скачать книгу бесплатно
Книга рекордов бизнеса
Марина Миргород
Авантюрно-детективный роман «Книга рекордов бизнеса» рассказывает историю семьи российского олигарха Амелресова. Его подозревают в убийстве делового партнера Эрика Оффенгеймера, крупнейшего бриллиантового магната. Волей судьбы в руки Дэна, сына старинных друзей Амелресова, попадает дневник погибшего. Дневник меняет мировоззрение юноши и знакомит его с философией Оффенгеймера, в основе которой лежит идея о том, что объективной реальности не существует, а существует лишь многообразие её версий.
Книга рекордов бизнеса
Марина Миргород
«During times of universal deceit telling the truth becomes a revolutionary act».
George Orwell
«О, на что только ты не толкаешь алчные души людей, проклятая золота жажда!»
Вергилий
Иллюстратор Наталья Ямщикова
Корректор Екатерина Пантелеева
© Марина Миргород, 2017
© Наталья Ямщикова, иллюстрации, 2017
ISBN 978-5-4483-5786-2
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Все персонажи и события, фигурирующие в этом романе, – плод воображения автора. Все совпадения и сходства – лишь невероятные и обескураживающие совпадения.
Особая благодарность моей маме Наталье Витальевне Миргород за то, что она вдохновила меня на многие смелые повороты сюжета, а также на то, чтобы дописать эту историю до конца.
Особая благодарность моему мужу Джему Эмджету Бангуоглу за то, что он вдохновил меня на публикацию данной книги.
А также особая благодарность моей подруге Екатерине Пантелеевой за кропотливую работу корректора и за конструктивную критику.
Часть I. Приключения начинаются
– Ты же ни за что не прыгнешь, Дэн! Ты не решишься, тут так страшно, высоко, и такое сильное течение, – слабым голосом проговорила миловидная девушка болезненного вида, лежавшая на белоснежной кушетке на верхней палубе впечатляющей пятидесяти двух метровой яхты. Казалось, она улыбалась и говорила через силу, из благодарности за то, что ее развлекает жизнерадостный Дэн, высокий юноша с доброй улыбкой.
– Как это не решусь! Очень даже решусь! – и он взглянул на плотную массу зеленовато-голубой воды где-то далеко внизу, – Вот, смотри, считай до трех! – смеясь, скомандовал Дэн.
Эмма досчитала до трех, после чего послышался резкий и оттого дико пугающий возглас Дэна:
– О боже! Эмма, там что-то… в воде, мне кажется…
За бортом к краю яхты, покачиваясь на волнах, подплывал труп.
***
Поздно вечером того же дня семейства Енисеевых, откуда родом был Дэн, а точнее Даниил, и Амелресовых, к которому принадлежала Эмма, довольно угрюмо восседали на нижней палубе судна за помпезно накрытым столом. Вечернюю трапезу с ними разделяли гости: израильский бизнесмен, господин Абельман, кузен Марии Амелресовой, большую часть жизни проживший в Израиле и США. Также среди гостей был бельгийский ученый Томас, который передвигался на инвалидном кресле по причине одолевшей его болезни позвоночника.
Пламя огромных фигурных свечей, расставленных повсюду, рождало таинственные блики, отражаясь в бокалах с шампанским. Настроение у всех было подавленным, лица уставшими.
Как только ребята рассказали об увиденном, капитан яхты сообщил всем охранным инстанциям на берегу о происшествии, в течение двух-трех часов к яхте стали подплывать представители местной полиции и прессы. Они беспокоили отдыхающих на яхте, донимая их расспросами. Однако уже вскоре начальник полиции города Канны, самолично прибывший к месту событий, распорядился никоим образом не тревожить достопочтенных русских туристов, принес им свои извинения за участие в столь неприятном деле и нижайше попросил разрешения задать им всего лишь пару уточняющих вопросов наедине, без посторонних свидетелей. Все это утомило наших отдыхающих, которые с гораздо большим удовольствием предпочли бы отплыть подальше от злополучного места и продолжить морскую прогулку вдоль Лазурного Побережья, проигнорировав побуждения полицейских в целях безопасности незамедлительно направиться к берегу. Однако реализовать задуманное им не удалось, ибо они вынуждены были повиноваться распоряжениям морской полиции, и остановить судно.
