banner banner banner
Маска киборга
Маска киборга
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Маска киборга

скачать книгу бесплатно

Маска киборга
Марат Каби

Супергерои прочно заняли свою нишу в массовой культуре. Кино, книги, комиксы, посвященные супергероям, уже полюбились миллионам. Миллионам детей? Совсем не обязательно! Конечно, нет никаких возрастных ограничений для любителей зрелищных сцен, фантастических подвигов и захватывающего экшена.

«Маска киборга» – как раз про это. По классике жанра, жизнь главного героя по имени Мартин течет размеренно и счастливо, пока не происходит перелом, после которого он обретает суперспособности и причину, использовать их для борьбы со злом.

В образе Мстителя, так называет себя Мартин, собрались множество знакомых нам супергеройских качеств. Он ловок, как Спайдермен и орудует супер-девайсами, как Бетмен, но все же его история нова, а его характер неповторим. Супергерой Мститель – это столкнувшиеся мальчик идеалист и разуверившийся в человеческом разуме и гуманности робот. Две стороны борются внутри героя, и читателю до конца не понятно, кто же одержит верх.

Кинематографичные драки и погони, настоящая любовь, перелом и становление героя, а еще размышления о смысле жизни, добре и зле. Кажется, под обложкой «Маски Киборга» замиксованы все необходимые ингредиенты настоящего супергеройского романа.

МАСКА КИБОРГА

Ночной город всегда вызывал в нем чувство противоречия. Красота огней, яркая беззаботность рекламных щитов, величие зданий, освещенных прожекторами, привлекали, очаровывали. Но в то же время он ни на секунду не позволял себе забыть, что этот величественный город таит в темноте переулков ненависть и жестокость, что зло скрывается там, куда не достает свет ночных фонарей.

Здесь, на крыше небоскреба, гул машин почти не нарушал тишины. Ветер играл полами его плаща, развевал его темные волосы, обычно спадающие на лоб. Он подставил ветру лицо и ощутил дуновение на левой щеке. Луна вышла из-за облака, луч выхватил из темноты его белое лицо – печальная маска Пьеро с навечно замершей на щеке слезой. Спокойствие и величие этого города обманчиво, нельзя терять бдительность, город не будет ждать.

Его слух уловил дробный стук каблучков. Он чуть поморщился, концентрируясь: искусственная ушная мембрана выделила этот звук из ночного гула. Он всмотрелся вниз, туда, где, не подозревая о его присутствии, торопливо шла худенькая девушка. Стук ее каблучков отзывался эхом, отражаясь от глухих кирпичных стен. Девушка испуганно оглядывалась: отзвук чьего-то выкрика, скрип тусклого фонаря, крысиная возня в мусорной свалке – каждый шорох казался ей враждебным. Даже звук ее собственных шагов казался слишком громким, способным привлечь опасность. Ей хотелось скорее миновать эту темную, освещаемую единственным уцелевшим фонарем улицу и оказаться среди людей, в свете ярких витрин, рядом с мелькающей фарами машин дорогой. Стук каблучков становился все чаще, ветер толкал ее в спину, путал ее длинные рыжие волосы, закрывая ее лицо, заставляя глубже прятать руки в карманы короткой кожаной куртки.

Человек не способен противостоять злу. Стоявший на крыше приблизился к краю. Зло правит миром, а человек слаб. За спиной его бился плащ, плечи были спокойно разведены, мерно поднималась и опускалась грудь. Человек слаб, страх живет в нем с рождения. Ветер ударил в его лицо с новой силой, он выше поднял подбородок, в свете луны блеснул металл. Но страха нет здесь. Страх умер вместе с человеком. Он шагнул в пустоту и разом окунулся в ночную темноту города.

……….

Страх умер во мне вместе с человеком. Теперь я – Мститель, машина, не чувствующая страха.

…Ловко приземлился – вышло почти беззвучно, ноги по-кошачьи пружинисто коснулись земли. Темная улица, на которой я оказался, изгибалась и сужалась, будто ей трудно было протискиваться между тесно расставленными громадами домов. Девушка достигла подрагивающего круга света, пролитого фонарем, ее волосы блеснули медью, и через мгновение вся ее фигура снова скрылась в темноте. Несмотря на обостренный от страха слух, она не заметила, что за ней следует человек в темном плаще.

