banner banner banner
И посетителя посетила смерть. Книга I. Тайная грамота
И посетителя посетила смерть. Книга I. Тайная грамота
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

И посетителя посетила смерть. Книга I. Тайная грамота

скачать книгу бесплатно

И посетителя посетила смерть. Книга I. Тайная грамота
Людмила Прошак

Исторический детектив основан на реконструкции событий, произошедших в Великой Перми и прилегающих землях (северо-запад России, Москва, Киев, Прибалтика). Большинство героев – реальные исторические личности, в том числе и Стефан Пермский, гибель которого расследует главный герой с подачи Епифания Премудрого. Подсказка – в таинственных артефактах – в рисунках на посохе и в зашифрованных письменах…

И посетителя посетила смерть

Книга I. Тайная грамота

Людмила Прошак

Юрию Алексеевичу

Спиридонову,

Человеку-Путеводителю

***

События, описанные в книге, являются вымыслом, основанным на исторических фактах

***

Все упоминания имен, названий, обстоятельств, документов не случайны

***

Посох Стефана Пермского хранится

в Государственном краеведческом музее в г. Перми

Иллюстратор Екатерина Селивёрстова

© Людмила Прошак, 2017

© Екатерина Селивёрстова, иллюстрации, 2017

ISBN 978-5-4485-8421-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Люди и книги,

которым благодарен автор

Книга пишет человека, а не человек книгу.. В этом долгом путешествии «от пролога к эпилогу» автору исключительно везло на людей. Стал ли кто-нибудь из них прототипами? Кто есть кто в книге? А так ли это важно?

Если автор и видит в Стефановском времени любимого поэта, редактора, переводчика и лёгкого спутника даже в трудной дороге Галину Васильевну Бутыреву, то это потому что «мы все живём в хронотопе».

Архимандрит Августин (Анисимов), епископ Городецкий и Ветлужский, игумен Киприан (Ященко), иерей Андрей Пасканный, протоиерей Владимир Цветков… Священнослужители – упомянутые тут и не названные, но запомнившимся откровенным словом, неожиданным поступком, собственной судьбой – незримо присутствуют между строк этой книги (вы бы тоже не забыли, встретив однажды монаха, который бы вам сказал: «После тринадцати лет в детской реанимации пути два – в монастырь или на погост»).

Людям вообще свойственно быть друг другу путеводителями. Библиотекари и музейные смотрители – люди с исторической передовой. Их радушие и готовность не только просветить, но и проникнуться заботой случайного посетителя (какое многозначное слово!) оставляет в душе глубокий след. Если бы не участие Натальи Витальевны Вивденко, главного хранителя Пермского краеведческого музея, то автору бы не удалось поработать с рисунками и надписями на посохе Стефана Пермского.

Возвращаться в однажды открытые для себя места – хорошая примета, да и история сама по себе – тоже возвращение. Вернуться – значит, почувствовать, понять, узнать что-то такое, что было не замечено в прошлый раз. Такими открытиями всегда заканчивается каждая встреча с Виктором Михайловичем Напалковым.

Если бы не Екатерина Валентиновна Китаева, то первая историческая прогулка по Великому Новгороду, может быть, и не легла так на сердце. В равной степени это относится и к Татьяне Васильевне Латынцевой и Любови Николаевне Сыровацкой из Великого Устюга, и к Елене Евгеньевне Афанасьевой из Сыктывкара (это благодаря её «дорожнику» мы добирались впервые на Удору). Люция Ивановна Павлова, Геликс Иванович Юдин и многие-многие их земляки, не упомянутые здесь, но врезавшиеся в память своим «штучным» характером, редактировали эту рукопись наравне с автором. Чтобы перечислить всех, пришлось бы издать отдельную книгу благодарностей, не менее толстую, чем та, что сейчас перед вами.

Автор признателен Зинаиде Васильевне Сукмановой, мудрому историку и радушному другу, в чьём доме на Волге обдумывалась и писалась многие из глав.

Путешествие – лучшее, что может произойти с человеком, не считая рождения детей и внуков. Им, троим моим самым близким людям – Ксении Турок, Аксентию Бескровному и Аксёну Бескровному – автор благодарен за всё – за готовность разделить любой маршрут, за безоговорочную поддержку и за собственные головокружительные идеи. Родные мои, с вами не соскучишься, правда, и вам от меня достаётся!

И, конечно же, автору было бы одиноко без Екатерины Селивёрстовой, без её талантливого и бескорыстного участия. Умное внимание художника к средневековому изографу, вынуждало автора не однажды пересмотреть уже сложившуюся трактовку рисунков посоха.