Поездка и так для обоих семейств была далеко не развлекательной. Единственная дочь Амелресовых, хрупкая очаровательная девятнадцатилетняя Эмма в последнее время жаловалась на серьезное недомогание. Первый неожиданный обморок с ней случился за день до свадьбы. После этого прошло около месяца, врачи прилагали массу усилий для определения причины недуга, но все они в итоге разводили руками и ссылались на всякую чепуху, вроде нервно-эмоционального перевозбуждения из-за свадьбы. Но то, как развивалось состояние девушки, давно перестало напоминать «нервно-эмоциональное перевозбуждение». Она становилась бледнее с каждым новым днем, еще один раз с того первого случая падала в обморок, потеряла аппетит, периодически испытывала трудности с дыханием, у нее появлялась непонятная испарина, мучали кошмары по ночам. Так что на семейном совете было принято решение оставить ее молодого мужа Александра Фернандеса во главе бизнеса отца Эммы примерно на месяц и отправиться с семьей и самыми близкими друзьями в путешествие по Средиземноморью. Даже октябрьские прохладные ветра не пугали путешественников. Самым важным было помочь Эмме выйти из замкнутого круга ежедневного страдания, полностью сменить обстановку. Да и морской воздух, как известно, обладает волшебными лечебными свойствами.
– Наконец-то этот сумасшедший день закончился, – нарушил молчание Вадим Амелресов. Все уже умирали от любопытства, что же ему стало известно из уст главы городской полиции. Всем хотелось знать, кто был этот человек за бортом. Полиция не сообщала о личности утопленника до получения анализов ДНК. По-иному распознать этого человека не представлялось возможным, так как его лицо было сильно изуродовано, по предположению полиции, ударом о прибрежные скалы.
Но не тут-то было. Сумасшедший день, видимо, не планировал заканчиваться. Вдруг где-то на яхте послышалась активная возня, затем последовал разговор на явно повышенных тонах, при этом все ближе и ближе звучал голос шефа полиции. И вот, наконец, он самолично предстал перед ужинающими хозяевами и их гостями. Шефу составлял компанию странного вида субъект, видимо, его помощник, судя по тому, как он скромно держался слегка позади своего начальника. Хотя он мог бы спрятаться и за толпой людей, и при этом его все равно было бы видно, – такого высокого он был роста. Шеф полиции начал с того, что извинился:
– Господа, сожалею, что отрываю вас от ужина, – взволнованно тараторил он по-английски с типичным французским акцентом. – Мы уже и так успели всем вам надоесть за сегодняшний день. Разрешите представить, это мой помощник, комиссар полиции Жан Жак Дэвре, – и он, не оборачиваясь, собрался продолжать говорить, как тут месье Дэвре втиснулся с комментарием:
– Мы действительно сожалеем, и ничего такого не имеем в виду, просто обстоятельства, это просто обстоятельства вынуждают нас… – он так эмоционально жестикулировал, подыскивая нужные английские слова, что становилось страшно за жизнь стоявшего рядом шефа полиции. А молодое лицо комиссара с огромным носом успело покраснеть и обратно побледнеть, пока он пытался закончить эту красноречивую фразу.
– Мы поняли, что ты хотел сказать, Жан, спасибо, – полуобернувшись, сказал шеф своему помощнику, своей второй голове, возвышавшейся над его первой. – Господа, мне приходится сообщить вам печальную новость. Человек, увиденный вами сегодня за бортом вашей яхты, – это хороший ваш знакомый. Его имя Эрик Оффенгеймер. Это не только ваш друг, месье Амелресов, но и близкий партнер по бизнесу. Как я понимаю, вы являлись совладельцами алмазного рудника близ российского города Архангельск. Это так?
По мрачному и обескураженному лицу Амелресова можно было понять, что неожиданное известие о смерти друга и партнера поразило его в самое сердце.
– Этого не может быть, – видно было, насколько Вадим убит новостью, – Простите за бестактность, – медленно проговорил он, – но Вы уверены в том, что это именно он? Может быть, это ошибка? Такое почти невероятное совпадение? Вы знаете, как он погиб, при каких обстоятельствах, Вам точно известно, что это Эрик?
– К сожалению, на данный момент вся информация по делу Оффенгеймера носит конфиденциальный характер. Все-таки, как-никак человек мирового масштаба, – шеф полиции многозначительно посопел. – Могу Вам только лишь сказать, что это предполагаемый случай самоубийства. Поистине трагично, когда уходят, можно сказать, полные жизни люди, месье Оффенгеймеру было всего шестьдесят шесть лет от роду. Мы уже опросили людей, живущих в тех местах, где располагается его вилла на берегу моря. В тот вечер многие его видели. И ошибка здесь маловероятна.
Действительно, ошибиться и не узнать Эрика Оффенгеймера было просто невозможно. Он был знаменит на Ривьере тем, что вот уже несколько последних лет подряд проводил лето на юге Франции, в самых тусовочных местах, например, Сан-Тропе. Он обожал приходить далеко за полночь в один из самых раскрученных клубов, в парике из длинных белых волос, с голым торсом и в каком-нибудь сумасшедшем одеянии вроде мини юбки, расшитой люрексом. Многие решили, что он не в себе, но опровержением тому была его абсолютно адекватная бизнес-деятельность.
