скачать книгу бесплатно
Жан-Жак и его истории
М. Фелан
Жан-Жак де Ладье – богатый француз, которому надоела Франция. В поисках себя и своей новой жизни он отправляется в Россию. Насколько гостеприимно примет его эта страна?
М. Фелан
Жан-Жак и его истории
Женщине, вернувшей эго,
Артемиде на Земле,
Неожиданной и долгожданной
Неге в хмуром ноябре –
Ей.
Часть I. Жан-Жак
Пролог
Он опустился на асфальт. Впервые. Никогда еще он вот так вот не лежал посреди улицы. Грязь, низость и холод. По сторонам то и дело проходят какие-то члены общества. Они все спешат по своим делам. Им не до него. Не до него…
А кто он такой? Что он вообще здесь делает? Что будет дальше? Куда идти дальше? Человек в форме прошел мимо, отведя взгляд. Он предпочел не заметить. Но почему? Оттого, что закончился рабочий день? Или он не принял лежащего за человека? А, может, счел упавшего недостойным его внимания? Или побоялся взять на себя ответственность? Есть такие сотрудники полиции, смотря на которых страшно за страну становится. Пивное брюшко, пустой взгляд, скрытая агрессия, грязные ботинки, игра в телефоне. И ведь так и вспоминается поэма «Дядя Степа» Михалкова, и слезы режут глаза от нынешней реальности. Но всегда есть надежда вместе с добрыми энтузиастами своего дела. Именно благодаря их опоре мир двигается к лучшему.
Бедный молодой человек лежал и хотел слиться с асфальтом. Он, как брошенный щенок, был готов выплакаться в плечо любому встречному… но никто не подходил. Оставалось лишь врасти в поверхность. Спустя бесконечные минуты ему так и не оказали внимание, не решались. Не их дело, неприятные догадки, нет времени, другие причины. Причины есть всегда. Но вдруг в воздухе послышался женский голос: «Жан-Жак! Жан-Жа-а-ак!» Его умирающие глаза тут же распахнулись, но никого вокруг не было. Он стал прокручивать воспоминание секунды назад. Нет, он не сошел с ума, это действительно был голос! Глаза его жадно впились в прохожих. Хмурые, уставшие, полные негодования или страданий глаза вечера рабочего дня. Кто же его звал?
Он обнял колени и хотел было задрожать от бесшумных рыданий, но что-то внутри то ли души, то ли мозга щелкнуло и выкинуло его из оцепенения! И молвил внутренний голос: «Терпение приводит к счастью. Будь сдержан! Учись, трудись – ведь для этого тебя опустили в бесконечный мир!» Это было второе дыхание. Это была струя воды для пересыхающей земли. Это был собственный голос, который он слышал впервые, но был готов ему доверять – ибо никто, кроме него самого, ему не помог.
Обескровленный, с разбитым сердцем и с вырванными чувствами, молодой человек стал подниматься на ноги, не обращая внимания на осуждающие, непонимающие, негативные взгляды шедших в никуда теней. Словно Атлант, поднимающий обломки тяжелейших испытаний, которыми разбивала его же собственная жизнь; словно могучий Исполин, возвышаясь над собственной унизительной тенью; словно птица Феникс, возрождающаяся из пепла! Усиливающийся голос настойчиво продолжал свою мысль. Это был гул, рокот в подсознании: «Учись! Будь терпелив! Вся твоя жизнь – борьба! Единственный твой враг – это ты сам! Твори! Из малых дел складывается нечто большее, что выше твоего разумения! Созидай! Ab ovo! Ab ovo![1 - С самого начала! С самого начала! (лат.)]»
Есть вещи выше нашего понимания. Только что лежавший, умирающий человек встал и пошел бодрым шагом домой. Словно солнце, вернувшееся на небо!
Каждый день – приключения неизведанного будущего. Улетающие мгновения – маленькие отпечатки в биографиях человеческих судеб. Жизнь – дар для творения самого себя. Переплетение ниточек жизней – бескрайний ковер. Насколько яркий или тусклый оттенок внесешь туда – решать лишь тебе.
Глава 1. Прибытие блудного сына
Моя работа – паспортный контроль на советской границе. Работа скучная и однообразная: проверяешь одни и те же данные, надев на себя пыльные очки бдительности, чтобы ни один враг народа не попал на советскую землю!
