скачать книгу бесплатно
уДачный отпуск
Маргарита Южина
Летний отпуск – прекрасное время, чтобы отринуть все рутинные заботы и наконец-таки взяться за устройство личной жизни. Тем более если вовсе не нужно ехать за океан, а достаточно лишь вернуться в маленький приморский городок, где Аня родилась и выросла и где находится ее любимая дача с палисадником, полным ароматных цветов. А еще – до сих пор живет мужчина, бывший и оставшийся ее единственной настоящей любовью. Так что прощай, суетный, пыльный Питер, и здравствуй, море, солнце и любовь!
Маргарита Южина
уДачный отпуск
Глава 1
Не те просторы…
– Мама! Ну так же нельзя! – чуть не ревела от возмущения Аня Мальцева, нарезая двадцать седьмой круг возле плетеного кресла. – А если б у меня… если б у меня на нервной почве что-нибудь отказало? Например, какие-нибудь ноги?!
– Какие-нибудь, это ты имеешь в виду задние или передние? – невозмутимо пошутила Зося Никодимовна, ее моложавая матушка, не отвлекаясь от зеркала.
На утро у нее имелись обширные планы, поэтому надо было выглядеть на все сто, а дочь со своими истериками совершенно ничего не хочет понимать.
– Нюся…
– Мама!! Я Анна! Анна Владимировна, а вовсе не Нюся! – топала ножкой строптивая дочь.
– Не спорь, я же лучше знаю, как тебя называла, – с той же ледяной непробиваемостью заметила маменька. – Нюся, лечи нервы. Я вот свои вылечила и теперь… Кстати, Нюсенька, расскажи: у тебя остался в Санкт-Петербурге нежный друг?
– Нет, мама! Никаких друзей – ни нежных, ни трепетных, ни разрывающих сердце! – мстительно проговорила Аня и хлопнула дверью, удалившись в свою комнату.
– Тем более… – пожала плечами перед своим отражением Зося Никодимовна. – Чего тогда зря волноваться… Нюся! Попереживай минут десять, а потом нам надо все обсудить!! Ты меня слышишь?! Господи, ну конечно же, ты меня слышишь, у тебя же намечалась проблема с ногами, а не с ушами… Нюся! Я тебя жду в столовой! Слышишь, Нюсенька?!!
Аня только заскрипела зубами и с силой плюхнула на голову подушку.
Аня никогда не видела своего дедушку Никодима Пафнутьевича Пузырева, однако он всегда представлялся ей человеком весьма романтичным. Будь это иначе, разве он назвал бы свою единственную дочь вычурным именем Зося? Но его дочурка – Анина мама – так влюбилась в свое имечко, что немедленно возомнила себя иностранкой, мечтала выйти замуж только за поляка и даже специально картавила лет до двадцати двух, чтобы все думали, будто у нее акцент. С польским замужеством не случилось – Зося Пузырева как-то необдуманно выскочила за соседа Володю Мальцева, но надеялась накопить денег и уехать в Польшу. Она даже дочку хотела назвать либо Гражиной, либо Бжичкой – на иностранный манер. Но, на Анино счастье, в ЗАГСе такие имена не регистрировали, и имя дочери дал отец. Без особенных изысков – Аня, – да и чего тут думать. Зося Никодимовна моментально переделала «Аню» в «Нюсю» и немного успокоилась. С Владимиром Мальцевым жизнь не сложилась. Он совершенно не понимал тонкой натуры Зоси Никодимовны, и им пришлось расстаться. Но Зося Никодимовна все же сумела так устроить свою судьбу, что вырастила дочку в достатке. Она и дальше могла бы организовать, чтобы Анюта жила сытно, но Аня вдруг бросила институт, ухоженную маменькину квартирку и рванула в Санкт-Петербург. Зося Никодимовна чего только не делала, чтобы выдернуть Нюсеньку из Северной столицы, но, увы, безрезультатно. И тогда дама признала, что дочурка немножко подросла, и на некоторое время занялась собой. Вернее, даже не собой (себя она всегда содержала в образцовом порядке), а своей семейной жизнью. Она вдруг узрела, что в их главке давно имеется мужчина, который не сводит с нее томного взгляда, выполняет все ее прихоти и даже готов отправиться с ней в вожделенную Польшу! Правда, пока только в длительную командировку, но ведь как это грело! И Зося Никодимовна поспешила расписаться. Но даже на свадьбу Нюся не смогла приехать. Только прислала огромный букет и здоровенную открытку: «Мамочка! Надеюсь, что этот девятый брак наконец станет для тебя счастливым и последним!»
