скачать книгу бесплатно
Как он мог забыть?! Эрмитаж – это же несколько зданий, вдоль которых он каждый день бегал к приятелю в Летний сад! И все они связаны между собой длиннющей системой подвалов! Значит, и вентиляция тянется во все стороны, а не только во Дворец! Сколько же времени придётся ему здесь провести?! И выберется ли он когда-нибудь хоть куда-нибудь, прежде чем силы окончательно его покинут?!
Печальную мысль Брысь додумать не успел, так как, сделав ещё шаг вперед, снова полетел вниз…
Глава четвёртая. 1837
Упал Брысь на какие-то склянки, которые в великом множестве стояли на широком дубовом столе. Прямо перед носом увидел опрокинутую свечу – вероятно, он задел её при падении. Фитилёк вдруг вспыхнул ярче, шаловливо подмигнул и стал слизывать огненным язычком разлившееся содержимое стеклянных бутылочек, пытаясь дотянуться до кучи старого тряпья на дальнем конце стола. «Это плохо!» – подумал кот, всё ещё находясь во власти чувств, «растрепавшихся» во время вертикального полёта.
– Ах ты, чертяка! А ну брысь! Развелось вас тут!
Голос, хоть и назвал его по имени, но принадлежал незнакомому, устрашающего вида мужику. Он навис над Брысем, щекотнув длинной взлохмаченной бородой, бесцеремонно схватил за шкирку, скинул со стола и пинком отбросил в угол комнаты.
Теперь искатель приключений приземлился на все четыре лапы, но ошеломление ещё не прошло, а потому он не двинулся с места, отрешённо наблюдая, как огромные ручищи хлопают по расходившемуся пламени, а тлеющие кусочки разлетаются по низкому сводчатому помещению. Один из них вспорхнул и исчез в дыре, через которую Брысь сюда попал.
Всё происходящее требовало осмысления, и кот начал приводить себя в порядок, приглаживая шёрстку языком. Ещё в детстве мама объяснила, что эти размеренные движения очень способствуют умственному процессу.
Выводов напрашивалось, как минимум, два: он жив и находится в каком-то подвале, возможно, даже под Дворцом. Однако оставались и неясности – смущала одежда, которая была на мужике. Не то чтобы он раньше не видел тулупов, но в июне?! Хотя, и впрямь, не жарко. Может быть, каменные своды и летом не прогревались?
Наконец огонь был потушен, и человек принялся собирать склянки, не переставая ворчать. А Брысь достаточно пришёл в себя, чтобы оглядеться в комнате.
Она была более чем странной. Помимо стола, на который он так неудачно свалился, у противоположной стены стояло диковинное сооружение, похожее на нижнюю часть печи, а над ней шатёр, но только из железа. И повсюду деревянные полки, тоже заставленные всевозможными баночками, бутылочками и прочими стеклянными ёмкостями.
Брысь уже собрался незаметно выскользнуть через не плотно прикрытую массивную дверь, как сначала вдалеке, а потом всё ближе и ближе стали раздаваться крики:
– Пожар! Пожар! Фельдмаршальский горит!
Что такое «пожар» он знал, видел однажды, когда жил во дворе старинного дома на Гребном канале. А вот «фельдмаршальский»? Наверное, что-то очень ценное, раз все так всполошились.
А суета разрасталась нешуточная: подвал сотрясался от топота десятков ног. Теперь уже кричали все сразу, без разбору, так что понимать смысл становилось всё труднее:
– Воду, воду качай!
– Куда своё барахло тащишь? Наверх беги, государево спасайте!
– Семью-то вывезли? А Царь, Царь-то где?
– Куда вещи-то сносить?
– К Александрийскому! Да живей-живей! Ах, полыхает как!
Перепуганный Брысь заметался по комнате, не зная, что предпринять: то ли здесь в дальний угол забиться, то ли выбежать, пока до него никому нет дела. С Александрийским более или менее ясно – на площади колонна стоит, раньше столпом называлась, а вот при чём тут ЦАРЬ?! Может, про портрет говорят? Неужели и вправду Дворец горит? А как же кошки? А сокровища Эрмитажа?
