banner banner banner
Душа. Экспериментальный психороман
Душа. Экспериментальный психороман
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Душа. Экспериментальный психороман

скачать книгу бесплатно

Душа. Экспериментальный психороман
Любовь Болконская

Вы когда-нибудь задумывались над тем, зачем и для чего живёт человек? Скорее всего, да. И, скорее всего, не раз. И очень трудно, когда ты не знаешь, для чего ты живёшь. Ещё труднее, когда знаешь, но не можешь воплотить свои мечты в реальность. Книга повествует о духовных поисках человека, его непростом выборе и самое главное – как найти выход из тьмы, которая охватывает твоё сознание. Так что же выход – это смерть или, наоборот, жизнь?

Душа

Экспериментальный психороман

Любовь Болконская

© Любовь Болконская, 2016

ISBN 978-5-4483-5198-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Несколько слов от автора

Наверняка, читатель мой, ты ещё никогда в жизни не слышал о таком жанре, как «экспериментальный психороман». Объясню только то, что произведение называется «экспериментальным», потому что оно более создано как небольшой эксперимент, нежели чем художественное произведение. Жанр «психороман» объяснять не буду. Ты, читатель мой, сам всё поймёшь. Если не разумом, то душой своей, про себя, ты всё поймёшь.

Возможно, чтение будет сложным. Но разве оно должно быть лёгким? Я считаю, что мысль только тогда имеет смысл, если она выходит за поставленные рамки. И моё произведение выходит за рамки обычного художественного романа. И я знаю, что несмотря на сложность чтения, ты, читатель мой, поймёшь всё, потому что то, как ты поймёшь это произведение, значит, о том оно и написано.

Пролог

Здесь было темно. Кругом была тьма. Казалось, что света здесь не было очень давно, а, может, и не было вообще. Но, тем не менее, сквозь эту тьму, если внимательно приглядеться, можно было увидеть кое-что. Это кое-что было маленьким и неподвижным. Это был человек.

Человек был в длинной белой рубахе, от которой, казалось, шло небольшое свечение, отчего его и было заметно в этом пустом и тёмном пространстве. Больше здесь не было никого и ничего. Огромное, кажущееся бесконечным, пространство тьмы вмещало в себе только этого одного, трясущегося от страха человека. Страх окутывал всё его существо. Он и сам не понимал, чего боится. Но страх огромной силой своей поглощал человека в ладони своей власти…

Если внимательно присмотреться, то также можно было увидеть огромные стены, которые были выстроены в виде угла вокруг человека. Человек был загнан в этот угол, и он лежал там, не показывая своего лица. И высокие стены окружали его, отделяя от внешнего мира.

Человек этот был узником своего страха. Человек был заточён в своём главном страхе – осознании собственного бессилия. Он не метался по темнице своей, не пытался кричать или бежать. Он знал, что выхода из этой узницы страха и тьмы для него нет. И потому он, запуганный и несчастный, просто лежал в углу.

Когда-то этот человек обладал огромной силой, но теперь этой силы его лишили. А, может, его никто и не лишал этой силы? Но, к сожалению, человек не знал, что силу духа у него никто отнять не может, а потому был полностью уверен, что сил у него на борьбу со своим страхом и тьмой нет. И теперь, когда-то сильный, он лежал, беспомощный и напуганный. И он не верил, что у него вообще есть какая-то внутренняя сила.

Человек даже не представлял то, насколько он был силён. Он был так силён, что мог сломать эти стены. Он мог выбраться из тёмного угла и прийти к свету. Но он этого не делал… Он считал, что не способен освободиться от оков страха и тьмы. Он не знал, что делать. Да и делать что-либо ему вовсе не хотелось. Он просто лежал здесь, трясся от страха и ждал своего спасения. Хоть он и боялся, но, находясь в ладонях страха, он мог ещё что-то соображать. Он не мог набраться духу и обрести смелость, чтобы покорить собственное бессилие, и поэтому он, как любой сломленный человек, верил в то, что кто-нибудь его всё равно спасёт. И спаситель – это не иллюзия. Он не представлял себе, кто его спасёт, но надежда жила внутри него. Он верил в то, что спасение обязательно придёт. И потому он, свернувшись в клубок и что-то пряча под рубахой (то, что как раз и светило во тьме и делало его фигуру заметной), ждал своего спасителя. Он не знал, как выглядит этот спаситель. Но он даже ни на секунду не сомневался в том, что его спаситель существует. Тот, кто сломлен, всегда найдёт в себе обломок веры. И он верил, что спасение придёт.

Он ждал его…

Глава 1. Приближение тьмы

I. Решётки на окне

Огромная серая туча надвигалась на Город. Сильный ветер дул так, что тонкие и высокие деревья прогибались и кланялись перед его могуществом. Мелкий мусор, листья и пыль поднимались с земли и кружили над ней. Шшш… Ссс… Шсс… Шшш… – свистел ветер. Тучи из светло-серых превращались в тёмно-серые и пытались собой закрыть последние кусочки белого неба, которое казалось белым именно из-за того, что находилось на фоне этих серых туч. Деревья шатались из стороны в сторону, где-то был слышен даже хруст ломающихся веток. Таким в Город приходила лето. Лето, разъярённое и злое на людей, лето, готовое расплакаться, чтобы своими слезами смыть горе человеческое и грехи их. Таким было начало июня в Городе. Солнце пряталось за серыми тучами и давало приходить тьме.