– Многие бы, наверное, могли счесть, что месье Оффенгеймер, простите мне мою прямолинейность, сошел с ума и поэтому покончил жизнь самоубийством, – продолжил начальник полиции. – Но это очень слабая версия. Потому что его активная деятельность по спасению своих капиталов говорит только о кристально чистом, не замутненном возрастом сознании этого человека и о стопроцентной его адекватности. Все же остальные его проявления можно объяснить экстравагантностью и демонстрацией полного безразличия к общественному мнению. И это при том, что, насколько мне известно, он не был ничем болен или замешан в каких-либо опасных нелегальных делах, ничего такого про него общественность не знает. Накануне случившейся трагедии, ближе к ночи, начало штормить, именно поэтому, как мы полагаем, его тело было отнесено течением так далеко от берега. Многие случайные очевидцы накануне ночью видели его выходящим из клуба и направлявшимся к своей машине. Куда он поехал, никто не может сказать. Версия о том, что ему «помогли» утонуть, пока не рассматривается.
– Этого не может быть. Здесь что-то не так… – Примерно с минуту Вадим просто молчал, из-за чего напряжение в воздухе выросло до предела. Можно было представить, какие мысли посетили его за эти короткие секунды. После этого он, видимо, пришел к выводу, что этими мыслями он без ущерба для дела сможет поделиться с шефом полиции завтра. – Прошу Вас, господин Эргин, моя семья и мои друзья, мы уже натерпелись за сегодня, – достаточно холодно произнес он. – Я должен пережить то, что услышал. Очень прошу Вас сию же минуту покинуть яхту и впредь без разрешения не врываться к нам. Со всем к Вам уважением.
Шеф полиции все понял. Лучше было не возражать. Он только коротко сказал:
– Полностью понимаю Вас и приношу свои извинения. Я подумал, лучше Вы это узнаете от нас, чем из завтрашних новостей, приправленных пустыми домыслами и сплетнями. Мы удаляемся. Но я прошу Вас соблюсти порядок и до выяснения всех обстоятельств не покидать прибрежных вод Канн. Я высоко ценю Вашу помощь и содействие расследованию. Засим – откланиваемся.
Шеф и его ассистент с грустным удлиненным усатым лицом удалились.
– Но, папа, почему бы дяде Эрику убивать себя? – обескураженно спросила Эмма. Она чувствовала, как теряет почву под ногами. Сначала ее непонятное заболевание, вставшее на пути между ее мечтой о реализации своего бизнес проекта и ей самой. Теперь полюбившийся всем в семье дядя Эрик, так поддерживавший ее смелые предпринимательские начинания, ушел, навсегда ушел из жизни и унес с собой ее мечты. Жизнь поворачивалась к ней своей нелицеприятной стороной.
– Не знаю, доча, пока не могу предположить ничего правдоподобного. Это совершенно не в его характере – отступать перед какими-бы то ни было проблемами.
– И все равно, все в жизни поправимо! – не унималась Эмма. – Нельзя же ставить крест на всем, вот так сразу. Вот здоровье – это может быть непоправимо, – и тень глубокого отчаяния пробежала по лицу Эммы.
– Не все поправимо, Эмма, это правда, важно все успеть сделать в свое время. Потом может быть уже поздно что-либо менять в жизни. Что касается тебя, ничего не вбивай себе в голову, у тебя со здоровьем все нормально, это все на нервной почве. Ты отдохнешь, развеешься и пойдешь на поправку, поняла?
Эмма казалась раздавленной.
На секунду воцарилась тишина, под прикрытием которой каждый на мгновение невольно погрузился в мысли о том, все ли он успел или успеет сделать в жизни вовремя. И каждый внутренне поблагодарил Эмму, которая была единственная, кто отважился нарушить эту тишину. Она сказала:
– Если бы меня спросили, какого цвета смерть, я бы ответила – красного, нет, алого, – и она встала из-за стола.
Несколько в отдалении от всех, Дэн, стоявший у перил палубы, спиной к столу, вглядывался в разноцветные танцующие огни береговой линии. Что это за гавань такая, думалось Дэну, куда я будто бы вхожу на всех парусах? Где-то в Гане обессилившие от голода дети обеими руками цепляются за жизнь, а здесь, в центре Европы, в колыбели вековой мудрости, в цитадели экономического разума, человек, достигший процветания и достатка, собственноручно вернул Вселенной ее бесценный подарок, жизнь, плюнув ей при этом в лицо. А может быть, это всего лишь демагогичные рассуждения? Ох, да ты послушай себя, приятель: Гана, дети, цепляются за жизнь, плевок в лицо Вселенной… набор штампов и банальностей. Псевдоинтеллектуальное словоблудие. Да что я об этом знаю? Тьфу, да и только! Может, у меня просто не хватает фактов о жизни Эрика, чтобы его действительно понять… Может, у него был рак, о котором никто еще пока не знал, а вскрытие покажет… Что я вообще знаю о руководящих людьми мотивах, о скрытых подводных поведенческих течениях? А еще собрался служить во внешней разведке. На ферму мне, на ферму нужно податься, вот что, в деревню, к коровам и свиньям, подальше от людей. А если бы я туда прыгнул, в эту лазурную воду, прямо в объятия разлагающегося тела Эрика… Боже, какие дурацкие мысли приходят в голову, надо серьезнее быть, тут же трагедия жизни…
Дэн внутренне содрогнулся от мысли об объятиях Эрика, дышащих безобразием смерти.