Брысь не успевал сам себе задавать вопросы и, не выдержав неизвестности, выскочил из комнаты прямо кому-то под ноги. Споткнувшись, человек, одетый в необычные облегающие белые штаны, странного покроя мундир и с высокой блестящей каской на голове, звонко стукнулся ею о каменный выступ, больно пнул кота и помчался дальше по тёмному узкому коридору. Следом бежали ещё несколько в такой же чудной униформе, и каждый с топором или ломом. Наверное, служители Дворца, прижимаясь к стене, подумал Брысь и, на всякий случай, бросился за ними.
Коридор закончился ведущей наверх крутой лестницей, и отряд устремился по ней, задыхаясь от едкого дыма. Брысь мог бы нестись впереди, если бы знал, куда именно они направляются, но пока приходилось крутиться среди замыкающих, рискуя лапами и хвостом.
Навстречу, тесня друг друга, бежали люди, таща в руках кто свечной канделябр, кто фарфоровую вазу, кто картину в золочёной резной раме. А те, к кому присоединился перепуганный искатель приключений, поднимались всё выше, пока не оказались на самом чердаке.
Там клубился дым. От него слезились глаза, а в горле что-то кололось, словно Брысь проглотил ежа-игольницу консьержки тёти Маши, охранявшую вход в подъезд того самого дома на Гребном канале, во дворе которого он однажды зимовал и где (по чистой случайности!) тоже произошёл пожар.
– Слуховое ищите! Через него на крышу галереи и ломайте её! Приказ Государя! Нельзя, чтобы огонь перекинулся на Эрмитаж!
Брысь заметил окно первым и стал звать остальных.
– Слышите, кот где-то мявкает? Не тот ли, что с нами всю дорогу бежал? Сюда, братцы! Нашёл!
Разбив стекло, люди один за другим вылезли наружу, стараясь удержаться на ледяной корке. Брысь чуть не поперхнулся от удивления. Зима?! Но решать эту загадку сейчас не было времени – нужно спасать Эрмитаж, ведь он так и не успел найти портрет дамы в голубом парчовом платье и полюбоваться на сокровища! «Служители» пытались ломами и топорами отогнуть листы кровли, а искатель приключений отчаянными воплями подгонял их, пока не поскользнулся и уже в третий раз за день не полетел куда-то вниз…
«Куда-то» оказалось сугробом, смягчившим приземление. Наконец-то появилась минутка на раздумья, но ничего путного в голову не приходило. Не мог же он провести в трубе несколько месяцев и не умереть с голоду?! Или…? Брысь царапнул себя коготком по носу, а потом ещё и куснул за кончик хвоста – больно! Значит, живой. Тогда совсем непонятно!
Ветер раздувал пожар всё сильнее. Пламя гудело, и в нём, будто в гигантской топке, исчезал зал за залом: кренились колонны, проседали стены, полыхали бархатные шторы и роскошная мебель; под натиском огня проваливался красивый узорчатый пол; с весёлым хрустальным звоном, совершенно неуместным в данных обстоятельствах, лопались стёкла и зеркала…
Осколки сыпались на людей, которые отступили и мрачно наблюдали за погибающим Дворцом.
– Ну что, брат? Испугался? Вон, усы-то тебе опалило! Ты из этих что ли будешь, из мышеловов? А что с нами наверх побежал, а не со своими попрятался? Не переживай, подвал каменный, туда не достанет, не сгорят дружки твои!
Брысь, потрясённый картиной рушившейся МЕЧТЫ, не сразу сообразил, что обращаются к нему. Рядом на корточки присел один из тех, с кем он провёл самые суматошные часы жизни. Человек потрепал его по ушам и поднялся, продолжая говорить уже со своими:
– Да, ишь, как вышло. Гляди-ка, сам Его Величество Государь Николай пожарными командует.
– Слышал, когда всё началось, они с Императрицей и Цесаревичем в театре были, а младшенькие здесь оставались.
– Всех хоть спасли?
– Да, вывезли в Аничков.
У Брыся голова пошла кругом. Может, дыма надышался и от этого рассудком помутился или падения сказались? Какой такой ГОСУДАРЬ Николай? И вместо привычного тёплого камня набережной кругом снег! А Нева скована льдом, и дует с неё пронизывающий ветер, сразу вздыбивший каждую шерстинку в отдельности и пробравший до самой последней косточки!