Прежде чем перечислить книги, которые как старые добрые друзья подталкивали в спину, вынуждая идти дальше, автор не может не назвать человека, которому благодарен за науку читать между строк. Это моя учительница Любовь Ульяновна Пославская. А вот теперь о книгах…

А. А. Ухтомский (не только научные теории доминанты и хронотопа, но и духовное наследие из дневников и писем); И. И. Лепёхин («Дневные записки путешествия Ивана Лепёхина по разным провинциям Российского государства в 1771 г.»); Н. М. Карамзин («История государства Российского», особенно V том); П. И. Савваитов (зырянско-русский и русско-зырянский словарь, обобщивший «опыт собрания вещественных запасов Зырянского языка». – СПб, 1850); В. И. Даль («Толковый словарь живаго великорускаго языка». Если честно, не понимаю, как это мог сделать один человек!); Г. С. Лыткин («Зырянский край при епископах пермских и зырянский язык». – СПб., 1889); В. Г. Дружинин, приготовивший к печати «Житие Стефана Пермского..», к изданию Археографической комиссией (СПб., 1897); Ф. А. Арсеньев (описание, составленное по поручению иноков «Ульяновскiй монастырь у зырянъ». – М., 1889 (переиздавалось в 1995 г. в Сыктывкаре, предисловие д. и. н. Л. П. Рощевской); И. И. Срезневский, взявший на себя труд составить «Материалы для словаря древнерусского языка по письменным памятникам» (СПб., 1893); Я. Б. Шницер («Иллюстрированная всеобщая исторiя письменъ». – СПб., 1903); В. С. Иконников («Максим Грек и его время». – Киев, 1915); М. Н. Сперанский («Тайнопись в юго-славянских и русских памятниках письма»); А. С. Сидоров («Коми-письменность эпохи раннего феодализма», «Знахарство, колдовство и порча у народа коми»); В. И. Лыткин («Древнепермский язык». – М., 1952); Б. А. Романов («Люди и нравы древней Руси: Историко-бытовые очерки XI – XIII вв.»); Ю. М. Лощиц (биографическое повествование «Дмитрий Донской); Д. С. Лихачёв («Текстология» – Ленинград, 1983, это второе издание, особо полюбившееся); А. К. Югов (перевод и пояснение к переводу «Слова о полку Игореве», статьи, исследования, гипотезы); В. Н. Сергеев («Рублёв»); Х. Ханке («На семи морях. Моряк, смерть и дьявол. Хроника старины»); Б. А. Рыбаков («Стригольники (Русские гуманисты ХIV столетия)»); Г. М. Прохоров, редактор издания «Преподобного в священноиноках отца нашего Епифания Слово о житии и учении святого отца нашего Стефана, бывшего в Перми епископом» – СПб., 1995); А. В. Карташёв («Очерки по истории русской церкви»); Л. Н. Смоленцев (и труды по переизданию книги Г. С. Лыткина, и его собственные исторические произведения и исследования); иеромонах Харитон (Просторов) («Православие для всех»); Историко-культурный атлас Республики Коми. Научный руководитель и составитель д. и. н. Э.А. Савельева); Т. Д. Панова («Некрополи Московского Кремля»); М. И. Рижский («Русская библия. История переводов библии в России»); иеромонах Андрей (Эрастов) («Грамматика церковно-славянского языка»); И. В. Иванов («Вера» – «Эском»), П. Ф. Лимеров («Образ св. Стефана Пермского в письменной традиции и в фольклоре народа коми»); С. Я. Богомолов («Краткий справочник по грамматике древнегреческого языка с примерами из Св. Писания»), а также безымянные составители сборника «Монашеская жизнь по изречениям о ней св. отцевъ подвижниковъ. Выпуск первый» (Кiев, 1885).

И, наконец, пару строк об экспедиции «Хронотоп». Проект личный, семейный, хотя и не исключает присутствия на правом сидении «Дастера» кого-нибудь из близких по духу друзей-экспертов. Мы благодарны за незримое присутствие во всех наших поездках Александру Ивановичу Мелехову – фотохудожнику, исколесившему на «Оке» всю Россию. Путешественник путешественника всегда поймёт и поддержит: этим объясняется и дружеская поддержка Петра Лихолитова (вот что значит коллега по автожурналистике!), Алексея Лялюлина, Сергея Слесаренко, Ивана Мурзенко, когда всё только начиналось.

Предпутие

…Предрешенное прежними событиями, но требующее созревания и условий извне, чтобы сейчас открыться в действии и для всех выявиться, – вот хронотоп в бытии и доминанта в нас.

