banner banner banner
Ядовитая паутина
Ядовитая паутина
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Ядовитая паутина

скачать книгу бесплатно

Ядовитая паутина
Марина С. Серова

Телохранитель Евгения Охотникова

Марина Серова

Ядовитая паутина

* * *

Все же как порой неожиданна и непредсказуема наша жизнь! Воистину, пути господни неисповедимы! Как порой самые казалось бы рядовые и обыденные вещи и явления могут поворачиваться к нам совершенно неожиданной стороной. Побывав не в одной горячей точке бывшего Союза и за его пределами, я уже мало чему удивлялась. Но могла ли я предположить, что такое мирное и безобидное занятие, как преподавание иностранного языка, может потребовать от меня знаний и умений телохранителя и детективных способностей?!

…Я лежала в тени на розовом песке городского пляжа и нежилась под легким речным ветерком. Медленно и лениво лето перевалило за середину. Раскаленное солнце уже не первую неделю безраздельно властвовало на безоблачном небе и успело за это время превратить город в некое подобие гигантской сауны. Близился август – время отпусков, и солнце немного сбавило свой чересчур уж жаркий пыл. Очертания домов и деревьев вдалеке стали четкими и не колебались, подобно миражам, из-за поднимавшихся вверх вертикальных потоков нагретого воздуха. Но днем улицы города по-прежнему были почти безлюдны. И хотя изнуряющая жара уже отступила, а ближе к вечеру от реки тянуло приятной свежестью, деловая жизнь практически застыла или, во всяком случае, существенно сбавила свои обороты.

Естественно, что самым прямым образом это коснулось и меня. После обучения в закрытом учебном заведении, сокращенно называемом «Ворошиловкой», и нескольких лет спецкомандировок в составе отряда «Сигма» по горячим точкам, включая Афганистан и Ближний Восток, я так же, как некоторые мои подруги, ушла из него. Сейчас многие из нас занимались кто чем, а я оказалась в Тарасове – крупном, почти с миллионом жителей, городе в центре России. Жила я у тети и зарабатывала на хлеб, работая независимым частным телохранителем, о чем свидетельствовала выданная местной администрацией лицензия, гласившая, что «…Охотниковой Евгении Максимовне разрешена частная охранная и розыскная деятельность…». Работала я успешно и уже имела определенную известность и неплохую репутацию в так называемых соответствующих заинтересованных кругах, об этом сами за себя говорили отметки на лицензии о продлении сроков ее действия.

Недостатка в клиентах я не испытывала и даже иногда могла позволить себе, что называется, воротить нос, то есть отказывать. Но жара и наступивший сезон отпусков загнали рынок охранных услуг в глубочайшую депрессию, и предложений на работу не было. Поэтому после нескольких недель безуспешного ожидания я поддалась общей отпускной тенденции и устроила себе летние каникулы.

Я нежилась и подрумянивалась на пляже, резвилась в воде, беззаботно гуляла в парках и с аппетитом поглощала мороженое под зонтиками многочисленных летних кафе. Одним словом – отдыхала. И заодно восстанавливала внутренние запасы адреналина, который, когда придет время работы, выплеснется в кровь, заставит быстрее стучать сердце и сокращаться мышцы, а когда опасность останется позади, обеспечит то самое неповторимое состояние особого блаженства и внутренней истомы, из-за которого, если разобраться по существу, многие идут работать в спецназ, милицию, прыгают с парашютом, занимаются альпинизмом. Другие люди добиваются того же самого водкой, наркотиками, сексом и называют это чувство отходняком. Но ни одно из этих развлечений не может сравниться с тем состоянием, которое возникает после преодоления смертельной опасности.

Мне двадцать восемь лет, и, несмотря на бурное прошлое, я пока не испытывала тяги к спокойной тихой жизни; по-видимому, мой жизненный запас адреналина еще не был израсходован окончательно.

