скачать книгу бесплатно
– Извольте, – пожал он плечами. – Никто и не препятствует. Только время жаль тратить на всяких таких личностей. – Старший врач отвернулся к окну, а Горин удивленно вскинул брови, видимо, что-то личное.
Несмотря на негативный прогноз, операция по трепанации прошла успешно, давление на мозг было устранено. Больной был помещен в палату, далее оставалось наблюдать и выжидать.
– Похвалил бы я вас, да лукавить не буду, – с досадой в голосе говорил Степану Михаил Антонович. – Трудно нам, докторам, ведь вот не должны мы делить людей по симпатиям, всех пользовать одинаково, а на душе все же кошки скребутся, ведь зараза заразой, гнойник на теле общества этот адвокатишка.
Горин ничего не ответил, не ему было судить, молод еще, а спасла его от неприятного разговора очередная сестра милосердия, пригласив в приемный покой осматривать следующую жертву стихии.
Переломами рук и ног он не занимался, даже сотрясения брали на себя другие, ему же за сегодняшний день достался один перелом копчика да три черепных раны, открытых, несложных.
Дождь уже с обеда прекратился, к вечеру поток пациентов стал редеть. Степан перекусывал пирогом с капустой от Амалии Эдуардовны да пил горячий чай, когда в ординаторскую, ежась от холода, влетел Вениамин.
– Ой, брат, хорошо тут у тебя, тепло.
– А у тебя что же?
– Остервенел сегодня от мертвяков.
– Чаем с пирогом угощайся.
– Это с превеликим удовольствием. Удачно забежал. Да бумаги относил. – Веня присел рядом и с наслаждением подул на пар из горячей чашки. – Балует тебя сестра Амалия?
– Ну да.
– А, я чего хотел сказать, новость радостная у меня. Брат из Швейцарии едет. Ты знал моего брата?
– Нет, не доводилось. На отдыхе был?
– Не, по партийным нуждам ездил, он у меня политикой занимается. Так вот, приезжает. Будет ужин у нас с музыкой, танцами, новостями заграничными.
– Так пост же.
– Ты ж неверующий. А я и подавно.
– Не то чтобы не верующий, уважающий. Маменька научила посты соблюдать. Глубоко не вникал. Но от веселья воздержусь, в память о матушке.
– Да как же? Познакомить хотел, он у меня знаешь какая личность важная.
– Что ж он, на неделю приезжает?
– Нет, насовсем.
– Ну, так свидимся еще, познакомишь. Не обижайся, Веня, но танцы – это не про меня.
В дверь влетела сестра Татьяна, с которой и началась вся эта история, вид у нее был взволнованный, аж выговорить с первого раза не смогла, пока отдышалась.
– Чего случилось-то? На, водички хлебни, милая, запыхалась, – сочувственно протянул ей стакан Степан.
– Ой, какая там водичка. От Лисовских коляска пришла, спешно надо ехать. Михаил Антонович велел вам. Сказал, вы не ошибетесь с диагнозом. Быстрее надо. – Она схватила его за руку и потянула за собой.
– Да уж вы это, отпустите, Татьяна Олеговна. – Он аккуратно высвободился. – Мне саквояж надо собрать. Что известно?
– Ничего не поняла, не знаю, лучше вы быстрее идите, а там уж разберетесь.
– Что ж такого страшного в этих Лисовских? – бросил он, собираясь.
– Важные персоны, – ответил за нее Вениамин. – Кто Игнатию Лукичу не угодит – вон из города, и это в лучшем случае.
– Я готов, идемте. – Горин лишь усмехнулся. Какая бы ни была важная персона, а без доктора не может обойтись.
Кучер нервничал, ругался, что долго, да и лошадь била копытом и мотала головой, будто тоже торопилась. Ехать было недалеко – до Миллионной улицы, где обитал весь цвет местного знатного общества. Горели фонари, после утренней прогулки от дома до больницы Горину было даже дико от такого тихого вечера. Небо очистилось, а завтрашний день обещался быть солнечным. Он улыбался, прыгая в коляске на неровной дороге, на душе было спокойно. Как говорил его любимый профессор в академии, доктору нервничать ни к чему, даже вредно и опасно. Знания – его сила, внимательность к пациенту и доскональное обследование – его надежный гарант от ошибки, а эмоции – путь ложный. Твердая рука и холодный ум, никакой горячки. И все пред доктором равны: и пьяница из трактира, и предводитель дворянства.