Алексей Ухтомский.

Не ищите на карте точку, которую мы непременно хотим достичь. Её там нет (по крайней мере в атласе современных дорог уж точно), хотя наш навигатор не сдаётся, без устали пересчитывая в пространстве маршрут, который на самом деле пролегает во времени…

Несутся из чёрной мглы прошлого навстречу «Дастеру» снежинки, вонзаются в настоящем белыми копьями в лобовое стекло, чтобы исчезнуть в будущем. Только что во всём этом такого уж незнаёмого и безвестного, если мысли – «предупредители» будущего – выведены из опыта прошлого?

Между тем, Renault Duster, в просторечии ежедневного общения «Пестун»[1 - Пестун пестует пестунчиков.. Пестун (устар., церк.) – быть нянькой, дядькой (Даль). Это если у людей, а если у медведей.. то суть та же. У нас пестун – «Дастер», потому что тот, кого надлежит пестовать, уютно устроился в детском креслице на заднем сидении.], – не последний… (чуть не написала: человек) участник предпринятой экспедиции. Ну что ж, в этом ничего странного, все водители делятся на две категории: первая (cabby sapiens – извозчик разумный) относится к своей машине как к средству передвижения, другая (cabby spiritus – надеюсь, вас не введёт в заблуждение созвучие с русским «стоградусным» словом) подозревает в машине наличие души.

Последнее – необходимое условие для того, чтобы достичь цели нашей экспедиции. Итак, эти строки пишет cabby spiritus. Когда мы переводим слово на древний язык (не обязательно чтобы это была латынь), оно обретает новый образ и, следовательно, дополнительный смысл.

Наша экспедиция называется «Хронотоп». На древнегреческом ?????? – время, ????? – место. Напишем это же, но кириллицей. Согласитесь, что если смотреть на начертание этих букв, то за ними видится всё же не то, что в ?????? ?????? А можно и совсем иначе…

Тогда смысл написанного будет сокрыт тайной, как и сам абур (его ещё называют анбур, но тут есть о чём спорить

) – азбука, к которой мы прибегли, чтобы выразить единство времени и места по-древнепермски. Впрочем, даже если написать «хронотоп» на современном русском, что может быть потаённее «закономерной связи пространственно-временных координат»? Алексей Ухтомский размышлял об этом феномене вслед за Германом Минковским, объединившим физическое трехмерное пространство и время, и Альбертом Эйнштейном, заставившим мир ломать голову над теорией относительности. А ещё раньше Епифаний Премудрый написал: предпутие есть последи будущим[2 - См. Житие Сергия Радонежского. Памятники древней письменности, т. 58. СПб., 1885.].

Так как же – движется наш «Пестун» по Великоустюжскому тракту или протекает через измерения, значимость которых определяется нашим интересом к ним? Если верно второе, то тогда и сам Duster, и его экипаж, и заснеженный лес, и утративший своё практическое применение абур, и его создатель Стефан Пермский, и далёкий по времени, но не по месту и не по духу, потомок, вернувший память о нём, – все это «мировой линии человека от А1 до A2». Те самые, про которые писал Алексей Ухтомский. Они связывают «давно прошедшие события с событиями данного мгновения, а через них – с событиями исчезающего вдали будущего» в закономерном протекании хронотопа, ибо «мы все наблюдатели данного, которое протекает, и мы сами протекаем; мы вечные странники бытия, пока живем…»[3 - См. Ухтомский А. А. Доминанта. – СПб., 2002, с. 349—350.]

Хронотоп I. Быть в ризной казне

1

Московское царство,

Москва, Кремль, Спас на Бору

,

в год 7057 месяца березня в 25-й день[4 - 25 апреля 1549 года от Рождества Христова (здесь и далее года – от сотворения мира, а названия месяцев – в соответствии с древними памятниками письменности).],

перед утреней

Плоды «испытаний и обыска».Ночь сомнений: святой или еретик?

Узкая подземная галерея упиралась в лестницу, ведущую к скрытной от случайных глаз двери. Она поддалась легко и бесшумно – железные подставы заботливо смазаны. За сводчатым коридором скрывалась палата, стол в которой был завален свежими плодами «испытания и обыска» новых русских святых, отыскиваемых по поручению семнадцатилетнего царя Иоанна IV. В правом углу столешницы высились две стопки листов с наследием епископа Пермского Стефана. Первая была совсем тощей. «Исправлений не потребно», – писавший, похоже, даже расстроился: перо, чиркнув по бумаге, брызнуло чернилами. Вторая стопка возвышалась над первой. «Различия велики, многочисленны и разнообразны», – значилось в приколотой записке.

