скачать книгу бесплатно
Черная вдова. Сожженные мосты
Марина Крамер
Черная вдова Марина Коваль #7
Казалось бы, Марина Коваль доказала право быть первой леди своего города. Пусть ее имя окружено ореолом уголовных дел, жестоких убийств и кровавых легенд, она – человек действия. На крайние меры она идет лишь ради спасения собственной жизни или близких. Но увы —врагов у Наковальни по-прежнему предостаточно. Криминальный авторитет Ашот стоит за новой волной козней против нее. У него к Марине давние счеты. К тому же он угрожает убить телохранителя Наковальни – Женьку Хохла. Этого Марина не потерпит: Женька – единственный по-настоящему родной ей человек, кроме маленького сына…
Марина Крамер
Черная вдова. Сожженные мосты
В небольшом полутемном зале придорожного кафе за столиком в самом углу сидели трое. Нехитрая закуска, остатки шашлыка на тарелках, пустые бутылки из-под красного вина – обычный антураж для подобного места. Да и интерьер соответствующий. Посреди зала пьяно ржут пятеро дальнобойщиков, за их столом по-хозяйски расположились местные «дорожницы», предвкушая хорошую выручку. Мужчины за столиком в углу недовольно поглядывали на нетрезвую компанию, мешавшую разговору. Самый молодой что-то пробормотал, и его собеседники почтительно склонили головы. По манере держаться в молодом парне угадывался уважаемый человек. Он снова сказал что-то и полез в карман, достал небольшой конверт и положил на стол. Старший из мужчин взял его и сунул в карман кожаной куртки.
– И смотри – чтобы на этот раз без осечек! – предупредил молодой. – Я устал выбрасывать деньги.
– Не сомневайся. На этот раз все будет как надо.
* * *
– Господи, как холодно-то! – Марина поежилась, хватая халат и проворно натягивая его, чтобы согреться. Вырванное из теплых объятий сна и погруженное в холод спальни тело отказывалось подчиняться сознанию и стремилось обратно под одеяло. – Нет, все, пора вставать – дел по горло.
Она решительно двинулась в ванную и включила душ, но становиться под воду не спешила, потянулась сладко, улыбнулась своему отражению в зеркале, как делала каждое утро:
– Ну, что, дорогая? Вот и новый день? Выглядишь не особенно, но сейчас мы это исправим, да?
Это был ее метод пробуждения: Коваль всегда заставляла себя приходить в рабочее состояние такими разговорами. Приняв душ и снова завернувшись в длинный мягкий халат, она пошла вниз, в кухню, заглянув по дороге в детскую, где сладко спал сын. Полчаса покоя у нее есть, успеет выпить кофе и покурить.
Моложавая, круглолицая женщина лет пятидесяти, одетая в цветастый брючный костюм, повернулась от плиты и приветливо улыбнулась:
– Доброе утро, Марина Викторовна. Как спали?
– Доброе, Дашенька. Батарея у меня ночью почему-то отключилась, – пожаловалась хозяйка, усаживаясь на высокий табурет перед барной стойкой и подвигая к себе чашку и джезву с кофе, ловко подсунутую внимательной домработницей. – Замерзла, как Каштанка!
– Надо ребятам сказать, пусть в бойлерной посмотрят. – Даша подала пепельницу и пачку сигарет. – Егорка спит еще?
– Да. В какое время приедет Наталья Марковна?
– Обещала к одиннадцати.
Наталья Марковна – Егоркина няня, которую Марина наняла почти месяц назад. Спокойная, приятная на вид женщина с двумя высшими образованиями, в меру строгая, не повышающая голоса – Марине она приглянулась сразу, как только та увидела ее в парке. Она гуляла с девочкой лет двенадцати, и Коваль почему-то сразу определила, что это не бабушка и внучка, а няня и воспитанница. Они чинно прогуливались по дорожке, и стильно одетая девочка, задрав голову, вслушивалась в слова женщины. Та что-то рассказывала, чуть наклоняясь к ребенку, обводила рукой парк, и девочка следила взглядом за полетом руки, а потом что-то спрашивала. Эта парочка выглядела увлеченной и почему-то сразу наводила на мысль о том, что девочка и женщина запросто находят общий язык и увлекательные темы для бесед. Подобное единение очень понравилось Коваль, наблюдавшей за ними со скамьи. Она присела перевести дух и выкурить сигарету – возвращалась с очередной беседы с мэром, решила пройтись по парку, расположенному прямо за зданием мэрии. Старые раскидистые деревья, почти кладбищенская тишина и теплая погода всегда успокаивали раздраженную чем-нибудь Марину. А сегодня еще и такая удача… нужно было немедленно что-то предпринять, чтобы заполучить понравившуюся няню для Егорки.