В юношестве у меня был талант писателя, который я, однако, оставил, как только начал службу. Думаю, Вам моя ситуация должна быть знакома… семья настояла на том, чтобы я перестал «витать в облаках». Стабильная работа и высокий доход – вот что ценилось в настоящем мужчине! Я не верил в это, однако сопротивляться их ежедневным нотациям оказалось бесполезно. А сейчас уже все равно. Сижу себе в своей будке и занимаюсь делом, лишь бы никто не мешал и не трогал! Какого-то особого смысла жизни у меня нет, а удовольствия мои соизмеряются зарплатой. Писать я давно уж бросил, но привычка изучать людей во мне не умерла.
Видите ли, моя отдушина в работе – наблюдательность. А моя тайная страсть – французы! Почти каждый раз рассматривая граждан Французской республики, я получаю эстетическое удовольствие! Их особенные манеры, заражающие жизненной энергией! Их стройное тело от хороших продуктов и доброй жизни! Их любовь к культурным путешествиям, живость и любознательность в глазах! Знаете, чуть ли не каждый француз носит улыбку пятилетнего ребенка и искрящиеся глаза! В России, увы, не часто подобное встретишь. В чем их секрет? Узнать бы… может, витаминами какими их там пичкают?
В мыслях я часто говорю сам с собой. Потому что достойного собеседника найти теперь – непростая задачка. Мужики то баб обсуждают, то игрушки, а женщин я вообще не способен понять! Моя ушла к другому, с тех пор у меня к ним ко всем странное чувство. Как будто заведомая неприязнь, недоверие… но зачем думать о грустном? Не стоит, не стоит.
Сегодня у нас обычный день. Большой поток туристов и… ву-а-ля, кажется, я заметил французов! Все сияют, пытаются выговаривать «Привет!» и «Спасибо!» и, конечно, улыбаются. Еще б с их то свободами не улыбаться! А тем временем моя смена подходит к концу. В глубине души я смакую время: «Еще пять минут, и я направляюсь в отпуск! Еще один человек, и я, наконец, сдаю пост!» Кто же это? Похож на фрица. Товарищ де Ладье, Жан-Жак… француз!
Взгляд коршуна, сдержанность кардинала. Какой же это, чёрт подери, француз?! Может, менял фамилию? Нет, нет, ни разу! «Де Ладье» – это вам не Иванов, Петров, Сидоров! Это что-то интеллигентное, аристократическое, должно быть… подозрительно, подозрительно. Ты, товарищ, первый нерадостный француз за мою смену!
В молодых глазах – скорбь, печаль, холодная голубая грусть и искренность, которую хозяин намерен был прятать, отведя взгляд в сторону. Он не сказал ни слов приветствия, ни слов благодарности. Безмолвие и безразличное выражение гостя лишь отталкивало. Уловив его настроение, пограничник подумал: «А, может, это и правильно! Будешь контактировать с нынешним обществом – останешься одиноким или в дураках!»
Как бы я описал этот непохожий на других французов экземпляр? Его прическу я бы назвал «аккуратным хаосом», где волосы соломенного цвета прикрывают сзади шею, а спереди доходят до впалых скул. На лице его покоится бледное и усталое выражение домозаключенного, однако стоит отметить, что прекрасно непропорциональные черты добавляют ему очарования. Скромный, робкий, осмотрительный, непонятный. Ростом никак не выделяется, а вот тело слишком уж худощавое для располагающего большим состоянием пацана! Что, раскусил я тебя, маленький богач? Да-да! Я же не олух! Костюмчик то твой сидит идеально, пошив качественный и элитный, золотой ролекс с гравировкой, выглядывающий из-под рукава. Придется тебя занести в особый список, а то уволят еще…
В целом же я бы заключил, что это унылый романтик. А ведь другой бы этого не заметил! Не дурно для простого пограничника, не так ли? Какой же я умный! Кажись, пацанёнок учуял мое любопытство: заерзал на месте, слегка начал теребить большой палец. Следует в темпе проверить основные данные, чтобы не задерживать ни его, ни себя!
