скачать книгу бесплатно
Снежное сердце
Людмила Степановна Толмачева
Дана Снежкова – владелица художественной галереи, настолько увлечена своим делом, что все остальное, в том числе и мужа, отодвинула на второй план. Но его измену воспринимает как коварный удар в спину. Чем залечить такую рану? Конечно любовной интрижкой. Дана не подозревает, что ее связь со студентом – чей-то хладнокровный план. А судьба готовит новое испытание. Автокатастрофа станет для Даны точкой отсчета новой жизни.
Людмила Толмачева
СНЕЖНОЕ СЕРДЦЕ
Тонкая рука Даны машинально скользила по мягкой шерстке дремлющего кота, в то время как мысли ее кружились вокруг вчерашней презентации.
Интересно, какой отзыв накатает Преснин, завзятый эстет и автор разгромных статей?
Его едких рецензий побаивались даже самые маститые деятели, имевшие прочный авторитет в мире искусства.
А! Черт с ним! Пусть «критик румяный» ярится, ей не привыкать. Хуже, если совсем промолчит. Молчание Преснина – дурной симптом, означающий, что презентация не стала «явлением», а мелькнула в череде плановых мероприятий, пусть и добротно, со вкусом исполненных.
Дана поежилась, тряхнула головой, как бы отбрасывая неприятную мысль, и ласково потрепала кошачий загривок:
– Что, Мартюша, идем завтракать?
– Мурр, – ответил усатый баловень, спрыгнул на пол и с царской величавостью направился в столовую.
Пронизанная светом, огромная кухня-столовая, предмет зависти подруги Анжелы, этим утром была по-особому хороша. Все в ней располагало к неспешному ритуалу, с черным кофе и гренками, на которых тонкий слой абрикосового джема был одновременно и лакомством, и украшением.
С мужем она не испытывала настоящего наслаждения от утренней трапезы. Его страсть к мясному часто была предметом их споров. Никакие доводы о вреде жирной мясной пищи не помогали. Олег упорно требовал к столу настоящей мужской еды, всячески высмеивая ее «глупые анорексические диеты».
Сегодня она проспала его уход на работу. Такое случалось нечасто, в основном, после открытия очередной выставки.
Но как хорошо посидеть за поздним завтраком, когда рядом никто не суетится, посматривая на часы, не включает спортивные новости с оглушительным: «Го-о-ол!»
Нет, она не стерва! Напротив, все видят в ней утонченную натуру, способную на возвышенное чувство и понимание. И Олег это видит. Но сам почему-то не считается с ее вкусами, попросту игнорирует их. Не ходит, например, на презентации, устраиваемые женой, но при этом лицемерно хвастает перед друзьями ее успехами.
Или взять летний отдых. За все годы ни разу не съездили в те места, куда хотелось бы ей. Зато побывали на экзотических тихоокеанских островах, где до одурения плавали с аквалангами.
Бр-р! До сих пор снятся омерзительные рожи осьминогов. А медузы! Эти коварные желеобразные чудовища с обличьем сказочных цветов. Боже, как она вначале восхищалась их «бальными танцами», пока одно очень грациозное создание, с античным именем Хризафора, не обожгло ей ладонь. Лишь после несчастного случая она узнала псевдоним этой красотки – морская крапива!
А как было бы чудесно пройтись вдвоем по набережной Сены, вбирая глазами и душой изысканность старинной архитектуры…
Разве можно в одиночестве любоваться ажурными очертаниями моста Искусств? Ведь это изощренная пытка – молча умирать от восторга, когда рядом нет человека, с которым хотелось бы его разделить.
А посидеть в кафе на Монпарнасе, где бывал Модильяни? Не в знаменитой «Ротонде», а в другом, поскромнее…
Сесть за столик друг против друга, заказать вино и, никуда не торопясь, потягивать его небольшими глотками, и обмениваться долгими взглядами, и говорить, говорить…
Впрочем, она была в Париже. К сожалению, зимой и без Олега. Он и слушать не стал о «мечте всей ее жизни», легко отпустил, мол, дыши парижским воздухом, сколько влезет, «меси городскую слякоть», а сам укатил с друзьями в Карелию, кажется, в Олонецкий район.
Хм… Замечательное слово – Олонец! Оно соскальзывает с языка как леденец. Кстати, неплохая рифма! Может, тряхнуть стариной – сочинить что-нибудь в духе романтизма? Помнится, в школе она лихо закручивала двустопным ямбом. Все эти бесчисленные сценарии, поздравления в стенгазетах…
Господи, какой наивной дурочкой она была! Все девчонки давно целовались с парнями, а кое-кто, Анжелка, к примеру, и запретного плода вкусить успели, а она над стишками корпела, вымучивая неподатливые рифмы.