Откладывать дело в долгий ящик Марина не стала, поднялась со скамьи, отправив в урну окурок, махнула охранникам, топтавшимся неподалеку, быстро догнала гуляющую парочку и без всяких экивоков предложила няне работать у нее. Та была слегка шокирована, да и неудивительно – когда в парке к тебе вдруг подходит молодая, одетая в черное женщина, окруженная четырьмя охранниками… Но Наталья Марковна быстро взяла себя в руки и спокойно ответила на все интересующие Коваль вопросы. Оказалось, что девочка Соня на днях должна была уехать учиться во Францию, и ее няня оставалась не у дел, а потому приняла предложение и была приятно удивлена обещанным гонораром. Марина никогда не мелочилась в вопросах, связанных с единственным сыном, и хорошей няне заплатила бы даже в монгольских тугриках, если бы та вдруг пожелала. В общем, они поладили, и Егор наконец-то обрел нормальную няню, а Коваль вздохнула с облегчением: при своем образе жизни, как ни старалась, она не могла уделять сыну столько внимания, сколько требовалось. Разумеется, в выходные она занималась Егоркой сама, но в будни рядом с ним постоянно находилась Наталья Марковна.
На сегодня у Коваль был назначен ряд встреч, и она уже отчаянно опаздывала в офис.
– Дашенька, ты уж присмотри за Егорищем, если проснется, а то мне пора, – виновато попросила она, понимая, как тяжко приходится немолодой уже Даше. Но после истории с молоденькой горничной и Марининым любовником Жекой Хохлом сама же Дарья и слышать не хотела о том, чтобы взять в дом еще кого-то.
Коваль уже почти перестала расстраиваться из-за Женькиной измены, почти перестала думать о нем, хотя он приезжал, забирал Егора, возил его в город, гулял с ним. Она сама так решила – ребенок очень привязан к нему, считает отцом, зачем ломать его психику? В то время, когда Женька приезжал, Марина старалась убраться из дома, чтобы не видеть его, не дать ему повода заговорить, прикоснуться, потому что тогда непременно сломалась бы. Что ни говори, а несколько лет он был с ней, Марина даже любила его по-своему, и теперь не могла простить обиды, нанесенной в ее же доме. И еще Коваль знала, что он тоже, как и она, вспоминает все, что было между ними, и ему тоже больно видеть ее и знать, что она не простит того, что он сделал. Поэтому-то и старалась сократить общение до минимума, а еще лучше – вообще не встречаться.
* * *
Сидя в кабинете в офисе, Марина пыталась сосредоточиться на финансовых отчетах, но это удавалось плохо, в голове постоянно мелькали посторонние мысли. И все потому, что сегодня на строительную площадку, где Коваль возводила новый стадион, должен приехать Ворон – ее компаньон. За этот месяц они как-то удивительно сблизились, много времени проводили вместе, и кто– то из Марининых охранников сообщил об этом факте Хохлу. Разъяренный Жека приехал с разборками, но был выставлен вон с заявлением, что Коваль свободная женщина и может делать все, что считает нужным, не отчитываясь перед ним. Мстительный и злобный Жека затаил обиду, и Марина знала, что рано или поздно он попытается сквитаться.
Наконец позвонил Ворон, сообщил, что выезжает, и Коваль тоже поднялась из кресла, закрывая папку с отчетом. Завтра дочитает.
– …Стройка века! – оглядев почти переделанную чашу стадиона, изрек телохранитель Сева. – Так мы и Москву переплюнем по масштабу, Марина Викторовна!
Она не разделяла Севиной радости: работы продвигались медленно, да и материал разворовывали, несмотря на все принятые меры. Но это ж Россия…
Работы по отделке трибун уже почти завершились, было установлено большое электронное табло, вышки с прожекторами. Оставались кое-какие недоделки в подтрибунных помещениях, бане и буфете, комментаторская кабина над центральной трибуной, а также отделка зала для пресс-конференций. Да еще укладка искусственного газона, на месте которого сейчас был сиротливый грязно-коричневый прямоугольник. Всего несколько шагов отделяли обновленный стадион от того момента, когда его трибуны наконец заполнятся болельщиками, а на поле появится футбольная команда. Но именно на этой завершающей стадии работа неожиданно застопорилась.