Теперь Зося Никодимовна получила гордую фамилию Чушкина, стала любимой и горячо законной супругой Василия Степановича и в субботу отъезжала с мужем в Польшу. Конечно, до субботы надо было выкроить время, чтобы провернуть целую кучу бумажных дел, пробежаться по магазинам в сотый раз и обзвонить всех подруг с обалденным известием. Но все это Зосе Никодимовне уже не казалось таким невозможным, потому что она все же выудила Нюсю из далекого города. Дочь приехала. А Зося Никодимовна всего-то отправила телеграмму: «Нюся, доктор посоветовал написать завещание. Написала. Приезжай проверь ошибки. Твоя умирающая мать». И сработало ведь, а раньше чего только не придумывала!
– Мама! Ну разве ж можно так? – уже в который раз упрекала Зосю Никодимовну Аня поздно вечером, сидя на кухне и запивая чаем витые пирожные. – От твоей первой телеграммы я чуть с ума не сошла: «Соседи сдают меня в психушку, приезжай, выручай!», ладно я тогда Соньке позвонила, она мне все объяснила. Второй раз ты подписалась директором дома престарелых и просила привезти матери сменные простыни, в третий раз…
– Да что ты мне говоришь, все я помню… – недовольно морщилась Зося Никодимовна, стараясь выглядеть достойно. – В третий раз я писала, что подсела на иглу, в четвертый, что хочу устроиться стриптизершей, все я помню! Но мне же надо было как-то выковырять тебя оттуда!
– Зачем? Ну зачем, если я так хорошо устроилась и…
– Ой, не смеши меня бога ради! – красиво всплеснула руками Зося Никодимовна. – Она там хорошо устроилась! И как там можно хорошо устроиться? Гастарбайтершей? Потолки красить?
– Мама! Я…
– Ах нет, прости, я ошиблась! – поправила безупречную прическу мать. – Ты устроилась на швейную фабрику! Вершина совершенства! Дочь Зоси Чушкиной – швея!!
– Да!! – Аня с грохотом поставила кружку на стол. – Да! И вовсе не на швейную фабрику, а на частную… швейную фабрику, а это большая разница! И я там не швея, а… а модельер!
– Кто-о-о-о? – недоверчиво сквасилась мать. – И что ты там моделируешь? Вытачки на простынях? Вы же только постельное белье шьете! Модельер она!
– Ну… не совсем модельер, но… в перспективе у меня великое будущее! – гордо дернула головой Аня. – Да, сейчас мы с Ленкой Гороховой и Валькой Тимошкиной снимаем квартиру на троих, но пото-о-о-ом…
Зося Никодимовна вдруг на миг забыла про прическу, про плавный изгиб ухоженных рук и даже про свое отражение в зеркале, она просто обняла дочку, притянула к себе и, как бывало раньше, когда Аня была еще ребенком, погладила по голове:
– Ну какая ты у меня еще маленькая дурочка…
– Мам, мне двадцать семь, – буркнула из-под ее руки дочь. – Ты, наверное, не помнишь…
– Все я помню, и в двадцать семь бывают дурочками. Ну скажи, зачем тебе снимать с кем-то квартиру на троих, работать там, где тебе вовсе не нравится, шить какие-то наволочки и пододеяльники, когда ты почти закончила институт, когда твое призвание – архитектура! И все это ты запросто можешь получить, не долбясь об стену лбом. Только в родном городе, а не там. И квартира! Здесь будут пустовать три комнаты после евроремонта, а она свои гроши кому-то отдает! И все потому, что ее манят белые ночи!
– Ой, а сама-то! – фыркнула Аня. – В Польшу едет, а там и белых ночей-то нет.