Шелест платья, пара медленных шагов, и Эмма нарушила одиночество Дэна:
– Ну что? Уже пришел к выводу, что ты виноват в его смерти? Ты ведь всегда все воспринимаешь так лично, хочешь спасти мир, как Уилл Смит… – Эмма говорила ровно, немного надменно, но при этом с оттенком уважительного непонимания и, как следствие, беспомощного и грустного подтрунивания.
– В свою очередь, надеюсь, что ты не станешь волноваться больше, чем уже сейчас волнуешься? Тебе это запрещено, – ответил Дэн тоном заботливого старшего брата. Он знал Эмму с детства, они играли в одной песочнице, а потом вместе учились в МГИМО, правда Эмма была на два курса младше Дэна. Дэн закончил в этом году факультет международных отношений, продолжая семейную традицию. Его родители были дипломатами, последним местом службы отца была Турция, где он работал послом. А Эмма училась на факультете международной экономики, и при этом мечтала стать знаменитым модным дизайнером.
– Дэн, я уничтожена, разбита, я не знаю, что делать, – она заплакала.
– Ох, Эмма, Эмма, ну хоть на секунду забудь о себе! С легким сердцем пожалей дядю Эрика. Он хотел тебе помочь. Он тебе помог. Его пожелание будет исполнено, вот увидишь. Твой проект будет жить. А вот дядя Эрик – нет.
– Эгоист! Почему он это сделал? – в ее голосе слышалась беспомощная ярость. – Я, конечно, могу забыть о себе. Но разве живые не важнее мертвых? – И в этом была вся Эмма: иногда на ее высказывания, ёмкие, далеко идущие, нечего было возразить.
Глава 1. Самое изысканное общество
Несмотря на вчерашние события и оттенок ужаса от нелепости произошедшего, утреннее солнце осветило судно так ярко, что глазам было больно, что было довольно странно для второй недели октября. На палубу раньше всех, по обыкновению, вышла гостья семьи Амелресовых Милана, молодая преподавательница, еще студентка, обучавшая Эмму всем тонкостям языка Туманного Альбиона. Эмма увлекалась модой, прошла обучение на краткосрочных курсах в престижном итальянском институте Монтанари, посвященных введению в изучение дизайнерского искусства. Она мечтала после окончания экономического факультета МГИМО поступить в Монтанари на полный курс обучения, и экзамен по английскому языку был чуть ли не самым важным предметом в списке. В период обучения на курсах Эмма поняла, как же сильно ей не хватает знаний языка не только для учебы, но и для общения, для того, чтобы делиться идеями и впечатлениями с такими же юными и вдохновленными модой людьми, как и она сама.
Милана и Эмма со временем очень подружились. Эмма испытывала неподдельное уважение к Милане за ее глубокие познания в английском, французском и итальянском языках и тот факт, что процесс изучения с трудом дававшегося Эмме иностранного языка протекал не сложно и скучно, а скорее, интересно и увлекательно. На занятиях девушки обсуждали темы, далеко выходящие за рамки академических и аудиторных вопросов. Все их интересовало: и горячие мировые новости, и события в мире искусства и культуры, и устремления и чаяния каждой из них, переживания по поводу молодых людей, учебы и так до бесконечности. Милана же испытывала симпатию к Эмме, которая показалась ей поначалу избалованной богачкой, но потом в ней раскрылась крайне целеустремленная личность.
Эмма необыкновенно трезво для своих лет смотрела на мир. Понимая, сколько изначально ей дано благ, какой у нее исключительно высокий старт, она никогда не воспринимала это как данность, а наоборот, ценила это и видела выпавшую на ее долю огромную ответственность. Прежде всего ей хотелось самостоятельно встать на ноги, без помощи отца, доказать, что она достаточно умна и талантлива сама по себе. С этим были связаны и ее мысли об отношениях с противоположным полом. В силу своего происхождения она постоянно общалась с такой же, как она сама, «золотой молодежью». Любые поползновения богатеньких Денди она пресекала на корню. Ей не нравилась бьющая через край самоуверенность ничем не доказавших свою состоятельность молокососов. А что касается прочих молодых людей, из другой социальной прослойки, – то тут тоже было не все просто. Часть из них заведомо панически боялись приближаться к красивой и состоятельной Эмме. Часть же преодолевали свой страх из любви к деньгам, видя в Эмме шанс повысить за ее счет свой социальный статус. Таких попадалась масса. Поэтому Эмма часто говорила Милане, что она заранее настроилась на то, что проведет жизнь в одиночестве. Однако все изменилось с появлением «рыцаря» – нынешнего супруга молодой Эммы. У врачей только и была, что одна палочка-выручалочка: недавняя свадьбы Эммы и ее Рыцаря, на счет которой все премудрые целители списывали нынешнее состояние молодой жены. Якобы, волнение и эмоции совершенно подкосили девушку.