Тучи двигались вперёд, заполняя собой большую часть неба, оставив миру только небольшой, прекрасный, голубой кусочек, перемешанный с перистыми белыми облаками. Но перистые облака с лёгкостью воссоединялись со светло-серыми краями огромной надвигающейся тучи так, что даже этому небольшому кусочку голубого неба, связывавшего собой Мир и Космос, суждено было исчезнуть за серым цветом, который впоследствии всегда становится чёрным…

«Эгэгэгэээээй!» – Разносилось по всей улице. Это пел человек, находившийся в состоянии алкогольного опьянения. Он шёл, еле волоча ногами и шатаясь из стороны в сторону. Его старые чёрные ботинки шаркали по земле, издавая неприятные звуки. На нём были старые широкие джинсы, видавшие многое, что даже не было понятно, какого они цвета. Джинсы уводили к старой ветровке грязно-зелёного цвета, из-под которой виднелась шея, выглядевшая тёмно-коричневой из-за грязи. Лицо его было таким же грязным и неумытым. И лицо его от частого употребления алкоголя стало ещё красным и опухшим, а глаза горели какой-то ненавистью ко всему, что его окружает. Его вид отталкивал людей, и те, увидев его, отходили в сторону. Даже ветер не играл с его грязными и нечёсаными волосами…

«Опять он свои песни поёт?!» – Донесся крик возмущения по этой улице, в одном из дворов которой и гулял этот самый пьяный человек. Сама же улица была почти безлюдна. Это был самый крайний район Города. Здесь почти никто не жил, и только по ночам бродил пьяный народ, то распевая песни, то просто крича. Некоторые участки земли даже были окрашены в тёмно-бардовый цвет из-за крови, которая здесь часто проливается в ходе пьяных драк. Все дома не были новы, но не так уж и не были они стары. Это были обычные дома построек уже прошлого столетия, обычные пятиэтажки с расписными стенами. Чего только не было написано на этих стенах! Сколько разных ругательств перетерпел каждый кирпич каждого дома! Единственное, что выглядело более приличным, – была надпись на одном из домов «Цой жив» под его портретом. Цоя здесь, конечно, не слушали, но и его портрета отсюда не стирали.

В одной такой пятиэтажке, где подвалы сдаются в аренду, находилась одна мастерская. Сначала было трудно понять, что она там есть. Но, вглядевшись, можно было увидеть небольшую грязную табличку, где белыми буквами было написано «Художник А.» Из небольшого окна с решётками одного из таких подвалов смотрел человек. «Опять он свои песни поёт?!» – Задал этот человек вопрос сквозь решётки и потом с ненавистью захлопнул окно так, чтобы виновник пения услышал это и прекратил своё горлодёрство. Услышал тот человек это или нет – неизвестно, но после этого он почему-то направился в другую сторону и скрылся за углом одного дома.

– За новой пошёл, видимо! – Сказал тот, кто ещё недавно был недоволен пением пьяницы и следивший за ним сквозь окно. Говоривший был одет в чёрную футболку, чёрные джинсы и высокие шнурованные ботинки. Он был высок ростом и немного худ. Вслед за его словами на его руке проблистал серебряный браслет, а затем снова потемнел под тенью тела человека. Красивый человек стоял у окна и прекрасным профилем своего лица стоял к своему другу. Потом он повернулся к нему уже всем своим восхитительным лицом. Это был ровный, бледный овал лица с небольшими скулами на щеках и высоким лбом. Его чёрные, густые брови украшали его лицо и совсем не прятали под собой прекрасные голубые глаза, всегда немного смотревшие вдаль. У него было прекрасное и чистое лицо, но только тонкие губы его были немного зажаты, отчего он казался слегка сдержанным. Но даже эта небольшая сдержанность, скорее, шла к его лицу, а не отпугивала.

– Ты зачем окно-то закрыл? Открой снова! Сейчас невыносимая духота! – Жалобно простонал его друг. На самом деле было не так уж и душно, как ему казалось. Но человек, стоявший у окна, знал о его некоторой непереносимости духоты, имевшейся у его друга, и, глядя в его жалобные и молящие глаза, потянул свою руку к окну.

– Да, душно стало… Душно, как бывает только перед дождём. Да и небо всё сереет и сереет… Верно, дождь с грозой будет! – И он взял деревянную ручку, чуть-чуть придерживая рамы окна, посмотрел на серый асфальт сквозь решётки на окне. Небольшое запыленное окно было открыто, и свежий ветер немного стал развевать его длинные тёмно-русые волосы. Человек отошёл от окна и сел на небольшой белый табурет прямо напротив своего собеседника. Его волосы аккуратно легли на плечи и спину хозяина. Он положил свои руки на колени, чуть-чуть сгорбился и спросил: «Так на чём мы остановились?» и с этим вопросом оглядел всю комнату, в которой они сидели. Это был старый и тёмный подвал, где пахло сыростью. Углы были полностью темны, и только небольшая лампочка без люстры горела на потолке. Её включали только тогда, когда к хозяину кто-то приходил. В остальное же время она была всегда выключена. Этот подвал снимал один художник. Подвал был для него и мастерской и домом. Небольшая комнатёнка, со старыми ободравшимися обоями грязного коричневого цвета на стенах, не особо привлекала людей. Но тем не менее была здесь какая-то атмосфера, которая чем-то притягивала. Здесь не стояло ничего лишнего, всё было только необходимым для хозяина: раскладушка, где он спал, табурет для гостей и разного рода инвентарь, нужный для его деятельности. Хозяин комнаты был художник, а потому кругом стояли краски, картины и холсты. После глаза осматривающего комнату остановились на самом хозяине, молодом человеке с чуть длинными блондинистыми волосами, которые своей длиной скрывали его. Наконец глаза спрашивавшего нашли за волосами зелёные глаза собеседника и стали любопытно глядеть в них, ожидая ответа. И ответ последовал:

– Мы с тобой говорили о месте человека в этом мире…

– Точно! И, кажется, мы как раз-таки остановились на мне!