В Испанию она тоже ездила без мужа. Опять же зимой, когда он охотился на волков.
До чего жестоки бывают мужчины! Убивать таких красавцев! Разве волк не родное дитя природы? Зверь живет в своем мире, где все подчинено закону выживания, а потому в ответе за стаю, за детенышей…
От этой мысли Дана напряглась, невольно перевела взгляд на портрет матери в хрустальной рамке, висевший в простенке между окнами, и тяжело вздохнула.
Мама-мамочка, так и не понянчилась с внуками! Ушла навеки, с тихой улыбкой на бескровных губах, прошелестев напоследок: «Внучку Женей назови, в честь бабушки».
Три года пролетело, как один день. Не дает бог детей… И заграницей на консультации побывала, своих корифеев почти всех обошла, и мужа уговорила анализы сдать – никакого толку. Остается ЭКО. Она запланировала эту процедуру на декабрь, после проведения осенних выставок.
Кофе остыл, пришлось подогревать. Включая кофеварку, Дана невольно залюбовалась живописным беспорядком обеденного стола.
По нему блуждал луч солнца. Преломленный колеблющейся от легкого ветерка шторой, он походил на речную волну, что лениво накатывает на песчаный берег. Золотистые тона предметов – кофейного сервиза, соломенной сухарницы, вазы с яблоками – обрели еще большую сочность и блеск. Центром этой жизнерадостной композиции был поджаренный ломоть с прозрачным слоем абрикосового джема.
Его розовато-оранжевый цвет что-то напоминает… Что-то очень близкое по времени… Ткань? Ну конечно же! Анжелкино шифоновое платье на вчерашней презентации. Оно выгодно подчеркивало ее смуглые атласные плечи и карие глаза.
Дана вздохнула, представив себя рядом с этой знойной красавицей. Бледнокожая, да еще в костюме из голубой ткани с эффектом линялости…
Да уж… Где была ее голова, когда выбирала наряд? А еще свято верит в комплименты, дескать, у вас, Дана Михайловна, прирожденный вкус. Дура!
Хотя… Показалось или в самом деле она перехватила Анжелкин завистливый взгляд во время парти? Нет, все же показалось. До того ли было подруге?
Анжела «клеила» какого-то «хемингуэистого» господина. Ее томные взоры вкупе с обольстительной улыбкой говорили сами за себя. Дане был известен и набор фраз, используемых Анжелой для «охмуряжа». В нем сочетались три безотказные вещи: впечатления от выставки (с видом знатока), шокирующие комплименты собеседнику и утонченные жалобы на женское одиночество.
Похоже, что и в этот раз усилия подруги не пропали даром: на пресыщенной физиономии «Хемингуэя» появились заинтересованность и азарт любовника.
А она сама в это время болтала с Алешкой Липатовым. Бывший одноклассник говорил о школьных днях, смеялся, вспоминая самое «прикольное», а на прощание неожиданно выдал: «Ты и в школе была красавицей, но сейчас – супер!»
Ах, Алешка! До сих пор влюблен. Но ее не трогают липатовские признания. Его чувства не волновали и в юности.
Юность…
Дана поежилась, в который раз переживая события школьных дней, подаривших ей первую любовь – безответное, с привкусом горечи, сумасшедшее, незабываемое чувство.
В девятом классе, как это бывает, неожиданно и оттого весьма эффектно, под пристальными взорами учеников, к ним заявился новенький, Валерка Киселев, и с ходу покорил всех девчонок. Да что там девчонок! Молодые учительницы краснели и отводили взгляд, вызывая Киселева к доске. Анжелка, не долго думая, дала новенькому характеристику: помесь ангела, демона и снежного барса. На немой вопрос Даны подруга хмыкнула: «А сама не видишь? Кудри ангела, глаза барса и демоническая улыбка».
Наверное, с этого момента все и началось. На переменах Дана судорожно искала в толпе красивое Валеркино лицо, обрамленное пепельными кудрями, и всякий раз, встретившись с ним мимолетным взглядом, замирала, вспыхивала нежным румянцем, нервно дергала за руку Анжелку, бормоча что-то несвязное, глупое…
Увы! «Ангелоподобный демон» увлекся Москалевой, невзрачной зубрилой и отличницей. Правда, невзрачной ее видели только они с Анжелкой, так как Москалева не признавала косметику и повсюду ходила с лицом цвета замороженной трески. Но, если честно, у этой хладнокровной рыбы были явные преимущества – правильные черты на тонком бесстрастном лице и балетные ноги.
