скачать книгу бесплатно
Врата Кавказа
Максим Алексашин
Исторические приключения
XIX век, Кавказ. Жидкая цепочка русских войск, растянувшаяся вдоль огромной территории от Каспия до Чёрного моря, прикрывает братьев по вере из Грузии и Армении от кровожадных персидских войск, рвущихся устроить поголовную резню христиан. Стержнем обороны является 17-й Егерский полк, прообраз армейского спецназа, под командованием полковника Павла Карягина. Против них – стотысячное войско, за ними – только мирные жители. Это их, русских егерей, прославившихся безумной храбростью, самоотверженностью и стойкостью, современники назовут «спартанцами», а потомки будут изучать тактику полковника в военных школах и академиях. Но думал ли Павел Карягин, что кроме войны найдет на Кавказе и любовь?
Максим Иванович Алексашин
Врата Кавказа
© Алексашин М.И., 2018
© ООО «Яуза-Каталог», 2019
* * *
Прости, Кавказ, что я о них
Тебе промолвил ненароком,
Ты научи мой русский стих
Кизиловым струиться соком.
Сергей Есенин, «На Кавказе»
Глава 1
Егеря её величества
«Бог не на стороне больших батальонов, а на стороне лучших стрелков».
Вольтер
– Холодно! – голос видавшего виды егеря в потрёпанном камзоле нарушил тишину Ногайской степи. Он пристроился на лафете одной из четырёх полковых пушек, которые обгоняли ротную колонну.
– Куда нас теперь? – вздохнул шедший рядом молодой мушкетёр. Ему, этому юноше, было сложнее нести службу из-за своей неопытности, да ещё и потому, что солдатам мушкетёрской роты, к которой он был приписан, полагалось, кроме ружья, носить шпагу. И если егерь, к которому был обращён вопрос, мог позволить себе сложить часть оружия – пистолеты и тесак – на обозную повозку, то мушкетёрам уставом предписывалось следовать в походной колонне при полном вооружении.
– На Терек.
– Меня Иосифом зовут! – представился мушкетёр.
– Сёмыч! – дружелюбно протягивая руку, ответил егерь.
Рукопожатие поразило старого солдата.
– Пальчики эвон какие холёные, а рука крепкая! Откуда ж ты, сынок?
– Из столицы!
– Благородие, значит?
– Ничего это не значит! Простой солдат я! – обиделся мушкетёр, укутываясь в шинель, скрывавшую знаки отличия. Всё: и манеры, и походка, и речь – говорило о его дворянском происхождении..
– Полно тебе дуться! – потрепав по плечу мушкетёра, произнёс Сёмыч, улыбаясь в седые густые усы.
Но солдат, нахмурившись, продолжил свой путь в тишине.
– Столько вёрст с ружьём за спиной. Погон стёрся! – отозвался его сосед. – Да и зачем здесь ружья? Наша это земля, кого бояться? Задние повозки пустые идут. Сложили бы ружья, для весу одной шпаги хватило бы!
– Даже если твоё оружие понадобится тебе лишь однажды, оно стоит того, чтобы носить его всегда! – ответил Сёмыч. – Вон, твой товарищ обиделся на меня, дурня старого, а не стонет, молча сносит тяготы воинской службы. Ему бы и в голову не взбрело жаловаться на своё ружьё.
Первый солдат, услышав эти слова, оглянулся. В уголках его глаз заиграли огонёчки, на лице появилась благодарная улыбка. «Не ошибся, значит!» – пронеслось в голове у Сёмыча.
– Да куда мы идём-то? – никак не унимался второй мушкетёр. – Слышал, в Персию, в этот «лес львов»! Не суются с ножом туда, где топор нужен! С персами да горцами как в Европах не повоюешь!
– Русского солдата ещё никто не бивал! Потерпи, сынок, как перейдём реку – во всей амуниции зашагаешь к своей славе! Тогда попомнишь мои слова!