Нет, мой друг Августин, тебе не удалось переубедить меня! Я не могу согласиться с тобой! Вот ты говоришь, что всё в этом мире зависит от Судьбы. Но на самом деле это не так! Человек – это мелкая рыбёшка в море людей, которая стоит ровно ничего. И перед ним стоит выбор: либо продвигаться дальше и стать крупнее, либо всегда оставаться мелкой рыбёшкой. Так получается, что человек не зависит от Судьбы и свою жизнь он устраивает сам. Никто не может решить за человека, как тому жить! В основе всегда будет лежать его собственный выбор. Либо он выбирает одно, либо – другое… Может, он вообще ничего не выберет. Например, взять того пьяницу. Утром он решил выпить, он сам выбрал выпивку в качестве спутника сегодняшнего дня, и это его выбор. И никакая Судьба не велела ему пить сегодня. Он сам выбрал это, он сам выбрал такую жизнь. Всё в нашей жизни зависит только от нашего же выбора. Даже смерть. Смерть в каком-то роде тоже является выбором…

– Ты осуждаешь его, Витя? – Вдруг перебил его бледный человек, сидевший на раскладушке и несчастно глядящий на своего собеседника. Собеседник понял, что друг его жалеет того человека, и потому ответил так:

– Да, я и сам любитель выпить… Но всё же надо знать меру! Выпить по случаю праздника, выходного дня или просто какого-либо события – это нормально! Русский народ никогда не откажется от алкоголя, с этим ничего не поделаешь!.. Русского человека сознательно приучают к такой модели поведения. Но кто это делает и зачем? Кому нужно, чтобы русский народ был вечно пьян? Заберите у русского народа алкоголь, дайте ему другое сознание – и страна резко изменится! Мысль – штука сложная! Вот даже тот пьяница… Хоть и пьёт, но каждый день всё равно думает, что надо выпить – и попробуй-ка отбери у него эту мысль! Что творится в голове человека только чёрт знает, ибо даже сам человек не может этого знать… Но то, что человек не знает о творящихся процессах в его голове – это ещё не беда. Что творится в его голове – вот беда! Хоть бы в ком-нибудь проснулась действительно умная и стоящая мысль! Но порой мне кажется, что таких людей России уже не видать! Были когда-то у нас великие умы… Но почему их нет сейчас?

И после своего вопроса он несколько отвернулся от собеседника, отчего не видел, как вопрос его мучительным страданием выразилось на бледном лице человека, сидевшего на раскладушке. Потом он вновь повернулся к нему и продолжил свою мысль, которую так давно хотел кому-нибудь сказать и для которой наконец-то предоставился шанс быть выслушанной:

– Может, и у нас есть умные люди, да только уезжают они из России. И это неудивительно! Ведь в России нет ничего для развития личности! Это только жалкая грязная страна рабов… Все только то и делают, что говорят о демократии, правах и свободе, а где всё это? Где? Какая речь может идти о свободе, если человек – узник собственного сознания? А кто навязал ему это сознание? А сами люди его себе и навязали! Вот взять, например, современного молодого человека. Вот он идёт по улице весь такой модный, важный, слушает музыку через наушники, для него никого не существует в мире, кроме него самого. И его такого видит один, второй, третий… И к чему это приведёт? Уже завтра на улицу выйдет ещё парочка таких же модных, важных, с наушниками… И вот таким образом это уже стало общественной нормой, обычной моделью поведения, в которой для человека со временем становятся ближе его собственный мир и личность, нежели сами люди. Для человека уже лучше ходить в наушниках и слушать песни, чем наслаждаться обыкновенным голосом своего друга. Но проблема и в том, что друга-то у него уже нет! И так мы лишаемся друзей!..

– А у самого-то тебя много друзей?

– Друзей много не должно быть, иначе это уже не друзья, а просто деловые связи! Ах, как трудно найти в современном мире настоящего друга! И я очень рад, что мне повезло с тобой! Только с тобой и Аней я связан узами дружбы, только у вас я могу найти понимание…

– А как же твоя музыкальная группа?

– Да, когда-то мы общались хорошо. Но по сути у каждого из нас своя отдельная жизнь. Мы не друзья, а скорее, деловые партнеры. Собираемся только для того, чтобы отыграть музыку… Хотя это всё всегда заканчивается выпивкой, а порой прямо с неё и начинается. Выпить можно с кем угодно, но найти понимание можно только в единицах!..

Тут его прервал звук грома. «Похоже, дождь всё-таки будет… – Сказал Виктор. – Тогда я пойду, наверное… Не хочу попасть под дождь!» Он быстро надел свою чёрную косуху, распрощался с Августином и вышел из подвала. Он осторожно поднялся по двум старым и ветхим ступенькам, открыл деревянную дверь и вышел из этого подвала, поднялся ещё и по нескольким бетонным ступенькам, которые решётками отделялись от двора дома, и отправился к себе домой.

Виктор жил недалеко от мастерской Августина. Он вышел, даже не обернувшись и не проверив, смотрел ли Августин ему вслед. Он просто своими ногами прошёл мимо окон его подвала, чтобы исчезнуть из этого двора.

Серая туча, закрывавшая собой солнце, вдруг отодвинулась, и яркий свет внезапно хлынул Виктору в глаза. И Виктор с ненавистью взглянул на этот свет и на это Солнце. Солнце, как казалось ему, стало жарить его. Оно жарило так, что от этого жара мог сгореть кто угодно.