Тяжело опустившись на широкую лавку, митрополит Макарий протянул руку, чтобы взять из второй стопки лежавший сверху лист – тщетно. Пришлось снова вставать, испытывая муки не только из-за больных ног (ступни горели как на углях), но и из-за сомнений.

На Соборе, состоявшемся два года назад, уже был канонизирован сонм русских святых и утверждены праздники в их честь. Ни в одном из имен Макарий не сомневался, все они были из его библиотеки-уникума, которую сам составил, будучи ещё новгородским владыкой. Но молодому царю мало, и спешные розыски продолжились. Это походило на ледоход на Волхове.

Макарий положил руку на стопку сомнительных страниц. Истончённые от ветхости по краям, они были покрыты бисером полуустава. На немногих, хоть и с трудом, но всё же разбиралась ижица. На остальных – буквы, маня своей схожестью то с греческим алфавитом, то с русской азбукой, ни тем, ни другим не являлись. Списки пестрели закладками и пометками. На одни восьмушки толмачи выписали слова, которые сумели понять и сверить с Библией, на другие – требовавшие дальнейших «изысканий». «Переводу» и «сверке» поддалось немногое.

Ури – мир, согласие[5 - См. Г. С. Лыткин. Зырянский край при епископах пермских и зырянский язык. – СПб., 1889; В. И. Лыткин. Древнепермский язык. – М., 1952.]. В пермском языке это слово не известно.Вэр – используется для обозначения слова раб, которое в оном языке также не ведомо.Созвучные слова: вэр?с – муж, мужчина, вэр ч'эри – самец рыбы

Выходит, язычники, которых крестил Стефан, не знали, что такое «раб» и не нуждались в слове «мир»? Митрополит, нахмурившись, взял очередной листок.

Вэжа – святой, вэжас'ас – пусть освятится, вэжа во – освящённая вода.Созвучные слова: вэж – светлый, туй-вэж – перекрёсток.Вич'ко – церковь. Созвучные слова: вис – жертва, ко – если

И что же, святой – тот, кто выбрал светлый путь из числа других? А храм – дом для жертвоприношений?! Господи, да не ересь ли всё это?! Забыв о больных ногах, Макарий вскочил. Боль вернула ему присутствие духа. Митрополит протянул руку за следующим листком.

Мэз-?с – Господь, Спаситель. Созвучное слово: мэзды – освободи.Йэн могыс» – ради бога. Созвучные слова: йэнма-муа костын – между небом и землей,йэн волт – небесная крыша

Что же это получается?! Господь – и освободитель, и небесная крыша… Чему Стефан учил своих язычников?!

Царь Иоанн IV неустанно твердит: «Греки для нас не Евангелие», не у них следует искать истину, а у охранителей древлего благочестия. Но Евангелие ли для нас пермские письмена? И для чего только понадобилось переводить Святое писание, для которого и слов, как видно, не находилось?

Митрополит посмотрел на чёрный переплет лежавшей особняком книги. В ней помимо Евангелия, составленного из четырёх книг Нового завета, было подшито в конце ещё и «Слово о житии Стефана Пермского» Епифания Премудрого. Отдавали ли житие на доработку Пахомию Логофету, троекратно перерабатывавшему и дополнявшему чудесами другой труд Епифания – Житие Сергия Радонежского, или оставили без внимания?

Не находя ответа, Макарий направился, прихватив с собой дикирий, к внутристенной лесенке, ведущей на хоры собора. Огонь двусвечника выхватывал из тьмы строгую простоту каменных стен и печально склонённые головы на фресках.

У Спаса на Бору было особое предназначение. В левом и правом его приделах покоились те, кто не властвовал в соответствии со своим великокняжеским предназначением, а вёл жизнь в смирении монашества. Младший сын Димитрия Донского Иоанн, от рождения бывший не от мира сего, лежал подле своей бабки. Здесь же были усыпальницы жён Симеона Гордого – первых двух, отвергнутых им ещё тогда, когда он был в силе, и третьей, пережившей его почти на полвека. Несмотря на то, что над всеми гробницами у выносных образов горит неугасимая свеча, усопшие давно преданы забвению. Все, кроме одного. К нему и направлялся сейчас митрополит Макарий.

Стефан Пермский покоился не в великокняжеском некрополе, а в самом храме. Это хоть отчасти объясняло, почему северного епископа похоронили в Спасе на Бору. Рака, устроенная на полу над местом его погребения, представляла собой простой деревянный ящик, на узорчатой крышке которого было изображение епископа во весь рост, в ризе, покрытой серебром, словно инеем.