– Зачем мне эта слава? – буркнул второй мушкетёр. – У меня в станице девка осталась. Хотел замуж позвать. А тут эта война, будь она неладна. Это вы, крепостные, люди подневольные. Вам сказано умереть, вы и умираете по приказу, а я из казаков. Мы на Кубани да Тереке со времён батюшки нашего царя Иоанна Васильевича живём. Это мы России Терек на блюдечке преподнесли, и за то царь нас землями и вольницей жаловал. Казак я! Потому не ищу жизни лёгкой и смерть свою сам найду.
– Ну, раз казак, поразмысли сам. Землица ваша узкая, горцами беспрестанно посещаемая. Небось, много крови отец, дядья да братовья пролили?
– Много.
– Вот, а государыня-матушка Екатерина хочет от этих горестей вас самих-то прежде прочих избавить. Потому и формируется наш полк из вашего брата – линейных казаков[1 - Линейные казаки – казаки, расселённые Екатериной IIна северных берегах Кубани и Терека вдоль Кавказской укреплённой линии. Кавказская укреплённая линия (Кавказская Линия) – система пограничных укреплений русских войск на Кавказе в XVIII–XIX веках. Возводилась для защиты российских коммуникаций и использовалась при обеспечении действий русских войск в ходе кавказских войн. Включала Кизлярскую, Моздокскую, Кубано-Черноморскую и другие линии, объединённые воедино в 1785 году. В описываемые времена Кавказская кордонная линия проходила по рекам Кубани, Малке и Тереку, с передовыми линиями по Лабе и Сунже, прикрывая все занятые русскими части края по северную сторону Главного Кавказского и Андийского хребтов. Основанием Кавказской линии послужили казачьи поселения, созданные в XVI–XVII веках на Тереке и Кубани.]. И называется он Кубанским. Кому, как не вам самим, землицу свою защищать?
– Да мы сами за себя постоять можем!
– Как фамилия-то, герой?
– Татаринцев!
– И велика семья?
– Семеро нас у тятеньки.
– А из семерых сколько под ружьё встать могут?
Солдат, к которому были обращены слова, засмущался и, потупив взгляд, ответил:
– Двое: я да тятя. Остальные девки мал мала меньше…
– Вот видишь сам! Мало вас, Татаринцевых, пока, а России спокойствие здесь нужно. По той причине и стягиваются сюда полки…
Сзади послышался стук копыт, и молодой, по-мальчишески задорный голос прервал солдат:
– Да вам в Сенат, милостивые государи, дорога. Эвон как о государевой политике ладно размышляете.
Подъехавший к спорщикам офицер спешился и, взяв коня под уздцы, добавил:
– Государыня наша продолжила дело царя Петра: идём перса бить – главного подстрекателя горцев. Не будет на Кавказе перса – не от кого горцам будет поддержки получать. А перс – он зачем на Кавказ пришёл? Единоверцев наших грузин да армян со свету свести. Вестимо ли дело, чтобы мы, русские, братьев по вере бросали? Армяне народ мирный – хлебопашцы, грузины – народ бедный. И тех и других коварный перс обворовывает! Да ещё силой к смене веры склоняет! Так ещё и в наши станицы, злодеи, зачастили!
– Верно глаголете, Ваше высокородие, – бойко отозвался Татаринцев. – Я Кавказ хорошо знаю – он лишь силу уважает. Когда персов да турок здесь не станет, горцы побоятся к нам соваться. Здесь мы – сила. Горцы-то, конечно, смелости бесшабашной, но при малочислии своём – люди слабые и уступчивые. Мира хотят, как и мы. А землицы – её на всех хватит: и на горцев, и на нас.
– Стало быть, и спору конец! – подытожил офицер, вскакивая на коня. И, уже обращаясь к старому егерю, добавил. – Сёмыч, пригляди за юнцами. Особенно за казаками. Они крови горячей, молодецкой. Кабы не растратили свою удаль да бойкость по глупости своей. Они – сила моя, а вы, старые служаки, – опора.
