скачать книгу бесплатно
– Вы учились в школе, в кабинете которой Вы устроили погром?
– Да. С первого класса. В прошлом году закончил.
– Какие отношения у Вас складывались с одноклассниками?
– Обыкновенные, как у всех, наверно. С одними дружил, с другими не очень.
– С учителями?
– Учителя хорошие в основном были, не конфликтовал.
– Какие предметы в школе давались с трудом?
– Математика, наверно. Ну, не с трудом, а так, неинтересно было. Приходилось напрягаться. Геометрия еще. И физика.
– Какие предметы нравились?
– Литература, Русский, Музыка.
– Физкультура как?
– Как все, нормативы сдавал.
– Свидетели показали, что Вы во время погрома в кабинете кричали: ” На, фашист, стирай!”. Кого Вы могли иметь в виду?
Меня уже спрашивал об этом психиатр в Москве. Но я не мог ничего связать с этим даже приблизительно.
– Я не знаю, что я имел в виду, когда кричал.
– Ну, возможно, среди Ваших знакомых был некто по прозвищу “фашист”, или придерживающийся таких взглядов? Одевающийся как эти… молодежная субкультура… Скинхеды, да?
– Нет, среди моих знакомых никого, кто подходил бы под это определение, не было.
– А среди тех, с кем Вы могли конфликтовать?
– Я ни с кем не конфликтую, не знаю, кто бы это мог быть.
Доктор написал уже целый лист и перешел на второй.
– Вы вот говорите, что Литературу любили в школе, а почему, в таком случае, разгромили кабинет Русского языка и Литературы?
– Не знаю вообще, как так получилось. Я и с учительницей Литературы хорошо общался, вообще ее все в классе любили. Она в шоке была, когда узнала, что я наделал… Мне рассказывали.
– Сами Вы как оцениваете свой поступок?
Я был искренен:
– Мне непонятно, как так вышло. Я от себя такого не ожидал никогда. Если бы тот прохожий не снял на камеру, что я творю в кабинете, я не поверил бы. Стыдно очень и до сих пор непонятно, как я мог.
– Когда Вас по телевизору показали, что почувствовали?
– Стыдно…
– Родители Ваши чем занимаются?– доктор любил менять тему, видимо, так он “ловил” тех, кто ему врал.
– Мама-преподаватель в том Университете, где я учился, отец-инженер-конструктор на заводе.
– Как обычно спите? Сколько часов? Ложитесь ли в одно и то же время?
– Ну, по-разному бывает, иногда засиживаюсь до трех ночи, иногда вечером ложусь.
Доктор, видимо, выяснил уже все, что хотел, потому что поставил подпись и перелистнул несколько листов и выбрал страницу с заголовком “Лист назначений”.
– Я назначу Вам на ночь легкий препарат, если Вы не сможете заснуть или почувствуете тревогу, обратитесь к медперсоналу, и Вам выдадут его. И утром будете получать капсулу другого препарата, посмотрим, как Вы будете себя чувствовать.
Я похолодел: неужели меня все-таки ждет дурдом и я теперь псих?
– Доктор, а что, я теперь буду пожизненно лечиться? Я – больной?
Доктор закрыл Историю болезни и постарался говорить с участием, но отчеканивая каждое предложение:
– То, что Вы натворили, я предполагаю, было в состоянии так называемого Патологического опьянения. В этом состоянии человек является невменяемым, то есть не подлежит уголовному преследованию. По окончании этого состояния человек обычно вменяем и дееспособен. И если Вы в отделении что-нибудь совершите, Вы будете считаться вменяемым. И будете нести наказание как обычный преступник. Пока же мы проведем экспертизу, по результатам которой Вам будет выставлен окончательный диагноз, а уже Судебные органы решат, где и как Вы будете либо нести наказание, либо лечиться принудительно. Я советую Вам вести себя хорошо, соблюдать режим отделения, не создавать конфликтных ситуаций с другими больными, не грубить медперсоналу. Вы вчера при поступлении подписали “Согласие на лечение в Психиатрическом стационаре”.
Я вспомнил, что вчера я действительно что-то подписал, но машинально, не выясняя, что именно.