Марина вместе с охранниками стояла на окружавшей поле беговой дорожке – вернее, на том, что когда-то ею было – и недовольно осматривала стройку. Никаких признаков деятельности, ни одного рабочего на объекте, только из стоящего в самом дальнем углу строительного вагончика доносилась музыка и временами раздавался сочный мужской хохот.
– Если так пойдет, то мы и за десять лет ничего не увидим. – Коваль пнула сапогом валявшуюся упаковку от кирпича – поддон полетел в сторону, хлопая на ветру обрывками прибитого к нему целлофана. – Свиньи, блин! Хоть бы мусор убирали! Все, хватит лирики – где прораб?
Прораб материализовался через пять минут в сопровождении Гены и Данила, изрядно струхнул при виде Марины.
– Марина Викторовна… а что ж не предупредили? – залебезил он, вытанцовывая вокруг.
– Зачем? Чтобы ты успел навести марафет? И сделать вид, что все просто отлично? – Она смотрела на невысокого, кругленького, седоватого мужичка сверху вниз и видела, как его лоб покрывается мелкими каплями пота, хотя на улице было холодно, несмотря на конец марта. – Почему я опять не вижу рабочих?
– У них обед…
– Ну да, в одиннадцать часов самое время перекусить, – согласно кивнула Марина. – Здоровое питание, да? По часам? А кран простаивает, да?
– Так… кирпича-то нет…
– Почему нет?
– Не завезли… а тот, что был, мы уже того… использовали…
«Ага! Две трети использовали, судя по поддонам, – а остальное налево слили!» – со злостью подумала Марина, в упор глядя на окончательно взмокшего прораба.
– Слушай, что за детский лепет? – раздался у нее за спиной голос Ворона. Компаньон широкими шагами приближался к беседующим, полы его длинного расстегнутого пальто развевались от быстрой ходьбы, как огромные крылья. – Ты не знаешь, что делать в таких случаях? Звонить нужно, бревно ты! – в упор глядя на и так уже перепуганного прораба, бросил он.
Прораб забегал глазками, не зная, кого теперь чмокать в хорошо известное место – Марину или Ворона. Коваль же улыбнулась, небрежно протягивая компаньону руку, которую тот, вместо пожатия, поднес к губам.
– Приглашаю тебя в ресторан, дорогая, сейчас закончим тут, вздернем пару-тройку лохов, и поедем обедать, – совершенно серьезным тоном объявил Ворон, и Марине показалось, что от его слов прораба парализует.
– Совершенно согласна и тоже не вижу смысла в дальнейших разговорах, – протянула она, натягивая на руку перчатку. – Предлагаю просто замочить их тут всех на фиг – и дело с концом. Котлован, жаль, уже освоен, придется бетономешалку запускать…
Ворон включился в игру, стал оглядывать стройплощадку, словно подыскивая место для массовой казни, и прораб рухнул на колени, заголосив что-то о детях, внуках и жене. Коваль равнодушно окинула его взглядом, спокойно вынула сигарету и зажигалку, прикурила и отошла на пару шагов. Прораб пополз следом, продолжая выкрикивать что-то. Ворон презрительно сплюнул:
– Ну, что за мерзота, а? Как не мужик вроде.
Прораб голосил все громче, захлебываясь собственным страхом и давясь словами.
– Так, все! – прервала Марина поток его излияний. – Вставай и вали отсюда, и чтобы через две минуты все твои рабочие были на площадке и кипешились, а не в карты в вагончике играли! Иначе я оставлю здесь человек десять своих пацанов, и уж тогда времени даже на перекур не будет. Это ясно?
– Ясно, – мелко закивал головой прораб и проворно засеменил короткими ножками к вагончику.
Марина с Вороном от души посмеялись и поехали обедать в «Шар». Разумеется, наткнулись там на Женьку. Он сидел в общем зале, в самом углу, но так, чтобы хорошо видеть вход. Время было обеденное, и Хохол прекрасно знал, что Марина непременно заедет сюда. Судя по заставленному подносиками и тарелками столику, заседал он здесь уже никак не менее двух часов.
– Черт… – пробормотала Коваль, понимая, что обед сейчас будет безнадежно испорчен.
Хохол встал и ленивой походкой направился к ним. Марина успела затолкнуть обалдевшего от ее выходки Ворона в татами– рум и, задвинув расписную ширму, встать к ней спиной.