Эх, хорошо же этим европейцам! Катаешься себе туда-сюда, покупаешь все, что хочешь, не боишься жить! Так-так, отец гражданина де Ладье владеет крупным делом в Пятой республике. У-у-у, а сколько на его учете домишек! Готов поспорить, что это еще не все! Может, тоже открыть свое дело и обосноваться где-нибудь на вилле? Опустись на землю, кому ты нужен! Так, не отвлекайся! Девичья фамилия матери гражданина француза – Цауберин, гражданство двойное: французское и немецкое. Ах вот, где собака зарыта! Нет, ну какой же я все-таки умный! Судя по фотографии на мониторе, строгая и холодная немецкая красота досталась Жан-Жаку именно от мамаши. Таким неженкам отдыхать бы сейчас где-нибудь на яхте в окружении избалованных девиц, распивая лучшее шампанское во всей Европе! Что ж ты тут забыл, в нашем-то захолустье? Шпион, может?! Может и шпион! Занесём-ка его данные куда надо, а там пускай разбираются! Что ж, время вопросов:
– Вы первый раз в СССР?
Безмолвный кивок.
Тебя ждет разочарование, товарищ. Тут у нас все рушится. Однако странная тревога в нем из-за моего долгого досмотра… ты только попробуй этим буржуазным капиталистическим свиньям что-нибудь выдать! Весь этот Горбачев со своей «Перестройкой»… вот непонятно кого и пускаем! Как бы тебя на чистую воду то вывести…
– Турист?
Повторный кивок в ответ.
Что ж, в розыске молодой человек не числится, проблем с документами нет, как и у меня нет причин его задерживать. «Салют» и добро пожаловать!
Вот так был пропущен искатель приключений в неподражаемой стране то ли союзов, то ли советов перед тем, как пограничник наш с чистой совестью передал пост коллеге. Уходя в отпуск, он вновь успел остановить свой взгляд на Жан-Жаке. Новоприбывший обернулся в сторону самолетов, испустил тяжелый вздох, а потом решительно направился к выходу. На дворе царил 1988-й год. Пограничник провожал его взглядом и собственными мыслями: «Добро пожаловать в разваливающееся государство! Спрячь подальше ролекс, малыш!»
На самом деле Жан-Жак, как и наш пограничник, был несостоявшимся писателем. Однако никому, кроме матери, не довелось увидеть его ранние работы. Её вердикт надолго врезался осколком в грудь мальчика:
– Тебя не поймут. Бросай-ка это дело и занимайся учебой! Я, конечно, допускаю, что чувствам не прикажешь, но вот поведению прикажешь еще как! Твоя судьба – компания «де Ладье»! Не разочаруй отца!
В тот миг она бросила рукопись, в которую маленький творец вложил всю свою тонкую, хрупкую душу. Мог ли он, в свою очередь, бросить дело, сочившееся из самых глубоких недр души? То, что наполняло смыслом жизнь и окрыляло его бренное тело. Поэзию и прозу, которые облагораживали животный мир, наполняли его красотой и светом человеческого разума! Он чувствовал, что с исчезновением всего этого из его жизни потеряется смысл всего вокруг.
После первого «отзыва» желание показывать свои заметки кому-либо, конечно, пропало. «Не поймут!» – эхо голоса матери, словно камень, падающий в сердце и бьющийся о дно. Мальчик стал писать «в стол». Тайно, секретно, словно агент другой планеты. На долгое время комнатный деревянный друг стал единственным и самым верным читателем Жан-Жака. Дощечки поглощали его письма и надежно укрывал их от посторонних глаз. Жан-Жак писал своему столу обо всем: о природе, о людях, об искусстве, о красоте, о том, что ведомо и что неведомо.
С возрастом страсть молодого корреспондента только укреплялась. В порывах фанатизма подрастающий мальчик чуть ли не на ходу записывал собственные стихи, заметки, соображения. Потайные ящики стола давно были переполнены черновиками, поэтому Жан-Жак придумывал иные способы публикации своих работ в свет. К примеру, он сплавлял их по реке в виде бумажного кораблика или горящего самолета с криками: «Произошла катастрофа, всем буквам срочно покинуть борт!» Лишь синий взгляд с рассыпающимися слезами провожал рукописи, пока те растворялись в воде. Посейдон принимал их к себе неторопливо, смакуя каждую строчку. Писательство стало неизменной забавой, любимым делом, тайной гордостью и работой души человека по имени Жан-Жак де Ладье.
Глава 2. Пункт назначения – Москва
«Страна непобедимых диких невежд!» – желчно изрекал прапрадед Жан-Жака, прошедший кампанию 1812 года, всякий раз, когда его спрашивали о России. Сказать, что старик ненавидел Россию, пожалуй, будет недостаточно. Он ее обиженно презирал, проклинал и всячески не переваривал. Почему? Ответ был прост. Она ему не покорилась. И это странное проклятие вместе с тем зиждилось на его упрямом отрицании каких-либо поражений.