И в этот самый момент навстречу Виктору попалась небольшая компания молодых людей из шести человек. Они врассыпную обошли Виктора, и те секунды, что он стоял в центре среди этих людей были невыносимы Виктору. Эти секунды даже показались ему целой вечностью. И за это время Виктору показалось, что окружило его не шестеро парней, а все люди мира. И в этих людях Виктор задыхался. Да, именно задыхался. Ему было невыносимо и тягостно, а из-за жарившего Солнца ему было ещё невыносимее и тягостнее. Душно ему было, душно. Он задыхался в этой духоте Солнца, мира и людей. И он думал, что умрёт в этой духоте. Но парни обошли Виктора и направились своей дорогой. «Ненавижу людей», – подумал вслед уходящим Виктор и пошёл домой, стараясь избегать встреч с любым случайным прохожим. Тем временем Солнце снова спряталось уже за новой и огромной серой тучей, предвещавшей дождь, может, даже ливень…

После этого он встретил того самого пьяницу, уже валявшегося на земле с наполовину опустошённой бутылкой водки и находившимся в состоянии мертвецки пьяного сна, сквозь который он выговаривал какие-то непонятные бормотания. Виктор просто прошёл мимо, не обращая на него внимания, как будто там никого не было, и отправился дальше. Наконец он вышел из двора этих скучных пятиэтажек и стал быстрыми шагами идти к своему дому.

Уже потом Виктору всё равно пришлось встречаться со случайными прохожими. И каждый прохожий вызывал внутри него небольшой порыв злости. Дело в том, что он не любил находиться в обществе и смотреть на окружающих людей. Он не любил человечество и относился к людям с презрением. Он всегда считал себя выше людей, и если не по положению в обществе, то хотя бы по уму и характеру. По дороге он встретил несколько пьяных молодых людей, каких-то девушек-студенток и пенсионеров. Он был даже немного рад тому, что сейчас день ещё только близился к вечеру, а значит, возвращавшихся с работы людей почти не было. А случайные встречи с кем-либо из представителей человеческого рода он мог пережить.

Быстрым шагом, минут за двадцать, он дошёл до своего двора, избегая людей и спеша домой, где он сможет скрыться от этого мира. К тому же с неба потихоньку начинали падать небольшие капли дождя, а ему совсем не хотелось попасть под него. Дождь он всегда любил, так как считал, что тот сможет спрятать его под своей пеленой от людей и этого мира. Но сегодня ему почему-то не хотелось попасть под дождь, и он решил спрятаться от мира просто у себя дома.

Он уже дошёл до дома и у дверей встретил небольшую бездомную собаку, дрожавшую от холода и просившуюся в подъезд, чтобы погреться. «Иди отсюда! Кыш!» – Прозвучал грозный голос одного соседа Виктора по подъезду. Собака убежала. И два человека зашли в подъезд. «Всё ходят и ходят сюда! И не удивительно! Ведь эта дура из сорок пятой подкармливает их! „Собака – друг человека“ – это чепуха! Бездомные собаки – это угроза для общества, особенно для детей! Их надо гнать, а не жалеть! Они никогда не пожалеют тебя, если будут грызть!» – Говорил сосед с лысой головой, пока поднимался вместе с Виктором на лифте. Наконец лифт остановился, сосед вышел на свой этаж, а Виктор поехал дальше. И вот вскоре лифт домчал его до девятого этажа, выпустил Виктора и закрыл свои двери. Виктор достал ключи от квартиры, которые коротким радостным звоном разнеслись сквозь тишину лестничной клетки, повернул одним из них в замочной скважине и очутился дома.

Дома никого не было. «Мама ушла, видимо», – подумал он и стал снимать свои ботинки. Он прошёл на кухню. Это была небольшая комната с ремонтом, который делали тут лет двадцать назад: старая-старая плитка грязного голубого цвета, старый половик, старая газовая плита и рядом с ней – старый белый стол и небольшая раковина для мытья посуды. Он вздохнул, присел на деревянный стул и подумал. Потом подошёл к холодильнику, в котором уже не работала лампочка, и открыл его. В итоге он решил, что ему всё-таки не хочется есть, закрыл холодильник и ушёл в свою комнату.

Он жил вместе со своей матерью в небольшой однокомнатной квартире. В гостиной жила его мать, а он – в отдельной комнате. Средств на собственное жильё у него не было, да и мать не могла отпустить его жить одного и «мотаться по съёмным квартирам». Он прошёл через комнату матери: это была средних размеров комната, вмещавшая в себя старый телевизор, называющийся в быту «коробкой», огромный тёмно-коричневый шкаф, у которого с петель начала отходить уже одна дверца, небольшой маленький стол-книжка и диван, служивший местом для сидения гостей днём и кроватью ночью. Впрочем, гостей здесь уже давно не было. Виктор приводил в гости своих школьных друзей, но, окончив девять классов, он со временем утерял все связи со своими товарищами. Единственным гостем, посещавшим их дом, была Анна, девушка Виктора. Но сегодня она не смогла прийти, да и сам Виктор уже не был в настроении с кем-либо встречаться и разговаривать.

Он зашёл в свою комнату. В глаза сразу же ярко бросались плакаты на стенах. Они закрывали собой почти все бледно-зелёные обои его комнаты, которые он почему-то ненавидел и пытался закрыть, чем мог. На плакатах были изображены его кумиры – рок-звёзды. В одном углу комнаты стоял небольшой стол с ноутбуком, а в другом – его электрогитара. Он очень любил этот инструмент и дорожил им так, что даже матери было строго запрещено прикасаться к нему. Рядом со столом стояла не заправленная кровать, и напротив неё – небольшой шкаф с одеждой. Он сел в удобное, чёрное компьютерное кресло, повернулся к окну и посмотрел в него. На улице серая туча уже превращалась в чёрную. Уже начинало темнеть, и тьма начала заполнять его комнату, но включать свет ему не хотелось. Он бросил взгляд на свою гитару, но сегодня ему совсем не хотелось играть на ней, и потому он снова посмотрел в окно.