– Привет, – тоном, не предвещавшим ничего хорошего, начала она, вперив взгляд из-под челки в лицо приблизившегося Хохла. – Обедаем?
– Имею право, – заявил он. – Ты, смотрю, тоже привычкам не изменяешь – в татами-рум одна не ходишь.
– И дальше?
– А что дальше? – он протянул руку и попытался поправить выбившуюся из прически прядь волос, но Коваль дернула головой, скривившись. Хохол сверкнул глазами, но смолчал.
– Ну, продолжай, что остановился. – Марина скрестила на груди руки и продолжала смотреть на него.
Женька не отводил взгляда, что было тоже ново. В его лице что-то словно изменилось, стало вдруг мягче, отчего его звериная рожа сделалась мечтательной и почти романтичной. Он смотрел на Марину так, что та даже слегка смутилась. Поведение Хохла сбивало с толку, она ожидала чего угодно: скандала, ора, – но не вот этого нежно-печального взгляда.
– Коваль, ты долго еще будешь измываться надо мной? – неожиданно тихо спросил Женька. – Не наигралась?
– Я вышла из того возраста, когда интересно в такие игры играть.
– Я возьму Егора сегодня? – неожиданно перевел разговор на другую тему Хохол, и она даже растерялась немного.
– Да, конечно, забирай. Он будет рад…
«А ты?» – едва не вырвалось у Хохла, но он сдержался и сказал только:
– Тогда я приеду в пять.
Он повернулся и пошел к выходу, бросив на свой столик несколько бумажек. Марина так и не поняла, что это было за выступление. Подавив вздох, она заставила себя улыбнуться и вошла в татами-рум, где уже заждался пригласивший ее на обед компаньон. Ворон окинул ее любопытным взглядом, но ничего не спросил. Они сделали заказ и закурили.
– Как пацан твой? – поинтересовался Ворон, нарушая повисшую в татами-рум тишину.
– Спасибо, все хорошо.
– Что ж ты с Женькой-то разошлась? Ведь неплохо, кажется, жили? – вдруг спросил он, беря с подноса хаси и старательно укладывая их в пальцах.
Коваль пожала плечами и не ответила. Зачем постороннему человеку знать, что происходит в ее семье? Хотя это и так уже всем очевидно, ведь Хохол живет в съемной квартире возле Центрального рынка и его «навигатор» постоянно видят на парковке. По поводу «навигатора» была война: упертый Хохол не хотел забирать его, а Марина настаивала, и только угроза бросить в бензобак спичку возымела действие.
Вообще его уход оказался таким болезненным, что Марина старалась как можно реже об этом вспоминать. И хотя она сама выставила Хохла из дома, все равно в душе надеялась, что он упрется и не уйдет. Но Женька ушел, и это, как ни странно, заставило Марину сильнее его уважать – он смог, наконец-то, доказать ей, что он все-таки мужик, а не ручная болонка.
Ворон не стал настаивать на ответе, перевел разговор на тему стройки, и они весь обед прообсуждали, что и как теперь делать с поставщиками и подрядчиками. Маринины собственные рабочие отказывались подчиняться и откровенно саботировали все ее распоряжения, что было совсем уж странно. Не иначе, кто-то поработал с ними, по-другому быть не могло. Коваль примерно даже представляла, кто это мог быть – компаньон покойного Малыша, Иван, которому пришлось признать за ней право на контрольный пакет акций «МБК». «И если это так, то зря он это все затеял – здесь ему не Москва, между прочим, здесь я хозяйка». Осталось только проверить догадку…
С Вороном они расстались около четырех, у Марины как раз оставался час до приезда Хохла в «Парадиз», и она попросила водителя ехать быстрее, чтобы успеть собрать сына и скрыться самой, например, у Беса.
Однако номер не прошел – едва въехав в ворота коттеджа, они уперлись в припаркованный у гаража «навигатор».
– Елки, подсуетился… – пробормотала вполголоса раздосадованная Марина.
Тяжело вздохнув, она вошла в дом и обнаружила в каминной Женьку. Он встал с кресла, где расположился с чашкой кофе и сигаретой, помог ей снять шубку и сапоги. В ответ на удивленный взгляд пояснил:
– Егор спит еще.
– А-а… ну, подожди, скоро встанет, – равнодушно бросила она и пошла наверх.