– Запомни, дитя мое… – выпрямилась Зося Никодимовна и снова поправила локон. – Нам с молодым супругом вовсе ни к чему белые ночи, нам бы чего потемней.
– Ну уж и с молодым! – снова не удержалась Аня. – Ему ж… ему уже…
– Пятьдесят семь, всего лишь, – дернула бровью маменька и наставительно произнесла: – А это для мужчины не возраст, это во-первых. А во-вторых… как супруг он еще молод, мы с ним всего месяц в законном браке. Так что… Да, а молодых мужчин у нас в городе нисколько не меньше, чем в каком-нибудь Петербурге.
Аня погрустнела. И зачем ей какие-то здешние молодые мужчины, если у нее там… Георгий… Жора… и имя-то какое – просто песня! Жора Зараев! И… и все у них должно сложиться хорошо, даже… даже несмотря на последнюю ссору.
– Эй! Ты меня не слушаешь? – удивленно захлопала накрашенными ресницами мать. – Я же тебе говорю: запасной ключ у Сонечки. Не забудь забрать. Она как раз в воскресенье приезжает. Отдыхала у своей матери в Сочи.
– Где? – не поняла Аня. – А тетя Ира в Сочи, что ли?
Зося Никодимовна поморщилась:
– Ну с чего она в Сочах-то будет. Здесь она живет, на соседней улице, но только на лето перебирается на дачу. А Сонечка отправилась в Сочи, но, чтобы не тревожить мужа, сказала, будто у матери отдыхает! Ну она же не виновата, что Ира никак не хочет в Сочи перебраться! Помешалась прямо на этой даче. А переехала бы, так у девочки бы никаких проблем.
– Понятно, – понимающе кивнула Аня. – Сонечка не меняется.
– Ой, ну а чего ей меняться? Она, правда, немножко пополнела, но выглядит очень, очень хорошо! Вот в воскресенье приедет, сама увидишь.
Аня лежала под легким летним одеялом и вспоминала, какой Сонечка была раньше. Они дружили с ней с детства, но потом… Это ведь и Сонечкина вина в том, что Аня вот так все бросила – любимый институт, теплый маменькин дом, – собрала вещи и уехала в никуда, в далекий Санкт-Петербург. Мама, конечно, всех тонкостей не знает, но тогда Аня точно решила, что больше никогда не повернет голову в сторону бывшей подруги. Она даже не отвечала на ее звонки, а потом… теперь она даже рада, что так все случилось. Если бы не Сонечка, Аня бы никогда не встретилась со своим главным мужчиной на земле – с Георгием.
С Сонечкой Барановой Аня была знакома еще до школы – еще бы! У них квартиры рядом: у Ани тридцать седьмая, а у Сонечки тридцать восьмая. Их мамочки, которые очень хорошо дружили, определили девочек в один класс. Подружки сидели за одной партой и первые два класса были неразлучны, как сиамские близнецы – Аня записывается на хор, и Сонечка через день рядом воет, хоть у той ни слуха, ни голоса; Сонечка записывается на теннис, и Аня через день тащится в секцию с ракеткой; Аня идет на лепку, и Сонечка покупает пластилин и глину. А уж про школу и говорить не приходится: все уроки – вместе, все сочинения – на одну тему, все задачки – одним способом. И как бы славно было, если бы все так и продолжалось, но… Девичью нерушимую дружбу в пух и прах разбил Вовка Перепелкин – первый хулиган и задира. Уже во втором классе он выделил из всех одноклассниц тоненькую светленькую Аню и только ей не мазал стул краской, только ей не пихал тараканов в парту и только в нее не кидался булками. Пухленькую темноглазую Сонечку такое неравенство оскорбляло до глубины души. Она даже сгоряча побила подружку портфелем возле подъезда. Правда, дома получила от матери по всей строгости и в этот же вечер притащилась мириться с кулечком «Мишек на Севере» – тетя Ира работала на кондитерской фабрике, и этого добра в их доме не переводилось. Вовку Перепелкина оставили на второй год, и ссора забылась. Тем более что любить безобразника Перепелкина Ане было не с руки: в отличие от троечницы Сонечки она всегда училась только на пятерки, ее кумиром был Знайка из «Приключения Незнайки», а заглядывалась она только на школьную