Люди перешёптывались, словно боялись громкими голосами потревожить скорбность момента.
– Вроде бы сначала в лаборатории аптечной загорелось, в подвале. Потушить-то потушили, да, видать, не всё! В трубу что-то попало, а стены-то деревянные да за столько лет высохли, вот и полыхнули…
Перед глазами Брыся возник маленький тлеющий кусочек, скрывающийся в дыре. Неужели…?!
Огонь не унимался три дня, дожёвывая бывшие когда-то парадными лестницы и залы. И всё это время несчастный кот стоял понурый на ледяном ветру, переживая тяжкую вину. Порывом того же ветра покружило-покружило в воздухе, да и опустило прямо на снег перед ним обгоревший клочок Санкт-Петербургских ведомостей, на котором ничего нельзя было прочесть, кроме года – 1837…
Глава пятая.
Как Брысь свою вину заглаживал
В утешение Брысю можно сказать, что Зимний дворец обречён был сгореть синим пламенем – старое печное отопление не справлялось с зимней стужей, и каждый из трёх тысяч обитателей старался обогреться, как мог: в постели ставили специальные жаровни-сковородки с углями; огромные печи и камины топили дважды в день, отчего в дымоходах часто вспыхивала сажа; слуги разводили огонь на чердаке, где они спали на самодельных топчанах, набитых сухой соломой. К тому же деревянные стены основательно высохли и «дождались» своей искры семнадцатого декабря тысяча восемьсот тридцать седьмого года. Через отдушник печной трубы, что вела в Фельдмаршальский зал из расположенной в подвале аптечной лаборатории, полыхнуло пламя, а уж по какой причине оно там возникло… пусть останется тайной «пришельца из будущего».
Отряд «служителей», бок о бок с которыми Брысь отважно спасал Эрмитаж, на самом деле состоял из дворцовых пожарных и гвардейцев. Император Николай Первый сразу повелел заложить кирпичом переходы и разобрать крышу галереи между зданиями, поэтому огонь не смог добраться до главных музейных ценностей.
Гигантское пепелище дымилось и тлело ещё несколько недель, а Брысь бродил поблизости. Вина так сильно давила на него, что бедняга стал как будто даже ниже ростом.
Сначала он сам себя назначил охранником сокровищ, огромной горой сложенных вокруг Александрийской колонны, потому что эрмики или перебрались в непострадавшую часть подвалов, или разбежались с перепугу. Во всяком случае, Брысь не видел ни одного, а крысы между тем не дремали и шныряли вокруг, норовя откусить кусочек от каждого ценного предмета.
Потом вещи развезли по другим дворцам, погорельцев тоже куда-то разместили, но скучать без дела Брысю не пришлось, так как началась Великая Стройка, и он определил себя ни много ни мало в её руководители! Ну, если быть до конца честным, то в заместители главных архитекторов Стасова и Брюллова. А иначе как бы возродился Зимний во всём своем великолепии меньше чем за два года?!
Работать приходилось круглосуточно, потому что Брысь никому не давал спать – повсюду носился, как угорелый, и торопил, торопил…
Однажды, когда он ещё нёс караул возле спасённого из огня царского имущества, на место пожара приехал верхом красивый молодой человек. Из-под распахнутого ветром тёмного плаща виднелся мундир с двумя рядами золочёных пуговиц. Стоявшие в оцеплении гвардейцы вытянулись в струнку и хором поприветствовали: «Здрав… жем… ваш… ство!» Брысь ничего не понял, кроме того, что персона важная.
Заметив кота, всадник спешился и протянул руку в белой перчатке, подзывая к себе.
– Из наших? – обратился юноша, как сначала подумал Брысь, лично к нему, но ответил караульный.
– Не могу знать, ваш… ство! Других вроде не видать, а этот целыми днями тут, крыс ловит.
– Молодец! – «ство» потрепал Брыся по голове, а тот вдруг осмелел: поставил передние лапы на колено присевшему рядом с ним молодому человеку, ткнулся мордочкой прямо в щегольские усики и потёрся о них, издав при этом самое нежное «мурррр», на какое был способен! А как ещё он мог попросить прощения у того, кого лишил крова?! А что это представитель царской семьи, он уже догадался по поведению солдат.
