скачать книгу бесплатно
Я женщина, Господи!
Людмил Федогранов
2000-е: Криминальный рубеж #1
Сергей Филаретов – лучший в мире велогонщик, он зарабатывает большие деньги, у него есть верные друзья и любимая девушка Настя. Но… команда «Дельта», в которой работает Сергей, давно уже работает и на наркобизнес. Кто-то из друзей Сергея работает на бандитов… Чтобы сделать босса команды более сговорчивым, наркодельцы похитили Сергея в день его свадьбы… Счёт идёт на минуты, друзья Сергея должны спасти парня. Но судьба велогонщика зависит от причудливых хитросплетений преступного мира, к «сильным мира сего» принадлежит друг Сергея Андрей Свистунов, которого конкуренты пытаются уничтожить…
Людмил Федогранов
Я ЖЕНЩИНА, ГОСПОДИ!
Наташеньке, но не нынешней, которую я просто не знаю, а той, на которую так сильно похожа Настя, с благодарностью посвящается.
Будь счастлива!
Автор
ПРОЛОГ
«Я женщина, Господи, дай мне, беспомощной, силы, Чтобы сильным помочь, чтобы посохом стать для того, кто устал торопиться…»
Новейший музыкальный центр, в котором органически, с учётом последних достижений микроэлектроники, были смонтированы два проигрывателя, несколько магнитофонов и масса всяких «прибамбасов», стоял в небольшой квадратной комнате типовой трёхкомнатной квартиры, и мощные колонки его работали, заполняя эту комнату тихим, страдающим голосом певицы…
«Господи, ну откуда в её голосе и душе такая мольба, такой надрыв, такое отчаяние? Откуда?…
Кажется, что в голосе этой поющей женщины слились воедино голоса всех женщин земли, которые, какими бы разными они ни были, хотели и хотят только одного – Счастья.
Обычного счастья…
Но его, Счастья, в мире почему-то всегда не хватает, никак не хватает его, и поэтому беспомощной женщине… просто приходится становиться сильной, по-настоящему сильной, и уже не помогает она этим призрачно «сильным» мужчинам, а… спасает их от этой их бессильной, никчёмной «силы», которая ничего не может до тех пор, пока слабая женщина, осознав, что её Счастье находится под угрозой, не вступает за него в бой.
Не против кого-то, неведомого или слишком хорошо ей известного, а ЗА – за своё право на счастье, которое жизнь хочет у неё отобрать…»
Пластинка была старой и затёртой, поэтому голос певицы, и без того хриплый, казался совсем уж грубым, – и Настя Смирнова думала о том, что ей давно нужно было бы где-нибудь разыскать хорошую пластинку и переписать на новый лазерный диск или на фирменную кассету все те песни, которые когда-то, задолго до её, Насти, рождения, напела на пластинку Алиса Фрейндлих.
… Спектакль назывался «Интервью в Буэнос-Айресе», он рассказывал о людях, погибших в те годы, когда в Чили Аугусто Пиночет и его подручные истово отрабатывали полученные от янки деньги, и события эти происходили за семь лет до появления на свет Насти Смирновой, жительницы города Солнечногорска Московской области, которая пока что не была ни в Чили, ни в Аргентине, ни в прочих заокеанских странах, но которая немало знала о них – и не только из «ящика», а и от человека, исколесившего на своём велосипеде все континенты и так интересно умеющего рассказывать о том, что происходит на обочинах дорог, по которым проходили гонки… И эти долгие, чаще всего ночные, рассказы были такими интересными, и эти огромные зелёные глаза горели огнём такой любви и такого обожания, что…
Настя очень любила эту старую пластинку, даже не столько саму пластинку, сколько голос Алисы на ней – никогда более не доводилось девушке слышать в этом голосе одной из любимых своих актрис такого отчаяния, смешанного с надеждой, хотя песни в исполнении Фрейндлих в семье Смирновых любили, и родители в своё время успели приобрести практически всё, что нещедро выпустила пресловутая «Мелодия», отечественный монстр-монополист, в своё время бездарно упустивший возможность открыть миру, как теперь принято говорить, «раскрутить» многих и многих на самом деле талантливых людей (вспомнить хотя бы одного Высоцкого!..), но тупо штамповавший бесчисленные «зеркала души», отражающие зияющую пустоту – а что ещё при полном отсутствии того, что должно отражать зеркало, можно в нём увидеть?…
Сегодня Настя сознательно позволила себе, как она называла про себя такое своё поведение, «тайм-аут» в университете, потому что сегодня находиться в аудитории она просто не смогла бы: сегодня прилетал Серёжка.