Итак, Милану пригласили провести время в путешествии по Европе и не забывать при этом заниматься английским с Эммой. Это, по мнению самой Эммы, да и всей ее семьи, должно было поправить моральный дух больной и отвлекать ее от мыслей о своем плохом самочувствии. В последний месяц здоровье играло с этой красивой молодой особой совсем не веселые, а очень даже злые шутки, заставляя всех серьезно опасаться за физическое и моральное благополучие девушки. В поездку даже пригласили лечащего врача Эммы для постоянного лечения больной и наблюдения за развитием таинственного заболевания, которое представлялось пока что совершенно непредсказуемым.
Затея позвать Милану в путешествие вызвала самую положительную реакцию у всех, даже у жены Вадима Федоровича Марии Амелресовой. Ведь Милана не представляла для нее никакой опасности: она обладала той внешностью, которая вряд ли могла привлечь мужчину с развитым эстетическим восприятием, каковым обладал Вадим Амелресов. Милана была жива и умна, остра на язык, и все в ее присутствии развлекались благодаря ее спонтанному чувству юмора. Интересно отметить, что мужчины ее ценили за ум и чувство юмора, а женщины – за ум, чувство юмора и… за то, что она не представляла для них никакой конкуренции. Невысокого роста, полная, с короткими каштановыми волосами, с голосом, напоминавшим неоперившегося юнца, она знала, как вызвать у окружающих пароксизмы смеха, но не знала, что такое внимание мужчины. Но милые дамы обманывались. Как говориться, не стоит недооценивать своего врага. Совершенно определенно, красивой Милану назвать было нельзя. Но для внимательного собеседника, способного на непредвзятое заинтересованное восприятие человеческого индивидуума, спустя некоторое время становилось очевидно, что Милана обладала тем редким типом завуалированной женственности, который соответствует высокому уровню интеллекта. Глаза девушки редко застывали на месте, выбрав для себя одно-единственное выражение. Они напоминали хамелеона. Только меняли они не свой цвет, а своё выражение, в зависимости от всего того широкого спектра информации, которую считывал за доли секунды её мозг. Когда же девушка смотрела на собеседника, то часто улыбалась именно глазами. Иногда трудно было определить, была ли это улыбка сарказма, или восхищения, или удивления, или заинтересованности, или просто удовольствия от общения. Всё скрывала в себе эта улыбка. Если мужчина открывал для себя это измерение личности Миланы, то он больше не замечал её невысокого роста, лёгкая полнота словно по волшебству создавала образ женственности, голос почти что мальчика подчеркивал неповторимость её натуры и раскрывал её человеческую теплоту.
Милана была интеллигентна, с достаточной легкостью могла вести разговор на любую тему, она была тактична, и за год ее занятий с Эммой к ней успели привыкнуть в доме Амелресовых все, включая самого Вадима. Он нередко приглашал Милану разделить с его семьей ужин, потому что видел, что девушка оказывала положительное влияние на его дочь. Его отцовское сердце радовалось, когда он видел в ухоженных ручках Эммы томик «Джейн Эйр» Шарлотты Бронте или какую-нибудь пьесу Оскара Уайльда в оригинале. И теперь Милана занимала уютную каюту на роскошной яхте, рассекавшей воды Средиземного моря. Она не могла поверить своему счастью, омраченному, конечно, состоянием здоровья ее ученицы. Тем не менее, она старалась наслаждаться каждой минутой этого путешествия, общения с интересными людьми, и особый интерес у нее невольно вызывал Енисеев-младший, с которым ей удалось повстречаться и познакомиться чуть ближе на свадьбе Эммы и который как раз в этот момент входил на палубу с ай-падом в руках.