доску. Предательство Сонечки забылось. Но в пятом классе история повторилась. На этот раз героем ее стал Леша Клоунов. Мальчишка ни на шаг не отходил от Ани, просто ужас, до чего в таком возрасте мальчики падкие на отличниц и аккуратисток! Леша старался развеселить только ее и кривлялся возле ее парты. И тут на передний план выдвинулась Сонечка – стала таскать Лешке конфеты чуть не килограммами, и мальчишечье сердце сдалось под мощным натиском шоколада. Тогда Аня страдала. Сильно. Ей так нравилось, как Лешка изображал учительницу истории! И снова они с Сонечкой помирились, да и как же иначе – мамы им просто не разрешали ссориться. А потом был Витька Карнаухов, Максим с их двора, еще один Леша – уже из теннисной секции и, наконец, Данька Савушкин – умница-отличник. С ним Аня дружила весь десятый класс, он решал ей все контрольные, хотя она и сама их щелкала как орешки, но как чудесно сидеть над каким-нибудь логарифмом, касаться друг друга рукавами и тихонько шелестеть страницами! А потом вдруг – раз! – и встретиться взглядами! И неожиданно понять, что на фиг эти логарифмы кому-то сдались! И только из-за него Аня записалась на дополнительные по английскому, хотя и без того знала английский лучше всех в школе – мамочка не зря бредила заграницей. Но зато как славно было вместе с Данькой! Они сочиняли доклады «Ай лив ин Красноярск» и вдвоем возвращались домой поздно вечером! И это с ним однажды удрали от всех и уехали к Ане на дачу, а там, на старом чердаке, куда они забрались в поисках старой энциклопедии (не иначе!), Данька впервые ее поцеловал и, крепко треснувшись головой о деревянную низенькую дверь, признался, что любит, а потом зачем-то добавил, что чердаку требуется ремонт. И именно там, на даче, она пообещала ему сделать этот ремонт собственными руками, потому что, как выяснилось, тоже любит его. Савушкин был одним из самых стойких – против Сонькиных чар держался около года. А ведь что она только не делала: и дразнила их с Аней, и Зосе Никодимовне невесть что плела, а потом, когда поняла, что все бессмысленно, пошла другим путем – стала сама назначать свидания Даньке, поджидала его у подъезда, вцеплялась в его руку и тащила куда угодно, только бы он не встретился с Аней. И, в конце концов, перед самым выпускным, Аня все же увидела их в подъезде. Целующимися. Это был удар! Аня даже не пошла на выпускной, долго не появлялась на улице, чтобы не встретиться с Сонькой или с Данькой, а на экзамены ходила только с мамой. Но и это прошло. Затянулось. Потому что появился Андрей – парень, с которым Аня познакомилась на остановке. Он просто проходу Ане не давал, но… но потом куда-то пропал, а тетя Ира доверчиво сообщила Зосе Никодимовне, что у ее дочурки появился новый воздыхатель, звать Андреем и вообще – мальчик из очень приличной семьи. От обиды Аня долгое время с Сонечкой не общалась. А та вела себя как обычно – весело болтала при встречах, навязчиво приходила в гости и хвасталась новыми платьями. Но в последний раз чаша переполнилась. Аня поступала в архитектурный институт, она была уверена, что поступит – не зря же столько времени ездила в этот самый институт на подготовительные курсы. Но и Сонечка направилась туда же!
– А ты с чего? – не могла понять Аня. – Ты ведь рисовать не умеешь! И вообще там черчение – главный из предметов, а ты циркуль от линейки не отличишь.
– Но ведь ты мне поможешь, а? – по-собачьи заглядывала в глаза подруге Сонечка. – Ну куда я тогда поступлю-то?
– Да зачем тебе в институт? – не понимала Аня. – Тем более в архитектурный! Это не твое призвание. Твое призвание – мужики! Замуж выйдешь и…
– Так я про что? – таращилась Сонечка. – Я там поучусь-поучусь, а потом выйду замуж за однокурсника. Ты только представь: у меня будет муж архитектор! Это ж… это ж… Можно подумать, ты за чем-то другим туда собралась!