Я на секунду остановился, чтобы оставить в стене микрокамеру. Привычно ощутил тяжесть капсулы-зонда, выдвинувшейся из ладони, и точным движением послал ее в стену угрюмого здания напротив. Острый наконечник легко вонзился в кирпич, прочно закрепив капсулу. Все в порядке, радар активизирован. Я чувствую привычное напряжение в правой части головы. Это в правый глаз – изящнейшее устройство, вживленное в человеческую плоть, – по тончайшим микросхемам передается сигнал. К обычному зрению прибавилось изображение улицы, зафиксированное камерой. Мститель чуть заметно кивнул.

– Повеселимся, парни! – чуткая мембрана выхватила грубый голос из множества звуков. Легкое жжение в правом виске, от напряжения чуть заметно дрогнули брови на бледном лице, и тут же обострился нечеловеческий, механический слух. Голова наполнилась звуками, они переплетались в невыносимом хоре: голоса прохожих из соседнего квартала, шум улицы, гудение машин, нестройное пение бездомного соединились с ритмом танцевальной мелодии, раздающейся из колонок торгового центра, возня осмелевших крыс и завывание ветра меж стен заброшенного здания. Концентрируйся! Шум утих. Четко слышны только неровный перестук каблучков рыжеволосой девушки и агрессивные голоса, они совсем неподалеку… Здесь, за углом.

Тусклый фонарь качнулся от налетевшего ветра и беспомощно моргнул.

Голоса, отзывающиеся в голове Мстителя, принадлежали группе парней. От таких веет животной агрессией, даже когда они поодиночке просто проходят мимо, толкнув плечом, заходят в метро, цепко ощупывая взглядом пассажиров, усмехаются, показывая зубы. У таких парней взгляд исподлобья, в котором читается постоянная готовность ударить. Они всегда сбиваются в стаи, им необходимо подпитываться злобой друг друга.

– Повеселимся! – это голос бритоголового, крепкого парня. Он демонстрирует неестественно накачанные бицепсы, поигрывая массивным ножом. Вздувшиеся мышцы грудной клетки и рук – дело явно не обошлось без стероидов. Рядом с ним высокий длинноволосый парень, в его руке мерно покачивается тяжелая цепь, с не меньшим изяществом она опустится на голову невезучего прохожего, в этом сомнений нет. За их спинами переговариваются еще два головореза, со смехом задирая друг друга. Они должны контролировать другую часть улицы. Чуть ближе к углу дома – худой, долговязый пацан. Мешковатые штаны и толстовка призваны скрыть его худобу. Он крепко зажал в руках биту и, примеряясь к удару, рассекает ею воздух. В его движениях решительность: кто бы ни появился из-за поворота, получит сокрушительный удар в голову. Этот пацан ударит настолько сильно, насколько сможет, ведь тогда он будет принят. Не принятый никем, он должен быть принят хотя бы здесь, в этой стае.

– Раскроишь башку первому, кто подвернется, – станешь одним из нас. Станешь частью банды койотов! – выкрикивает ему в спину длинноволосый.

– Не беспокойся, скоро здесь будет много крови! – парень старается отвечать как можно беззаботнее, но в его голосе проскальзывает напряжение.

«Много крови!» – отдается в голове Мстителя. А стук каблучков слышится все дальше.

«Эти парни мне не нравятся, Ларри…» – он проговаривает это про себя, зная, что искусственный интеллект Ларри, его друга, его помощника и проводника, уже просчитал возможный ход событий.

– Учитывая обстоятельства, существует лишь один вариант последовательности событий, – механический голос Ларри, как всегда, не заставил себя ждать.

Напряжение в правом виске сменилось визуальными образами: все движется мучительно медленно, и можно рассмотреть в подробностях каждую деталь. То, как фонарь, качнувшийся от порыва ветра, все еще не может оправиться от этой встряски, и лампочка все мигает, но почти не дает света. То, как девушка поворачивает за угол и делает шаг навстречу парню с занесенной битой. Как расширяются ее глаза и раскрывается рот для крика, который не успевает прозвучать. То, как, описав дугу, бита рассекает ее левый висок, как закидывается ее голова, как руки в беспомощном взмахе отпускают сумочку, из которой на грязный асфальт летят телефон, губная помада, ключи с забавным брелоком, маленькое зеркальце, дающее трещину, ударяясь о стену. Можно увидеть, какими стеклянными стали глаза парня, заносящего биту для повторного удара, как из рассеченного виска девушки течет кровь, заливая лоб, окрашивая в темное рыжину ее волос, спускаясь вниз по щеке к шее, затекает за ворот куртки. Как медленно бита опускается на ее голову второй раз и как красные брызги становятся алмазными, попав в свет мигнувшего фонаря. Как все застилает темнота смерти…

Видение промелькнуло за долю секунды. Фонарь качнулся назад и, наконец, снова слабо осветил часть улицы. Лицо Мстителя стало чуть бледнее, на белой маске Пьеро заметнее очертилась нарисованная черным капля слезы.