– Рады служить! – улыбаясь в прокопчённые табаком седые усы, выпалил егерь.
– Становимся у реки! – громко прокричал офицер и, пришпорив коня, помчался в голову колонны.
– Кто это? – спросил у егеря мушкетёр.
– Как встанем лагерем, будет построение полка. Там и состоится представление командира. Пока же скажу: человек он отчаянной храбрости и большого ума. Но дисциплину любит. При Потёмкине[2 - Здесь речь идёт о Павле Сергеевиче Потёмкине, дальнем родственнике светлейшего князя Григория Потёмкина, государственном и военном деятеле, участвовавшем в русско-турецких войнах. В 1782 году он принял командование русской армией на Северном Кавказе.] оно как было: каждый барин себя офицером считал, а каждый офицер – барином. Потёмкин солдата любил и заботился о нём, но вся дисциплина в армии только на Суворове как держалась, так и держится. А Суворов-то, он один. Тот барином не был. Сейчас всё меняется. Командир наш суворовской закалки. Мы с ним вместе татар здесь гоняли. Офицеры нынче в полку подобраны боевые. В основном не родовитые, а смелостью в бою чин заработавшие. Армия меняется: получила новую форму, ружья, снабжение улучшилось. С таким командиром да обеспечением можно ли позволить себе плохо воевать?
К вечеру батальоны Кубанского егерского корпуса подошли к Моздоку. В окрестностях города был разбит лагерь, солдатам были розданы боеприпасы. Согласно приказу после перехода реки Терек ружья следовало держать заряжёнными. Русский солдат ступал на Кавказскую землю, раздираемую междоусобицами.
Командиры по заведённому командующим войсками Кавказской линии Иваном Васильевичем Гудовичем правилу остались при своих подчинённых в лагере. Расставив караулы, они уединились в палатке командира роты егерей майора Карягина.
Павла Михайловича Карягина в батальоне любили особенно. Солдаты считали его своим за простоту в обхождении и беспримерную смелость. Никто не знал точно ни его возраста, ни происхождения. Однако в батальоне ходили слухи о бесстрашном командире. Их распространял запевала и балагур Гаврила Семёнович Сидоров, прошедший бок о бок с Карягиным все военные компании екатерининской эпохи. По словам егеря Сидорова, командир начал свою службу вместе с ним простым рядовым солдатом в Бутырском пехотном полку 15 апреля 1773 года. Карягин умел читать и писать, поэтому его причислили к Смоленской монетной роте счетоводом. Но рутинная участь штабного казначея вряд ли была пределом мечтаний юноши, и начавшаяся вскоре Первая турецкая война дала ему долгожданный шанс отличиться в бою. Это рукой Карягина под диктовку Румянцева была написана знаменитая реляция о взятии Кагула: «С удивительной скоростью и послушанием построенный опять карей генерал-поручика Племянникова, воскликнув единым гласом «Виват, Екатерина!», шёл вперёд…» В рядах фронтового фаса каре с примкнутым штыком, упиваясь собственной храбростью, наступал и Паша Карягин. В боях под Кагулом будущий командир егерей сделал свой первый твёрдый шаг навстречу славе, блистающей на оточенных штыках русских солдат.
Россия доказала всему миру, что умеет не только побеждать, но и в полной мере наслаждаться славой своих побед, не предаваясь при этом слабости умиления, а лишь разжигая в сердцах солдат веру в себя, своего командира и своё оружие. Блистательные победы под началом Румянцева вселили в Карягина веру в ту силу русского солдата, опираясь на которую он впоследствии никогда не считал численности противника. Но по-настоящему его жизнь перевернуло знакомство с Александром Васильевичем Суворовым, его «Науку побеждать» Карягин вызубрил наизусть.