… Они не виделись больше месяца – сначала их команда была на подготовке, потом они ехали многодневку, которую лидер команды уверенно выиграл и после которой нужно было сделать ещё что-то по рекламному контракту, потом ещё что-то…
Всё это время они, как обычно, ежедневно (по несколько раз в день!) «общались по фону», как издевательски окрестил это так им обоим необходимое, но так изматывающее их «общение» Сергей, и это «фоновое» присутствие каждого из них в жизни любимого человека становилось с каждым днём всё более и более мучительным, потому что нет и, наверное, никогда не сможет быть техника такой, какой бы совершенной она ни была, чтобы она могла заменить ощущение тепла и покоя, возникающее от присутствия рядом с тобой (или не рядом, а в тебе самом, в душе твоей?…) человека, который нужен тебе сильнее, чем ты сам себе нужен в этой жизни…
И не патетика это, не громкие слов, не словоблудие, а истинная правда, потому что любой из нас без любимого человека неполон, нет его – и ты сам – не ты, а какая-то несуразная часть человека…
Поэтому Настя, когда Сергей радостно сообщил ей, что они «отстрелялись, теперь полная свобода!», стараясь удержать в себе слова, рвущиеся наружу, неловко замолчала.
– Насть, а Насть, ты чего молчишь-то? – Серёжка, полный радости, «не просёк» это её состояние. – Я говорю, что мы теперь на неделю вольные птицы, и поэтому я через два дня дома буду!
– Да, – односложно и невпопад отозвалась Настя на его слова.
– Так ты вроде бы как и не рада этому? Или это мне… мерещится?
– А ты пораскинь умишком, – посоветовала Настя, к которой постепенно возвращалась способность внятно выражать свои мысли.
– Я сегодня утром кофе пил без сахара, поэтому много думать мне категорически противопоказано! Опасно для здоровья – радостно объявил Сергей.
– Никак, совсем плохой стал?
– Со всем, что во мне есть, – стал плохой!
– Ладно, Мальчиш-Плохиш, рада я этому, рада, можешь не бежать за сахаром, бочкой варенья и ящиком печенья! Только…
– Настя, я буду дома целых… четыре дня, – заторопился Сергей, – так ты как-то возьми там отгулы, в своём универе…
– Не учи учёную, Мистер Спурт («Мистер Спурт» – это было прозвище Сергея Филаретова, под которым русский гонщик был более чем известен во всём мире – во всяком случае, в той его части, среди тех обитателей земного шара, которые воспринимали велоспорт как нечто, заслуживающее внимания, а таковых на нашей планете ох как немало!), не учи учёную! На четыре дня у студентки Смирновой возникают «семейные обстоятельства», и соответствующие университетские инстанции об этом уже поставлены в известность! Документально и своевременно, в установленном российским законодательством порядке…
– Семейные обстоятельства? – обычно чуть глуховатый голос Сергея, казалось, превратился в некую вибрирующую, туго натянутую струну. – Ты… откуда?…
– Что «откуда»? Из дому говорю, ты же сам мой домашний номер набирал, Спуртёныш…
– Всё нормально, – Сергей уже овладел собой, и голос его стал таким, как всегда. – Даже при условии употребления кофе без сахара…
– Ты что, решил на сахаре экономить? Или это Пит всех вас на диету посадил? – язвительно поинтересовалась Настя, имея в виду технического директора команды Пита Джефферсона. – А сам он – тоже на диете?