– Доктор, а если я откажусь от лечения?– предпринял я попытку хоть как-то защититься.
Доктор поморщился и зачитал по памяти какой-то абзац:
– В таком случае, согласно Закону о психиатрической помощи Российской Федерации, его части, касающейся недобровольного помещения в психиатрический стационар, будет собрана комиссия из нескольких врачей-психиатров, которая выяснив Ваше состояние и руководствуясь Определением Суда на направление на стационарную психиатрическую экспертизу, примет решение о недобровольном помещении Вас в данное отделение. Я понятно выразился?– с некоторым превосходством завершил он.
Крыть нечем-понял я. Обилие официальных терминов непреодолимой стеной отделило меня от привычного мира, и я совсем пал духом.
– Сколько мне присудят здесь находиться?
– Суд не дает конкретного срока, который Вы будете здесь находиться,– доктор снова смотрел в окно, его мысли витали где-то, а я слышал лишь четкое и неумолимое,– Время нахождения в отделении зависит от Вашего психического состояния, то есть от того, как Вы будете себя здесь вести. Если не будете проявлять агрессии, гнева, отказа от пищи, нарушения сна. От того, как сложатся Ваши отношения с другими больными и медперсоналом. Если сможете регулировать свое поведение, то сможете вернуться домой месяцев через шесть.
Доктор закончил мягко, даже как бы с участием, но в тоже время отстраненно. Как и тысячи раз до меня.
В голове у меня крутилось столько всего, что я не знал, что сказать. Вообще, все оказывалось именно так, как и говорил Ашотыч, но тогда все это мне казалось не относящимся ко мне, нереально далеким.
– Если вопросов больше нет, можете идти отдыхать,– заключил доктор и я снова отметил это часто употребляемое здесь предложение “отдохнуть”.
Уже на пороге я спохватился:
– Алексей Николаевич, ко мне мама сегодня, наверно, приедет. Вы разрешите привезти ей в следующий раз несколько книг?
Доктор чуть подумал и с некоторой гордостью произнес:
– У нас в отделении есть довольно хорошая библиотека. Я скажу медсестрам, чтобы Вам разрешили брать по одной книге. Но при нарушении режима Вы будете лишены этого. Понятно?
Я обрадовался и поблагодарив его, вылетел из кабинета. Я чуть не подпрыгивал от восторга: не придется ждать еще неделю, уже сегодня я смогу отгородиться от циркулей, стариков и юрочек, от всего этого вентиляторно-табачного сообщества, буду читать, быстрее пройдет время в надзорке!
– Тебя выписали что ли уже?– притворно удивилась на мое появление Петровна, когда я проходил мимо поста. Видимо, я так сиял, что она сразу поняла мое состояние.
– Нет еще. Доктор сказал, что разрешит мне брать книги из библиотеки Вашего отделения.
– Хоть кто-то почитает, а то стоят книги просто так.– равнодушно проговорила Петровна и продолжила заполнять журналы.
Блин, а может, вчера еще разрешили бы книжку какую-нибудь взять? Видимо, в этом здесь не было никакой привилегии, читать могли все, но, скорее всего, в силу культурного развития, не считали нужным. Интересно, что тут за книжки? Какие-нибудь наподобие “Жизнь вора” или “Прыжок акулы”, “ГРУ против ЦРУ”, “Ограбление по-питерски”, “Зомби из ЧК”? Что еще могли тут читать?
Я рассуждал так лежа в кровати, закинув руки за голову, и все в надзорке уже не казалось таким удручающим. Циркуль копошился в подушке и негромко напевал какой-то простой мотив, старик ходил по проходу и рассуждал о хлебе насущном, усатый и полный, сидя на кровати, вели неспешный разговор про особенности современных теплиц, словно соседи по даче. Юрочка стоял в проеме и дурашливо изображал, что сейчас несанкционированно покинет надзорку.
– Я вот тебе! – изредка доносился голос Петровны, которая говорила это строго как бабушка внуку.
Юрочка иногда разбавлял ее реплики вопросом:
– Бабушка пиедет?
Петровна отвечала, что приедет.
Мужик в углу завернулся в одеяло, Губошлеп тоже спал. Идиллия!