Въехали в открытые узорчатые ворота и остановились у освещенного фонарями входа с широкой лестницей. Степан окинул взглядом огромный дом с горящими окнами. Встречать его из двери вылетел дородный мужчина лет пятидесяти и остановился как вкопанный в недоумении.
– Это что же такое! Почему Михаил Антонович такого молодого доктора послал? Да вы, молодой человек, точно врач? – громогласно возмущался он.
– Горин Степан Сергеевич, в больнице в должности хирурга служу, – представился уверенным тоном молодой человек. – Опыта достаточно, не беспокойтесь. Лучше расскажите, что у вас за происшествие.
Мужчина на мгновение всмотрелся в его лицо, но остался при своих сомнениях.
– Ах ты, Боже мой. Лисовский, Игнатий Лукич, – нехотя представился он. – Ладно уж, раз приехали. Идемте. Дочери плохо, не знаю что. Анна Матвеевна лучше расскажет.
Они вошли в просторный, богато и со вкусом обустроенный дом, Степан старался не вертеть головой, поэтому мало что рассмотрел, пока они дошли до покоев девушки. Оттуда доносилось всхлипывание нескольких женских голосов.
– Анна Матвеевна, вот доктор. – Лисовский впихнул Степана вперед себя в комнату.
– Ой, доктор, помогите, – кинулась к нему женщина средних лет с сильно заплаканным лицом, таким, что и черты лица трудно было различить. – Вера, дочка, бредит, а жару нет, рвота. Отравилась, наверное? Только чем же, непонятно, все свое, свежее, и все ели то же. Доктор, что же с ней?
Горин решительно подошел к кровати, на которой лежала в верхнем платье молодая красивая девушка, ее кудрявые, пышные волосы разметались по подушке, она с трудом хрипло дышала, пытаясь шептать что-то невнятное. Молодой человек наклонился ближе и прислушался, пощупал пульс, проверил зрачки и мышечную реакцию, осмотрел голову. Затем повернулся к окружившим его домочадцам с видом, что ему диагноз определенно ясен.
– Падала или ударялась головой? – спросил он сразу у всех.
– Рано утром только, выбежала мне папку подать, забыл, уж отъехал к воротам, – чуть смущенно ответил Игнатий Лукич. – А погода-то какая стояла, поскользнулась, но она встала, ни на что не жаловалась, улыбалась, и было все хорошо. Разве ж дело в этом?
– Да, это утром было, и она не говорила, что ушиблась, – подтвердила Анна Матвеевна. – Отравилась Верочка, ведь рвало ее.
– В диагнозе нет сомнений – это экстрадуральная гематома. Нужно немедленно везти барышню в больницу на операцию, – твердо произнес Горин.
– Ой, – схватилась за грудь Анна Матвеевна и села на кровать. – Что он говорит, Игнатий Лукич?! – уставилась она диким взглядом на мужа. – Как операция?! Что это за диагноз такой?! Я в обморок упаду. – Она закатила глаза.
– Сударыня, – наклонился к ней Степан. – В обморок не надо, не время сейчас, надо спасать барышню. Вот вам нюхательной соли и успокойтесь. – Он протянул ей пузырек. – Все будет хорошо, ежели поторопимся.
– Да он шарлатан! – заорал Игнатий Лукич. – Не может такого быть! Чего это ты там за слова странные говоришь? Нету у Верочки такого диагноза! И операция ей не нужна! Пошел вон! – Он решительно указал на дверь.
– Нет уж, многоуважаемый Игнатий Лукич, я не позволю вам так безрассудно поступать. Попрошу выслушать, а я со своей стороны постараюсь на понятном вам языке пояснить, – твердо и громко возразил ему молодой доктор. – Вера Игнатьевна поскользнулась утром, упала, ударилась головой, но внешних повреждений и неприятных ощущений никаких. При этом последующие симптомы свидетельствуют о том, что внутри черепной коробки лопнул от удара сосуд, но для того, чтобы кровоизлияние оказало достаточное давление на мозг, должно было пройти время, чтобы заполнить пространство между костью и твердой мозговой оболочкой. Теперь смотрите. Зрачки на свет не реагируют и расширены, дыхание, сами видите, затрудненное, но самое главное, паралич правой стороны. Простите, но это только гематома внутри черепа, и ничто иное. Рвота тоже является первым признаком сдавления мозга. Внешних повреждений нет, а значит, для крови нет выхода, и она давит на мозг, ежели ничего не делать, то к утру она умрет.