В этот день, вернувшись с пляжа, я почти с порога сбросила летние сандалии и шорты и уже собралась пойти в ванну, чтобы подставить голову и спину под прохладные струйки душа, как вдруг неожиданно заметила на лице тетушки Милы таинственную улыбку и загадочный блеск в глазах. Она шла ко мне из кухни и очень походила на добрую бабушку, собравшуюся побаловать любимую внучку чем-то необычайно вкусным. Такого блеска в ее глазах я не замечала уже давно. Уж не влюбилась ли она и теперь торопится поделиться со мной этим радостным известием? Ну что ж, это и не мудрено при таком избытке солнечной активности.

– Женечка, – остановила она меня у двери в ванну, просто сияя вся изнутри.

– Да, тетушка, – ответила я и приготовилась снимать купальник.

– У меня для тебя отличная новость, – так же загадочно продолжала она.

– И какая же?

Неужели мои глупые догадки оказались правдой? Тетушка сделала лицо еще более загадочным, для усиления эффекта выдержала небольшую паузу и, наконец, выпалила почти на одном дыхании:

– Валерий Павлович работает в Танзании!

Валерия Павловича она почти боготворила. В свое время тете собирались делать большую и очень сложную операцию, исход которой был три к одному, причем, не в ее пользу. Валерий Павлович был начальником отделения в этой больнице и чуть ли не силой забрал ее практически с операционного стола. Затем он несколько суток не отходил от нее и сумел выходить. И, как выяснилось, оказался прав: диагноз был ошибочен, и операция для тети стала бы просто путевкой на тот свет. С тех пор тетя Мила постоянно звонила ему, поздравляла со всеми праздниками и днями рождения.

– Представляешь?! Валерий Павлович работает в Танзании! – повторила она, желая, по-видимому, чтобы я поглубже прониклась значимостью этого известия.

Я, если и прониклась, то явно, на тетин взгляд, недостаточно глубоко. Но после пляжной неги у меня было радостно-игривое настроение, и я, не желая расстраивать Милу невниманием к ее кумиру, сделала радостно-изумленное лицо, слегка подалась к ней и воскликнула:

– Правда?!!

Однако не удержалась и добавила, уже смеясь:

– И кем же? Танзаном? Или, точнее, Тарзаном?

Тетя на мгновенье смутилась, не сразу поняв шутку, а поняв, наверное захотела сказать что-то не очень лестное про мои школьные отметки по географии, но радостное возбуждение так переполняло ее, что она просто не стала терять на это время.

– Женя, – произнесла она с недоуменной укоризной, – Танзания – это такая страна в Африке. При этом она махнула в сторону окна, как бы показывая, что где-то там, в той стороне, за окном, есть такая Африка с неизвестной мне Танзанией и боготворимым ею Валерией Павловичем.

Где была Танзания, я великолепно знала. И не понаслышке. Однажды мне пришлось побывать в Восточной Африке в составе «Сигмы» как раз на границе Танзании и Кении.

– Он был там три месяца по линии какой-то ООНовской организации и нашел себе работу на год в хорошей частной клинике.

Я была рада за спасителя моей тети, хотя и не разделяла ее бурного восторга: наверное, невозможно забыть пятидесятиградусную жару при восьмидесятипроцентной влажности, когда просто физически нельзя пропотеть и, как следствие этого, чуточку остыть. Создавалось ощущение, что ты находишься в резиновом мешке. А если добавить к этому девственные джунгли, кишащие тропическими инфекциями и населенные современно вооруженными, но подчас дикими народностями, которые до сих пор поедают печень убитого врага, чтобы заполучить его силу, то картина становилась не столь радужной. Впрочем, ближе к побережью все менялось и приобретало практически европейски цивилизованный вид, увенчанный стопятидесятилетним столичным университетом. Тем не менее, связь между Валерием Павловичем, Танзанией, мной и тетушкиной радостью по этому поводу по-прежнему оставалась для меня загадкой.

– Так вот, – продолжала тетя, – ты не знаешь самого главного – у него есть сын!

– Да? И от кого же? От местной черной женщины?