– Я понял тебя, Ларри.

Остановить ее, просто попросить ее, просто сказать…

– Подождите, девушка! – его механический голос звучит еще более гулко, отражаясь от кирпичных стен. Девушка испуганно оборачивается, она не ждала, что кто-то идет за ней в темноте.

– Что вам нужно? – бросает она и ускоряет шаг, приближаясь к повороту, к стае койотов, к занесенной для удара бите.

– Подождите, прошу. Пожалуйста, вам не нужно туда идти!

Как успокоить ее? Как объяснить, что он не причинит ей вреда, что там, за углом, ее ждет смерть? Он вытягивает руку – в ней нет оружия, это мирный жест.

– Прошу вас, не надо идти туда.

Испуг на лице девушки сменяется раздражением, даже злостью. Еще один ненормальный, возомнил о себе невесть что, нацепил плащ и разгуливает по городу. Таким место в сумасшедшем доме, а не среди нормальных людей.

– Иди домой, понял? Отстань от меня. Не смей приближаться! – Она поворачивается к Мстителю и пугается сильнее, увидев белый грим на его лице, его вечно печальную маску. Она пятится назад, она не понимает и не может понять его. Этот город отравлен страхом, каждый его житель давно потерял веру в людей… Возможно, не зря…

– Не смей идти за мной, придурок! – она показывает ему средний палец, она давно усвоила, что лучшая защита – это нападение. Она делает еще один шаг…

Все как всегда. Короткое усилие, и все движения вокруг замедляются. Девушка поворачивается и видит занесенную биту, искажается гримасой лицо парня и вздувается вена у него на шее. Бита в движении – подставить руку. Вот так.

Как всегда в такие моменты, мое сознание будто отключилось, тело действовало само по себе, управляемое сигналами, не мыслями. Бита разлетелась на щепки, она больше никому не причинит вреда. Удар. Под моим кулаком сминаются кости грудной клетки худого парня, до моих ушей, будто откуда-то издалека, доносится их хруст. Тело отлетает далеко в сторону и, ударившись о стену здания, сползает на асфальт. Теперь парень больше похож на небрежно брошенную тряпичную куклу, чем на человека.

Краешек моего человеческого сознания улавливает, как в полных ярости глазах остальных головорезов на мгновение вспыхивает ужас. Бритоголовый громила первым оправляется от потрясения. Он крепко сжимает в руке нож.

– Ах ты сука ряженая!

Перехватить. И рука уже сжимает занесенную для удара руку здоровяка. Пальцы сжимают его запястье. Сильнее, еще сильнее, сейчас снова затрещат кости… Еще небольшое усилие – и нож со звоном ударится об асфальт и отлетит в сторону. Лицо бритоголового так близко. Приоткрытый рот и широко раскрытые глаза придают его круглому лицу глуповатое выражение. Камера правого глаза считывает информацию, главный компьютер в голове проводит поиск на соответствие – миллионы видео с камер по всему городу промелькнули перед глазами. Ах, вот то, что нужно, этот парень нам уже знаком – короткое видео прокручивается в голове. Вот он наносит удары старику в коричневом пальто. Идет дождь, вокруг никого, и бритоголовый всаживает в оседающее тело нож еще и еще раз. Он вытаскивает из кармана коричневого пальто бумажник и быстро бежит, не глядя под ноги, наступая в лужи… Здоровяк уже убивал, и не раз.

Голос Ларри подводит итог, его слова звучат четко:

– Сканирование завершено. Объект определен. Эрик Митчел, тридцать два года. Неоднократно совершал убийства.

Кажется, уже пора привыкнуть, но на секунду сознание отделяется от беспристрастности компьютерной программы. Будто что-то лопнуло в мозгу, гнев мешает дышать.

– Ты не заслуживаешь жизни! Тебя остановит только смерть.

Нож не упадет на асфальт, нет. Тело снова обретает автономность. И рука, сжимающая руку бритоголового, теперь не дает ему разжать пальцы, обхватившие рукоятку ножа. Длинное лезвие, направляемое моей рукой, пронзает горло бритоголового, мягко входит глубже и, пробив затылочную кость, выходит наружу. Чувствуется что-то теплое и липкое на руке. Неважно. Лицо здоровяка навсегда замерло с приоткрытым ртом и глупо расширенными глазами.