– Не поверите, Милана, что пишут в новостях, – это подчеркнутое обращение на «Вы» раздражало Милану, но она догадывалась, что при всей демократичности взглядов представители молодого поколения обоих элитарных семейств смотрели на девушку сверху вниз и не намеревались полностью стереть социальные барьеры, априори существовавшие между ними. Все это выражалось в учтивом холодноватом «Вы», которое оставляло Милану в одном социальном бассейне, а всех отдыхавших на яхте, – в другом, несмотря на то, что плыли они все по одним и тем же средиземноморским водам. – Все заголовки про дядю Эрика. Дело в том, что у него был дневник. Мы, конечно, слышали об этом. Хотя я только смутно помню, что видел его не раз с какой-то тетрадкой в руках. Но в то время я и не придавал этому никакого значения. Послушайте, что пишут. «Полиция города Канны испытала неслыханное облегчение, когда обнаружилось, что столь скоропостижно ушедший из жизни Эрик Оффенгеймер, известный миллиардер, внук величайшего алмазного магната Алана Оффенгеймера, вел дневник. Дело за малым, уверенно заявляет шеф полиции месье Эргин: прочитать записи в его таинственной тетради. Теперь завеса тайны, покрывающая истинные мотивы самоубийства, падет. Кроме того, отмечает месье Эргин, никто еще не засвидетельствовал и не запротоколировал факт самоубийства. Это еще под вопросом»…ого… погодите-ка. Здесь говорится, что дневник не был найден. «Однако, как показывают многочисленные свидетели, господина Оффенгеймера не раз видели в общественных местах, на встречах с друзьями и у него дома за написанием толстой тетради в красном кожаном переплете. Он сам говорил друзьям, что это его дневник. Но, обыскав весь его дом, подвал и чердак, полиция так и не смогла найти эту тетрадь». Интересно…
– Вас так заинтриговало это дело, Дэн. Может, вам стоит поискать дневник на дне морском? – при всей симпатии к этому обаятельному черноволосому юноше, чистому, опрятному, модному и начитанному, Милана не могла поддерживать разговор с такой же степенью серьезности и увлеченности, как и он. Ей мешал ее природный скептицизм.
– А что, это идея. Не исключено, что дядя Эрик взял дневник с собой, как бы это сказать, в последний путь. Тьфу, опять этот сарказм, простите. Это здесь неуместно, тут же трагедия…
– Не переживайте так, Дэн. Ваш сарказм, – а это, кстати, скорее ирония, нежели сарказм, – вполне уместен. Это трагедия, безусловно. Но она отличается от множества других миллионов и миллиардов трагедий, случающихся ежедневно и ежечасно, лишь тем, что стала достоянием общественности. В остальном – это лишь еще одна иллюстрация абсурдности жизни. А вот это уже вполне достойно Вашей, и чьей угодно, иронии, и даже сарказма.
– Это Вас в вашем лингвистическом университете научили так… рассуждать? Значит, Вы иронично относитесь к жизни?
– И да, и нет, – в этот момент Милана подумала, что сейчас разыгрывается какая-то сцена из давно прочитанной ей пьесы. – Разве не заслуживает иронии тот факт, что все, включая Вас, заинтересовались мертвым Оффенгеймером и его таинственным дневником гораздо больше, чем просто самим Оффенгеймером, когда он был жив?
«Что же это, она пытается меня учить? – подумалось почему-то Дэну, – И вся эта ее безразлично-расслабленная поза… Зачем она пытается меня обмануть? Ей же неудобно в моем обществе, но почему мне не удается найти к ней подход. Я почувствовал это неудобство еще тогда, за тем ужином в Москве перед презентацией проекта Эммы, несмотря на то, что нам было… как бы это сказать… интересно, нет, не то, приятно? Да нет, о чем это я…»
– Да, так вот… – Дэн насильно вытащил себя обратно в плоскость разговора, прежде чем погрязнуть в болоте психоаналитических выкладок, бомбардировавших его мозг, как водится, в фоновом режиме нон-стоп. – Интересно было бы узнать, опускался ли кто-то за дневником под воду, прочесали ли уже морские окрестности вдоль и поперек? В это с трудом можно поверить, но на пропавший дневник уже развернули охоту, и по Интернету гуляют предложения купить его у счастливчика, который это сокровище найдет. Даже уже назначают цену, делят шкуру, так сказать, еще не убитого медведя.
– Вот уж его душа смеется над нами, – Милана картинно уставилась вдаль, сверкающую бликами солнца на воде. – Может, Оффенгеймер вообще специально нас водит за нос, но только уже с небес?
– Или с морского дна, – добавил Дэн.
«Может, поделиться с ней мыслью, мучавшей меня всю ночь, подумал Дэн, или она подумает, что у меня паранойя, или что я начитался шпионских романов, и тогда посмеется надо мной? А кому здесь еще рассказывать… Дочке Абельмана? Эмме, которая поглощена своей болезнью? Мишелю, бельгийскому мальчику русского происхождения, который ничего не смыслит в жизни? Почему все было так легко и просто за тем ужином в Москве? Почему сейчас она такая замкнутая? Что изменилось? А, ладно… скажу»
– Милана, – Дэном почему-то охватило внезапное волнение. Ну конечно, ему было все равно, что Милана о нем подумает!