Юноша рассмеялся:
– А ты похож на кота, который был у меня в детстве, правда, очень недолго.
Он ещё раз погладил Брыся, вскочил на коня и, оказавшись сразу на недосягаемой высоте, крикнул оттуда:
– Ну давай, неси службу исправно! Ещё свидимся, приятель!
Молодой человек поскакал дальше, к пепелищу, а караульный наклонился над Брысем:
– Смотри-ка, сам Цесаревич Александр тебя похвалил, считай, орденом наградил! Так что не подведи, чтоб ни одного грызуна не осталось!
Это было трудно выполнимое задание, но Брысь старался.
Пока шло строительство, он больше ни разу не видел Наследника российского престола, хотя часто о нём вспоминал и даже почему-то скучал. Позже он узнал, что цесаревича Александра почти на два года отправили в путешествие по Европе, где он, кстати, познакомился со своей будущей женой, немецкой принцессой Марией.
Наконец настал день, когда началось внутреннее оформление Дворца. Переживая за его сохранность от новых пожаров, Брысь лично следил, как перекладывались печи и возводились дымоходы, подальше от стен, а дерево заменялось кирпичом и железом, и лестницы были теперь чугунными или каменными.
Особенно интересовали Брыся апартаменты цесаревича – череда комнат во втором этаже, окна которых выходили на Адмиралтейство: парадный Белый зал, гостиные, спальни, кабинеты, будуар для принцессы Марии. Архитекторы называли всё это красивым словом «анфилада».
К постоянному присутствию серо-белого кота все давно привыкли и даже считали его своеобразным талисманом возрождающегося из пепла дворца, а потому он бегал везде, где хотел, и однажды оказался в будуаре.
И стены, и мебель роскошной комнаты были вишнёвого цвета, а на диванах лежали бархатные подушки с золотыми кистями. Брысь замер. Точь-в-точь, как в его снах! В тех, в прошлых. Точнее, в будущих. В общем, путешественник во времени запутался.
Сейчас ему чаще снились Савельич и Любочка. Он рассказывал им о своих приключениях и о том, что всё разъяснилось – его жизнь действительно связана с Дворцом теснее некуда…
Глава шестая.
Во Дворце
Сердце «пришельца из будущего» колотилось так сильно, словно хотело выскочить из маленькой кошачьей груди. Неужели он скоро увидит даму в голубом, на коленях которой так уютно мурчалось и чьё платье украшали легко отрывающиеся жемчужинки?!
Однако вместо прекрасной незнакомки Брысь встретил цесаревича, тот приехал во Дворец осматривать новые апартаменты. Сопровождал Наследника архитектор Брюллов. (За два года неусыпных наблюдений за строительством путешественник во времени перезнакомился почти со всеми. Вот только кличка, которую ему присвоили, опять не нравилась – Баюн. Какой же он, простите, Баюн, если сам не спал и другим не давал?!)
Издалека услышав шаги и голоса, Брысь примчался поприветствовать его высочество и теперь в нетерпении перебирал лапками, ожидая подходящего момента, чтобы напомнить о себе.
– О, старый знакомый! – юноша наконец-то заметил кота. – Ну, здравствуй, дружище! А ведь я вспоминал о тебе! Даже невесте рассказывал, как маленький храбрец охранял несчастное наше имущество от полчищ кровожадных крыс!
Брысь засмущался. Ну, так уж и полчищ! И почему маленький?! Но вслух сказал только: «Мурррр!» – и потёрся о ноги царской особы.
Архитектор хотел было извиниться за появление кота во внутренних покоях дворца, но, увидев такую дружескую встречу, успокоился.
– Это Баюн. Простите, ваше высочество, но он у нас вездесущий, никогда не знаешь, где появится. Следит за строительством с самого начала. Мы уж к нему привыкли, не прогоняем.
– И не нужно, – Александр на секунду задумался и снова обратился к Брысю:
– А знаешь что, приятель, давай-ка ты будешь нашим Личным Котом. Как тебе идея?