– Ну скажешь… – до глубины души оскорбилась Аня. – Ты же знаешь – я давно хотела в архитектурный! Я… мне… Я дома буду проектировать!
– Вот и я тоже, – тупо закивала подруга. – А ты меня подготовь. И мама просит.
Мама не просто просила – она буквально не вылезала от Зоси Никодимовны и теперь приносила к чаю не только конфеты, но и сгущенку, сахар, масло и шоколад. И каждый раз тяжко вздыхала:
– Зосенька! Ну ты подумай: куда моя курица сможет поступить, если ей не поможет Нюсенька? Она с первого же экзамена вылетит! А Нюсенька с ней рядышком сядет, ей все напишет, ну и… Уж прочитать-то моя Сонька сумеет!
– А когда Нюсенька будет сама готовиться? – прищуривалась Зося Никодимовна, уплетая принесенные сласти. – Пока она твоей писать будет, по своему вопросу подготовиться не успеет!
– Ой, ну что ты такое говоришь! Да твоя умница уже в школе все подготовила! Зачем ей еще и на экзаменах готовиться?
В общем, соседским собранием было решено: Соньке поступать в архитектурный, а Ане всячески тому содействовать. И Аня в институт прошла сама. И протолкнула подругу. Сколько ж она потом из-за этого себе локти грызла!
Нет, начиналось все вполне безобидно – Аня усердно погрузилась в учебный процесс и долгое время даже не знала, сколько мальчиков в их группе. Нет, за ней кто-то ухаживал, ее куда-то тянули, назначали свидания и даже дарили пыльные астры, сорванные с институтских клумб. Но сердце ее было отдано архитектуре и на пылкие чувства не отвечало. Только на третьем курсе, когда половина девочек из их группы уже выскочила замуж, Аня вдруг оттаяла. Не только оттаяла, но и воспылала! Она полюбила. Да так, как никогда раньше.
Его звали Анатолий. Анатолий Бабенко. Он учился курсом старше, а возраст у него и вовсе был запредельным – ему было двадцать пять (поступал после армии). Так что вовсе не удивительно, что Толик казался двадцатилетней Ане взрослым, ответственным и вполне самостоятельным мужчиной. О, он был красив точно бог! А его искрометный юмор! А глаза с хитрым прищуром! По нему сходили с ума все девочки института, включая молодых преподавательниц. Аня столкнулась с Толиком в дверях аудитории, подняла глаза и… и пропала.
– Девушка! Ну надо же смотреть… – буркнул Анатолий, подбирая свои выпавшие тетради.
– А я… я смотрела, но вас не видела… раньше… – завороженно пролепетала она.
И в ее глазах было столько восхищения и немого обожания, что парень усмехнулся.
– А теперь увидели, да? Ну и как?
– Ну вообще… – качнула головой Аня. – А зачем вы у нас учитесь? Вам в артисты надо, вас возьмут, вы красивый…
Парень онемел от такого откровенного признания. И это ему понравилось. Он немедленно назначил Ане свидание, вероятно, для того, чтобы еще послушать оды себе, любимому, но неожиданно выяснил, что Анечка одна из сильнейших учениц института. Такими подружками было грех бросаться, и он ее не бросил. По институту очень скоро прошел слух, что у Бабенко новая девчонка, и эта дурочка пишет ему курсовые, строит чертежи, строчит рефераты и вообще – даже диплом готовит. Она и в самом деле готовила диплом Толика к защите. А когда с дипломом было покончено, выяснилось, что Толик уже собирается переезжать из общежития… нет, не к Ане, а к Сонечке. Просто все время, которое Нюсенька прилежно просиживала над книгами, Сонечка тратила на то, чтобы женскими чарами околдовать красавца Бабенко. И то ли чары были сильны, то ли здесь сыграл тот факт, что тетя Ира переехала к мужу, а дочке оставила квартиру, но… но Толик предпочел Сонечку. Такого Аня перенести уже не смогла. Это что же – она будет каждый день видеть предателей возле своей двери или сталкиваться с ними в подъезде? Нет! И Аня бросила институт, собрала вещи и умотала в Санкт-Петербург.