После падения Наполеона вышеупомянутый французский генерал чудесным образом остался в живых и из последних сил вернулся на родину. Заметим, что характерная смесь хитрости и стойкости передавалась в роду де Ладье по мужской линии. По возвращении прожил прапрадед Жан-Жака недолго, но успел провернуть два крупных начинания. Во-первых, он привил своим детям лютую ненависть к России, завещая передавать ее будущим поколениям; во-вторых, вдохновленный Ротшильдом, основал собственное торговое дело с названием и содержанием «де Ладье». Бывший генерал по примеру самых успешных банкиров того времени установил свой порядок передачи командования: предприятие автоматически переходило в руки прямому потомку по мужской линии. С тех пор детей де Ладье с рождения готовили к управлению совместным делом, к особой миссии, к браку по расчету. Исключения исключались. «Если судьбой уготовлено родиться великим де Ладье, то твоя жизнь принадлежит не тебе, а нашему общему делу! В жизни все уже предопределено!» – неоднократно повторял отец Жан-Жака своему единственному ребенку…
Но ехидные Мойры задумали иначе. Однажды Жан-Жак проходил мимо пожилой бездомной женщины, которая продавала никому не нужные старые книги. Юноша купил первый попавшийся томик только для того, чтобы вручить ей деньги. Отец запрещал помогать неработающим попрошайкам, но мальчик невесть от кого унаследовал доброе сердце и сильные чувства. Все внутри него кричало, что нуждающаяся женщина была искренней, и он обязан ей помочь! В то же время подстраховал себя он тем, что бездомная предлагала купить, а не голословно просила деньги. Против выгодных торгово-денежных отношений отец точно бы не возражал! Выгодных… а вдруг эта книга обогатит его знаниями в банковской или предпринимательской деятельности? Он посмотрел потертую надпись автора: Герман Гессе.
В тот день Жан-Жак намеренно обходил все дороги назад. Он подолгу бродил вокруг лаванды, вдыхая ее пряный аромат, гулял по берегу лазурного пруда в безлюдном парке, качался на подвесных качелях, одиноко раскачивая самого себя. Казалось, он слышит, как вокруг дышат деревья, как рыбы рассекают воду, как солнце прожигает траву. Он думал без остановки, но никак не мог понять, что с ним не так! Почему он не такой, как все? Почему его внутренний мир столь чужд его окружению?
В то время в некоторых французских школах существовала особая практика: ученикам выдавалась анонимная анкета с абстрактными вопросами. Звучали они примерно так: «кто ты?», «где ты родился?», «где твой дом?», «что ты делаешь?», «куда ты направляешься?» и т. д. Это помогало ученикам думать на пути к постижению своего внутреннего мира. Отец Жан-Жака запрещал применять подобные технологии в отношении своего ребенка. Но учительница тайком пошла навстречу ученику, который, не получив вопросы, чуть было до слез не расстроился.
Итак, Жан-Жак отчетливо помнил свои давние и недавние ответы:
Кто ты? «Жан-Жак де Ладье»;
Где ты родился? «Франция»;
Где твой дом? «Франция»;
Что ты делаешь? «Учусь в школе»;
Куда ты направляешься? «В третий класс»;
Подобным образом он размышлял, будучи во втором классе. Но вот теперь, спустя каких-то несколько годиков, ответы на те же вопросы выглядели совершенно иначе:
Кто ты? «Я никто»;
Где ты родился? «Я родился на планете Земля»;
Где твой дом? «Мое тело ходит по Франции, а у моей души нет дома»;
Что ты делаешь? «Я существую, ищу, выживаю»;
Куда ты направляешься? «Я направляюсь в неизвестность»;
Если бы семья Жан-Жака узнала данную информацию, юношу отправили бы на лечение. Однако почерк был изменен до неузнаваемости. Никто ничего не заподозрил, и Жан-Жак разбирался с собой в привычной компании одиночества. Почему он решился все это написать? Выложить правду, пусть даже анонимно, было необходимо для укрепления зарождающегося протестного настроения.
Блуждающая душа юноши опустилась на лавку. В тени зеленых лап плакучей ивы он раскрыл свою покупку и начал внимательно читать. Прошло ни много ни мало восемь часов.