«Посоха не хватает, надо бы затребовать из епископии»

, – мимолётно отметил Макарий, тяжело опершись о рукоять митрополичьего жезла. Сам не заметил, как молитва уступила место размышлениям о свершившемся объединении вокруг Москвы не только ближних, но и дальних земель. Пермь Великая в их числе. В том заслуга Стефана..

Решение пришло вместе с усилившейся болью в уставших ногах. Митрополит, морщась, вернулся в тайную палату, обмакнул перо в чернильницу и внёс имя Пермского епископа в список канонизируемых, а затем, не мешкая, вывел поверх первого подвернувшегося под руку листа из Стефановского наследия размашистую надпись, многократно повторенную позже усердным дьяком:

Тем книгам и рукописям быть в ризной казне,

а без указу смотреть давать не велено никому

Часть I.

Беглецы из пустыни

К с. 95, 114, 132, 144, 166.

Глава I.

Рождественский пост

1

Великое княжество Тверское,

р. Орша, Вознесенский Оршин монастырь

в год 6917 месяца студеня в 1-й день[6 - 1 декабря 1409 года от Рождества Христова.],

третий час

Топор в петле.Тот, которого ищут

Настоятель, статный старец, отмахнулся от послушника, пытавшегося накинуть на его плечи подбитую волчьим мехом мантию. Выскочил на лютый мороз в чем был – в домашнем подряснике. Как молоденький, побежал по тропке, ниткой пролёгшей среди глубоких сугробов, навстречу гостю. Но тот, несмотря на тучность, уже и сам соскочил с саней, поспешая навстречу.

Антоний, вместо того чтобы осенить приезжего крестным знамением, прижал к широкой груди:

– Ну вот, Епифаний, и свиделись!

Трудник, затворяя покрытые пушистой изморозью ворота, удивился такой прыти – не то что вчера. Тогда тоже постучались. Выглянул в рубленое оконце: три всадника в коротких кожухах скрывали лица за поднятыми воротниками. Поторопился сообщить настоятелю. Тот вышел вместе с трудником к воротам, кивнул – Кирилл отворил.

– Книжников среди гостей нет? – спрыгнув с лошади, спросил старший.

Полы кожуха разошлись: на верёвочном поясе в петле покачивался топор.

– Так откуда ж мне знать, кто есть кто, – Антоний опустил руку, которую поднял было для благословения, о котором его никто не попросил.

– Того, которого ищем, ты бы отличил от других, он с собранием книжным путешествует, Епифанием его зовут.

– Я бы и сам хотел его видеть, – усмехнулся настоятель. – Но увы…

– Так мы заночуем?

Разве ж откажешь? Оршин монастырь не был ни знаменитым, ни богатым, но, как и прочие обители, укрывал в своих непрочных деревянных стенах моливших о помощи. Пример показал сам тверской князь. Несмотря на то, что Москва вынудила Михаила Александровича отказаться от претензий на великое княжение, он уклонялся от помощи Едигею, просившему для штурма стенобитные орудия, которыми славилась Тверь. Как уж тут не отворить ворота для страждущих… Только поутру послали в келью, а из трёх остался один, младший. На расспросы плечами пожимает: не знаю, мол, с устатку спал очень крепко, не гоните, они же и коня увели. Говорит, а у самого глаза бегают…

И вот, как только улеглась метель, – новый гость. Наверняка тот самый, о котором вчера допытывались исчезнувшие пришельцы. Трудник стал задвигать засов, стараясь напрасно не шуметь – прислушивался к разговору.

– Отче, мне бы куда-нибудь в пустыньку вместе с моими спутниками, – Епифаний кивнул на поклажу, заботливо укутанную в тулуп.

– А я думал, хотя бы нынче ты один…

Антонию чудилось, что он вновь оказался ввергнут в события шестнадцатилетней давности, когда на Москву совершил набег предшественник Едигея Тохтамыш. Тогда многие вынужденно бежали в Тверь, увидев, как спешно двинулся за Волгу, в Кострому, великий князь Дмитрий Иванович. И сейчас история повторилась. Надежды на то, что Едигей идёт не на Русь, а на земли Литовского князя Витовта, улетучились вместе с последней осенней листвой. Первого декабря, эмир, не сумев взять Москву приступом, решил поставить её на колени голодом, вознамерившись зимовать в Коломенском. Догорали головешки в Верее, Городце, Дмитрове, Клине, Нижнем Новгороде.. По примеру своего покойного отца скрылся за Волгу Василий Дмитриевич, а прочие, не стыдясь, бежали проторенной дорогой в Тверь.

2