Виктор вовремя ушёл от своего друга, ибо дождь на улице уже разошёлся не на шутку. Это был уже ливень на пару с сильным ветром, царившем на улице. Не повезло тем, кто попал под этот ливень. Однако у Виктора было странное желание оказаться в центре этого ливня. Сегодня на него накатило какое-то странное сентиментальное и грустное чувство. Ему совсем ничего не хотелось, кроме одного – быть одному и скрыться от всех в этом мире. Как бы он хотел попасть под дождь, чтобы тот скрыл его от этого мира, который не нужен ему. «И которому не нужен я, – краткой мыслью пронеслось в его голове. – Да кто вообще нужен этому миру? Никто! Человек сейчас стоит ровно ничего. Кто-то уже давно купил наш мир, всех людей в нём. Люди – это просто товар за прилавком, которого может купить любой, кто захочет. Всех умников покупают за их разум, всех красивых девушек – за их тело. Как же всё это грязно, ужасно. Я ненавижу этот Город. Все люди тонут в грязи. Поскорее бы уже уехать отсюда, поскорее бы…

Жизнь – это сплошной бег. Человек постоянно куда-то бежит, в надежде найти лучшую жизнь. Но на самом же деле он бежит только от себя самого. Сколько людей бродит по улице, боясь остаться наедине с самими собой, и между тем испытывая огромное отвращение к человечеству! Люди всегда куда-то спешат, они всегда суетятся и заняты своими проблемами, не обращая внимания на других. Но эта лишняя суета губит только их самих. Люди несчастны, а кто их сделал несчастливыми? Только они сами.

Счастье человека – это найти себя, обрести смысл жизни, не существовать, а жить. Каждый человек рождён для исполнения какой-то своей миссии: это может быть обычная забота о других или место в мире искусства. И то и другое сложно. Но, к сожалению, не все люди могут найти се-бя… Кто-то, не найдя себя, кончает жизнь самоубийством, а кто-то занимает не своё место и до конца жизни остаётся несчастливым…

Какое же это счастье найти себя! Быть тем, кем тебе нравится быть! Быть тем, кем ты хочешь, – словно полёт в небе! Ты летишь, и ты свободен! Ты рисуешь себя в небе жизни, вдохновляя других, и самое главное – ты свободен. Свобода – один из ключей к счастью. Только освободившись, твои крылья вырастут и ты взлетишь, чтобы найти себя и стать счастливым… Но как стать свобод-ным в мире, где не дают стать свободным?

Будь в мире не то рабство, не то демократия, всегда остаётся принципиальность общества. В какой бы стране ты ни жил, от общества и его принципов тебе не уйти. А главный принцип общества – быть толпой, слепо следовать за другими, делать то, что тебе говорят. И стоит человеку только на пару шагов отойти в сторону, как на него сыплются критика и косые взгляды. Стоит тебе пойти другим путём, то в тебя начинают кидать камни, из которых ты выстроишь себе стену, чтобы следующие удары не были такими больными, как первые. Ты не сможешь убедить других выйти из толпы. Уйти – это выбор, на который осмеливаются только сильные…

Мир – это идущая толпа несчастных людей, смотрящих в небо, где царит свобода, и не смею-щих мечтать об этой свободе, потому что их выбор – это идти, стаптывать себе ноги, подчиняясь принципам, сила которых кажется им огромной, а выполнение их приказов – своим долгом и обязанностью. Над такими людьми не светит ласковое Солнце – их испепеляет огромное светило. Их голубое небо захватывают и подчиняют себе чёрные тучи, молнией убивая любого, кто посмеет мечтать о чистом небе… Их место жительства – огромное пустое пространство, которое надо заполнить и которое они заполняют такими же пустыми людьми. У каждого человека внутри пустота, которую он заполняет материальными вещами; все люди помешаны на деньгах, машинах, квартирах, роскоши… И действительно, материальные вещи будут тебе всегда преданы: они не уйдут, как любовь, и не предадут, как друг. Но и этот принцип заполнения пустоты придумали те же люди. Кто-то однажды предпочёл материальные ценности важнее духовных, и вся толпа решила также. Люди шагают строем, по пути собирая мелочи, которыми пытаются заполнить свою пустоту. Они дерутся за эти мелочи, а тот, кто побеждает, получает, так называемый, вес в обществе, возможности якобы всемогущества. Они решают всё деньгами… И если у тебя нет денег, то ты обязан лизать этим сильным особям пятки, чтобы получать гроши. Они знают, что тебе больше некуда пойти, и просто-напросто эксплуатируют тебя, издеваются над тобой ради собственного удовольствия. Молодые девушки боятся быть бедными, а потому готовы продать свою любовь любому, кто имеет огромный кошелёк. Но и здесь надеяться тоже не на что: они используют тебя, наиграются, а потом выбросят, как старый хлам.

Люди идут в эту толпу, не видя, какова она на самом деле и как она страшна и ужасна! И если ты наконец обернёшься вокруг себя и увидишь этот мир, то твоя душа не позволит тебе оставаться здесь. Жить в толпе станет невыносимо, это всё будет давить на тебя. Выживут не сильнейшие, а наглые, злые и чёрствые люди без сердец. И если ты останешься здесь, то всегда будешь чувство-вать, что совершил душевную подлость…

С этим бороться никак нельзя. Ты делаешь шаг в сторону, уходишь от этой толпы и попада-ешь в другую – ту, что ненавидит первую. И толпа эта оказывается не лучше первой, ведь здесь каждый чувствует себя необыкновенной единицей, огромной личностью… Это просто люди, которые то и дело пытаются показать, как они отличаются от других. Но они читают одни и те же книги, слушают одну и ту же музыку, смотрят одни и те же фильмы, носят одну и ту же одежду… И думают они все одинаково. Они просто создают себе моду на всё и следуют ей. Они возражают первой толпе, не замечая, что и они тоже являются толпой.