Как мне было известно из западного «Сексуального путеводителя по странам мира», если бы не почти пятидесятипроцентная пораженность населения СПИДом, страны Восточной Африки своей фантастической дешевизной и жарким темпераментом чернокожих женщин оставили бы Таиланд – столицу мирового секс-туризма – далеко позади.

Тетя рассмеялась.

– Да нет, Женя. Ребенок у него абсолютно нормальный и даже, – тут она приняла мой шутливый тон, – от белой женщины, которая по странному стечению обстоятельств, к тому же, является его женой.

– Это надо же!? Чего только не бывает в жизни, – притворно вздохнула я.

Теперь глаза тети перестали улыбаться, лицо стало серьезным, а затем приняло просяще-умоляющее выражение.

– Женя, я, конечно, в курсе того, что ты сейчас отдыхаешь, но ты же знаешь, как я обязана Валерию Павловичу, – начала она, преданно заглядывая мне в глаза.

Разумеется, я знала, и подтвердила это ленивым кивком головы.

– Так вот, он хотел бы попросить тебя, чтобы ты позанималась с Андреем, – тут она запнулась и взяла бумажку с записью, – сулахили.

– Суахили, – поправила я.

– Да, да! – обрадованно закивала Мила и, как будто боясь, что я сразу откажусь, стала торопливо приводить все аргументы «за»: – Он хороший умный юноша, знает английский, ты ведь уже какое-то время ждешь клиента, а тебе прилично заплатят. Ты же понимаешь, что сейчас все преподаватели в отпуску… И, вообще, в этом городе ты, возможно, единственная, кто знает сула… сулахили.

– Суахили, – снова поправила я ее.

Это на самом деле могло быть так. Переводчиков суахили в стране действительно не очень много. В «Ворошиловке» языковая подготовка была весьма серьезной, и ее выпускники – все без исключения – стали полиглотами. Хорошее знание одного восточного языка и приличное владение вторым были просто обязательными. Знание же пяти-шести европейских считалось само собой разумеющимся. Вместе со своей подругой по учебе в качестве первого мы выбрали суахили, а вторым – арабский. Причем главным аргументом, решившим выбор, были ее слова, что в Африке мы будем «белыми людьми», а у арабов останемся лишь «недостойными басурманскими женщинами». Впрочем, арабский впоследствии также пришлось усовершенствовать, но только уже не в учебном классе.

– Он очень способный юноша и будет старательно заниматься, – торопясь сказать мне все, прежде чем я войду в ванну, скороговоркой продолжала тетя, – он учится в университете… на психолога! – наконец торжествующе закончила она с таким видом, как будто последний аргумент должен был просто сразить меня наповал.

Сейчас вся обстановка и тетин вид страшно напомнили мне сцену из отличного советского вестерна «Белое солнце пустыни», где красный командир Рахимов уговаривает Сухова взять под свою опеку гарем: «Ну, пойми же ты наконец: сейчас, может, на двести верст вокруг никого наших нету». И я, как Сухов, уже зайдя в ванну и сбросив купальник, ответила:

– Это точно…

Сидя в ванной и наслаждаясь струйками прохладной воды, я думала об одном из вечных русских вопросов: ну почему, если не всегда, то, по крайней мере, очень часто, когда человеку что-то необходимо – этого нет, а стоит ему расхотеть – так, пожалуйста, – бери, не хочу? Сидишь – ждешь клиента – мертвая тишина, устраиваешь себе каникулы – и работа тут же сама идет к тебе. Хоть и не по основному профилю. Но любой имеющийся навык, в том числе и знание суахили, всегда стоит поддерживать в форме: неизвестно, что ждет тебя завтра за поворотом судьбы. Так говорил один из инструкторов «Ворошиловки», сам в прошлом резидент в одной ближневосточной стране. Он находил время для поддержания «в теле» такого, казалось бы, бесполезного в мусульманском мире навыка, как умение показывать карточные фокусы. Затем, получив ранение, вернулся на родину и учил курсанток «Ворошиловки» игре в бридж, покер, преферанс и разным шулерским приемам, которые сам называл «мульками». Кстати, именно его уроки помогли мне позднее распутать одно дело в крупном казино, и благодарный хозяин сверх гонорара предоставил мне свободный вход, бесплатный коктейль и десять фишек на вечер в любой день.