– Ах! – Анна Матвеевна все-таки потеряла сознание.
Степан достал из саквояжа пузырек и поднес к ее лицу, женщина тут же очнулась.
– Игнатий Лукич, везите ее в больницу, только пусть Михаил Антонович сам смотрит. Я этого не вынесу. Что же будет?
– Сударыня, доверьтесь медицине, и все будет хорошо. Ваша дочь после операции быстро и абсолютно поправится. Уверяю вас, никаких последствий. – Горин пытался говорить как можно более внушительно. – Прошу вас, успокойтесь.
– Это какое-то безумие! Неужто из-за такого пустяшного случая могла случиться такая трагедия?! Не верю! Не могу понять! – метался по комнате отец девушки.
Вдруг женщины, окружавшие кровать, служанки или гувернантки, Бог их знает кто, завизжали от ужаса. С Верой случилась судорога.
– Тихо, сударыни, тихо, все нормально. Это тоже симптом, но пока не смертельный. Прошу вас, Игнатий Лукич, медлить нельзя. Поверьте, я понимаю ваше смятение, поедемте, уверяю вас, Михаил Антонович подтвердит мои слова.
– Поезжай, Игнатий, поезжай, – рыдала Анна Матвеевна.
– Что ж делать, поедем, – недовольно выдавил он из себя. – Как везти-то?
– Голову нужно зафиксировать и можно в теплое одеяло или шубу завернуть, да в коляску, тут недалеко. Только придерживать от тряски, чтобы хуже не сделалось. Я шину наложу. Одеял побольше, лучше шерстяных, тепло укутать.
Степан принялся готовить девушку к поездке под звуки непрекращающихся стенаний и суеты.
Вот чего он никак не мог ожидать, так это последующего разговора со старшим врачом.
– В уме ли вы, Степан Сергеевич, предлагать трепанацию дочери Лисовского?! – Они уединились в ординаторской, и Михаил Антонович был крайне возбужден.
– А что же я должен был ему предложить? – Горин смотрел на него в недоумении широко раскрытыми глазами.
– Да. – Он обессиленно выдохнул и обреченно опустил плечи. – Ну, да. Тут я сам сплоховал. Нашел кого послать. Вы, конечно же, не виноваты, я скажу ему, что вышла ошибка.
– Это как это? – возмутился Степан, не веря своим ушам. – Нет никакой ошибки! Все ясно как белый день, сами видите! О чем это вы, Михаил Антонович?
– Господин Горин, вы что же, не понимаете? – жарко зашептал он ему прямо в лицо. – Это Лисовский! Он уничтожит нас с вами, ежели его дочь умрет на операционном столе или после операции.
– Ну, во-первых, с чего ей умереть?
– Во-первых, – грубо прервал Степана Михаил Антонович, – много с чего. Начнем с непереносимости хлороформа, закончим инфекцией мозга.
– Сегодня только утром делали трепанацию адвокату.
– Нашли-с кого ставить в пример, таким ничего не делается, подонкам, а вот нежным, хрупким, невинным девицам – еще как.
– Нет, я решительно против и настаиваю на операции, и немедленной, мы и так слишком много времени потеряли! Вам меня не остановить! Как хотите, но я готов сказать ее отцу, что вы не даете мне делать операцию, и от этого она к утру помрет, а она помрет, вы это очень хорошо знаете. – Степана было не остановить. – Вы же шанс у нее последний отнять хотите! Не совестно?
– Ой… – Старший врач схватился за голову. – Подите прочь! Делайте что должны!
– Я не подведу вас, поверьте!
– Ах, эта юношеская дерзость и самонадеянность, – вздохнул, обессиленно опустившись на стул, Михаил Антонович, Степана уже не было в комнате, он убежал со всех ног. – Что ж, мне остается только молиться.
Самое сложное в такой операции точно определить место трепанации. По параличу было ясно, с какой стороны искать, обрили половину головы, Горин уже представлял себе, как будет возмущена девушка, когда об этом узнает.
– Может, уж всю обрить? – предложила сестра. – Так совсем некрасиво.
– Брейте, – скомандовал он. – В самом деле, чего мудрить.
Повезло, на обритой голове удалось обнаружить место удара по едва заметному синяку.
«Тут и будем сверлить», – решил молодой доктор.