Эти толпы везде… Как можно найти себя, если ты всё время следуешь за той или иной тол-пой? Единственный выход – остаться одному, быть одним и жить так, как нравится тебе, не подчиняясь общественным принципам…»

Он снова посмотрел в окно – там всё также лил дождь как из ведра, капли которого ударяли по стеклу и которые он стал слушать. Эти странные звуки были словно музыкой для него. Он слушал их, пустым взглядом смотря в окно и начиная растворяться в собственных мыслях. Он смотрел на окно и спадающие вниз по стеклу капли, предаваясь игре воображения и представляя некоторые образы. Он смотрел на них, ему казалось, что капли образуют огромную могилу, в которую бросаются люди. «Мир – это могила людей… Но можно ли назвать мир огромной могилой, если люди бросаются в неё добровольно? – Стал размышлять он. – Что губит человека? Никто не может погубить человека, только он сам и губит себя. Человек сам себя убивает. Он убивает себя своими чувствами или воздержанием от них, он убивает себя своими мыслями или их отсутствием. И куда бы человек ни пошёл, он везде убьёт себя…»

«А что же убивает меня?» – Вдруг внезапный вопрос встал перед ним. Странный вопрос, вставший во время размышлений, вдруг сильно испугал его и привёл даже в некоторый шок. Наверно, это был один из тех вопросов, ответа на который он не знает. «А что же убивает меня?» – Повторил он уже вслух вопрос, заданный самому себе, и постарался ответить на него – «Жизнь эта убивает меня…»

Капли дождя вдруг стали ещё сильнее колотить по стеклу, а ветер свистеть ещё громче. Это несколько испугало его и вывело из круга размышлений. «Жизнь эта убивает меня…» – Повторил он свою последнюю мысль и вдруг моментально посмотрел на небольшие часы, стоявшие на столе рядом с ноутбуком. Сквозь темноту он не рассмотрел точного времени, но ему показалось, что стрелки показывали уже чуть больше полуночи. Он посмотрел на ноутбук и на рамки с фотографиями, стоявшие около него. Там было всего два фото: на первом были его мать и он, когда он пошёл в первый класс, а на втором – он и его девушка, гулявшие в парке. Он посмотрел на фотографии, а потом снова повернулся к окну. Капли дождя всё также сильно били по стеклу. Они уже успели смыть собой все остатки мыслей Виктора и начинали рисовать что-то новое. Виктор вдруг увидел образ человека, который капли разрисовали во всю величину окна. Внутри этих капель он нашёл миллионы своих собственных отражений. Он увидел себя, бледного и хмурого. Он смотрел на капли, играющие с его отражениями и воображением, и мыслями стал куда-то уходить. Он больше не размышлял, ему больше не хотелось думать и расстраиваться или злиться от собственных мыслей. Он смотрел в окно, забываясь, уходя от этого мира и начиная погружаться в другой мир собственного сознания… Глаза его стали закрываться, и он уснул. И ему начал сниться сон. Вдруг тьма и сильный дождь сменились светлым солнечным днём и прекрасным голубым небом…

II. На одной из сторон души Виктора

– Витя! – Вдруг сказал один маленький мальчик лет семи с огромным букетом роз в правой руке. Это был мальчик с пухлым детским лицом, весёлым карими глазами и тёмными волосами. – Витя! – Повторил он. – А меня зовут Глеб!

Этот маленький мальчик протянул ему свою маленькую пухленькую ручку и светлой улыбкой озарял происходившую вокруг суету. Маленький Витя, ещё с такими же короткими волосами и пухлыми щёчками, которые делали его ещё более милым и симпатичным, протянул Глебу руку. Кругом была суета. Суетились взрослые, суетились дети. Это было первое сентября, тот самый, как говорится, «первый раз в первый класс». Витя и Глеб стояли в этой толпе таких же семилетних детей с весёлыми и одновременно серьёзными лицами. Они все были серьёзны, так как для них этот день был очень важным, ведь этот день был устроен для них. Среди них были девчонки с белыми бантами, которые почему-то так нравились маленькому Вите.

Витя стоял рядом с Глебом и своей мамой. Он смотрел на её слегка взволнованное, но всё равно счастливое лицо. Витя смотрел на неё и радовался, ведь мама, его мама, была красивее всех девчонок с этими огромными белыми бантами. Он смотрел на её светлые волосы, сияющие голубые глаза, которые только немножко были искажены лёгкой взволнованностью. Её лицо то улыбалось, то становилось серьёзным. Однако даже серьёзное лицо её радовало Витю.

Вдруг перед всей этой суетой, прямо перед Витей встала одна огромная женщина. Она казалась Вите огромной, потому что сам он был мал перед ней. Это была высокая, стройная женщина с чёрными волосами и в деловом костюме. «Первый „А“!» – Грозно и величественно прокричала она. «Иди за ней!» – Сказала мама и отпустила витину руку, подтолкнув его к этой женщине. И чуть не расплакался маленький Витя. Идти к той, с чёрными волосами, ему совсем не хотелось. Но он уходил, а мама, любимая мама, оставалась далеко-далеко…

И тут сон Виктора стал превращаться в кошмар. Вид учительницы вызвал страх в его сознании. Даже лицо Глеба стало исчезать в круговороте лиц учителей, с которым Виктор провёл много лет. Ушло счастье, ушло детство. Теперь пришла школа. И учителя, так ненавистные ему, стали проноситься перед ним. И особенно выделялся его нелюбимый учитель, злобный историк, который с указкой стоял перед ним и что-то объяснял. Его лысая голова была ненавистна Вите. Вите вообще было ненавистно всё, что было связано с этим учителем. Он ненавидел его прямоугольные очки, его костюм и его галстук. Он даже ненавидел его ботинки.