Читатель поглощал написанное на одном дыхании! Строки менялись со скоростью поездов. Читая, забыл обо всем на свете! Рефлексировал, ощущая себя на новом уровне! Спорил, дискутировал, соглашался с автором, то и дело усмехаясь или удивляясь. Жан-Жак не переставал восхищаться! «Ну Гессе! Все угадал! И как точно! Потрясающе! Это же я, я!» Страницы прочитывались и перелистывались с невероятной скоростью, пока читатель не обнаружил, что достиг финала. Словно гром и молния из ниоткуда, торжественно рухнул тяжелый бархатный занавес очередного этапа жизни.
С того дня Жан-Жак тайком стал читать ненаучную литературу, припрятывая личные книги за массивными томами по торговому делу, предпринимательству и политике государств в разных областях. Эти толстяки предписывались ему в качестве основного и обязательного источника знаний. Но теперь все изменилось.
С ранних лет мальчик был лишен свободы. Отец и мать внимательно следили за ним, но работа была их главным ребенком. Когда у семьи получалось побыть вместе, отец тут же начинал допрашивать сына о нюансах предпринимательской деятельности или о последних новостях мира. И если Жан-Жак терялся, холодный взгляд собеседника презренно угнетал его.
С детства Жан-Жака восхищал отец. Теперь же он чувствовал, что это двуличный и жестокий человек. Чем глубже юноша самостоятельно обдумывал некоторые семейные сделки, тем меньше ему хотелось во всем этом участвовать. Мать была предана мужу, как бездомная собака. В том числе на этих условиях когда-то был заключен их брачный союз. После контактов с родителями Жан-Жак все больше ощущал себя опустошенным и грустным. Он чувствовал, что из него вытягивали энергию и желание жить. Постепенно молодой человек стал сторониться общения с ними. Обсуждать по-настоящему волнующие вопросы с мамой и папой не представлялось возможным.
Жан-Жак много учился. Именно учебой родители измеряли его успех во взрослении. Они старались развивать его способности как можно шире, как можно успешнее. Жан-Жак изучал математику, экономику, торговое дело, юриспруденцию, английский, итальянский, испанский, китайский, иврит… но лучше всего, как ни странно, он выучил русский!
Жан-Жак тайно боготворил неизведанного восточно-европейского гиганта, его культуру, природу, тайны и загадки. Отец был не против русского, это был повод лишний раз пошутить на приемах: «Мой сын всегда готов к чрезвычайной ситуации любого характера, он же изучает русский!», или «Врага надо знать в лицо!», или «Русские долго запрягают, но быстро ездят, вот Жан-Жак и готовится!», или «Вот начнется очередная война с их участием, Жан-Жак всех спасет!» Жан-Жак грустно усмехался в такт смеющимся, не понимая: «Отчего у некоторых все сводится к войне?».
Юный Жан-Жак пытался искать друзей среди своего окружения, но так и не нашел. Родители полагали, что все знакомые и друзья должны быть или состоявшимися, или амбициозными, или влиятельными, или известными. Наш герой, напротив, считал таких людей безмозглыми пустышками, ведь ему с ними было не о чем говорить!
Постепенно парнишка замкнулся в себе и в своих писаниях. Настоящими друзьями стали авторы книг, с которыми можно было беседовать в одностороннем порядке. Наступит день, и Жан-Жака осенит: больше всего на свете он хочет влиться в лоно родных ему душ, сопереживателей и соратников… он хочет стать писателем! В тот миг мечтателя окутали жуткая неприязнь к грязным деньгам, исходящим от торговли, презрение к лицемерию всех политиков и полное недоверие к мировой истории. Все можно трактовать по-своему, по-разному! Попытка осторожного разговора с отцом сошла на нет в леденящем голубом свете глаз прародителя.
– А если бы я был писателем, я бы написал лучше? – невзначай спросил сын после очередного обсуждения образа французов в романе Толстого. Ответ последовал краткий:
– Рассудка лишился, сынок? – язвительная усмешка в конце предложения напоминала шипение змеи.
«Не лишился, я просто хочу быть собой!» – яростно подумал Жан-Жак, но смолчал.