А Валерий Павлович был прав, и я могла убедиться в этом на личном опыте, – часто даже плохой суахили в Африке оказывался предпочтительней хорошего английского. Видимо, он не зря провел там три месяца. К тому же, мы могли прекрасно изучать язык, не прерывая моего отдыха: пусть юноша ходит со мной и осваивает его на практических примерах пока нашей, а не африканской действительности. В общем, выйдя из ванной, я уже внутренне дала согласие. Естественно, абсолютно не предполагая, во что может, при определенных обстоятельствах, вылиться летнее изучение африканского языка в обычном российском городе.

Прошло несколько дней…

– Женя, – сказала Мила уже от дверей, – пойду посижу немного на улице.

– Хорошо, тетя, только возьми ключи – я скоро уйду, – ответила я из комнаты.

Я открыла шкаф, достала необходимые принадлежности для грима и затем придирчиво осмотрела их. Отобрав все, что необходимо, остальное положила обратно. После нашего недавнего разговора с тетушкой и звонка Валерия Павловича я окончательно согласилась дать несколько уроков языка его сыну Андрею. Валерий Павлович был очень вежлив и даже галантен – насколько это возможно по телефону (теперь я могла понять тетину влюбленность), и предложил за уроки цену почти в два раза превышающую обычную. Поговорив затем с Андреем и выяснив, что он имеет несколько простеньких учебников, я дала ему домашнее задание и предложила для первого практического занятия встретиться сегодня в городе, чтобы не мешать сборам и отъезду родителей.

Я подошла к телефону и набрала номер Андрея. Он взял трубку практически сразу, как будто ждал этого.

– Ну как? Ты готов сегодня? – спросила я.

– Конечно.

– Ну, что ж, отлично. Кстати, есть ли у тебя права?

– Да, – недоуменно ответил он, – а это обязательно?

– Прихвати их с собой, ладно? – ничего не объясняя, попросила я. – Сегодня начнется твое первое погружение в языковую среду.

Затем я подошла к зеркалу и приступила к работе. В «Ворошиловке» одним из профилирующих предметов было умение гримироваться, и я в нем сумела достичь, говоря без лишней скромности, очень неплохих результатов. По словам инструктора, я была лучшей в нашей группе. «Хамелеон» – так называли меня, и я очень гордилась этим прозвищем. Сняв одежду, я покрыла все тело специальным водоустойчивым кремом нежно-шоколадного оттенка. Затем немного потрудилась над лицом и критически взглянула на свою работу в зеркало. Оттуда на меня смотрело отражение молодой и, по-моему, довольно симпатичной мулатки. Конечно, это была не совсем женщина восточно-африканского типа, скорее она напоминала темнокожую девушку с островов Карибского бассейна. Но кто здесь мог знать такие тонкости? Как правило, все выходцы из стран Азии и Африки для русского человека были на одно лицо. Да и повода к серьезной маскировке не было. Не желая мучить лишний раз волосы, я решила обойтись без парика и только слегка завила их феном.

– Ну, что ж, получилось весьма неплохо, – сказала я сама себе, еще раз бросив оценивающий взгляд в зеркало, – в такую хорошенькую шоколадку можно и влюбиться.

– «Да будь я и негром преклонных годов, и то без притворства и лени…», – почему-то не совсем к месту всплыли у меня в голове строчки Маяковского – учить, как раз, мы собирались не русский.

Я надела короткую светлую майку, шорты, темные зеркальные очки, повесила на плечо сумочку и, сунув ноги в легкие летние кроссовки, вышла из квартиры. У меня было по-детски игривое настроение и желание подурачиться, да и мой ученик пускай поглубже «въезжает» в ожидающую его действительность. Не без оснований я полагала, что теперь моя внешность должна существенно облегчить ему данный процесс.