Но много ли стоят эти совершенства, если в глазах сквозит высокомерие, а улыбка, как редкое явление природы, больше удивляет, чем радует.
«Красота без щербинки все равно что небо без единого облачка – однообразна и утомительна», – высказался однажды Илья Васильевич, ее любимый учитель по основам мировой культуры. Дана соглашалась с ним, но в глубине души мечтала о невозможном – стать похожей на Москалеву. Подсознательно подражая сопернице, она даже пробовала изменить походку, но Анжелка заметила и высмеяла эти жалкие потуги.
Ну почему ей так не повезло? Колдунья-природа наградила ее носом матери, в то время как у отца был профиль римского легионера, причем чистокровного римлянина, а не какого-нибудь наемника из захолустья.
«Курносик», «Задира из Задорина» (родной город матери) и еще десяток милых кличек придумал отец для главной достопримечательности своей жены. Родители не скрывали любви, проявляя ее во всем, даже в ссорах. И ушли один за другим – сердце отца не вынесло вечной разлуки.
Вздернутый носик Даны, материнское наследие, часто был предметом шуток Олега. «И что я в тебе нашел? – спрашивал муж в постели, повернувшись набок и разглядывая ее лицо сквозь лукавый прищур голубых глаз. – Нос матрешки, глаза – горошки». Она воспринимала его слова как прелюдию любовной игры, впрочем, так оно и было, и все же в памяти копились мужнины оценки ее внешности, особенно те, что ранили, пусть и не больно, но все же…
Внезапно перед глазами предстал Париж. Тем промозглым январским вечером она случайно попала в небольшое кафе. Ее проводили к столику у колонны, накрытому клетчатой скатертью, и юноша-гарсон, типичный южанин с берегов Гаронны, склонился перед ней, предлагая карту вин. О том, что парень – с юга, красноречиво говорила его внешность: черные маслянистые кудри, забранные в пучок, горбоносый профиль, вычурная, словно у виньетки, линия чувственного рта и слегка выдвинутый вперед подбородок с мужественной ямкой посередине.
Нельзя столь открыто рассматривать мужчин, но она не могла оторваться. Таких красавцев она видела на картинах мастеров Ренессанса и не предполагала, что когда-нибудь один из них воплотится в официанта парижского бистро и будет прислуживать ей с пленительной улыбкой на вишневых губах.
Когда он подошел к ее столику и понял, что перед ним русская, выражение лица моментально изменилось, как показалось Дане, стало хитровато-двусмысленным. Парень явно соблазнял ее – строил глазки, говорил вкрадчивым грудным голосом, жестикулировал, демонстрируя великолепной формы руки, даже «нечаянно» прикоснулся к ее плечу, правда, тут же рассыпался в извинениях.
В мужчинах ей всегда претило откровенное кокетство, говорившее о недалекости ума, но в этот раз ее женское начало бунтовало. Пока пила кофе и ела свежий круассан, не ощущая вкуса ни того, ни другого, ловила себя на крамольных мыслях.
Нет, ее не манила перспектива интрижки. Она не способна на скоропалительную связь… Но были задеты чувственные струны, о которых раньше она не подозревала. Что это? Сексуальный голод? Чувство неудовлетворенности таится в глубине ее души и однажды прорвется необузданной страстью к какому-нибудь сексапильному мужчине?
Фу, какой вздор!
Почему она вспомнила тот далекий парижский вечер и стройного гарсона? Что за извивы мыслей? Зачем в такое утро забивать голову всякой чепухой? Лучше проанализировать вчерашнюю презентацию.
Итак, все было «на достаточно высоком уровне», как выразилась Миронова из департамента культуры…
Господи, какая скука! То ли дело Преснин! Увидел главное – своеобразие стиля Мечникова – и вдохновенно, по-преснински витиевато и многословно, но по сути очень точно, открыл присутствующим смысл и художественную ценность полотен.
И вновь ей вспомнился Алешкин взгляд, пронзительно-нежный, с искоркой надежды. Надежды на что? На то, что она ради него разойдется с мужем? Абсурд! Даже если предположить невозможное – Олег бросит ее – с Липатовым у нее нет будущего. Ну не испытывает она к нему ничего, кроме чувства признательности. Да и на кой ему эта паршивая признательность?
И все же ей льстит Алешкина преданность. Столько лет быть госпожой его сердца! Не каждая похвастает такой пленительно-сладкой властью…
Нет, так нельзя! Нашла, чем хвалиться! Разбитым сердцем одноклассника! Надо бы встретиться и поговорить по душам. Чтобы не надеялся. Пусть освободится, стряхнет с себя эту паутину…
Боже, что она несет? Сравнить любовь с паутиной может или дура, или циничная стерва.