«Жалкое подобие элиты – вот кто эти учителя, – вдруг поток мыслей вместо образов стал пролетать в голове Виктора. – Дети для них – это сброд. Они считают себя самыми лучшими на свете, когда на самом деле просто ничтожны.

В чём вообще роль учителей? Затолкать в голову детей знания? А вот и нет. Задача их – с самого раннего возраста вбить человеку в голову те правила жизни, которым должен следовать каждый. Они только учат тому, как жить в той толпе, в которую юные люди попадут после окончания школы. Что они делали, когда я учился в школе? Всё, что они делали, – это только то, что они подавляли личность ребёнка да ещё и подавали это так, как будто так и должно быть. Конечно, детей они не били. Но делали они нечто хуже. Они убивали морально.

Сначала они принимают детей в школу, где и начинается вдавливание в голову и сознание мысли о том, каким тебе «надо быть». Для них не существует слово «не хочу», для них существует слово «должен». Как же я ненавижу это слово «должен»! Ты должен им подчиняться, ты должен делать домашнее задание, ты должен делать то, что скажут, ты должен идти в толпе и подчиняться ей… Ты должен то, ты должен сё!.. Человекдолженжить, в первую очередь, а не быть должным перед кем-либо!

Но больше всего было ненавистно и противно то, как эти учителя пытались стать ученикам друзьями. Дружба их – ложь! Они тебе никогда не приказывали – они тебе только советовали, они никогда не вдавливали в вас свои мысли – они только объясняли вам, как вам лучше жить. И делали они это потому, что «любят вас». Вздор! Учителя всегда считали, что они во всём правы, и, подавая это под потоком красивых и складных речей, убеждали в этом детей. А в чём они правы? В чём?

Учителя только подчиняют себе детей, тем самым уча их только тому, как приспособиться к жизни в толпе. В школе все учителя разных характеров, и дети только учатся тому, как обращаться с людьми: кого стоит бояться и дать вытирать о себя ноги, а о кого можно и самому вытирать ноги. Дети становятся хитрее и ловчее – так вырастают эгоисты и подхалимы. И вот чему учит эта ваша школа! Ради оценок они готовы на всё, а это уже их первый шаг, первая ступень, к тому, как уже ради собственной выгоды они будут готовы делать всё, что нужно. Они вырастают, зная, что жить нужно только для собственной выгоды, и неважно, для чьих ног они станут тряпкой, ведь даже за эту услугу им потом заплатят.

Как же мне противны учителя! Хорошо, что я не подчинялся им! И они, конечно, в свою очередь возненавидели того, кто не слушает их. Нет, я вам не дамся! Пусть другие вам подчиняются, а я сам сильный, и подчиняться будут мне! Да, школа – это только с виду небольшое здание, а между тем в нём проходит вся жизнь. В ней-то я и понял, что мир – это огромная толпа людей, не более. И детей в школе учат только тому, как жить в этой толпе. В ней ещё юного, счастливого человека приспосабливают к жизни разочарований, вечной оценки, осуждений, взглядов, жестов, манер… Всё, что бы ни происходило в нашей жизни, – это только вечное возвращение к толпе. Ты не убежишь от неё… Но собираюсь ли я бежать от неё? Нет. Я сам подчиню себе толпу, ведь я сильный…»

Постепенно эти мысли снова стали превращаться в образы в голове Виктора. Он уже видел, как ненавистные ему учителя превращаются в хозяев детей, держа их за руки тонкими нитями и управляя ими. И тех, кто пытается выбраться, они без всякой жалости бьют кнутами и указками до тех пор, пока в ребёнке не умрёт их собственное «я».

Но постепенно и эти ужасные образы исчезли из головы Виктора. Но покоя ему так и не наступило.

Со временем исчезли учителя и школа, и вместо них в мыслях Виктора стало пустеть. Он уже видел кирпично-красную землю наравне с тёмно-синим небом. И на земле этой не было никого. Виктор видел сплошное пустое пространство.

И постепенно на этой пустынной земле стали появляться существа, отдалённо напоминавшие людей. Это были люди по телосложению, но не по внешнему виду. Не было у них лиц, а были только черепа, длинные и огромные. Рты их были открыты, но звуков они не издавали. Люди эти безмолвно просили о помощи. Их тела, длинные и костлявые, были бледно-жёлтого цвета. Глаза их были огромными чёрными дырами, отражающими пустоту их душ. И эти существа заполняли собой пространство пустынной кирпично-красной земли.

Существ становилось всё больше и больше, но не долго им предстояло жить. Вдруг с неба на пустую землю стали падать огромные здания, дома, офисы. Они падали и собою давили людей, отбирая у тех территорию. Из-под зданий только ручьями стекала кровь по асфальту в дорожную канализацию…

Постепенно кирпично-красная земля превратилась в Город. Город был пуст. В нём только летали призраки людей с искажёнными лицами и огромными ртами, безмолвно зовущих на помощь. В самых тёмных уголках Города ещё оставались люди, хитрые и мелкие, которые превращались в крыс и бежали за переделы Города. Выжившие люди, сильные люди, как считал Виктор, превращались в огромных монстров. Они пожирали друг друга, и тот, кто съедал больше, становился огромным в размерах. Руки их становились длиннее, а ладони – большими, чтобы ими они смогли захватить как можно больше. Во рту этих существ начинали отрастать огромные и страшные клыки, которыми они уже без труда поедали слабых. И слабые либо становились добычей сильных, либо превращались в крыс и убегали.