На лавочке у подъезда сидела тетя Мила и о чем-то говорила с соседкой. При моем появлении разговор неожиданно смолк, и они проводили меня долгим взглядом. Пройдя мимо, боковым зрением я заметила, что тетя по-прежнему сидит с открытым ртом, а соседка втихаря крестится, беззвучно шепча губами что-то типа «свят, свят, свят».

Я села в свой подержанный «Фольксваген» и выехала на улицу к киоску, у которого меня уже ждал Андрей. Я узнала его практически сразу, точнее, догадалась. Несмотря на свои двадцать четыре года, он выглядел несколько моложе и, по-видимому, представлял из себя будущий тип рассеянного ученого наподобие Паганеля из «Детей капитана Гранта». Ну что ж, как говорится, в психологию чаще всего приходят люди, имеющие собственные проблемы в этой сфере. Наверное, сначала они пытаются разобраться в чужих проблемах, чтобы потом легче было решать свои собственные.

Я проехала немного вперед, остановилась и посигналила ему. Он обернулся, быстро подошел, открыл дверь и наполовину уже сел, когда его взгляд встретился с моим лицом. Он тут же застыл, словно каменный, и его рот медленно раскрылся в изумлении. Я приветливо улыбнулась. Он же в ответ неожиданно дернулся, испуганно выпрямился, ударился головой об потолок и, схватившись за ушибленное место, снова плюхнулся обратно на сиденье.

– Ну, нельзя же так, Андрей, – засмеялась я. – Неужели я такая страшная? И для начала – здравствуй!

– Здрасьте, – на «автопилоте» ответил он.

– На, возьми-ка деньги и сходи купи бланк доверенности на машину в «Союзпечати», – протянула я ему мелочь.

– Ага, – неуверенно произнес он.

Но мелочь взял и, как зомби, пошел к киоску напротив. Вернулся он, уже практически полностью придя в себя.

– Здравствуйте, Евгения Максимовна, – сказал он, протягивая бланк. – Знаете, а отец не сказал, что вы – … африканка.

– Нет, Андрей, – засмеялась я, – «мы с тобой одной крови – ты и я». И поэтому сейчас мы напишем доверенность на тебя, и вести машину будешь ты.

– Почему?

– А потому, что я еще не успела поменять фотографию на своих правах, и мне будет несколько затруднительно объяснить это, если наша доблестная ГИБДД заинтересуется подержанной иномаркой с мулаткой за рулем. Объяснить я, конечно, смогу, но, боюсь, что они мне не поверят. Кстати, надеюсь – ты не забыл свои права?

– Не-ет, – протянул он, уже восхищенно глядя на меня.

Мы поменялись местами и тронулись с места. Было решено отправиться на набережную и продолжить урок там. О том, что урок уже начался, я объяснила ему по дороге. Выслушав доводы в пользу моей нынешней внешности – как начало погружения в будущую языковую среду, он стал смотреть на меня почти влюбленными глазами и даже слегка приоткрыв рот. «Когда тебя слушают, открыв рот – это приятно…», – сразу вспомнились мне слова известного эстрадного артиста.

Для места первого занятия решено было выбрать небольшое уличное кафе в конце набережной под тенью старых каштанов. Места, разрешенного для парковки, поблизости не оказалось, и нам пришлось оставить машину на обочине дороги около небольшого старого парка и дойти до набережной через несколько темных проходных дворов. Я взяла парня под руку и сказала:

– Ну все, Андрей: для начала забудь русский вообще, по крайней мере, со мной. Во-вторых, говорить станем только на суахили, а если что-то будет непонятно – спрашивай на английском.

– А это обязательно, сразу вот так? – растерянно спросил он.

– Да, Андрей. Есть такой жестокий, но действенный метод научить человека плавать – бросить его в воду. А там либо – пан, либо – пропал.

– А если я пропаду?

– Будем надеяться, что тебе удастся выплыть. В противном случае просто произойдет естественный отбор. Или, проще говоря, закон джунглей – выживает сильнейший.