– От него дождёшься! Я говорю, что понять, что ты находишься у себя дома, я пока что в состоянии, но… Ты в какой комнате, а?
– А тебе зачем?
– Ну, я…
– А вот этого я тебе никогда не скажу! – пообещала Настя. – Никогда, ни за что не скажу!!! Сам должен додуматься, не маленький!
– А я и додумался! Вот слушай! – Сергей всерьёз собрался доказать свои способности к ясновидению, и Настя приготовилась слушать…
ГЛАВА I
… Стандартный лист белой бумаги очень хорошего качества.
На нём – две колонки цифр и два графика.
Самый обычный документ, распечатка файла, сделанная на дорогом лазерном принтере. Видно, что принтер дорогой, потому что качество печати близко к идеальному. Такие документы очень приятно держать в руках: людям вообще приятно, когда вещи, которые должны облегчать их жизнь, отлично выполняют эти функции.
Их было пять, пять одинаковых листов бумаги с одинаковыми цифрами и графиками, и распечатаны файлы были на одинаково дорогой офисной технике, стоявшей в пяти респектабельных офисах в пяти разных странах мира.
Странах, которых находились очень и очень далеко друг от друга.
… Вот только держали в руках эти одинаковые листы бумаги совершенно разные люди, даже цветом кожи они отличались: альбинос скандинавского типа и потомок тех, кого везли в самую свободную страну мира в вонючих трюмах скрипящих от океанских ветров парусников…
Вместе с тем, этих совершенно разных мужчин объединяли две вещи: печать властности, которая отличала их лица и поведение, и явное недовольство, с которым эти хозяева жизни разглядывали описанные выше документы. Причём было очевидно, что недовольство это вызвано не качеством печати или бумаги.
Вероятно, содержание документов, которые оказались на их рабочих столах, и вызвало недовольство серьёзных, знающих цену деньгам людей.
Им было понятно, что то предприятие, в которое каждый из них вложил немалые суммы и доходы от которого до недавних пор с лихвой компенсировали эти вложения, перестало приносить такое количество денег, что на потери можно было закрыть глаза. Потери были и раньше, и это, конечно, не радовало, но и не могло не устраивать инвесторов, каждый из которых понимал, что деньги были вложены в достаточно сомнительное, если не сказать больше, с точки зрения закона предприятие, и поэтому был готов к неизбежным в этом случае потерям. Однако прибыли были такими, что эти неизбежные потери себя оправдывали.
Так было достаточно долго, и бизнесмены привыкли к этому.
Сейчас же они держали в руках неопровержимое свидетельство того, что всё изменилось. Накладные расходы на риск, которые они изначально воспринимали как обязательное условие своей деятельности, стали слишком большими, и предприятие перестало приносить те дивиденды, которые оно, по замыслу создателей и инвесторов, должно было приносить.
Мириться с этим было нельзя. Пока что существенные, но не смертельные, финансовые потери были не очень значительны, и, как любил говорить один из компаньонов, в общей картине «погоды они не делали»: прибыли всё равно были огромными и оправдывали деятельность предприятия.
Пока что было так.
Но умный человек всегда старается увидеть и осмыслить перспективу. Потому что именно перспектива определяет целесообразность любых начинаний. Ведь до того, как ты начнёшь получать прибыль, обязательно нужно что-то отдать. Это универсальный закон, он действует везде: от отношений двух людей до предприятий с миллиардными капиталами.
Компаньонам предстояло избрать стратегию своего дальнейшего поведения. Собственно, выбор был простым: или-или. И каждый из них хорошо знал, что решение необходимо принять очень быстро, потому что в мире большого бизнеса промедление на самом деле подобно смерти.
Своей собственной смерти, которую ты старательно приближаешь.
Поэтому очень часть бывает так, что оптимальным решением проблемы тоже становится смерть. Чья-то смерть, ведь никто не хлопочет о собственной, она сама находит тебя тогда, когда приходит время…
Всё шло к тому, что пора было принимать решительные меры. Сыграть на опережение, это самая лучшая тактика. Тот, кто нападает, уже имеет преимущество, и это преимущество нужно с толком использовать.