Потом мама писала, что Толик с Сонечкой разбежались, и Софья даже вышла замуж, а потому Ане можно смело возвращаться домой. Но… Но переболевшее изменой сердце Анюты уже было занято другим.
Владели частной швейной фабрикой два брата – Борис и Георгий Зараевы. Борис – чуть помладше, Георгий – постарше. И оба холостые. Борис до сих пор еще ни разу не был женат, на фабрике его считали завидным женихом. И еще говорили, что повезет той девчонке, на которой он женится, потому как и состояние у парня недурственное, и руки золотые, и голова светлая. А главное – Борис Зараев был добрым и уж больно сердечным. В общем, по мнению всех работниц фабрики, Борису цены не было. Непонятным оставалось только, отчего же они все, как одна, не исключая и дам замужних, потихоньку прихорашивались, бросали взгляды в зеркальце, втягивали живот и выпячивали грудь как раз при появлении бесшабашного, безголового, разухабистого Георгия? Тот влетал в цех: неизменно в белых одеждах, руки в карманах, на устах – веселая улыбка, и понурый, унылый цех сразу наполнялся светом.
– Девочки мои, ну как? Слепили мне простынку на свадебное ложе? – весело спрашивал он, прожигая взглядом какую-нибудь раскрасневшуюся девчонку.
– А ты что, жениться собрался? – напрягались девочки.
– А как же, давно! Только вот невесту не могу выбрать – вас много, и все такие рукодельницы! Аж голова набекрень. Вот вчера Танечку выбрал, потому что больше всех плана сдала, а сегодня думаю – чего ж одну Танечку, если у нас тетя Клава вон как чисто все полы вымыла, правда ж, теть Клава?!
– Ой, да ну тебя, балабол! Какая я тебе жена, когда у меня муж на диване валяется? – смущенно махала на парня тряпкой тетя Клава.
– Муж?! И еще на вашем диване?! – ужасался Георгий. – Ай-яй-яй, какая оказия! Что ж это я так пролетел?.. А с другой стороны – мы ж его и на другой диван перевалить можем. Какая ему разница, где в телевизор пялиться, точно, теть Клава?
И так было каждый день – сегодня теть Клава, завтра Танечка, потом Оленька, потом Мария Степановна из ОТК. После его ухода женщины судачили:
– Ох, и припадет кому-нибудь хлопот, когда женится. Вот Борис-то какой парень положительный, а этот… Ты, Анюта, не упусти своего счастья. Ох, и повезло девке!
Анюта не понимала своего везения, но женщины знали, что говорили: Борис, положительный до зубовного скрипа, с первого же дня стал останавливать на ней свой печальный, грустный взгляд, краснел при разговоре и икал всякий раз, когда рядом оказывалась Аня. Ни у кого не было сомнения: Боря влюбился. И Ане, конечно же, крупно повезло – сейчас девка выскочит замуж за Зараева-младшего, получит все его состояние да еще и петербургскую прописку, плохо ли? Но Аня не собиралась за Бориса замуж, она, как и все, не сводила глаз с его старшего брата. А тот… а тот ее будто бы и не замечал вовсе. Даже в шутку никогда о ней не упомянул, даже нарочно не останавливался возле ее машинки, и Анечка всерьез расстраивалась, что он и вовсе не помнит, что у них на фабрике имеется такая работница – Анна Мальцева. Неизвестно, как бы все разворачивалось дальше, если бы в один из дней к ним домой не заявился Борис.
Они тогда уже снимали квартиру в складчину, на троих – Аня, Лена и Валя, все – работницы одного цеха. Когда девчонки увидели на пороге Бориса Зараева с цветами, то поняли все без слов – быстренько сослались на дела и убежали. И Аня осталась с Зарайским наедине.
– Аня… я вот… я долго думал… – краснел, заикался и мялся в коридоре Борис. Аня от растерянности даже не догадалась пригласить его в комнату. – Я знаешь чего… А чем я не муж?!! – наконец выпалил он, будто в прорубь нырнул.
