скачать книгу бесплатно
Глава 9. ПЕТРОГРАД
Дмитрий, старший сын стариков Мордаевых, уехал в Питер первым. Его определили работать в пекарню. Вероятно, у него все сложилось, в принципе, неплохо, потому что в родную деревню после отъезда он приезжал всего несколько раз, да и то только поначалу. Говорили, что в годы, предшествующие революции, он приезжал, рассказывал, что живет хорошо, специализируется на изготовлении баранок, сушек и бубликов, намекал, что примкнул к какой-то политической партии, но не к партии большевиков, принимал участие в демонстрациях. Женат не был. Позже, мне кажется, никто ничего о нем больше не слышал.
Девочки, Катя и Нюша, отправлялись в Петроград значительно позже, примерно в 15-16 лет. Та и другая в течение нескольких лет работали, как бабушка говорила, «в услужении» в состоятельных семьях.
Казалось бы, слова «работать в услужении» должны были бы восприниматься мною, советской девочкой, с некоторой долей негатива, но этого не было, поскольку никаких неприятных историй, связанных с этой работой, бабушка мне не рассказывала. Наоборот, мне казалось, что редкие воспоминания об этом периоде жизни доставляют бабушке удовольствие. Позже я поняла, что молодые годы, прожитые в Петрограде, возможно, были действительно самыми легкими и безмятежными в ее многотрудной жизни. Кроме того, в Петрограде деревенская девушка Катя получила возможность увидеть другую жизнь, отличную от крестьянской, погрузиться в другую среду, близко познакомиться с совсем другими – образованными – людьми, пожить рядом с ними, в определенном смысле усвоить их образ жизни. Полагаю, что этот период стал для бабушки следующим этапом ее «образования», поскольку знания, полученные за годы жизни в Петрограде, также не были для нее случайными. Она восприняла их с удовольствием, превратила в свою собственную систему ценностей и пользовалась этой системой ценностей на протяжении всей своей жизни.
Понятие «работать в услужении» мне пришлось вспомнить, читая роман Б. Пастернака «Доктор Живаго». В романе описывается сцена в гостинице, где один из героев романа пытался покончить жизнь самоубийством. Попытка самоубийства не удалась, вызвали доктора, в гостиничном номере суета, служащие гостиницы бегают, выполняют поручения доктора, сами в ужасе, но стараются изо всех сил, понимают, что выполняют важную, необходимую работу, заботясь и о спасении жизни человека, и о сохранении престижа гостиницы. В номер заходит герой романа, в данном случае человек посторонний, он видит переполох и спрашивает кого-то из персонала гостиницы: «Что вы делаете?». Тот ему с большим достоинством отвечает: «Услужаем!». При этом подразумевается, что, дескать, шли бы вы, барин, своей дорогой, нам не до вас, мы тут делом занимаемся, а вы без толку ходите, любопытствуете. И сам исполнен сдержанной гордости перед случайным человеком за то, что он, находясь при своей должности, здесь так нужен, и без него никак. Эта сцена в романе происходит в начале 20-го века. Из этого можно заключить, что в те времена «услужение» вовсе не считалось работой низкого сорта, а наоборот, видимо, полагали, что для того, чтобы на должном уровне «услужать», тоже требуются и знания, и умение, и такой работой гордились. Впрочем, это всего лишь мое толкование сцены из романа, но я думаю, что в принципе именно так и было.
Глава 10. В СЕМЬЕ ИНЖЕНЕРА
Катя Мордаева, будущая моя бабушка, в Петрограде работала в семье инженера. По ее рассказам мы можем составить представление о том, как до революции 1917 года жили люди, представляющие «техническую интеллигенцию». По меркам петербургской жизни, семья не была слишком богатой. Хозяин работал инженером на заводе, получал жалование (мы бы сейчас сказали – зарплату). Семья состояла из трех человек: муж, жена и дочка. Жили в хорошей наемной квартире, в большом каменном многоквартирном доме на Петроградской стороне.