Тогда на стандартном листе белой бумаги, который в следующий раз окажется на твоём столе, лазерный принтер нарисует совсем другие цифры и графики. Радующие душу тем, что всё идёт отлично.
Радость это будет стоить дорого, но она будет того стоить. Для того, чтобы ты мог радоваться, кто-то вынужден будет расстаться с жизнью, кто-то выживет, но пройдёт через такие кошмары, что смерть могла бы показаться желанной – как избавление… Кому-то будет очень плохо.
Это будет цена твоей радости.
Но какое тебе дело до того, сколько заплатят другие за то, чтобы ты порадовался и тебе стало хорошо?!
Каждый выживает сам, и проблемы тех, от кого зависит изменение цифр на листе бумаги, – это их проблемы…
Компаньоны приняли решение, и оно привело к тому, что на какое-то время жизнь самых разных людей и в самом деле превратилась в ад.
… Стандартный лист белой бумаги очень хорошего качества…
* * *
Иногда заслуженному мастеру спорта Сергею Филаретову, одному из двух лидеров команды велогонщиков «Дельта», олимпийскому чемпиону, двукратному чемпиону мира среди велогонщиков-профессионалов, неоднократному победителю и призёру многих престижных велогонок, становилось жутко совестно перед теми, кто так никогда и не добился всего того, на что по праву мог претендовать.
Так совестно, что и рассказать об этом никому нельзя было. Кроме Насти. А тогда, когда Насти в его жизни не было, – вообще никому…
Ему было совестно перед несколькими поколениями советских велогонщиков, которые так и остались на всю свою спортивную жизнь «любителями», которые ушли, так и не свершив в велоспорте того, для чего они явились на свет, что позволял им свершить их уникальный, Богом данный, талант…
Историю велоспорта, как и историю вообще, переписать уже невозможно, каждый из тех, кто мог что-то сделать и сделал в этом виде спорта, занял в этой истории своё место, и это так. С этим можно было бы и не спорить, если бы не было в ней «чёрной дыры», которую когда-то гордо называли советским спортом…
Так получилось, что в велоспорте не всегда тот, кто был сильнейшим «де-факто», становился таковым «де-юре», далеко не всегда – и чаще всего причины этого крылись не в личности спортсмена…
Сергей Филаретов задумывался иногда о том, какой вид имела бы мировая «табель о рангах» велогонщиков, если бы в своё время гонщики из бывших социалистических стран имели возможность гоняться вместе с профессионалами во всех этих многодневных «турах» и «джиро», если бы не было пресловутого «железного занавеса», наглухо перегородившего мир велоспорта на «любителей,» лучшие из которых были на самом деле профессионалами самой высокой пробы, и на «профи», которые, не имея иногда достойной конкуренции, вели себя по-любительски… Удержались бы те, кто в своё время почитался чуть ли не Богом, хотя бы в десятке, если бы все действительно сильнейшие велогонщики мира могли выяснять победителя в каждой из великих гонок?
Конечно, сейчас об этом можно было только гадать, но Сергей, который сам стал профессионалом в двадцать три года, выиграв до этого в любительском велоспорте всё, что только можно было в нём выиграть, понимал, что он и его сверстники – всё-таки ещё и баловни судьбы, которым просто посчастливилось родиться тогда, когда талантливый человек получал возможность реализовать свой талант полностью, не будучи ограничен идиотскими рамками, способными навсегда искалечить жизнь в спорте.