Русское воинское искусство, самобытность которого позволяла творить чудеса на поле боя, было заложено в природе самого русского человека, вынужденного всю жизнь защищать свои пашни и свою семью от многократно превосходящего врага. Именно эту особенность использовали талантливые русские военачальники. А те из них, кто пытался перекроить русского солдата на западный манер, сразу терпели поражение. Это понял и Пётр I после нескольких своих неудачных походов, что послужило для него поводом обратиться к опыту его отца, царя Алексея, начавшего формирование регулярной армии. Пётр закончил дело отца и обозначил общие начертания русской военной доктрины, фундамент которой был впоследствии заложен Румянцевым. Но именно Суворов поднял русское военное искусство на недосягаемую для западных и азиатских армий высоту.
Модернизированная русская армия екатерининских времён явила миру новый образец военной организации, построенной не на бездушном европейском вколачивании в рекрута основ дисциплины, а на осознании того, что отвага и самопожертвование, понимание своего места и действий в строю – это единственные условия выживания в бою. Вторым, не менее важным фактором стало солдатское братство, породившее персональный внутренний стержень каждого отдельно взятого русского солдата – самодисциплину. Суворовское «сам погибай, но товарища выручай» родилось из самого характера русского воина, понимавшего, что личная трусость и опасение за собственную жизнь погубят как душу, что для набожных русских людей было недопустимо, так и тело, поскольку дрогнувший, бегущий с поля боя солдат – уже жертва, не способная бороться за свою жизнь. Более того, предатель сваливает на остальных бойцов обязанность защищать бегущего, ослабляя позицию подразделения в целом. В сознании наших солдат закрепилась аксиома: бегство одного человека может привести к разгрому всей армии. Так родилось понятие стойкости как осознанной необходимости выживания в бою. Она стала тем самым цементирующим разнородные войска качеством, благодаря которому командир мог смело вести своё подразделение на противника при любом соотношении сил, будь противник в два раза сильней или в двадцать. Именно стойкость стала решающим фактором любого боя, в котором принимала участие русская армия.
В итоге русская армия екатерининских времен стала резко отличаться от европейских армий. Всё, начиная с простой и удобной «потёмкинской» формы, с внутреннего устройства единственной в Европе национальной армии и заканчивая новыми принципами обучения, основанными на моральном воспитании солдата, а не на европейской бездушной дрессировке, не могло не отразиться и на самих принципах организации боя русской армии.
В отличие от европейской стратегии, преследовавшей чисто географические цели овладения разными «линиями» и «пунктами», русская стратегия ставила своей целью разгром живой силы противника.
Линейный боевой порядок, царивший тогда в Европе, совершенно не привился в России. Бесперспективное хождение «линия на линию» при равной подготовке солдата и одинаковых характеристиках оружия ни к чему, кроме бессмысленной бойни при сомнительных боевых результатах, привести не могло. Первыми это поняли Румянцев и Суворов, которые применили совершенно иную тактику, на полстолетия обогнав косное военное искусство Европы.
В основу новой русской доктрины была положена «Перпендикулярная тактика», нашедшая широкое применение в нашей армии задолго до революционных и наполеоновских войн. Фундаментом новой тактики стало изменение боевых порядков русских войск, когда батальонные и даже ротные каре, рассыпной строй егерей далеко за флангами, молниеносные рейды кавалерии, атаки колоннами, а не линиями, в считанные минуты меняли картину боя, в то время как линейное построение европейского, особенно прусского, образца исключало всякое маневрирование в бою. Перестроения без риска полного разгрома были невозможны: пехотный бой можно было подготовить, но им нельзя было управлять.