В семье держали прислугу: кухарку (ходила за продуктами, готовила еду), горничную (убиралась в квартире, ухаживала за барыней) и молодую девушку, в обязанности которой входило обслуживание девочки-гимназистки. Третьим номером этой «команды» и была Катя, моя будущая бабушка. Эти три женщины жили в доме постоянно. Разумеется, при необходимости по распоряжению хозяйки все они помогали друг другу. Если ждали гостей, то хлопотали все – убирали комнаты, бегали в лавочки, помогали на кухне, накрывали столы. Кроме того, один – два раза в неделю приходила прачка, которая стирала все белье, что накопилось в семье (никто кроме нее не стирал). И еще при доме работал, очевидно, штатный истопник, который приходил ежедневно, приносил дрова, топил все печи в этом большом доме, следил за состоянием печей, дымоходов и т.д. Кроме него никто до печей не касался, в этом не было необходимости.
Должность, которую исполняла молодая девушка из тверской деревни, вероятно, называлась «няня», хотя точно я этого не знаю, это слово как-то не звучало. Когда Катя начинала работать в семье, девочке, дочке инженера, было примерно 8-9 лет. Очевидно, работой няни Кати хозяева были довольны, потому что моя будущая бабушка жила в семье инженера в течение нескольких лет и, таким образом, девочка практически выросла на ее руках. Девочку звали Анна, Анечка, по-домашнему – Нюрочка. Видимо, девочка была хорошо воспитанная, милая и ласковая. Можно представить, как няня Катя любила эту девочку, если через много лет она назвала ее именем свою дочь. Вероятно, поэтому мою маму в семье с детства называли Нюрочкой, и всем это очень нравилось.
Хозяйская дочка Нюрочка была гимназисткой начальных классов. В обязанности няни Кати входило все, что касалось ухода за девочкой: утром ее нужно было разбудить, помочь ей умыться, причесать ей волосы и заплести косы, проследить, чтобы она позавтракала, привести в полный порядок ее гимназическую форму – платьице и фартук, помочь ей одеться и проводить в гимназию. После занятий в гимназии няня Катя встречала Нюрочку, приводила домой, кормила обедом, сопровождала ее на прогулках, провожала в гости к подружкам и т.д. В обязанности няни также входили заботы о состоянии одежды девочки: пальтишки, шапочки, пелеринки, платочки, ленточки – все должно было быть в идеальном состоянии, почищено, поглажено, подшито. Думаю, что такая работа доставляла молодой и старательной деревенской девушке большое удовольствие. Кроме того, благодаря этой работе моя будущая бабушка приобрела знания и навыки, которые во многом впоследствии сформировали образ жизни всей нашей семьи.
Знания и умения, приобретенные бабушкой за годы жизни в Петербурге, впоследствии во многом составляли основу практической жизни нашей семьи. Это проявлялось, прежде всего, в самом порядке жизни. Бабушка твердо знала, как нужно строить, например, систему питания в семье, как часто необходимо убирать комнаты, менять постельное белье, как стирать белье – обязательно подсинивать, крахмалить и т.д. Как нужно ухаживать за мужчиной – главой семьи, чтобы он всегда был в порядке, чтобы на работу всегда уходил сытый, чистый и аккуратный, и при этом чтобы он никогда не забывал о чувстве ответственности перед семьей, чтобы десять раз подумал, прежде чем, например, решиться выпить с друзьями по дороге с работы домой.
Все эти «теоретические основы» семейной жизни бабушка старалась передать своим дочерям, и они в своих семьях стремились придерживаться этих основ. Наступила очередь внучек – и внучки, по мере сил, стараются не растерять семейных традиций.