Небо над Городом становилось всё темнее и темнее, пока не стало совершенно чёрным. На дорогах Города уже не было видно асфальта – он скрывался за алыми ручьями человеческой крови. Лишь бледно-жёлтые фонари освещали собой этот мрак. По всему Городу раздавались еле слышимые звуковые волны стонов и плача людей. Эти волны туманом покрывали Город, дома, офисы, магазины… И постепенно эта волна тихих стонов превратилась в один жалобный плач, который было отчётливо слышно… Кровь стекала в дорожную канализацию, а плач, исходивший извне, заставил Виктора открыть глаза.

Виктор открыл глаза, понимая, что плач – это не часть сна, а окружавшая его реальность. За стенами и дверью его комнаты плакали. И плакала одна женщина, а именно его мать.

«Почему мир так жесток и несправедлив? Почему кто-то должен страдать, а кто-то при этом спокойно и беззаботно живёт? – И мысль о сильных и слабых вновь посетила его. – Страдает только тот, кто слаб. Сильные же берут своё и борются за своё счастье».

Тихий плач матери снова отвлёк его, и страшные мысли о сильных и слабых, о тех, кто переступает и через кого переступают, отошли на задний план. Больше для него не существовало ничего, кроме страдающей матери. Свою мать Виктор не относил ни к сильным, ни к слабым. Мать для него была жертвой обстоятельств, которые он так ненавидел. Он считал, что обстоятельства – это огромная рука, держащая человека за шею. Человек или терпит её, или пытается сопротивляться ей. Но проблема в том, что при любом сопротивлении рука эта начинает душить всё сильнее и сильнее до тех пор, пока она не задушит до победного конца или пока сам человек не покончит с собой; но в том и другом случае человек сдаётся и даёт ей победить себя.

Виктор стоял и слушал плач матери, разделяя с ней одну, общую для них двоих, скорбь – скорбь по их отцу. Отец Виктора умер ещё в самом начале Чеченской войны, оставив после себя только память, несколько фотографий и, собственно, самого Виктора.

Потеря любимого человека огромной тенью боли легла на душу матери Виктора. С тех пор как он умер, алкоголь стал спутником её жизни, который помогал ей заглушить боль. Виктор никогда не осуждал мать за алкоголизм; он понимал, что алкоголизм – это болезнь. Он понимал, что болезнь эту никто вылечить не сможет, и единственным человеком, кто смог бы спасти её, являлась она сама. Но в стеклянных бутылках она не видела того, в кого превратилась. А превратилась она в старую на вид женщину, сутулую и отчуждённую от всего мира. И светлые волосы её теперь уже были растрёпаны и скрывали за собой искажённое от горя лицо. Глаза её, некогда прекрасные голубые глаза, стали теперь уже мёртвыми и пустыми, лишь изредка издавая выражение отчаяния и боли.

Эта несчастная женщина постоянно напивалась и постоянно чувствовала себя виноватой. Она считала себя виноватой в том, что отпустила любимого человека на войну. Также она чувствовала себя виноватой и перед Виктором за то, что он никогда не видел её в трезвом виде. Однако Виктор никогда не считал её виноватой в этих двух вещах – отец тогда должен был отправиться на войну, и никто бы не смог остановить его, и алкоголизм матери Виктор не осуждал. Он же, наоборот, жалел её и чуть ли сам не плакал при виде её слёз.

«За что… Господи! За что ты забрал его?! – Тихо спрашивала она сквозь свои рыдания и слёзы. – На что вообще была эта война?! Зачем людям война?! Где… – и чуть отрывисто она кому-то неведомому задала вопрос, – где… был ты… когда он… когда он умирал?» – И новый поток слёз хлынул из её глаз.

«Неужели ты совсем не смотришь на нас? – Спрашивала она, глядя наверх. – Неужели ты не слышишь, как страдают люди? Как ты мог допустить человеческие войны?..

Неужели и ты не поможешь победить справедливости и миру? Почему ты допускаешь все те безумства, что творятся вокруг? Почему ты сам не являешься миру или не являешь того, кто будет способен остановить это?

Где же ты? Почему ты оставил людей? И почему ты не даёшь людям своих посланников?» – И последние вопросы её скрылись за вздохами и слезами, однако Виктор всё равно смог расслышать их.

Мать опустилась на колени и сквозь слёзы начала молиться. И пока она молилась, последние вопросы её эхом звучали в голове Виктора. «Где же ты? Почему ты оставил людей?» – Звучало в его голове. И в эту минуту, минуту отчаяния матери и её молитв от безысходности, Виктор вдруг ощутил сильную ненависть к Богу.

«И неужели не видит он ни её, ни чужих страданий? – Спрашивал неизвестно у кого про себя Виктор. – И сколько людей страдает в мире? И почему он позволяет им страдать? Почему он не помогает? Почему он вообще допускает эти страдания? А ведь весь мир держится на страданиях несчастных людей. И только счастливых мало…

Нет, больше не верю я ему. В него верю, но ему не верю. Не верю, что он с нами. Он давно ушёл и оставил нас. Жаль, что не все это понимают и продолжают просить у него помощи. Он не даст никакой помощи, потому что он ушёл. И ушёл потому, что сами люди перестали верить в него…»

После молитвы тихий плач матери прекратился. Виктор без звука приоткрыл дверь своей комнаты и увидел, что она заснула на своём диване. Он смотрел на неё и замечал, что следы слёз и страданий явно отпечатались на её бледном лице. Виктор тихонько вышел из комнаты, взял плед, лежавший на кресле, и укрыл им мать.

Сквозь сон она беспокойно произносила: «Зачем… война… Зачем война?.. Зачем смерть… Зачем смерть забирает?. Смерть – сестра войны… Зачем смерть?… Зачем война?..»

Виктор отошёл от матери, лицо которой со временем опустило беспокойство. Через мгновение она крепко уснула, и Виктор ушёл к себе.

За окном стало немного светать, и при первых лучах восходящего солнца Виктор уснул. Но на этот раз уже без снов.

III. Мысль и деятельность