Русская тактика, наоборот, была основана на том, что не только офицеры, но и каждый солдат понимал свой маневр. Управление войсками в бою допускало самое широкое проявление частной инициативы. И если иностранные армии по установленным правилам атаковали противника одним сплошным, непрерывным фронтом, выстроившись в линии из трёх-четырёх шеренг, то в русской армии её подразделения получали самостоятельные задачи. Решение этих задач ложилось полностью на плечи командира. И не главнокомандующий, а командир подразделения самостоятельно решал, как ему поступить: построить своих подчинённых в каре, избрать линейную тактику или атаковать колонной. Именно командир на месте решал, что эффективней в данный момент: ружейный огонь или необходимость удара в штыки полка, батальона, роты. Были, конечно, свои аксиомы, лаконично изложенные в суворовской «Науке побеждать», но даже они являлись лишь рекомендациями, основанными на опыте, позволявшими для каждого конкретного случая применять свои методы уничтожения противника. Общая задача отныне у русской армии стояла одна – разгромить, не оттеснить, не отнять позицию, а именно разгромить противника.
Новая русская тактика, как и вся русская доктрина, стала гибкой и эластичной. Уходя от шаблонности в принятии решений, она позволяла использовать приёмы, которые диктовали обстоятельства, а не устав, и своевременно применять их в складывающейся обстановке. Она стала непредсказуемой, а поэтому грозной для противника.
Русское военное искусство впервые применило эшелонирование войск в глубину. Наличие боевых резервов и умение своевременно пользоваться ими давало русской армии преимущество в борьбе с линейными построениями европейцев и превосходство над отвратительно управляемыми азиатскими армиями. Отныне умелый манёвр был противопоставлен количественному превосходству противника.
Суворов сумел понять и донести до солдат и офицеров мысль, что победа на поле боя зависит не только от формы построения подразделения, но и от энергии атаки и от её внезапности. Александр Васильевич считал, что удар должен быть сокрушающим в одном месте, в одной точке, а не размазанным по всему фронту. Использование тактической внезапности на выбранном заранее направлении позволяло захватить инициативу в бою, после чего энергичный натиск всеми имеющимися силами и преследование противника до полного его разгрома решали исход боя.
Война с горцами на Северном Кавказе также способствовала отказу от линейной тактики, вследствие чего прежние уставы оказались непригодными не только для егерских батальонов, но и для частей мушкетёров и гренадёр. Война в горах вызвала резкое развитие новой тактики: действие пехоты в рассыпном строю в условиях пересечённой местности.
Изменение всей военной системы создало предпосылки ещё и к тому, что в русской армии появились офицеры, вышедшие из простых солдат. Проявлявшие чудеса смелости и стойкости в бою солдаты очень быстро продвигались по служебной лестнице, являя собой пример и образец для подражания со стороны других солдат. Начальствующий состав русской армии перестал быть исключительно дворянским, как было до сих пор. Во многом на офицерах, вышедших из солдат и знавших солдатские нужды, базировалась сила русской армии. Однако же и дворяне службу в полку начинали простыми солдатами. Дворянские дети зачислялись в полк 14-ти лет от роду простыми солдатами и только потом, пройдя службу фурьерами и сержантами, производились в офицеры. Так каждый офицер разделял с простыми солдатами все трудности и тягости походной и боевой жизни и до производства в первый офицерский чин имел практическое знакомство с серьёзными требованиями военной службы, узнавая из личного опыта негативные последствия легкомысленного отношения к ней.
Карягин был как раз одним из тех офицеров, которые помнили свою солдатскую службу и ревностно, как родители к детям, относились к каждому своему солдату. Павел Михайлович, обладавший чудесной памятью, знал каждого своего солдата по имени, что повышало его авторитет в глазах подчинённых. Спустя два года с начала службы, 25 сентября 1775 года за смелость в боях рядовой Карягин был произведён в сержанты Воронежского пехотного полка.
Пройдя румянцевскую и суворовскую школу, юноша вышел из неё бесстрашным боевым офицером – лучшим из солдат – и в 1783 году в чине подпоручика Белорусского егерского батальона Бутырского полка впервые попал на Кавказ. 1 августа 1783 года Павел Карягин получил урок тактики, который не раз впоследствии спасал его жизнь.