Сознание, контролируемое компьютером, подсказывает повернуться. Моя выставленная вверх рука останавливает цепь за мгновение до того, как та обрушивается мне на голову. Длинноволосый не ждал такой быстроты реакции, выражение превосходства на его лице сменяется ужасом. Как просто вырвать цепь из его рук… Сильный взмах рукой, поворот всем корпусом, моя рука как будто удлинилась для этого удара. Брызги крови разлетаются в стороны, и тело длинноволосого, изрезанное на куски, оседает на асфальт. Только сейчас замечаю выдвинувшиеся из костяшек моей руки стальные лезвия. Мое тело быстрее меня. Лезвия быстро входят обратно в руку, будто их и не было. Доказательством служит разве что изрезанное тело у моих ног.

Цепь все еще в руке, ее конец все еще летит по заданной траектории. Кажется, что она движется очень медленно. Хотя, скорее всего, оставшиеся мерзавцы не могут даже различить ее движения. Удар. Этот парень даже не пытается бежать – оцепенел от страха. Теперь он вряд ли когда-нибудь сможет хотя бы ходить. Последний уцелевший из шайки сорвался с места и бежит. Бежит как дикий зверь, петляя и пригибаясь. Цепь летит ему вслед и обвивается вокруг ног, мне слышно, как крушатся и ломаются его кости. Он падает и тяжело скользит по грязному асфальту, как брошенный кусок мяса.

Кажется, что эта схватка длилась вечность, но я понимаю, что прошло от силы десять секунд. Рыжеволосая вжалась в стену спиной и дрожит. Ее рот открывается и закрывается беззвучно, по-рыбьи. Ну что ж, не каждый день увидишь пять искалеченных окровавленных тел. Наверное, дуреха так и не поймет, что была на волосок от смерти и что я спас ее жизнь.

Зонд, оставленный мной в стене здания, снова собирается в капсулу и послушно ложится в мою вытянутую ладонь. Вкладываю его в клапан на бедре. Как странно, что когда-то я привыкал к этому костюму. Сейчас он моя вторая кожа.

Девушка наконец пришла в себя. Испуганно закричала и, подхватив сумочку, побежала, стуча своими каблучками, прочь от меня, от изувеченных тел, от этого ночного кошмара, который не раз еще разбудит ее среди ночи. В последний раз окидываю взглядом еле освещенную улицу. Обшарпанные стены домов, свалка под окнами дешевых квартир, узкая полоска темного неба между крышами. С плаката на кирпичной стене белозубо улыбается лицо кандидата в мэры: «Голосуйте за нового мэра города!» Эти плакаты расклеены повсюду, будто не очевиден этот нелепый контраст холеного лица, дорогого костюма и крупных часов на приветственно поднятой руке очередного лжеца с убожеством этих трущоб.

Пора уходить. Девчонка может со страху вызвать полицию. А на сегодня мне уже точно достаточно общения с незнакомцами.

Тело, как всегда, чуть опередило мое сознание. Я двигаюсь вверх по кирпичной стене, оставляя внизу изуродованные тела, мусор улицы и лживые плакаты. Шипы, выдвинувшиеся из подошв ботинок и толстой кожи перчаток, легко входят в кирпичную поверхность стены. В ушах шумит ветер, полоска неба, казавшаяся такой узкой с земли, становится все шире и шире. Стена обрывается, и я, с силой оттолкнувшись от ее края ногами, оказываюсь в темном, тяжелом, но напоенном свежестью небе. То ли падая, то ли паря, я чувствую подобие счастья. Я не знаю, могу ли я в самом деле испытывать счастье. Но это чувство полета будто бы освобождает меня, будто немного ослабляет сжимающую мое сердце металлическую клешню. Сейчас я могу быть собой. Я устал от испуганных криков, от искаженных ужасом лиц. Люди не принимают меня таким. Какую злость я вызвал в той девушке, просто заговорив с ней, просто пытаясь ей помочь… А тот толстяк за рулем такси, перед которым я оказался вчера, неосмотрительно выйдя из подворотни? Он был спокоен и доволен собой, ковырял в зубах зубочисткой, глядя в зеркало на лобовом стекле. И какое отвращение я прочитал на его лице, когда он заметил меня! Заметил мой плащ, мое разрисованное черным и белым лицо, непохожее на его – розовое, толстое, сытое. Он уже был готов достать свой припрятанный под сиденьем пистолет, купленный на случай ночной разборки или неожиданного нападения. Нападения! Я не совершал нападения. Я не угрожал. Я не сказал ни слова. Но люди этого города так запуганы, так пропитаны страхом и ненавистью друг к другу, что первое чувство, которое вызывает у них нечто непривычное, – это слепая ярость. Желание напасть, пока на тебя не напали. Это поведение больных диких зверей, загнанных в угол, а не разумных существ. Тогда я отступил в тень арки. Я исчез для него, стал коротким видением. Скорее всего, он со смехом потом рассказывал своим друзьям в грязном баре, что ему примерещилось чучело с белым лицом – чуть было не выстрелил в него, да оно вовремя пропало. И друзья будут покатываться со смеху вместе с ним, заливаясь виски и затягиваясь вонючими сигаретами. Тогда я исчез для него. Но я всегда буду там, я накрепко связан с этим городом.