– Итак, ты понял меня? – спросила я уже по-английски.

– О'кей, – задумчиво произнес он в ответ.

Мы гордо, рука об руку, зашагали по набережной. Точнее, гордо шагала я. Андрей был явно смущен. Похоже, несмотря на довольно симпатичную внешность и замечательную, немного детскую улыбку, у него были трудности в общении с противоположным полом. Вот и первый намек на психологические проблемы будущего специалиста по общению.

По дороге нам встретилось несколько пар и одиноких молодых людей, и каждый из них обращал на меня внимание, к явному неудовольствию женских половин, а один просто откровенно уставился, рискуя свернуть шею. Ну что ж, мужским вниманием я еще не обделена. Я была вполне удовлетворена произведенным эффектом. Буду надеяться, что это – заслуга моей фигуры и прочих достоинств, а не необычного для этих мест цвета кожи.

В кафе мы сели за дальний столик, и я с удовольствием вытянула ноги. Молоденькая официантка подошла к нам, бросила взгляд на меня и затем с интересом посмотрела на Андрея. Она была явно озадачена и не знала, как относиться к нашей паре и к кому обращаться. Я по-английски передала свой заказ Андрею: сухой «Мартини» и минеральная вода, а он его – официантке. Сам же заказал себе кофе. Из приемника за стойкой бойкий голос задорно пел: «Милый мой, твоя улыбка…». Я посмотрела на Андрея. Он улыбнулся в ответ. Его улыбка была очень красивой и чуточку наивной. Словом, она как раз подходила под несущуюся из радио песенку. Его улыбка действительно манила, по крайней мере, меня.

– Ну, с чего мы начнем? – озвучил он по-английски свой вопросительный взгляд.

– С самого начала – с ругательств.

– С чего? С ругательств?

– Да. Во-первых, это хорошо отражает дух нации. Так, в английском ругаются названиями животных, в немецком – сравнивая с человеческими отходами и другой грязью.

– А в русском?

– В русском у нас есть свой неопределенный и о-очень многозначительный артикль «бля», который мы употребляем довольно произвольно.

Подошедшая официантка, услышав единственное произнесенное мною русское слово, вздрогнула, и кофейная чашечка на ее подносе звякнула от неожиданного толчка. Она торопливо переставила все с подноса на столик и быстро ушла, бросив в мою сторону несколько неодобрительных взглядов через плечо. Скорее всего, она приняла услышанное в свой адрес. Что ж, наверное, у нее были основания для подобных подозрений.

По дороге мимо кафе проехал мотоцикл.

– Во-вторых, ты там сам скоро убедишься, что это – очень полезный навык, и умело, к месту вставленное ругательство на суахили в речи белого человека производит очень сильный эффект. И, потом, тебе это придется делать часто.

Вдруг мой внутренний сторож, или интуиция, или шестое чувство – называйте это, как хотите, неожиданно напрягся. У меня это случается, когда чужой взгляд вонзается в спину, и этот взгляд враждебен. Мой внутренний сторож иногда представлялся мне черным котенком, который шипел и выгибал спину. Сейчас он не успел толком выгнуться, а только вздыбил шерсть. Затем свернулся клубочком и улегся где-то глубоко в душе. Все продолжалось очень недолго, но это было. Я быстро обернулась. Мотоциклист притормозил недалеко от нас и смотрел на меня, точнее, сквозь меня. Его взгляд был устремлен на Андрея. Он снова набрал скорость и поехал дальше. По-видимому, в двигателе мотоцикла была какая-то неисправность, от чего он слегка позвякивал и создавал тем самым легкий непривычный тон. Впрочем, я не придала всему этому никакого значения. Мы продолжали.

Первое выражение, с которым я решила познакомить Андрея, приблизительно переводилось как «бегемот, выпивший слишком много тухлой воды». Он старательно повторял его за мной.

– Ну, как? Получается? – спросил он по-английски.

– По-английски, во всяком случае, ты уже говоришь, как настоящий африканец, – засмеялась я.