В этот день по приказу генерал-поручика Суворова бутырцы были подняты по тревоге и отправлены в урочище Урай-Илгасы у реки Большая Ея на выручку одной-единственной роте своего полка, подвергшейся нападению десятитысячной Ногайской орды. Каково же было удивление полка, когда, соединившись с потрёпанной ротой, солдаты узнали подробности боя.
Оставленная в пикете у переправы на реке Большая Ея 7-я рота Бутырского полка под командованием поручика Житкова неожиданно была атакована ногайцами, поддавшимися на провокации крымского хана Шагин-Гирея. Быстро перестроившись в ощетинившееся штыками каре, рота начала отступление к своим. Три часа продолжался неравный бой. Пушки, выставленные в углах каре, вели картечный огонь. Защищавшие их гренадёры отбивались гранатами, мушкетёры вели плотный ружейный огонь, не позволяя ногайцам прорвать строй. Когда же ногайский хан Канакая Мурза лично повёл в атаку своих лучших воинов, он был сражён метким выстрелом самого командира роты, после чего рота ударила в штыки. Пройдя тридцать вёрст, рота наконец-то вышла на дорогу, где дружный залп подоспевших рот Бутырского полка решил исход боя. Александр Васильевич Суворов с восторгом написал в рапорте: «…сия рота действовала всюду с полным присутствием духа до конечного сокрушения варваров!» Карягин из этого боя, в конечной фазе которого ему довелось участвовать, вынес правило: грамотно организованная оборона, смелость духа и вера в собственные силы превращает даже небольшое подразделение в несокрушимую силу. Бутырский полк основным своим составом навалился на ногайцев и разгромил их силы.
После этого произошло событие, которое многие современные историки трактуют превратно. По приказу Суворова было произведено действие, которое на современном языке назвали бы «зачисткой». Сражение у Керменчика и Сарычигера 1 октября 1783 года привело к полному разгрому ногайцев, что поставило на грань существования их как нации. Эти события ставят Суворову в упрёк, обвиняя полководца в излишней жестокости. Но если повнимательней приглядеться к ситуации, то его действия не кажутся такими уж неразумными. Подвиг 7-й роты Бутырского полка выявил коварство и кровожадность ногайцев.
А ведь ногайские кибитки в междуречье рек Большая и Малая Ея собрались не случайно. В день тезоименитства императрицы Екатерины II Ногайская Орда должна была присягнуть на верность России. После того, как присяга была принята и русские солдаты вместе с ногайскими мурзами преломили за одними столами хлеб, утром следующего дня, надеясь на то, что наши воины потеряли бдительность, ногайцы совершили вероломное нападение на самое малочисленное и отдалённое подразделение полка, желая разбить силы русских по частям. Суворов, тем не менее, призвал не мстить ногайцам и отпустил их за Кубань, но после нападения на Ейское укрепление уже Григорий Потёмкин отдал приказ «привести в покорность силою этот народ». Суворов выполнил приказ с присущей ему изобретательностью. Русская армия в составе 16 полков пехоты, 16 эскадронов драгун, 16 Кубанских казачьих сотен при 16 орудиях скрытым ночным маршем двинулись к месту слияния рек Лабы и Кубани, причём тайная переброска русских войск была столь искусно произведена, что атака неизвестно откуда взявшейся армии ошеломила ногайцев. Разгром был полный. Орда потеряла от 3500 до 4000 человек только убитыми. Во время этой операции погибло 4 русских солдата, 7 было ранено и 15 пропало без вести. Более остальных постарались кубанские казаки, мстившие кочевникам за постоянные набеги.
Никто не мог предположить, что появление в Ногайских степях русского Бутырского полка резко изменит ситуацию на всём Кавказе. Новый 1783 год начался с подписания Манифеста императрицы Екатерины о вхождении Крыма, Тамани и Кубани в состав Российской империи.