– Да, Дэн, что? – Девушка ожидала продолжения, в течение нескольких секунд безрезультатно. Она уставилась на Дэна с выражением покорной готовности выслушать любую глупость с неизменно умным лицом. Если бы не эти интеллигентские очочки и не эти густые волнистые волосы до плеч, то ничего в нем особенного и не было бы, уверяла себя Милана.
– Вы знаете, Милана, мне пришла в голову бредовая мысль, я подумал, что могу с Вами ее обсудить.
– Я польщена, Дэн, – выражение лица не изменилось. Появилась лишь тень обреченности: значит, глупость все-таки. – Вы считаете меня достойной обсуждения бредовых мыслей? Это почетно. Обсуждайте. Что же Вам пришло в голову? – Черт побери, это «Вы», говорим, как в старомодном романе каком-то, подумалось Милане.
– Меня сегодня ночью осенило…
– Когда осеняет – это, бесспорно, важно, – прервала его Милана.
– Прекратите издеваться, – улыбнулся Дэн. – Так вот: меня осенило, что… что Эрик… в общем, он никакого самоубийства не совершал. – Эффектная пауза.
– А что же он совершал, если не самоубийство? – кротко поинтересовалась Милана.
– Я думаю, что его могли убить из-за его дневника.
– О Боже! Как это интересно! – на палубу неторопливо вошли брат и сестра Абельманы, дети господина Абельмана.
Дочь Абельмана Юлия была подобна утренней розе, прелестный цветок, выросший на благодатной израильско-американской почве. Сын являл собой классический образец отпрыска из интеллектуальной еврейской семьи, с ярким румянцем на пухлых щеках и черными как смоль кудрявыми волосами. Их отец Ян Абельман был двоюродным братом Марии Амелресовой, жены владельца яхты Вадима. Ян имел огромный завод по добыче огнеупорных руд в России, его основное подразделение располагалось на Урале, а филиал – в Европе и Израиле. Долгое время проведя в Израиле и США, Ян последние пять лет жил и работал в Москве. Абельман и Амелресов очень быстро поладили. Еще в период, когда Вадим ухаживал за Марией, Ян избрал его своим любимчиком среди всех ухажёров своей кузины, и всячески объяснял ей, какое Вадим сокровище. Ян был довольно корпулентным представительным мужчиной. Он гордился своими детьми, своей работой и своей тщательно отращиваемой белой бородой. Он часто любил называть себя «простым шахтером», хотя обладал таким количеством денег, таким изощренным умом знатока жизни и таким язвительным чувством юмора, что «простым» его можно было назвать ну только лишь в последнюю очередь. Его дети, сын Илья от первого брака, двадцати трех лет от роду, и дочь Юлия от второго брака, – семнадцатилетняя своенравная натура, наслаждались жизнью настолько, насколько позволяла их изобретательность, а изобретательности надо было иметь очень много, чтобы придумать, на что и как потратить деньги, с трудом заработанные папой. И вот они неторопливо поднялись на палубу, услышали последние слова Дэна и не на шутку расшумелись, обсуждая, что же такое таинственное мог скрывать дневник старого бриллиантового «тайкуна».
Дэн выглядел немного раздосадованным. Он хотел сохранить свою догадку при себе, ну разве что с Миланой можно было поделиться. Однако тут он начал размышлять, а почему он из всех присутствующих на яхте людей выбрал именно Милану, которой открыто рассказал о своих размышлениях. На секунду он подумал, а почему он не выбрал, например, Мишеля, сына бельгийского ученого, также гостившего на яхте вместе со своим отцом, в доверенные лица. Почему Милана? Странным образом, Дэну казалось, что в Милане где-то ютилась страсть к приключениям. Тем не менее.. Очаровательный юный Мишель, а по-простому Миша, казалось, не меньше заслуживал доверия Дэна. Он был усыновлен бельгийским ученым и взят из приюта для сирот в Российском городе Липецке. Он совершенно не походил на бельгийца. Его соломенного цвета волосы было видно за километр, правильные славянские черты лица притягивали взгляды девушек, атлетическое тело дополняло образ киномерзавца. И действительно, Мишель учился в театральном училище, мечтал стать известным актером, прекрасно говорил по-французски, по-английски, и ни капельки по-русски. Но при всем при этом он сохранил удивительную для своих лет стеснительность, ко всем обращался с предельной вежливостью, движения его были неуверенны и скованны. Поэтому девушки над ним всегда подшучивали. А здесь на яхте он подвергался особенно мощному шквалу шуток, поддразниваний и подкалываний со стороны юной красотки Абельман. Но почему же не Мишель узнал первым о догадках Дэна? Пока что, не имея четкого ответа на заданный себе же вопрос, Дэн просто отмахнулся от него и убрал в дальний уголок сознания.