После неодобрения своего интереса молодой писатель тайно продолжал посвящать себя любимому делу. Он ловил мгновения и описывал их с помощью живых, красочных рифм так, как никто другой. Лишь это доставляло истинное наслаждение! Вскоре юноше стало совсем уныло среди тех, с кем он жил. То, что Жан-Жак чувствовал из книг и собственных наблюдений, отдаляло его куда больше от семьи и сверстников, чем то, что он знал. Финальным рычагом, запустившим необратимый процесс бегства, стало, казалось бы, обычное дело. Пока сын был на учебе, родители отвезли на помойку весь ненужный хлам старых книг, найденных в шкафу, чтобы освободить пространство для новеньких справочников. Естественно, все ненаучные писатели, которых боготворил молодой человек, попали под выездной список. Жан-Жак мог простить многое, но не безвозвратную ссылку невесть куда своих верных друзей! В тот вечер он долго не мог уснуть, терял слезы и безжизненно смотрел в одну и ту же точку пустоты. Вновь оказавшись одиноким, он представлял себя островком посреди зыбких волн бурлящего серого океана. У него пропало всяческое желание жить в этом мире дальше. Сон последовал необычный: Жан-Жак с разбега окунулся в ледяную воду, чтобы избежать знойной жары. Начался свирепый шторм, но герой выжил, только вот как? Он не запомнил. На утро младший член ветви семьи де Ладье примерил на себя маску «все в порядке», спустился к завтраку и, строго попросив прощения за вчерашнее состояние, стал вести себя так, словно ничего не произошло. Отец что-то говорил, Жан-Жак лишь делал вид, что внимательно слушал. Мысли его были заняты совершенно другим. Де Ладье старший удовлетворенно съел весь свой завтрак. Он не мог и предположить, что ждет его в конце дня. В сердце матери же закралась необъяснимая тревога. С сыном было что-то не так.
Потом Жан-Жака доставили до школы, однако туда он так и не вошел. Разом обналичив свой банковский счет, якобы с согласия родителей, чьи подписи были умело подделаны, Жан-Жак купил билет в оба конца до самого ненавистного отцу места и, прежде чем его родители успели опомниться, был таков. В его венах бурлила горячая кровь, в его голове зиждилась великая цель: обрести новую жизнь и оживить собственную книгу! Когда самолет поднялся в небо, Франция оказалась такой маленькой, что ее можно было прикрыть ладонью. Жан-Жаку впервые за долгое время стало хорошо. Ему было плевать, что он направляется в неизвестность, окутанную дымом недобрых слов. Все былые испытания и огорчения казались теперь никчемными. Жизнь предстала огромной книгой таинственных сказок, которую он вот-вот раскроет и начнёт читать! Во взгляде юноши отчетливо читалось ликование, а душа упоительно кричала: «Свобода, свобода-а-а-а!!!!»
Немного ранее местом появления книги Жан-Жак определил самое сердце тогда еще Советского Союза – Москву. Русский был ему близок. Он был уверен, что его книги поймут и увенчают славой. Он мечтал, о своем собственном имени, которое прогремит по всей Европе. И только тогда можно будет с достоинством вернуться назад, в свою французскую колыбель!
Навязывания без объяснений. Хорошо это или плохо? Дети рискуют повторить опыт и ошибки родителей, считая, что это их собственный опыт. Сказать, что Жан-Жак совсем не любил своих родителей было бы неправильно. Он их любил, он в них нуждался. Но инстинкт самосохранения превалировал, и юноша, несмотря ни на что, пустился знакомиться с предрассудками и предубеждениями своих авторитарных родителей. Юноша лелеял то будущее, где он живет самостоятельно. Он был уверен в самом себе, как никогда!
Глава 3. Жан-Жак выходит в люди
– Сегодня все можно купить за деньги, даже имя! – эти слова когда-то ? propos произнес отец Жан-Жака то ли за завтраком, то ли за обедом. А у его сына был хороший слух и долгая память.
В Москве Жан-Жак мужественно сжег свой французский паспорт вместе с обратным билетом и начал покупку нового себя. Когда подпольный продавец главного документа узнал, что француз решил лишиться своего европейского подданства в пользу советского гражданства – трижды постучал указательным пальцем по виску. Однако заказчик был непреклонен. Фамилию Жан-Жак попросил какую-нибудь банальную и простую. Итак, на свет появился Михаил Юрьевич Сидоров, зарегистрированный в Москве.