Я отталкиваюсь ногами снова, и крыша высотного здания оказывается далеко внизу. Я лечу и падаю, отталкиваюсь снова, еще и еще, пока не оказываюсь далеко от центра города, на крыше, так высоко, что огни мегаполиса перестают затмевать небесные огни. Так, издалека, он виден как на ладони. Он кажется игрушечным со всеми этими огоньками и башнями, он кажется безобидным. Кажется… Я вдыхаю ночной воздух, и железная хватка, сжимающая мое сердце, снова слабеет на мгновение. Этот город уничтожает себя сам. Я знаю это. Я знаком с жестокостью, с ненавистью, с болью. Я знаю о смерти даже слишком много. Но я не могу уйти, не могу оставить этих несчастных, обозленных, измученных людей.

Как мало человеческого во мне осталось. Я испытал слишком много боли, слишком. Теперь мне не нужно многого. Я просто исполняю свое предназначение. Я не меняю мир. По левой щеке медленно сползает слеза и чернеет, смешиваясь с краской нарисованной капли.

Я всего лишь делаю мир чуть лучше, чем он есть.

Занимался рассвет. Волна света медленно, но неуклонно заполняла собой город. Дотронувшись до крыш небоскребов, спустилась ниже и отразилась во множестве окон, увеличив этим свою мощь. Скоро она дотянется и до самых темных, неприметных улочек, разольется по обшарпанным стенам, разбитому асфальту, сделает явной ущербность городских трущоб и на время отпугнет их ночных обитателей. А это значит, что пора возвращаться.

………….

Город еще только начал просыпаться: голоса торговцев уличных рынков, звуки шагов первых прохожих, сонных, но уже спешащих на работу. Из колонок круглосуточного супермаркета донесся нарочито бодрый голос диктора.

– Доброе утром всем, кто с нами в этот ранний час!

Все эти звуки доносились до сознания Мстителя, но, смешиваясь, превращались в неразборчивый шум. Ненавязчивый, немного угрюмый, но все же приятный и легкий шум утра. Он означает, что начался новый день, день обычной жизни, почти что беззаботной, почти что спокойной, почти, что счастливой жизни.

Почти что… Он был погружен в себя и почти не обращал внимания на дорогу, тело привычно слилось с мотоциклом, и редкие автомобилисты даже не успевали заметить черную тень, проносящуюся мимо. Он может позволить себе эту скорость: если что, Ларри всегда позаботится об управлении, а значит, можно ненадолго забыть обо всем. Ведь когда-то не было Мстителя, не было искусственного зрения, металлической вставки в черепе, тончайшей ушной мембраны, фиксирующей каждый звук. Не было ночных прогулок по крышам. Не было ослепляющей ненависти и желания мстить. Не было этих беспомощных рыжеволосых девушек, запуганных, уставших, жалких. Не было жестоких полулюдей, с битами и цепями ожидающих за углом.

Не было?

Он прищурился и совсем четко, будто бы это и не воспоминание вовсе, увидел медный блеск в волосах девушки. Нет-нет, не девушки, девочки, сидящей у окна. Чуть подавшись вперед, она внимательно слушает учителя. Она не замечает, как серьезно сведены ее брови. Кажется, она всегда была такой. Мелани, девочка за соседней партой, все воспринимающая всерьез, девочка с рыжими волосами, до которых хочется дотронуться, да только страшно спугнуть этот играющий в них солнечный блик. Могла бы Мелани стать одной из тех запуганных и запутавшихся девушек из гулких ночных переулков? Трудно представить. Страшно представить.