Наконец все гости проснулись, и утро закружилось и завертелось всей своей яркостью и неопределенностью. Пока было неясно, как сложится новый день. Продолжить путешествие яркая группа изысканных гостей не могла. У всех на лице был один-единственный вопрос: что мы тут будем делать целый день? Пожалуй, еще был и второй: а может, и дольше?
На основной палубе, где был накрыт обильный завтрак, собрались уже практически все. Мама Дэна, яркая женщина лет пятидесяти, умудрявшаяся всегда выглядеть ухоженно и стильно, никогда не расставалась с амплуа светской богини, отшлифованном на многочисленных дипломатических раутах, вечерах, обедах и прочих мероприятиях, равнозначных потере драгоценного жизненного времени. И сейчас она также сидела в центре широкой белоснежной кушетки, элегантно откинувшись на спинку. Она предпочитала окружать себя внимательно слушающими ее мужчинами. В данный момент это был бельгийский ученый Томас вместе с жизнерадостным Абельманом. Речь зашла о недавнем открытии ученых-диетологов – так называемой диете «Paleo». С невероятным артистизмом и важностью, от которой у слушателей создавалось ощущение, что важнее этой темы не может быть абсолютно ничего, Нина Алексеевна рассказывала:
– …and they say it is the way how the ancient hunter-gatherers used to eat, somehow it is related to our genetics, – потом она забавно расширяла глаза, приглашая всех изумиться вместе с ней и продолжить тему, вспоминая, кто какие диеты знает, пробовал, экспериментировал, и какого в этих экспериментах они достигли результата. Со временем, когда Вы привыкали к ее манере, Вы понимали, что она, прежде всего, забавляла и развлекала себя саму, делала это искренне и с удовольствием, и именно это качество, а скорее даже талант, сплачивало вокруг этой женщины самое разносольное общество. Энергия ее была заразительна, в ее присутствии всё казалось интереснее, живее, ярче. А ее собеседники всегда чувствовали, какие они талантливые и неординарные люди, потому что в каждом человеке Нина Алексеевна умела найти и подчеркнуть его неповторимые достоинства.
– Вы знаете, – продолжил на английском языке Абельман, – когда вы живете в сельской местности, как я когда-то, ибо мои родственники родом из деревни на Урале, – кратко пояснил он, – среди гор, озер и лесов, то вам не нужна никакая специальная диета. Просто потому что вы едите правильную здоровую пищу. Вот, например, болезненный вопрос: мясо. Где сейчас можно найти съедобное мясо, полезное, а не вредное?
– Да, да, это верно, огромная проблема, – послышались вторящие голоса слушающих.
– Вот именно. Нигде. Однако я пристрастился к охоте в последнее время. И представляете, в лесах средней полосы России, как выяснилось, в больших количества водится кабан. О боже! Лучшего мяса я давно не пробовал – оно легкое, нежирное, полезное. Кабан питается исключительно экологически чистой травкой в лесу. Короче говоря, всех приглашаю поохотиться со мной на кабана, – и он заразительно засмеялся, – можем даже зажарить целого кабана на вертеле. Я тут не так давно убил животное, его туша весила под триста килограмм. Его пришлось вытаскивать краном!
– Я бы с большим удовольствием поучаствовал в охоте, – улыбнулся Амелресов, пытавшийся наравне с остальными поддерживать непринужденную беседу, однако давалось это ему с трудом. Уж больно неожиданно его ранила и опечалила новость о смерти друга и партнера. Особенно учитывая то, какую информацию дядя Эрик сообщил Амелресову накануне своей смерти. Слова друга о том, что Вадиму надо быть предельно острожным и не дать свою семью в обиду, врезались в его память. Однако он предпочитал временно просто отмахиваться от этих воспоминаний, так как сказанное Эриком казалось Вадиму крайне малоправдоподобным.
И вот таким ненавящивым образом искусная светская богиня Нина Алексеевна закрутила беседу, которая вылилась в страстное обсуждение процесса охоты и всех связанных с этим прелестей.
В это же самое время в более прохладной гостиной разместились Милана и Эмма. Бледная и немного печальная Эмма смотрела на взволнованную и краснеющую Милану. Румянец явно был ей к лицу.
– Милана, я не переживу этого. Почему дядя Эрик оставил меня именно сейчас?
– Эммочка, дорогая, все образуется, справедливость восторжествует, деньги дяди Эрика поступят на твой счет. Лала же не изверг и не преступница. Она все сделает так, как завещал дядя Эрик. Все будет хорошо.
– Ладно, поговорим о другом. Не могу больше нервничать. Надо отвлечься. Скажи-ка, о чем вы так увлеченно говорили с моим, можно сказать, братом перед завтраком? – Эмма делала огромное усилие, чтобы отвлечься от грустных мыслей.