Аренда небольшой квартиры на Малой Бронной 19А вполне соответствовала начальным запросам. Жан-Жак считал себя непритязательным и твердо решил экономить. Остальные финансовые средства отправлялись в банк, чтобы оздоравливать советскую экономику до тех пор, пока дебютная книга не будет готова к выпуску. Ведь в случае отказа издательств в ход пускались бы привезенные деньги! Проигрыша при таком раскладе быть просто не могло! Жан-Жак заведомо гордился тем, кем он станет.
Лозунги местных газет, валявшихся вокруг сломанных почтовых ящиков, пестрили обещаниями резко поднять промышленность и благосостояние народа. Статьи вещали о зарождении кооперативного движения и перестройки, но Жан-Жаку было все равно. Он больше не интересовался политикой, его интересовала лишь своя книга.
В быту не привыкшему к самообслуживанию, да еще и не подготовленному к новому качеству гастрономии было нелегко. К тому же с каждым новым московским вдохом доза тяжелого отравляющего никотина пронзала легкие. Но ко всему адаптируешься, тем более что ощущение свободы придавало сил и согревало изнутри. И даже к столичной пародии на чистый воздух Жан-Жак постепенно принюхался. Перманентную нехватку желаемых продуктов Жан-Жак скрашивал мыслями о сэкономленных деньгах.
Знакомств наш нелегальный иммигрант не заводил. Боялся чужого обмана и раскрытия собственного. Работа над книгой продвигалась медленно, но верно. Хотя, по правде говоря, молодой автор частенько злоупотреблял прокрастинацией и не упускал возможности пешочком исследовать закоулки старого города.
Москва! Абстрагируясь от бешеных людей, способных смести все и всех на своем пути, Жан-Жак чувствовал, что это место было совершенно необыкновенным! Вышел на одной станции метро – а там, словно на корточках, сидят маленькие домики, опоясанные узенькими, виляющими улочками. Их согревают фонари, и по вечерам кажется, что находишься в сказке. Уютные кафе и милые киоски мороженного манят к себе детей, маленьких и взрослых. Показался на другой станции, и узрел помпезную Тверскую! Шагая по ней, Жан-Жак чувствовал себя крошечным муравьем у подножия башен-великанов! Чего он никогда не мог понять, так это зачем многие москвичи пытаются жить американской культурой, когда у них самих есть величайшее, многогранное наследие! Жан-Жак был молод, добродушен и богат, он не замечал многих вещей, которые стали происходить тут и там в городе. Темная сторона Москвы его никак не трогала.
Тем летом в столице установилась несусветная жара. Зной, пыль и грязь окутали загруженные трассы и шумные бульвары. Законсервированные и недовольные лица прохожих отторгали, не внушая ни малейшего доверия. Из любопытства Жан-Жак посетил несколько экскурсий по городу, а затем повторно бродил по пройденным маршрутам с осознанием личной привязанности к Московской земле. В безлюдные часы этот город еще сильнее пленял его сердце! Особое удовольствие доставляло обнаружить на своем пути особняк или доходный дом. А уж если это были работы Шехтеля! В них д?лжно было всматриваться особенно, ими невозможно было налюбоваться! Жан-Жак ложился рано, чтобы чувствовать себя в безопасности.
Каждый день начинался с большими надеждами. Мечтатель набивал карманы мятными карамельками «Рот Фронт» и бесцельно блуждал в поисках таинственных, укромных мест. Он придумывал каждому понравившемуся зданию или объекту своих посетителей с извилистыми перипетиями судеб. Так создавались герои его книги. В один из таких променадов обрусевший француз, отвлекшись от архитектуры, заметил серое объявление, отражающее пасмурное небо и накрапывающий дождь:
«Открытый урок выпускников балетного училища»
– А что, почему бы и нет? – спросил он у самого себя.
Жан-Жаку доводилось слышать о русском балете, и только что перед ним открылась прекрасная возможность познакомиться с этим явлением! На другой день искатель вдохновения облачился в импортный костюм, гордо взял трость, добавившую ему годы, и отправился смаковать искусство. А тем временем Москва чувствовала странное напряжение. Тут и там преследовали тени странных людей. В банке Жан-Жаку предложили вложить деньги в финансовую пирамиду. Молодой человек обещал подумать позже. Он спешил в искусство!
К моменту его прихода в светлом зале уже было людно. На передних рядах восседали напыщенные дамы и важные господа, габариты которых еле-еле помещались в кресла. В центре с цветами, фотоаппаратами и горящими глазами сидели болтуны, полные ожиданий и надежд. На галерке собрались совсем юные и истощенные ребята. Из-за кулис то и дело осторожно выглядывали огромные глаза любопытных начинающих артистов. Жан-Жак притаился у входа, чтобы не привлекать к себе внимания. Мест почти не осталось, но ему повезло – пустили.