А вот из тех ребят с задних парт вполне могли бы выйти ночные смельчаки с низко опущенными капюшонами, тяжелыми взглядами, желанием сбиваться в стаи. Разве так бывает? Ведь это дети. Но издевка в глазах мальчугана, оторвавшегося от разрисовывания парты, сверкнула совсем как во взгляде взрослого парня с ночной улицы, чувствующего свое превосходство, силу, безнаказанность. Это Стив Уоллкет. Да, так его звали. Столько времени прошло, а память почему-то продолжает хранить даже такие мелкие, казалось бы, ненужные детали. Детали совсем другой жизни – жизни не Мстителя, а паренька по имени Мартин, готового максималистски рассуждать на уроке истории о коллективном разуме, изредка бросая взгляд на рыжие волосы Мелани, не замечая насмешливых перемигиваний Стива и его дружков. Простое, смешное, глупое время. Невероятно счастливое время. Его никогда не вернуть, не вернуть того Мартина и его непоколебимую уверенность в том, что мир устроен сложно, но правильно, что разум царствует в нем, а насилие никогда не сможет одержать верх. Поэтому каждая деталь бережно хранится в памяти, каждая деталь драгоценна – это составляющие детского, обыденного и незаметного счастья, ценность которого в полной мере осознается только сейчас.

Звуки утреннего города совсем перестали тревожить его слух, он полностью погрузился в воспоминания: весенний день, школьный класс, залитый солнцем. Он говорит, не замечая, как пальцы нервно теребят карандаш.

………

Мистер Уилсон, учитель истории, серьезно слушает, иногда слегка кивая. Мартину кажется, что этими кивками он отмечает главные моменты в чуть сбивчивой речи ученика, каждый кивок вызывает в нем толчок благодарности. Мистер Уилсон умеет слушать, поэтому Мартину кажется важным объяснить ему свою теорию о коллективном интеллекте как можно яснее, убедительнее и проще. Так, как это у него выходило в долгих разговорах с дедушкой.

– Мартин Стоун представил нам интересную концепцию, да, коллеги? – мистер Уилсон обводит взглядом класс. Он единственный из учителей называет школьников коллегами, и Мартину это нравится.

– Итак, Мартин считает, что наша земная цивилизация управляется коллективным человеческим разумом. Таких теорий существует довольно много. Попросим Мартина пояснить, на чем основано его личное заключение.

Мистер Уилсон говорит очень серьезно, а глаза его смеются. Он прекрасно понимает, что «коллегам» куда интереснее было бы сейчас выбежать на улицу, вдоволь пошуметь, потолкаться, засмеяться во весь голос, а не слушать подробности этого доклада. Но Мартин, машинальным движением поправив очки, с готовностью продолжает, он слишком увлечен, чтобы разглядеть ироничные искорки в глазах учителя. Кроме того, он чувствует щекой, что Мелани внимательно смотрит на него и ловит каждое слово. Почему-то Мартину ужасно неловко было бы повернуться и прямо взглянуть на ее сосредоточенное лицо, его щека начинает розоветь, поэтому он спешит быстрее перейти к своим доводам, вернуть свою уверенную сосредоточенность.

– Согласно данным археологических раскопок, наш вид человека разумного – кроманьонец – появился на земле около сорока тысяч лет назад, на территории современной Франции. В это же время существовал и другой вид – неандертальский человек. Получается, что два вида людей существовали в одно и то же время. Никаких данных о том, что они соперничали и истребляли друг друга, нет. Неандертальский человек просто исчез. Я думаю, этот вид был переходной фазой к виду человека разумного, современного человека. И, выполнив свою функцию, он просто прекратил свое существование…