Сколько их, раздавленных СИСТЕМОЙ велосипедных гениев, так и остались навсегда лишь победителями Гонки Мира (была такая игрушка для гонщиков из соцстран), хотя в этом самом «Мире» мало кто мог удержаться у них «на колесе»?… Другим, живущим в свободном мире, доставались всемирная слава и большие деньги, а им, действительно сильнейшим, – значки «заслуженных мастеров спорта» и… унижающая человеческое достоинство необходимость заглядывать в рот каждому ничтожеству, чиновнику от спорта, в руках которого находилась твоя, спортсмена, судьба…
Они, эти великие, гениальные спортсмены, гробили здоровье ради того, чтобы быть первыми, они спивались от тоски и ужаса перед жизнью, когда «выходили в тираж», потому что лучшие годы этой жизни были отданы спорту, чиновники от которого безжалостно вышвыривали их из него как отработанную деталь механизма, который обязан работать идеально – и какая разница, кто будет крутить колёса, лишь бы результат был таким, какой нужен руководству и который даст чиновнику возможность безбедно просуществовать до пенсии, исправно получая премии и награды за победы, добытые чужим трудом, чужим потом, чужой кровью и – иногда – чужой жизнью?…
Именно перед ними, гонщиками от Бога, и ощущал свою невольную вину преуспевающий миллионер (личный контракт – полтора миллиона долларов США в год) Сергей Филаретов, который никогда не брал чужого, а в поте лица своего зарабатывал эти миллионы в «свободно конвертируемой валюте» (как говорили у него на родине), которого уважали и боялись соперники, потому что он, Сергей, мог в мире велоспорта такое, что кроме него, мало кто ещё мог…
И именно ему, счастливчику и баловню судьбы, было невыносимо стыдно перед теми из своих предшественников, кто так и ушёл из спорта, не отдав ему всё, что мог, и не получив всего того, на что по праву таланта мог претендовать в жестоком мире вечных гонок…
* * *
Положение Сергея Филаретова в команде «Дельта» было незыблемым. Собственно, и сама команда-то создавалась «под него», все остальные гонщики подбирались таким образом, чтобы в нужный момент каждый из них мог внести свой вклад в победу Сергея.
При этом были просчитаны абсолютно все возможные варианты.
Когда-то советские спортивные журналисты с фальшивым возмущением и деланным сочувствием расписывали якобы бедственное, бесправное положение «грегари» – гонщиков, которые в ходе гонки должны были помогать лидеру команды выигрывать. Крокодиловые слёзы проливались над несчастными судьбами тех, кто якобы вынужден был жертвовать собственными интересами ради того, чтобы «хозяин» мог приехать первым.
Это рассматривалось как безжалостная эксплуатация человека человеком, как унижение личности, как «волчьи нравы» профессионального спорта…
Правда, и в спорте «любительском» всё было построено на тех же самых «волчьих законах», потому что велогонка – она и есть велогонка, и в ней просто невозможно победить в одиночку, здесь любая победа – это громадный труд большого коллектива, когда каждый вносит в эту общую победу то, что может и должен в неё внести. «Побеждает не гонщик – побеждает команда!» – вот основной закон велоспорта.
Сергей Филаретов был сильнейшим гонщиком-финишёром современности: ни один из его соперников не мог даже и мечтать о том, чтобы выиграть у него, когда Сергей начинал «работать на финиш». Но ведь до этого самого финиша ещё нужно было добраться! Доехать до него, и не в конце где-нибудь, откуда никаких сил человеческих не хватит выбраться, а на такой позиции, чтобы можно было «выстрелить» в нужное мгновение и опередить всех тех, кто хочет победить не меньше, чем ты сам, кто годами работает на тренировках и в гонках ради успеха на этих последних финишных метрах!..
Тех финишёров, которых, как и тебя самого, «везёт» команда, заботливо оберегая от тех сюрпризов, которые могут преподнести дорога и соперники, погода и люди…
Всего в команде «Дельта» насчитывалось двадцать четыре гонщика, и каждый из них твёрдо «знал свой маневр». С командой работали восемь тренеров, шестнадцать «техничек», шесть врачей-массажистов и четыре менеджера. Всем этим немалым хозяйством руководил технический директор команды Питер Джефферсон, которому помогал заместитель.