«Если выгонят, пойду пить кофе и писать очередную главу», – с досадой подумал он, завидев пожилую смотрительницу, шедшую прямо на него. Жан-Жак затаил дыхание. Выпуклые круглые очки вопросительно осмотрели вошедшего:
– Вы, случайно, не из Большого?
Жан-Жак ничего не понял и вежливо попросил повторить вопрос. Женщина расслышала иностранный акцент и пригласила следовать за ней. По ходу она продолжала:
– Сожалею, в первых рядах остались только крайние места. Присаживайтесь, мы скоро начинаем! – она вежлико указала кистью на место и устало изобразила приветливую улыбку.
Ее шарообразные очки слегка приподнялись, и Жан-Жак улыбнулся ей в ответ. После обмена любезностями та удалилась, даже не спросив фамилии гостя. По-видимому, побоялась бестактно оголить свое невежество. Гость смущенно присел, а про себя смекнул: «Кажется, меня приняли за одного из этих господ в первых рядах!» Мужчина рядом бросил на него неодобрительный взгляд. Слишком искренние и красивые глаза были у Жан-Жака. В зале постепенно начали приглушать свет.
Обволакивающие звуки музыки и грациозные движения создавали танец. Это было волшебно, прекрасно, неописуемо! Упругие тела запрокидывали ноги в воздух с легкостью ленточки! Движения их были подвластны божественному контролю. Разрушающие по силе махи, обороты и прыжки могли в долю секунды смягчиться спокойными переходами. Названий балетных премудростей Жан-Жак не знал. Не ведал он и секретов этих артистов. Он просто восторженно наблюдал за ними, едва ли не забыв, как дышать. От выступающих исходило трепетное волнение, придававшее их исполнению уникальность. Они забывали усталость и боль, каждый из них проживал всю свою жизнь здесь, на сцене! Постепенно внимание Жан-Жака захватила статная девушка, довольно часто мелькающая в первых рядах с его стороны. На коже цвета хурмы выступали мышцы, балерина была похожа на изящного атланта, и воздух вокруг нее как-будто мерцал. Она не просто улыбалась, она околдовывала своим взглядом и улыбкой, чарующей и пленительной женственностью. Её рыжевато-коричневые волосы переливались светом, украшения искрились, движения манили его, взгляд завораживал. Казалось бы, ничего не выделяло ее из толпы богов, но Жан-Жак заметил именно ее, и забыл обо всем, и не сводил с нее глаз…
Финальные аплодисменты отрезвили. Молодой гость вспомнил, что он все еще на Земле. Поклонившись, артисты выстроились в шеренгу, как будто приговоренные к высшей мере наказания. На сцене запестрели зрительские цветы, ей дарили цветы, много цветов… и как Жан-Жак тогда жалел, что у него для нее ничего не было!
Спустя некоторое время из первого ряда поднялась серьезная дородная дама с искусственными бледно-желтыми волосами. В зале тут же установилось гробовое молчание. Неторопливым, ехидным голоском она начала оглашать мнение экспертов балета. Жан-Жак не понимал, что та пыталась критиковать, в то время как лица со сцены понимающе кивали. В целом вердикт оказался положительным. Когда эта важная особа, надев очки, начала читать фамилии по бумажке, артисты один за другим вспыхивали радостью. «Наверное, это что-то значит», – подумал Жан-Жак и навострил уши. На фамилии «Дорова» губы его избранницы растянулись до ушей, а на уголках глаз засверкали синевой едва заметные слезы. Она была счастлива, и он был счастлив вместе с ней. И как по-королевски она себя вела! Жан-Жак хотел сию же минуту упасть перед ней на колени и захватить ее идеальное тело в любовные объятия.
Чтобы поймать миг, когда Дорова выйдет из окружения, ему пришлось мучительно долго и незаметно наблюдать издали. В какой-то момент двое обрюзгших и немолодых мужчин проходили мимо. Один был похож на испанца, а другой – на Кощея Бессмертного. На удивление Жан-Жака, они зацепили в беседе её фамилию:
– Видел Дорову? Отплясывает, ну прям Плисецкая! – вожделенно брызнул слюной первый.