Пока Мартин говорит, задние ряды понемногу оживляются. Стив Уоллкет написал что-то на мятом тетрадном листе и показывает соседям по парте. Видимо, его острота касается Мартина, потому что парни, поочередно прочитав написанное, бросают взгляд на говорящего ученика и утыкаются лицом кто в парту, кто в тетрадь, кто в сложенные ладони. Поводов повеселиться море: Стоун очкарик, Стоун хиляк, Стоун не бесится, как все, на переменах, а усаживается в углу с книгой и, идиотским движением поправив свои очки, отключается от окружающего мира. Уоллкет с парнями называют такие моменты «Стоун в отключке» и стараются досадить очкарику, бросив в него ластиком, прилепив к плечу липкую бумажку с обидной надписью, громко крикнув ему в самое ухо. Но этому отмороженному хоть бы хны: на секунду оторвется от чтения, рассеянно посмотрит поверх книги и снова уткнется в нее носом, будто такие мелочи его совершенно не тревожат. Это бесит больше всего. Стив знает толк в издевательствах, он уже не первый год остается в этом классе и, хоть и не силен в учебе, уж точно знает, как довести слабака до слез. А Стоун не поддается, как будто он выше Стива, как будто он, а не Стив, сильнее, как будто он знает что-то для Стива неизвестное, что делает очкарика неприкасаемым. От одной мысли об этом Стива начинает трясти, ему хочется вмазать по очкам этого всезнайки, толкнуть его на землю и прижать ногой, чтобы тот полежал в пыли и уяснил себе раз и навсегда, кто здесь главный. Да ведь били уже этого чокнутого, но ни разу не получилось довести его до слез или заставить просить о пощаде. Всегда он молчит, смотрит исподлобья. Даже в тот раз, когда Алекс не рассчитал удар и сильно разбил ему губу, толкнув к двери, Мартин только смерил того взглядом и вышел из класса, зажав рот рукавом. Алекс все боялся, что его вызовут к директору, и до вечера ныл об этом, а потом оказалось, что очкарик ни словом не обмолвился ни об Алексе, ни о Стиве, ни о других парнях. Это будто бы делало их обязанными ему, а значит, усиливало ненависть.

– Решил поиграть в рыцарей, придурок! – зло цедил сквозь зубы Стив. – Ненавижу таких, как ты, профессорский сынок.

Все в школе знали, что отец и дед Мартина – какие-то шишки в науке. Отец даже приходил как-то к ним в класс, рассказывал о своей профессии. Стив на пару минут заинтересовался его бреднями об искусственных органах, о человеке будущего и сложных хирургических операциях, меняющих жизни людей, но Стоун-старший говорил и говорил, не умолкая, а, наоборот, только распаляясь, совсем так же, как Мартин, поправляя свои очки. Стив давно перестал слушать его и старательно обводил контуры нового рисунка на своей парте: монстр с уродливо раскрытой пастью, не по-человечески, а как бы вертикально, когтистые лапы тянутся к убегающему человечку, а тот кричит в ужасе, ибо ему не уйти. Стив мирно обводил острые линии зубов, когда понял, что в классе подозрительно тихо, и, подняв глаза, увидел, что Стоун-старший, слегка оперевшись рукой о его парту, с улыбкой смотрит на незаконченный рисунок.

– Я рад, что среди вас есть уже определившиеся с выбором профессии. Вот, например, перед нами – свободный художник. Ну, не будем отвлекать вас своими научными разговорами, продолжайте, пожалуйста. – Он, как ни в чем не бывало, выпрямился и прошагал обратно к доске, а класс взорвался хохотом. Никто еще не разговаривал так со Стивом, и, кроме всего остального, он выглядел ужасно нелепо: застигнутый врасплох, с высунутым от старания кончиком языка. А как он покраснел, не найдя, что ответить на это вежливое замечание! Не засмеяться было невозможно. А Стив не знал, куда провалиться от стыда, и пообещал себе отомстить Мартину за эту насмешку – не старший Стоун, так младший, разница невелика.

Сейчас Мартин пустился в объяснения своей дурацкой теории и, сверкая глазами, говорил:

– Коллективный разум есть у муравьев, пчел, термитов. Это очевидно, поскольку эти объекты малы. Коллективный разум у человечества невозможно выявить сразу, но…

Стив не выдержал и запустил ему в затылок крепко скрученный бумажный шарик. Шарик отскочил от тощей шеи Стоуна, а тот сбился и недовольно-вопросительно обернулся.

– Уоллкет, что вы себе позволяете?! – Мистер Уилсон вопросительно приподнимает подбородок, брови его тоже слегка поднимаются, выражение лица становится презрительным. Он переводит взгляд на Стоуна и кивает, чтобы тот продолжал.

– Да врет он все, сам выдумал и лепит, что в голову взбредет, а вы слушаете, раскрыв рот! – Стив сам не ожидал от себя такого красноречия, но сейчас ему удалось привлечь потерянное внимание ребят из класса, и он был собой доволен.

– Он не врет и знает, что говорит! Он умный, в отличие от тебя! – Это Мелани выкрикнула с места и, кажется, сама немного испугалась своей горячности, но продолжила смотреть гордо и прямо, только закусила губу от волнения.

Стив только рад лишний раз уколоть Мартина:

– Нашел себе защитника, Стоун, ничего не скажешь. Попридержи свою невесту, а то она, кажется, броситься может. Рыжая, ты на людей не кидаешься? А то взгляд как у дикой зверюги.