Разумеется, бабушка очень хорошо готовила, причем разнообразие блюд было необыкновенно велико. Она, в отличие от многих других наших родных и знакомых, хорошо знала, как правильно накрыть на стол, какие скатерти, какую посуду следует иметь в доме. Например, в конце 30-х годов, когда в семье уж точно не было ни одной лишней копейки, она – чрезвычайно бережливый человек – по случаю купила огромное овальное блюдо для заливной рыбы. Очевидно, она прекрасно понимала, что такое блюдо – нужная вещь в доме. И действительно, почти каждый праздник она готовила заливную рыбу, и это блюдо с рыбой в течение многих лет в Новый год, 1 мая, 8 марта, 7 ноября, в дни рождения и т.д. украшало семейный стол. Если не готовили рыбу, бабушка обязательно пекла пироги. И тогда блюдо также красовалось на столе, полное пирогов. То есть, казалось бы, вещь утилитарного назначения, совершенно не обязательная в скромной пролетарской семье, а всегда была в ходу, не простаивала в шкафу понапрасну. В те же годы были куплены две большие стеклянные вазы для фруктов. Подобных примеров можно привести множество. Думаю, что далее в моих записках мне не раз придется возвращаться к теме необыкновенной осведомленности моей бабушки в практической делах семейной жизни.
Что касается собственно моего воспитания, то бабушка, как я понимаю, и здесь во всем старалась использовать опыт своей петербургской жизни. Разумеется, будучи первоклассницей, я не задавала себе вопроса, зачем бабушка каждое (каждое!) утро грела на плите маленький чугунный утюжок и обязательно (обязательно!) гладила две шелковые ленточки прежде, чем вплести их в мои косички.
Поскольку жили мы довольно тесно, утром гладить на столе не было никакой возможности – там завтракали. Так бабушка приспособилась гладить мои ленточки на стуле, благо был такой стул – единственный, привезенный из деревни, сделанный деревенским мастером. Стул имел совершенно ровное сиденье, как табуретка, но со спинкой, и гладить на нем было удобно.
Представьте: мои родители утром торопятся на работу, завтракают, одеваются. Тут же надо кормить завтраком меня, первоклассницу, надо заплетать мне косы, торопить меня, чтобы я не опоздала в школу. А бабушка здесь же греет утюжок, кладет на стул специальную подстилочку для глажения – гладилку, быстро гладит мои ленточки и только после этого вплетает их мне в косы.
Кстати, что это были за косы! Длинные по пояс, толстые, тяжелые, ровные по всей длине. Мне не раз приходилось слышать, как деревенские приятельницы моих бабушек говорили, глядя на меня: «Косы-то как полено!». Этот замечательный пример деревенской образной речи означает похвалу, комплимент. Такого в деревне зря не говорили. Разумеется, никакой моей заслуги в этом не было, я была ребенок. Это была заслуга моих бабушки и мамы, которые не жалели трудов и внимания, чтобы вырастить мне такие волосы и держать их в идеальном порядке. Но, между прочим, я думаю, что это также было продолжением традиций, воспринятых бабушкой в ее молодые годы. В будни волосы заплетали в две косы, заплетали с утра. Я целый день бегала, ходила в школу, занималась фигурным катанием, хореографией, гуляла, носилась по двору. И вечером перед сном мои косы были в таком же порядке, что и утром, расплетались с трудом. И были еще люди, которые, видя такие косы с шелковыми свежеотглаженными бантами на концах, понимали, что в этом и стиль, и шик, и знак качества, который не купишь в магазине и не приобретешь за неделю, например, как теперь говорят, в спа-салоне.
В третьем классе я стала пионеркой, и бабушка так же ежедневно вместе с ленточками стала гладить мой пионерский галстук. Спрашивается – зачем? Затем, чтобы девочка каждый день приходила в школу в безукоризненном виде. Таким понятиям выучили мою бабушку в юности, и потом она всю жизнь знала, что должно быть именно так, и не иначе. У нас в классе многие девочки носили косички, но таких пышных, всегда отглаженных бантов в косах не было ни у кого.