Убийцы и насильники предавались утренней неге, а я лежал в их окружении, и ничего не происходило. Я вспоминал все, что я мог знать о психбольных. Среди моих знакомых не было никого, кто подпадал бы под это определение. Я мог вспомнить только одного нашего соседа-Валеру, который иногда орал в своей квартирке матом по ночам, но при встрече был тих и печален. Разумеется, я смотрел “Молчание ягнят”, но место, в котором я теперь находился, никак не походило на эту жуткую тюрьму, а Алексей Николаевич на доктора Чилтона. Я пробежался мысленно по содержанию “Над кукушкиным гнездом”, и снова не нашел аналогий: тут не было негров-санитаров. Да и санитаров не было вовсе. Были санитарки-неповоротливые бабушки, выполнявшие скорее функции нянечек. А ведь у Кизи было описано отделение не для убийц и маньяков, насколько я помнил, там только Макмерфи был на принудительном лечении. Кстати, примерно по такой же статье, что и я! Хо-хо. Ну, на Макмерфи я никак не тянул: тот бы уже со всеми перезнакомился, организовал с Валерой партию в покер, подкатил к той медсестре в процедурном. Да, она красивая… Еще старшая такая интересная… И она тоже никак не тянет на миссис Рэтчед в “Над кукушкиным гнездом”. Хотя, может, это только пока?.. Пока они ко мне присматриваются?..
Хлопнула дверь-по звуку это та, дерматиновая. Послышался голос Светланы Вадимовны, она о чем-то поговорили с Петровной. Потом снова хлопнула дверь. Петровна звала меня.
– Ну что, уважаемый читатель, пойдем,– улыбаясь, тяжело встала она с кресла, когда я подошел,– сказали тебе выдать книжку на выбор.
Я замер от восторга. Наконец-то! Мы прошли за стеклянную дверь, за которой, как я вчера наблюдал, раздавались “передачи”, и слева от нее обнаружился шкап-именно “шкап”, как его называли в старину! Глубокоуважаемый Шкап! В ширину примерно метра два с половиной и доверху, до потолка почти заполненный книгами! И какими! Собрания сочинений Чехова, Достоевского, Толстого, Бунина, Лермонтова, Пушкина, Куприна,Тургенева, Гоголя! Жюль Верн, Дюма, Гюго, Стейнбек, Майн Рид, Хэмингуэй, Золя, Бальзак, Стендаль, Флобер! Некоторых томов в собраниях не хватало, но сколько же было книг в этой библиотеке! Снизу шли книжки с яркими корешками переплетов-современные детективы, боевики и любовные романы. В середине советские авторы: Шолохов, Симонов, Алексей Толстой, Гроссман, Бондарев и еще какие-то мне неизвестные. Это собрание было похоже на то, которое было у нас дома, и которое я видел в квартире тетки, где прописан, мы раньше часто ездили к ней в гости. И такие же собрания книг я видел каждый раз, когда в детстве приходил с родителями к их друзьям.
– Откуда это богатство?– только и смог я пролепетать, когда рассмотрел весь волшебный шкап.
Петровна, очевидно, была довольна произведенным на “москвича” эффектом-мол, и мы тут не лыком шиты, тоже образованные.
– Приносил медперсонал книги, что от родных остались, из дома еще, если переезжали куда. Родственники больным тоже навезли. Вот и собралась такая библиотека. А никто из больных не читает особо, вот Леша Ефремов только, да иногда еще кто соберется почитать, спрашивает. А так пылятся все время.
Надо увидеть этого Лешу! Я заметил еще стопки каких то журналов в самом низу-наверно это “Роман-газета” и “Новый мир”, или как они назывались раньше? В детстве такие стояли стопками на шкафах, а потом их увезли на дачу.
– Ну, выбирай книжку, а то некогда мне тут стоять!– Вырвала меня из сладкого оцепенения Петровна.
Я спохватился и выдернул сверху второй том Чехова. По дороге в надзорку быстро просмотрел оглавление: “Рассказы, фельетоны 1883-1884” . О, как раз угадал! Я побоялся, что в первом томе будет много от составителя, пол книги досужих рассуждений “о творчестве великого писателя, коего мы почитаем за его талант и прочая, прочая, прочая”, что часто встречается в таких собраниях сочинений. Ну, теперь я спасен!