Идея Брысю понравилась, она многое объясняла из его «прошло-будущей» жизни.
Наследник оказался юношей необыкновенно образованным: много читал и свободно разговаривал на пяти языках, а Брысь впитывал подслушанное и подсмотренное, как шерсть воду, радуясь, что станет для Савельича достойным собеседником. (Почему-то ему не приходило в голову, что друга-философа он может никогда не увидеть!)
Своей невесте Александр часто писал нежные письма, а над его столом висел портрет Маши, юной девушки с тонкими чертами лица, на вкус Личного Кота, не такой уж красавицы. Но раз цесаревич влюблен, то он тоже готовился принять хозяйку парчового платья с распростёртыми объятиями.
Правда, до их встречи прошёл почти год, за который Брысь превратился в настоящего придворного. Хотел загордиться, но вовремя передумал, вспомнив пословицу: Скромность украшает… Там, конечно, дальше про человека, но у Людей достаточно других украшений, а вот Коту нужна хотя бы скромность, рассудил он.
В жизни немецкая принцесса Мария оказалась гораздо красивее, благодаря лучезарному взгляду чудесных голубых глаз. Пришельцу из будущего они напомнили цветы незабудки, которые росли на клумбе рядом с Любочкиным киоском.
Под стать глазам и характер у девушки был прекрасный: из украшений она тоже предпочитала скромность, к Брысю относилась приветливо и нежно любила его друга, цесаревича Александра.
Наконец настал момент, когда Мария надела платье с жемчужным шитьём. В тот день она начала позировать для портрета. Несколько часов стояла бедняжка, пока художник колдовал кисточками над холстом.
Брысь впервые присутствовал при создании картины, а потому следил за руками мастера, не отрываясь. Живописец даже стал на него коситься – опасался внезапного нападения. Искушение пришлось подавить силой воли. (Иначе вдруг не разрешили бы присутствовать, а смотреть, как Маша становилась всё более на себя похожей, было чрезвычайно интересно!)
В перерывах, когда художник дозволял принцессе отдохнуть, она присаживалась на козетку малинового бархата с изогнутыми ножками, и Брысь запрыгивал к ней на колени.
Чтобы сделать воспоминания совсем полными, пришелец из будущего подцепил как-то раз одну жемчужинку когтем – бусинка оторвалась и, соскользнув по платью, исчезла в ворсинках ковра. Девушка легонько шлёпнула его веером по носу и ласково сказала: «Шалунишка!»
Вот оно – загадочное прозвище, которое ему никак не удавалось воскресить в памяти! Оказывается, оно и не имя вовсе, а порицание! Хотя из уст Маши звучало приятно.
Пользуясь привилегиями Личного Кота, Брысь много времени уделял исследованиям Дворца, не пугаясь огромных размеров и полностью полагаясь на фотографическую кошачью память. Вот только, проведя без малого два года сыто и беспечно в апартаментах Наследника, забыл искатель приключений, что не всегда котам везет, и утратил бдительность.
Однажды, добравшись почти до подвала, он засмотрелся на причудливо изогнутые балясины чугунной лестницы, ведущей вниз, и споткнулся.
– Не-е-е-е-е-ет! – Брысь насчитал головой шесть ступенек, прежде чем погрузился в темноту…
Глава седьмая.
Спасти императора!
Кто-то тормошил, дёргая за усы, и Брысь приоткрыл один глаз, чтобы посмотреть на наглеца, позволяющего себе такие вольности с Котом Наследника Престола. Нахалом оказался рыжий пушистый эрмик, который очень обрадовался, что его находка жива и почти здорова.
– Ты новенький? Что-то я тебя раньше не видел.
Такое начало показалось оскорбительным. Неужели по красивому ошейнику, сплетённому из золотистых шёлковых нитей, не видно принадлежности к царской семье?! Брысь машинально поднёс заднюю лапу к шее, чтобы потрогать Машин подарок (всегда очень гордился, что так умеют делать только коты, ну ещё собаки, но не про них речь!). Уф, на месте!
Между тем не дождавшийся ответа придворный мышелов отвесил серо-белому незнакомцу довольно ощутимую оплеуху.