Для справки: в начале 60-х годов школьная форма у девочек состояла из коричневого шерстяного платья и фартучка. В будние дни следовало надевать черный фартук, в праздничные дни – белый. То же правило касалось и ленточек в косы. В будние дни рекомендовалось заплетать коричневые или черные ленточки, в праздники желательны были белые банты. Эта форма и эти правила полностью соответствовали традициям, существовавшим в российских женских гимназиях до революции 1917 года.
Кстати, могу привести еще один пример, характеризующий эмоциональную сторону работы молодых деревенских девушек в состоятельных петербургских семьях. Бабушкина младшая сестра Нюша так же, как и бабушка, работала няней в семье, где росла маленькая девочка-гимназистка. Видимо, няня Нюша была так добра и ласкова с девочкой, что маленькая гимназистка привязалась к ней так, как ребенок может привязаться только к самому близкому человеку. Тетя Нюша уже в старости не раз буквально со слезами на глазах вспоминала, как девочка встречала ее после какой-нибудь недолгой разлуки, например, после няниного краткого отпуска. Девочка бросалась ей на шею, крепко обнимала ее, целовала и говорила: «Нюшенька моя любимая приехала!». И родители девочки совершенно не были против такой любви ребенка к няне. Дальнейшая жизнь Нюши, Анны Алексеевны Мордаевой, в замужестве Ломаковой, сложилась так, что, видимо, такие минуты общения с маленькой гимназисткой были самыми светлыми и счастливыми ее воспоминаниями. Она прожила долгую жизнь. У нее была семья – муж, дети, шестеро внуков, но вряд ли кто-нибудь из них когда-нибудь хоть раз проявил к ней такую же любовь и нежность.
Глава 11. ИЛЬЯ ЖЕНИЛСЯ
Средний брат бабушки Илья Алексеевич, Илюша, как и старшие дети Мордаевых, когда пришло время, был отправлен в Петроград и определен работать «мальчиком». Его городская жизнь продолжалась достаточно долго – почти десять лет – и окончилась с началом Первой мировой войны, в 1914 году. Когда наши старики вспоминали тот период времени, они называли ту войну иначе – Империалистическая или Германская. Видимо, название «Первая мировая» утвердилось значительно позже.
Илью призвали в армию. Известно, что он служил на Кавказе и находился в войсках до самого конца «германской» войны. В фотоальбоме, хранившемся в семье деда в Едимонове, имелось несколько фотографий, на которых он был снят в форме и фуражке солдата царской армии, в кругу армейских друзей. Никогда никакого слуха не было о том, что Илья Мордаев принимал участие в Гражданской войне. Могу предположить, что, будучи человеком умным и сметливым, Илья Алексеевич приложил все усилия к тому, чтобы остаться в стороне от политических баталий.
В 1917 году, демобилизовавшись из армии, Илья приехал к родителям в Едимоново. Ему очень хотелось вернуться в Петроград, и он собирался это сделать. Видимо, до войны ему удалось вполне хорошо адаптироваться к городской жизни, и он полагал, что в городе у него имеются неплохие перспективы. Однако время было неспокойное, голодное, и он счел за благо пока пожить в деревне. Планов жениться в деревне он не строил. Но молодость есть молодость, и у него случился роман с девушкой Нюшей, Анной Враловой, такой же, как и он, коренной жительницей Едимонова. В семейном фотоальбоме Мордаевых долго хранилась большая общая фотография детей – участников церковного хора местной церкви. На этой фотографии в числе других хористов можно было увидеть и Нюшу Вралову – хорошенькая девочка, нежное милое личико. Деревенские дети на старых фотографиях не всегда выглядели красивыми. А Нюша – красивенькая как кукла, большие глаза подняты к небу, маленький носик, ротик бантиком. В общем, Илья, видимо, влюбился, и его вполне можно понять.