Каждый из людей, работавших в «Дельте», имел персональный контракт, и в этом контракте особо были оговорены премиальные: если гонщик из «Дельты» выигрывал гонку или добивался соответствующего результата (всё было чётко «прописано»), то от этого были в выигрыше абсолютно все, кто был причастен к команде. Поэтому каждый знал, что лично для него любой успех любого гонщика из команды означает в первую очередь улучшение его собственного материального положения, и это делало любого, даже самого последнего из механиков, лично заинтересованным в том, чтобы совершить, если это было необходимо, что-то вроде подвига в интересах команды.
Разумеется, подобного рода взаимозависимость, обеспечивающая заинтересованность каждого в достижении командного результата, достаточно давно стала нормой профессионального спорта, и каждый из руководителей команд – соперниц «Дельты» – стремился к тому, чтобы в возглавляемом им коллективе сложились отношения, которыми славилась «Дельта», имевшая в мире велоспорта почётную репутацию команды-бойца, в которой девиз мушкетёров Дюма – «Один за всех, все – за одного!» – был не пустыми словами, а основой жизни команды.
Все всё понимали, но…
Настойчивые попытки соперников победить команду «Дельта» её же собственным оружием изначально были обречены. Потому что у соперников не было Питера Джефферсона, человека, который буквально на пустом месте создал эту уникальную в мире велоспорта семью (а «Дельта» была именно семьёй!) и заботливо охранял её от внешних и внутренних врагов.
В отличие от подавляющего большинства своих коллег, директоров команд, бывших в прошлом достаточно известными велогонщиками, технический директор команды «Дельта» Питер Джефферсон впервые познакомился с велосипедом (и не только спортивным!) только тогда, когда… занял своё нынешнее место.
До этого он вообще ни разу в своей жизни на велосипед не садился!.. Смотреть на него не мог!..
Тридцатипятилетний Питер Джефферсон был нетипичным американцем: он не только не вёл здоровый образ жизни, не занимался активно спортом, который считается вернейшим средством для достижения железного здоровья и долголетия, он вообще… игнорировал спорт. Это ужасно мешало Питеру и в школе, а после неё – правда, несколько меньше, – в Гарварде, поскольку американская образовательная система рассматривает спорт едва ли не как важнейшую составляющую процесса обучения. Но Питер обладал светлой головой и умением отлично ладить с окружающими, он умел добиваться нужного ему результата в любом деле, которым занимался, поэтому ему удавалось компенсировать несколько настороженное отношение к себе со стороны окружающих, и постепенно он стал тем, кем и хотел стать.
Внешне Питер выглядел так, будто он только что с неохотой оторвался от праздничного стола, досконально разобравшись перед этим со всем тем, что на этом столе находилось, – но был бы не прочь прямо сейчас вернуться за этот же стол. У Питера были круглые и румяные щёки, которые, казалось, лоснились от переедания, а его живот можно было, не боясь впасть в преувеличение, назвать брюхом – настолько внушительный вид имела эта часть его тела. Но при этом владелец такого солидного украшения, которое обычно ограничивает двигательную активность человека, отличался редкой подвижностью: он буквально ни секунды не стоял на месте, и, будь Питер повыше ростом, его можно было бы сравнить с горой, которая находилась в зоне повышенной сейсмической активности…
Но пять футов и четыре дюйма, на которые «вымахал» Питер, вызывали скорее смешное, нежели устрашающее впечатление от его постоянного движения…
Как и у любого человека, у Питеры Джефферсона были недостатки. Одним из самых серьёзных можно было считать его неумение и нежелание добиваться настоящего успеха: как только дело, которым он руководил, налаживалось настолько, что руководителю можно было несколько «сбавить обороты», Питеру становилось скучно, и он бросал им заниматься, начинал подыскивать себе что-то новое. Именно так он оказался в «Дельте»: став управляющим не самого последнего по значимости в кампании регионального представительства одного из «китов» американской автомобильной промышленности, он три года работал как каторжный, создав коллектив, сумевший за эти три года вдвое увеличить объём продаж, – и… в один прекрасный день всё бросил!
