивнула.
– А то я с самого утра ничего не ел, а еще работать нужно. Клим, я надеюсь, ты-то хоть позавтракал?
– Да, Руся приготовила, – и он одобрительно кивнул. С самой первой встречи у вокзала я все ждал, когда он обратится ко мне с расспросами по поводу мамы, про жизнь в Одессе, про наш дом, но ничего этого не было, никакого намека на то, что ему было интересно хоть что-то связывающее нас как родственников. Он был человеком занятым, на висках уже проблескивала седина, лицо покрыли глубокие морщины. Он много курил, пока мы ехали, и все смотрел на часы.
В половине четвертого где-то в лесной местности машина остановилась. Мотор отказывался заводиться, как бы над ним ни колдовал водитель.
– Ну что там еще? – выглянул из окна Василь Николаевич.
– Товарищ Гриневский, сейчас починим, – выпалил тот.
Василь Николаевич вышел из машины и подошел к водителю.
– Этим нужно было заниматься вчера, а не сейчас! Почему машина не готова, я спрашиваю?
– Так товарищ Гриневский, работала ведь! Исправна была!