Весной 1919 года (как говорили, «великим постом») у Ильи и Нюши родился сын Василий. Молодые родители еще не были повенчаны. Строгий Алексей Яковлевич, отец Ильи, был очень недоволен, по тем временам считалось, что таких вольностей себе позволять нельзя. Сначала женись. И девушка, конечно, в глазах старших выглядела не лучшим образом. История грозила обернуться скандалом. Но мать Ильи Евдокия Павловна отнеслась к делу с пониманием. Конечно, сильно ругала и сына, и Нюшу, совестилась перед соседями. Боялась гнева мужа, но со своей стороны решила, что нечего раздувать скандал, надо их скорее женить. И дело кончили миром. Таким образом, Илья Алексеевич оказался женатым человеком. Мысль о том, чтобы ехать жить в Петроград, пришлось оставить. И дальше семейная жизнь потекла своим чередом. Молодая семья устроилась жить в доме старших Мордаевых. Вслед за Василием у них родились еще подряд два сына, Петр и Константин, потом дочь Нина, последним в их семье в начале 30-годов родился сын Виктор. Все сыновья были как на подбор – статные синеглазые молодцы, а дочь Нина выросла настоящей красавицей.
Илья Алексеевич и Анна Ивановна прожили вместе 60 лет.
Глава 12. «…НЕ ВЕК ДЕВИЦЕ ВЕКОВАТЬ…»
Можно предположить, что изменения в петербургской жизни, связанные с приближающейся революцией 1917 года, заставили и мою будущую бабушку Екатерину Алексеевну, Катю, уехать из Петербурга. Вернувшись в Едимоново, в родительскую семью, она со всей своей старательностью и ответственностью вновь взялась за крестьянскую работу.
Однако, как сказано у Пушкина в одной из его прекрасных поэм: «Не век кукушке куковать, не век девице вековать. Пора гнездо устроить, чтоб детушек покоить». Мне кажется, эти слова наилучшим образом описывают жизненную ситуацию, которая рано или поздно наступает в жизни каждой девушки.
Пришла пора и Кате выходить замуж, начинать жить своим домом. В 1916 году ей было 24 года. Для деревенской невесты это был уже достаточно поздний возраст. Она с детских лет тяжело работала и прекрасно знала, что выйти замуж и завести свою семью – это не значит открыть двери в рай. Наоборот, это значит взять на себя еще более тяжелый «хомут» обязанностей, трудов и забот по сравнению с тем, что приходилось «тащить», живя в родительском доме. И, видимо, была к этому готова.
В соседней с Едимоновым деревне Трясцыно жила семья Смолиных. Главой семьи был давно овдовевший старик Василий Осипович. Старший сын Василия Осиповича Иван Васильевич, мой будущий дед, как я уже говорила выше, с раннего возраста жил в Москве и деревенским жителем практически давно не был. Но в свое время его женили в деревне, и в Трясцыне у него жила семья – жена и трое детей. Когда его младшей дочке Тоне не было еще и трех лет, жена умерла от туберкулеза. Иван остался вдовцом, дети лишились матери.
Никто не знает истории знакомства моих бабушки и дедушки, но, судя по всему, их просто сосватали, «сговорили». Можно предположить, что у Ивана Васильевича выбора-то особенно не было – какая женщина пойдет замуж на троих чужих детей? Но что заставило Катю согласиться взять на себя такую тяжелую ношу? Об этом мы можем только догадываться. Вполне возможно, что лучших перспектив не предвиделось. Но вся их дальнейшая долгая совместная жизнь показала, что, очевидно, дело было не только в этом. Все, кто знал семью Смолиных, видели, что между Иваном Васильевичем и его женой Екатериной Алексеевной всегда были очень хорошие, теплые и уважительные отношения. В те годы не принято было говорить о любви, тем более, когда речь шла о пожилых людях. Но близкие родные не раз говорили, что Иван Васильевич и Екатерина Алексеевна, очевидно, просто и верно любили друг друга, поэтому и удалось им прожить всю жизнь в мире и согласии.