Аня изумленно пожала плечами и старательно закивала головой:
– Муж, чего ж не муж… А чей?
У Бориса опять начался приступ робости. Он тяжко вздохнул четыре раза, упер глаза в стену и пробурчал наконец:
– Вот и я говорю… Чего б тебе за меня замуж не выйти?
– Мне? – осторожно переспросила Аня. – А почему мне? У нас вон сколько девчонок на фабрике, и каждая прямо хоть сейчас… нет, ну если за вас совсем никто не хочет, я, конечно, подумаю, но… А хотите, я вас с Леной познакомлю, с Валей, а? Они хорошие девчонки…
– А то я их не знаю, – фыркнул Борис. – Я тебя люблю… давно уже. Как к нам устроилась, так я и… А ты чего, совсем замуж не хочешь?
– Нет, ну вообще-то я б сходила, но не за… но не сейчас же… надо подумать: это так неожиданно… Я вас и не знаю совсем… – начала лепетать Аня, стараясь не встречаться взглядом с влюбленным начальством. – Ну-у… если подумать… А чего – вы ухаживать за мной совсем не будете, да? Ну, чтобы цветы, театры…
– Так если ты меня не любишь, чего тогда… – с непониманием посмотрел на нее Борис.
– Так правильно! Как же я вас полюблю, если и не знаю вовсе! Надо же… мне с вами познакомиться!
С грехом пополам молодые люди договорились немножко познакомиться, то есть посетить Эрмитаж, сходить в Ленком, а еще погулять по проспектам. А уж тогда… видно будет. На том и расстались.
В этот вечер Аня услышала от девчонок о себе столько правды, сколько ей не приходилось слышать за все годы сознательной жизни.
– Нет, ну надо же быть такой дурой, а? – негодовала Валя. – Мы все, как идиотки, возле этих машинок торчим, принцев Зараевских высиживаем, а этой – нате пожалуйста! Сам руку предлагает, а она капризы корчит!
– Ой, да не корчу я, – отбивалась от подруг Аня. – Просто, я как-то не могу…
– Ты еще про любовь вспомни! – дернула головой Лена. – Нам сейчас как раз за квартиру платить, очень настроение поднимет.
– Нет, ну знаете…
– Больная, – грустно констатировала Валя. – Лен, мы скоро вдвоем останемся – Аньку придется в дурку сдать. Ох и накладно за квартиру платить будет, ну а чего делать-то? Она ж недееспособна!
Но самое главное началось на следующий день.
Всю смену возле столика с ее машинкой крутился счастливый Борис и многозначительно косил глаза на свой карман – там покоились билеты на вечерний спектакль. А женщины – Анины коллеги по цеху – толкали друг друга локтями, кивали в его сторону и тихонько напевали частушку:
– Мо-о-ой миленок, как теленок, только веники жевать…
Борис изо всех сил пытался делать вид, что поют вовсе даже не про него, и не спускал глаз с Аниных рук – девчонка так навострилась с этим шитьем, ну любо-дорого смотреть!
А вечером, когда Аня бегом догоняла Лену, чтобы вместе отправиться домой, ее вдруг схватил за руку Георгий.
– Стой, – посмотрел он на нее такими темными, грустными глазами, что сердце сразу будто окатило кипятком. – Погоди… давай пройдемся…
Аня кивнула и молчком потопала рядом, незаметно поправляя волосы, которые были собраны в хвост (как будто не могла завиться и укладочку соорудить, вот точно – дура и есть!).
– Аня… – медленно проговорил Георгий, глядя на крохотные облачка. – Я знаю… Борис к тебе вчера приходил?
– Борис? Да! – честно кивнула Аня. – Но у нас с ним ничего не было.
– Я понял… – задумчиво хмурил брови Георгий. – Но… понимаешь… я не могу тебя отдать ему, понимаешь? Я… конечно, это дурь! Родной брат, я все понимаю, но!.. Но я… я сам… В общем, ты, конечно, можешь отвечать ему что угодно, но… но вы меня хотя бы предупредите заранее, если соберетесь расписываться, я… уеду.