На светлой коже Мелани быстро выступает пунцовый румянец. Никуда от него не денешься, не спрячешь. Мартин, наоборот, бледнеет, сжимает кулаки.

– Стивен, немедленно прекратите свои излияния. Они никого не интересуют. На вашем месте я попытался бы сосредоточиться и слушал бы Мартина не отрываясь. Вы прекрасно знаете, что вам грозит еще один год за этой самой партой, если вы продолжите в том же духе.

Оживившийся было класс тут же затих. Мартин выдохнул и продолжил говорить как можно невозмутимее. Только все не мог разжать кулаки. Уоллкет тем временем уже незаметно делал своим друзьям знаки: сейчас он точно знал, чем займется после уроков. Показав глазами на Мартина, он подносит кулак к своей широкой скуле. Его жест ловит Алекс, худощавый парень с желтоватыми зубами и вечно сальными волосами. Он неприятно улыбается.

– Потолкаемся, – еле слышно, одними губами говорит Стив, многозначительно поднимая брови.

Перегнувшись вперед, Алекс тыкает ручкой в спину круглоголового крепыша Джонни. Этот недалекий мальчуган – вторая часть вечной свиты Уоллкета.

– После уроков проведем беседу со Стоуном, – многозначительно шепчет Алекс.

– Чего? – Джонни мучительно морщит лоб. До него редко доходят эвфемизмы.

– Со Стоуном. По-бе-се-ду-ем. – Каждый слог Алекс легонько отбивает кулаком по парте. До Джонни, наконец, дошло, и он расплывается в улыбке, как будто ему пообещали бесплатную пиццу.

– По-бе-се-ду-ем, – довольно растягивает он слоги.

– Тебе конец, урод, – шипит Стивен в сторону Мартина. Тот, будто не замечая, заканчивает свой доклад и спокойно оглядывает класс, ожидая вопросов. Мистер Уилсон дружески кладет ему руку на плечо:

– Ну что же, Мартин, твоя теория имеет право на жизнь, в ней есть своя логика. Садись, за твою работу я поставил тебе «отлично».

Мартин спокойно садится за свою парту и, будто ни к кому не обращаясь, проговаривает:

– Странно, что один неандерталец все еще живет в наше время.

На лице мистера Уилсона на секунду появляется улыбка, но он тут же стирает ее, чего не скажешь о детях: те не скрывают своих смешков и открыто смотрят на краснеющего от злости Стива.

– Посмотрим, кто из нас неандералец! – шипит он, но тут же краснеет еще сильнее, поняв, что неправильно выговорил заумное обзывательство. Ничего, сегодня хиляк ответит за каждый смешок в сторону Стива, за все ответит.

…Мартин понимал, что сегодня ему не уйти от драки. Он уже привык к стычкам с Уоллкетом и его дружками и воспринимал их как неприятное, но неизбежное событие. Наверное, так некоторые смотрят на дождь, от которого никуда не деться, нужно просто перетерпеть его и продолжать путь, ну, или уж вовсе не выходить из дому. Правда, каждый раз, когда драка все-таки начиналась, ему еще ни разу не удавалось сдержать свой гнев. Он выходил из себя и, сжав кулаки до белизны в костяшках, пытался ударить обидчика в ответ. Обычно его попытки прекращались где-то через минуту, и он оказывался на полу, или утирал разбитый нос, или поправлял разорванный ворот рубашки, или ловил ртом воздух, согнутый в три погибели, с головой, зажатой под локтем одного из здоровяков. У него были свои правила на этот счет: нельзя кричать, нельзя бежать и, конечно же, нельзя плакать. Эти низколобые оболдуи только и ждут, что ты начнешь просить их о пощаде, а давать им то, чего они ждут, Мартин ни в коем случае не собирался. Поэтому он изо всех сил отбивался, а потом терпел. Он знал, что это выводит обидчиков из себя, и внутренне торжествовал этой полупобеде.

Сегодня ему не уйти от драки, но привычного сосущего ощущения в животе как не бывало. Мелани шла рядом и, чуть наклонив набок голову, слушала его. Ее рыжие волосы были собраны в хвост, и только одна непослушная прядка то и дело выбивалась и падала на щеку. Мелани торопливо убирала ее за ухо, но прядь выбивалась снова. А Мартин, автоматически продолжая говорить что-то о человеке каменного века и его эволюции, следил за этой борьбой и забывал бояться.