Русская слава гремела по всей Кубани, перекатывалась за Терек, плескалась волнами тревожных слухов у подножия Кавказских хребтов. Эта вечная, монолитная, покрытая ледниками горная гряда теперь осталась единственной преградой, которая отделяла друг от друга два православных царства: Российскую империю и Картли-Кахетию.
Наблюдая за успехами русской армии на юге и мечтая вернуть былую славу Великой Грузии, картли-кахетинский царь Ираклий II вызвал к себе князя Герсевана Ревазовича Чавчавадзе, человека, которому он доверял более чем всем родственникам, вместе взятым. Герсеван Чавчавадзе был не простым грузинским феодалом. В его жилах текла кровь фанатичного патриота своей страны, готового отречься от славы и величия ради её процветания. Но именно громкое имя и титул позволяли вершить дела, на которые были способны не многие и из царского дома.
– Зима слишком холодная, – незаметно появившись в комнате, произнёс Чавчавадзе. – Ираклий, ты искал меня?
– Да, мой друг! – вышел из своего задумчивого состояния царь.
– Что тебя тревожит?
– Этот холод неспроста. Остывает наша земля! Уже не найти в ней тех богатырей, которые ходили с одним ножом на барсов, готовые противостоять целой армии врагов. Нет их, сильных духом, ясных разумом, чистых душой. Кем я правлю? Где вы, грузины храброго Вахтанга – моего отца? Неужели все полегли в битвах, а ваши жёны не смогли воспитать правильно ваших детей?
– Зачем ты так говоришь, Ираклий? Неужели я не являю тебе пример любви к нашей любимой Картли-Кахетии?
– Картли-Кахетии… – Задумчиво повторил Ираклий. – Ты, Герсеван, последний рыцарь не нашего обломка, громко названного царством, а той Великой Грузии. Именно поэтому ты и здесь. Больше мне не на кого положиться. Так или иначе, я вынужден в твои руки вложить судьбу страны и нашего народа. Русские разбили турок с той стороны Кубани. Османский паша собирает новую армию. Но не против русских. Его целью являемся мы. Когда идёт война где-то далеко, мы спокойны. Но когда дерутся у твоих дверей, не думай отсидеться – драка закончится в твоём доме. Удар по России для турок уже окончился серией поражений и потерей всего Северного Причерноморья. Поэтому туркам надо удержаться на берегах Чёрного моря любой ценой. Но пока под боком у них христианское государство, они будут чувствовать себя в опасности. Стало быть, турецкая армия очень скоро будет здесь – в Тифлисе. Мы не в силах сейчас противостоять ей. У нас нет для этого ни пушек, ни ружей, ни обученных вести современную войну людей. Одними полуголыми всадниками с шашками в руках турок не одолеть. Нам нужна защита. Собирайся, Герсеван! Ты отправляешься полномочным министром ко двору императрицы Екатерины в Россию. Пока я буду собирать Грузию воедино здесь, на Кавказе, ты должен быть моими ушами и глазами там, в Петербурге! Спокойствие наших земель во многом зависит от твоего ума. Я надеюсь на тебя, друг мой!
Шёл к концу 1782 год. Картли-кахетинский царь Ираклий II посредством князя Чавчавадзе обратился к императрице России Екатерине II с просьбой принять Грузию под покровительство России. Стремясь упрочить позиции России в Закавказье, Екатерина II предоставила Павлу Потёмкину широкие полномочия для заключения договора с царём Ираклием II. Уполномоченными с грузинской стороны были князья Иванэ Багратион-Мухранский и Герсеван Чавчавадзе.
История грузинско-российских связей имеет гораздо более глубокие корни, чем это может показаться вначале.