Взаимное уважение, доброта и забота всегда присутствовали в их семье, и это прекрасно чувствовали их дети и многочисленные родственники. Рассказывали, что когда дед умер в 1951 году, бабушка, к удивлению многих родственников, просто, как говорят, «убивалась» по нему. Ее буквально в полубессознательном состоянии уводили от его гроба. И это несмотря на то, что он перед смертью долго и тяжело болел, несколько лет лежал не вставая. У него было сердечное заболевание – сильнейшая стенокардия.
Дед был 1881 года рождения, старше бабушки на 11 лет.
Глава 13. ПОЛОСА БЕД
Итак, моя будущая бабушка Екатерина Алексеевна вышла замуж в 1916 году. Сразу получила на руки троих детей от первого брака мужа: Раю (Ираиду) 11 лет, Тоню (Антонину) 3 лет и мальчика Леню, который был младше Раи, но старше Тони. Леня несколько лет прожил в семье, о нем нередко вспоминали и бабушка, и Тоня, он, видимо, был ласковым, мирным и спокойным мальчиком, но умер в подростковом возрасте от туберкулеза, как и его мать.
Иван Васильевич постоянно жил и работал в Москве, в деревню приезжал наездами. А его молодая жена Екатерина с детьми жила в деревне Трясцино, в доме свекора, Василия Осиповича Смолина. Дом был поделен на две части. Одна половина дома была отдана семье старшего сына, Ивана Васильевича, в другой половине дома жил сам старик Смолин вместе с семьей младшего сына Александра. Александр Васильевич так же, как и его старший брат, работал где-то далеко от дома и в деревне бывал редко. Его жена Анна Степановна по каким-то причинам, я думаю, прежде всего, по причине своего поганого характера, сразу заняла по отношению к Екатерине, моей будущей бабушке, резко враждебную позицию. Возможно, она претендовала на роль единственной хозяйки дома, а тут вдруг у нее появилась конкурентка. Впрочем, не будем разбирать, что было в голове у этой злой и бессовестной женщины. Факт заключается в том, что она сумела превратить жизнь Екатерины в настоящий кошмар.
Первые годы самостоятельной семейной жизни, прожитые в доме свекора, вероятно, были самыми тяжелыми для молодой женщины, тяжелыми с точки зрения внутреннего душевного состояния. Работы она не боялась, и обиходить троих детей для нее, наверное, не составляло слишком большой проблемы. Но наступила полоса бед. Самостоятельная жизнь началась с трагедии. Катя родила своего первого ребенка – дочку.
Трудно описать, как бабушка в принципе относилась к детям. Сказать, что она любила детей – значит, не сказать ничего. Я думаю, что в душе она считала всех детей кем-то вроде ангелов, восхищалась их чистотой и нежностью и полагала своим святым долгом их защищать от всего, что могло представлять для них, ангелов, хоть какую-то опасность. Видимо, в ее многотрудной жизни было очень мало источников радости, а дети для доброй и сердечной женщины – всегда радость, всегда чудо. Будучи человеком сурового и строгого воспитания, она не говорила лишних слов, не расточала ласк, но всегда, когда требовалось, бросалась на помощь ребенку страстно и безоглядно. Можно представить, какую бурю чувств вызвало в молодой женщине рождение первенца.
В те же дни вторая невестка Смолиных, Анна, живущая в другой половине дома, тоже родила ребенка – мальчика. Отношения между молодыми женщинами в тот момент, вероятно, были еще вполне нормальными, или их на время сблизили общая радость, общие интересы. Так или иначе, Катя была счастлива, атмосфера в доме была радостной и спокойной. Младенцы, мальчик и девочка, родившиеся примерно в одно и то же время, подрастали, им было уже почти по году. Бабушка рассказывала, что им во дворе на траве расстилали одеяла, они играли на одеялах, возились, ползали, а взрослые любовались ими.