Решено! Она поговорит с ним. А что если прочесть ему стихотворение Друниной? Как там? «Не встречайтесь с первою любовью…».
Наморщив лоб в попытке вспомнить продолжение строфы, Дана с минуту сидела на диване, а затем с гримасой досады вскочила и устремилась в кабинет, к книжным полкам. Томик Друниной она листала с такой поспешностью, словно потерянные секунды стоили ей жизни. Отыскав нужное стихотворение, пробежала его глазами, захлопнула книгу и уже наизусть прошептала знакомое четверостишие, делая паузы и осмысливая каждое слово:
Не встречайтесь с первою любовью,
Пусть она останется такой —
Острым счастьем, или острой болью,
Или песней, смолкшей за рекой…
Музыкальный сигнал мобильника застал ее в состоянии эйфории.
– Привет! – раздался в трубке низкий голос Анжелы. – Выспалась после вчерашнего?
– Привет, – рассеянно ответила Дана, явно не разделяя воинственного энтузиазма подруги.
– Чем занимаешься?
– Стихи вспоминаю, – честно призналась Дана.
– Стихи? Для новой презентации?
– Нет, для себя.
– Однако куда вас занесло! Чьи стихи-то?
– Друниной.
– Друниной? У-у, и впрямь занесло. В махровый соцреализм… Погоди! Это у нее: «По улице Горького, что за походка»?
– Да. Только я не про походку, а… Впрочем, какая разница?
– Кстати, насчет походки… Как бы тебе помягче сформулировать? Короче, у этой фифы походка тоже скользящая. Как под парусом лодка. Кажется, такое сравнение у Друниной?
– Какой фифы? О ком ты?
– Видела я твоего Олеженьку в ресторане, в компании из шести человек. Три пары. Он, естественно, тоже в паре. С девицей лет семнадцати, модельной внешности. И походка – обалденная!
– Когда?! Где ты его видела?! Почему ты говоришь об этом только сейчас и мимоходом? То есть, если бы я не вспомнила Друнину, то и разговора бы об этом не было?!
– Дана, успокойся! Все не так! Я давно хотела рассказать…
– Давно?!
– Погоди ты, господи! Не перебивай! Дай, я все тебе объясню…
– Когда?
– Что «когда»?
– Не притворяйся идиоткой. Когда это было?
– Неделю назад. В «Атлантиде». Но я просто не хотела портить твою презентацию. Пойми…
Дана поспешно отключила мобильник и отшвырнула его словно змею, с гримасой страха и омерзения. Внутри себя она ощущала не то обжигающий холод, не то закипающую лаву. Ее блуждающий взгляд упал на томик стихов, и тень саркастической улыбки тронула бледные губы.
Оказывается, она до сих пор не изменилась. Все та же дурочка. Читать стихи, как «утонченную» мораль, человеку, которому причиняешь душевные страдания, это ли не глупо? Сто раз глупо, пошло, дико!
* * *
Жемчужно-кремовый «Опель» Дана припарковала небрежно, даже как-то хулигански бесшабашно. Раньше на подобную выходку она бы ни за что не отважилась, потому что любила свою «жемчужинку» как ребенка. Но в последнее время ее жизнь изменилась. Теперь многое выводило ее из равновесия. В самом невинном она искала тайный умысел. В каждой фразе мужа читала скрытый подтекст.
Свое раздражение она вымещала на вещах мужа или его подарках. Вот и «Опель» был презентом к ее дню рождения. В отношениях же с Олегом она прятала свои чувства под маской усталости, под разными предлогами уходила от разговоров и супружеских обязанностей. Впрочем, он и не настаивал. Ссылаясь на заевшую текучку, возвращался с работы позднее обычного и сразу после ужина ложился спать.
Даже не взглянув на задний бампер – не помялся ли о мусорный контейнер при резком заднем ходе, Дана нервно включила сигнализацию и направилась к высокому крыльцу офисного здания.
Вывеска в вестибюле подсказала ей, что детективное агентство находится на третьем этаже, в офисе под номером 333. Оно так и называлось «Три тройки».
Юная секретарша оторвалась от дисплея компьютера и, профессионально улыбнулась:
– Директор ждет вас, проходите!
– Добрый день! – поднялся из кресла седовласый мужчина с офицерской выправкой. – Меня зовут Иван Андреевич. Присаживайтесь. Слушаю вас внимательно.