Все было готово. Пациентка на столе, маска, хлороформ, инструменты. Только утром он делал подобную операцию, но внезапно что-то дрогнуло внутри, лишь на миг. Нет, он не боялся Лисовского, никого не боялся, ему лишь безумно хотелось, чтобы все непременно вышло удачно. Что-то личное присовокупилось против его воли, он еще не понимал что, но эта девушка не была для него просто пациентом, и дело было не в споре со старшим врачом, и не в том, что он может упасть лицом в грязь, а в ней, в ее личности. Горин что-то почувствовал, но что, он не понял и впервые в жизни произнес молитву Богу с просьбой о помощи.
Шурочка все смотрела на окна напротив, но они были темны, хотя было уже за полночь, а ей все не спалось. Вот уже несколько месяцев она ложилась, когда он читал свои умные книги по медицине за столом под абажуром и пил чай, а сегодня он так и не пришел, и сердце щемило от тревожного предчувствия.
Многим той ночью не спалось. Игнатий Лукич мерил шагами приемную, а сестры боялись попадаться ему на глаза. Михаил Антонович усиленно молился в своем кабинете, больше беспокоясь за свою судьбу, ведь покидать насиженное место ему не хотелось. Вениамину было просто любопытно, чем дело закончится, а Степан лично накладывал последние швы и повязку, не доверяя никому, строго следя за асептикой и антисептикой, ведь умирали в таких случаях только от инфекции, занесенной во время операции.
Глава 6
Это новое чувство – любовь
Сидя в ординаторской, Степан заполнял, поскрипывая пером, истории болезни. Озорной мартовский луч скакал по руке, будто звал поиграть. Молодой человек ответил ему улыбкой, не отрываясь от работы.
– Слыхали, Степан Сергеич, отца Пахомия мертвым нашли в часовне? – спросила хлопотавшая у шкафчика с лекарствами сестра Татьяна.
– Нет, не слышал, да, признаться, и кто таков отец Пахомий, не знаю, – не отрываясь, ответил он.
– Да как же? Местный старец, прозорливый. Неужто не встречали? На Большой дороге пожертвования собирал. Ласковый такой, добрый, чистая душа. Все его любили, – грустно пояснила она.
– Так кто его и за что убил-то?
– Грабители, говорят. Ходил слух, а может, и не слух, что денег много у него в часовне было. А он там один жил.
– Откуда ж у него деньги?
– На церковь, милостыня. Безбожники, уж и святое место не боятся грабить. Слышала, будто орудует шайка, иконы в дорогих окладах воруют, сдирают, а образа – в печь. До чего народ дошел?! Бога бояться перестал. Эх… – Сестра закрыла шкафчик и вышла с подносом, полным пузырьков.
– Да, нынче в деревнях знаете кто в авторитете? – Степан вздрогнул от неожиданности.
– Павел Иванович, а я вас и не заметил, как вошли, – обернулся он на переодевающегося доктора по детским болезням, высокого, худого, приятной наружности, редко доводилось с ним встречаться.
– Домой иду, в ночную смену дежурил, – пояснил он, натягивая пиджак. – Так вот-с, – он подошел ближе к столу, считая долгом досказать свою мысль до конца, – авторитет в деревнях нынче не кто иной, как некий хулиган с засапожным ножиком. Знаете такого?
– Догадываюсь.
– Хулиган, поясню вам, это такой субъект, что зло творит без надобности, запросто так, ради удовольствия. Дерется, убивает, грабит без повода, для куражу. Опасная личность. И представьте себе казус, барышни такими соблазняются. Вот тебе и нравы! Ну, будьте здоровы! – откланялся он и вышел, а Степан вздернул удивленно брови, вздохнул и помотал головой, сколько информации за полчаса, что он на службе.
Горин дописал последнюю страницу, поправил, чтоб ровнее стояла, стопку историй болезни, довольно потянулся и вновь улыбнулся весеннему солнышку. Убийцы, хулиганы – не трогали его сердце, оно еще было слишком молодо, а в последнее время он его даже чувствовал, будто широкое, во всю грудь.
С грохотом отворилась дверь, и в ординаторскую ввалился Вениамин, а за ним сестрица Амалия.
– Что ж ты здесь ходишь, окаянный?! – ругалась она. – Раз напился, так сиди там у себя с мертвяками и не высовывайся. Старший врач увидит, совсем по миру пойдешь.
– Дело, дело у меня, родная, к любезному Степану Сергеичу, – нечетко пробормотал Веня и икнул.