В это лето в деревне среди детей началась эпидемия скарлатины. Приближался какой-то церковный праздник. Все собирались идти в церковь, стоять праздничную службу, причащаться и причащать детей. Причащаться – это значит получать из рук священника ложечку специального церковного вина. Подавая причастие, священник зачерпывает вино ложечкой и каждому, кто хочет получить причастие, подносит ложечку к губам. Таким образом, все, кто приходит на причастие, касаются губами одной и той же ложки. Понятно, что при этом весьма велика опасность распространения какой-либо инфекции. Для взрослого человека опасность заразиться, возможно, минимальна. Но в ситуации, когда известно, что в деревне ходит такая опасная болезнь, конечно, причащать здоровых детей не следовало. Кто-то и говорил об этом молодым матерям, но, как вспоминала бабушка, она подумала – не может быть, чтобы Бог допустил ребенку заразиться во время причастия. И обе женщины, Екатерина и Анна, понесли детей к причастию. Дети заразились скарлатиной, тут же заболели и через несколько дней оба младенца умерли.
Бабушка в разговорах со мной вспоминала эту историю всего один или два раза. Я была ребенком и приходила в ужас, когда представляла себе этих детишек, сначала весело играющих на травке, а потом вдруг умерших. Но помню, что когда бабушка начинала говорить об этом, она произносила несколько слов и замолкала, как будто начинала вспоминать и уже ничего не хотела говорить вслух, «уходила в себя» и потом, через несколько минут молчания, говорила со мной уже на совершенно другие темы. Думаю, что от этого первого страшного удара ей не удалось оправиться даже в старости. Кстати, это событие, очевидно, впервые серьезно пошатнуло ее веру в то, что Бог есть.
Глава 14. С РЕБЕНКОМ В БОЛЬНИЦЕ
В 1919 году у Екатерины родился второй ребенок – мальчик Костя. Наконец-то ее страстная душа обрела свой собственный, только ей принадлежащий объект любви, заботы и восхищения. Но и этот подарок судьбы дался ей не даром – мальчик родился с «заячьей губой». Это такой дефект в строении рта и носа, который в самом раннем возрасте обычно исправляют хирургическим путем, губку ребенка зашивают, и потом на ней остается всего лишь маленький шрамик. Это сейчас легко сказать, а каково было решить эту проблему в 20-е годы, в глухой деревне, молодой женщине, у которой кроме малыша на руках еще трое детей и большое хозяйство? Думаю, мы не можем себе представить, каких страданий стоило бабушке все это пережить и преодолеть. Но она сделала все, что требовалось.
Ребенок был совсем маленький, и чтобы сделать ему операцию, матери необходимо было лечь в больницу вместе с ним, чтобы кормить его и ухаживать за ним в процессе лечения. Медицинское учреждение, в котором лечили мальчика, находилось в Корчеве. Что представляла из себя больница в уездном городишке в первые послереволюционные годы, лучше не говорить. Но, тем не менее, даже в тех условиях врачи сделали для ребенка все, что требовалось. Губку зашили, все зажило так, как надо, младенца там не простудили, ничем не заразили. Проблема была решена своевременно, и о ней потом больше не вспоминали. Но иногда бабушка вскользь рассказывала, что в этой больнице ей, как и другим матерям, в течение нескольких дней, может быть, неделю, сколько требовалось для лечения ребенка, приходилось жить совершенно без всякой еды. Детям еще кое-какое питание полагалось, может быть, варили какую-нибудь кашу. Но для матерей не было предусмотрено ничего, время было голодное. Сельские жители сами перебивались кое-как. Но женщинам, которые находились в больнице с детьми, при том, что в деревнях у всех оставались семьи и дети, не приходилось ждать, что какую-то еду им принесут из дома. И персонал больницы, зная, что женщины голодают, мог предложить им только одно – картофельный крахмал, чтобы варить из него кисель. Разумеется, ни ягод, ни сахара для киселя взять было негде. И матери больных деток варили для себя кисель из крахмала и воды и ели его, и это помогало им продержаться столько дней, сколько было нужно, чтобы врачи могли вылечить их детей.