” Что мне снег, что мне зной,
что мне дождик проливной,
Когда второй том Чехова со мной?!” – От избытка чувств перекроил я детскую песенку и завалился на кровать. Взбил подушку и сразу с первой страницы растворился.
После того, как вышел от доктора, я поймал себя на мысли, что хотя сегодня должна была приехать мама, но я не ждал ее как раньше в детстве-непрерывно, страстно, как избавления из страшной сказки. Как-то быстро дошло до всех моих чувств, что я здесь надолго и наилучшим будет, если я изучу здешние законы существования и избегну ненужных потрясений. Все пройдет стороной, и я тогда снова окажусь в окружении Веньки, Левы, мамы. А может и Ленка снова… Хотя Ленке только не хватало с бывшим психом тусоваться. Ну и ладно.
Я успел прочитать первый рассказ, как меня позвала та высокая медсестра Нонна ( или Нина?)
– На свидание,– она произнесла это так равнодушно, что я сначала воспринял это как “до свидания”.
Она лениво вышла из-за поста и повела за ту дверь, где сидела охрана. Там сегодня были другие: двое мужчин в годах, один из них очень цепким взглядом быстро ощупал меня и чем-то щелкнул на столе. Другой заваривал чай в литровой стеклянной банке и на меня не обратил никакого внимания. В соседней комнате, где вчера меня обыскивал Коля, сидела мама. Он набросилась на меня, как будто я пришел с войны, как будто не вчера утром провожала меня после суда. Сдерживая слезы, все оглядывала, стараясь высмотреть жуткие изменения в моем теле и психике, которые неминуемо должны были произойти за сутки в этом загадочном и жутком по ее мнению месте. Наконец, она усадила меня за один из столов и горестно принялась глядеть мне в глаза. Нонна уселась за стул у окна прямо напротив нас и как-будто приготовилась наблюдать. Это было так непривычно и непонятно, что мы в свою очередь уставились на нее. Нонна продолжила смотреть на нас. Наконец, Нонна, поморщившись как от зубной боли, проговорила:
– Я буду присутствовать и наблюдать за вами во время посещения, чтобы не произошла передача больному запрещенных предметов.
Мама поспешно перебила ее:
– Я знаю, мне охранник все уже объяснил: деньги, спиртные напитки, наркотики, острые и металлические предметы нельзя.
– Людям на улице тоже все объясняют, а они все равно нарушают Правила дорожного движения,– все так же устало процедила Нонна,– так что на посещении у нас в отделении присутствует медперсонал.
Мама встрепенулась:
– Девушка, ну Вы что, мне не верите?
– За Верой в церковь, а у нас инструкции и Режим,– видимо, Нонна повторяла то, что уже миллион раз говорила родственникам больных.
– Ну… как же теперь…– мама не знала, как на глазах чужого человека разговаривать со мной,– ведь я не преступница, я-преподаватель в Университете.
Нонна дернула плечом:
– У нас тут тоже как Вы-интеллигентная женщина, приходит к сыну и алкоголь ему таскает. Он уже несколько раз напивался. Срок лечения сыну продлевает, чтобы подольше домой не возвращался, не бил ее.
Мама пораженно застыла. Да и я немного опешил. Интересно как люди живут, оказывается!
– Ну, хорошо, тогда извините, что … – мама не могла подобрать слова, – что…
– Да ничего,– Нонна немного смягчилась и зевнула, прикрывшись ладонью с длинными пунцовыми ногтями.
Мы с мамой снова принялись разглядывать друг друга.
– Мама, тут все как в детском садике,– догадался я, наконец, успокоить маму,– все по часам: подъем, завтрак, процедуры, обед, тихий час, ужин, процедуры, отбой.
– Еще прогулка, когда погода позволяет,– включилась в успокаивание мамы и Нонна.
Мама благодарно глянула на нее.
– Кормят хорошо, только майонез привези.
– Майонез нельзя.– отрезала Нонна.
Я уставился на нее:
– А как же за завтраком…– я осекся, поняв что запрещенный майонез был у больных нелегально.