– Не посидишь со мной? – спросил вслед Хохол, и Марина отрицательно покачала головой, даже не повернувшись.
Она прекрасно знала, что ведет себя неправильно, не надо обострять отношения, но иначе не получалось, ее по-прежнему захлестывала обида. И еще Марина твердо знала, что, стоит ей только позволить Хохлу прикоснуться к ней, она уже не сможет выставить его вон… Она так скучала по нему, было так тяжело ложиться одной в холодную постель, засыпать и просыпаться с сознанием того, что Женьки нет в доме… Но проклятая гордость не давала возможности признать вслух, что она любит его, что ей невыносимо одиноко…
Пока Марина переодевалась в домашние джинсы и футболку, встал Егорка и по привычке притопал к ней, залез на постель и развалился, раскинув ручки в стороны и хитро глядя на мать.
– Что, сыночка? Соскучился? – она прилегла рядом, потрепала его по розовой щечке, поцеловала пухлую ручку. – А знаешь, кто к нам приехал? Папа. Идем?
Взяв его на руки, Марина спустилась в каминную, где, как в гостях, в самом деле сидел Женька. Увидев его, Егор заблажил дурным голосом:
– Па-па! Папуя!
Она подошла к Хохлу и протянула ему сына, собираясь уйти, но он поймал за локоть и смиренно попросил:
– Не убегай, пожалуйста, побудь с нами.
Марина аккуратно высвободила руку, но осталась, села в кресло, отрешенно глядя на огонь в камине. Сын что-то лопотал, Женька делал вид, что понимает, с интересом вслушиваясь в его болтовню, а сам то и дело косил в Маринину сторону. Егорка вцепился в Хохла, совал ему книжку, лежавшую на столике, шлепал по ней ладошкой и смеялся, пытаясь заглянуть в лицо отца. Женька тоже улыбался, но как-то рассеянно и, скорее, Марине, а не сыну. Та же не обращала внимания, смотрела на языки пламени, ласково обнимавшие березовые поленья, и не могла объяснить себе, зачем осталась. Неужели ждала примирения? Или хотела просто побыть рядом с Женькой, одно присутствие которого всегда помогало ей и внушало уверенность? Но тогда почему ей так тяжело находиться в одной комнате с ним? Ответа на свои вопросы Марина так и не нашла, вздохнула в очередной раз и потянулась за сигаретами. Хохол тут же поднес зажигалку.
– Ты хотел куда-то его взять? – спросила она, не поднимая глаз.
– А ты хочешь, чтобы я уехал? – усаживая на колено Егорку, отозвался он.
– Мне все равно, просто спросила, – произнесла Марина, глядя мимо него.
– Может, поедем вместе? Просто погуляем по лесу, – предложил Женька.
– Не май месяц.
– Ну и что? Мы ненадолго. Поедем, пожалуйста.
Сама не понимая, как и зачем, она согласилась и пошла одеваться, успев заметить, как торжествующе улыбнулся Хохол.
Поехали втроем, Женька попросил Марину не брать охрану, и она снова поддалась. Видимо, подсознательно сама хотела остаться с ним наедине, без посторонних глаз. Пусть даже это глаза ее собственной и привыкшей ко всему охраны.
Они медленно брели по голому лесу; Марина все время смотрела под ноги, поддевая то и дело носком сапога замерзшие ветки. Егорка ковылял чуть впереди, а Женька в распахнутой дубленке шел рядом с Коваль и молчал так обреченно, что ей вдруг стало его жаль. Дотянувшись, она взяла его под руку, и Хохол вздрогнул, удивленно уставившись на нее.
– Что? – поинтересовалась Марина, глядя снизу вверх.
– Нет… ничего.
Его рука накрыла ее тонкую кисть, затянутую в черную лайку перчатки, и Марина даже через этот кожаный барьер почувствовала тепло. Она прекрасно помнила прикосновение этих рук к своему лицу, телу, то, как они гладили ее или сжимали, причиняя боль и оставляя синяки. Сердце заколотилось так, словно собиралось выскочить из груди, а к лицу прилила кровь, Коваль даже сама почувствовала, что краснеет. Хохол уловил ее состояние, остановился и, подняв за подбородок ее голову, поцеловал в губы, а потом крепко прижал к себе, шепча:
– Котенок… девочка… ну хватит, сколько можно? Ведь оба мучаемся… Маринка моя, прости меня, родная… я больше никогда… я ветру не дам на тебя дунуть, любимая моя…