Первый зафиксированный летописцами контакт Руси и Грузии относится к 70-м годам XII века, когда фактически грузинским царём стал князь Юрий Андреевич, сын суздальского князя Андрея Боголюбского и внук великого Киевского князя Юрия Долгорукого, супруг царицы Тамары. Грузинский царь Георгий III, обеспокоенный тем, что у него не было сына-наследника, ещё при жизни сделал царицей свою дочь Тамару, наравне с которой правил и русский княжич.
Автор фундаментального труда «Присоединение Грузии к России», впервые вышедшего в 1901 году, З. Авалов писал: «В 1453 году[3 - Год падения Константинополя и окончательной гибели Византии.] загородили навсегда дорогу, ведущую из Грузии в единоверную Византию, а через неё – ко всей христианской Европе.
Грузия оказалась как бы замурованной в Передней Азии, отделённая от Запада стеной ислама, неизмеримо сильнейшего, часто беспощадного и фанатичного.
Именно в эту эпоху сложились две могущественные величины по соседству с Грузией – Персия и Турция, обе враждебные к последнему оплоту христианства в Азии и в то же время враждебные между собой».
По землям грузинских царств и княжеств прошли огнём и мечом арабы, монголы, турки, персы. Грузию изнуряли набегами горцы и отряды соседних ханств.
Единственным реальным союзником в христианском мире было Московское царство, а затем – Россия. «Сближение с последней, – пишет З. Авалов, – было догмой грузинской политики задолго до присоединения».
В XVI веке, когда казаки Ермака устремились за Урал, окончательно решая вопрос безопасности восточных границ Московского царства, неожиданное предложение поступило с южных рубежей преобразовывающегося территориально и внутренне государства. Следя за усилением северного соседа, кахетинский князь Леон в 1564 году обратился за покровительством к Ивану Грозному. Сделал он это, естественно, добровольно, не под давлением каких-то московских князей, а под давлением своих агрессивных соседей – персов и турок. Общей границы между Грузией и Московским царством тогда не существовало. Степи между Каспием и Чёрным морем контролировали кочевники и турки, с которыми шла перманентная война. Россия бы и рада была помочь, но, связанная проблемами освоения новых пространств и ведением постоянных войн с южными и западными соседями, была просто не в состоянии этого сделать. Но само стремление Грузии вступить в союзнические отношения с Россией и даже войти в её состав уже свидетельствовало о том, что грузины осознавали два важных фактора. Первый – на поверхность всплыли естественные симпатии к единоверному православному народу, и второй – геополитическое значение грузинской территории, которая в случае падения грузинского политического центра могла быстро исламизироваться.
Живым примером служила соседняя Великая Армения, которая после упадка своего могущества была разорвана на клочки, а православие не просто притеснялось, а жестоко преследовалось и искоренялось. Сам армянский народ в целях самозащиты нации вынужден был начать свои бесконечные скитания по миру. Опустевшие земли были заселены пришлыми племенами, исповедовавшими ислам, которые начали рассматривать коренных жителей-иноверцев исключительно как своих рабов. Принявшая знамя православия из рук умирающей Армении Грузия не могла позволить себе подобного. И вот уже несколько столетий этот островок Христовой веры держался исключительно на мужестве и отваге грузин, которые в очередной раз устремили свои взоры на север.
При Петре I одним из его любимых друзей и сподвижников был имеретинский царевич Александр. Ещё при жизни Петра царь Картли Вахтанг, свергнутый турками с престола, переселился в Россию со всем семейством по призыву Петра, не сумевшего в своё время помочь грузинской армии. Вместе с ним в Россию выехало свыше 100 грузин: царевичей, князей, воинов, духовных лиц.
Грузинский царь Арчил обратился к Петру I с просьбой помочь грузинской печати. «Царь Пётр велел немедленно отлить грузинские буквы для печати, и из Московской казенной типографии вышли первые печатные книги на грузинском языке. Потом русскими же мастерами и учителями заведена была типография и в столице Карталинии – Тифлисе»[4 - Россия под скипетром Романовых. 1613–1913. Спб., 1912.].
