скачать книгу бесплатно
– Извини. Поднимаю ставку.
Она улыбнулась его рассеянности, а затем вновь переключила внимание на свои карты, предоставив его взору длинные загнутые ресницы.
Знала ли она, что ее муж заводил интрижки, как только она уезжала из города? Беспокоило ли это ее? Или она специально выдумывала поездки, чтобы предоставить Блейку такую возможность, чтобы самой отстраниться от его неверности и сохранить удивительное достоинство, которое она носила как один из своих шелковых костюмов. Было не похоже, чтобы она сводила счеты с Блейком во время своих путешествий. А если и так, вряд ли бы Оливера посвятили в это – Одри осталась бы такой же сдержанной в этом вопросе, какой была и в других подробностях своей жизни, – просто ее деловая этика была такой же надежной, как и дружба. И, пользуясь ее непоколебимой лояльностью как друг, он знал, что если Одри была в Азии по делам, то она занималась исключительно делами.
В противном случае он тотчас бы раскусил ее. Когда дело доходило до Одри, его радар был способен уловить малейшее движение, малейший намек, перейди она на ту же волну, что и ее муж.
Потому что, появись Одри Дивейни неожиданно на рынке, он выступил бы в качестве потенциального покупателя.
Независимо от цены. Независимо от условий. Независимо от того, как он всю жизнь относился к верности. У него было немало жарких бессонных ночей после пробуждения от одного и того же сна: он, пронизанный страстью и чувством вины, стоит рядом с Одри, которая, прижавшись лицом к холодному стеклу, смотрит из окна на бухту Виктория. Так что Оливер вполне осознавал, чего хочет его тело.
Он знал, что секс уравнивает всех и что превращение женщины, которой он восхищался и которую так любил, в одну из своих дешевых фантазий было просто его подсознательным способом справиться с незнакомой ситуацией.
Ситуацией, когда он оказался зацикленным на одной-единственной женщине, которая – и он это знал – была действительно слишком хороша для него.
– Ты выиграла. – Оливер бросил на стол тузы и валеты, просто чтобы увидеть румянец удовольствия, которое Одри не могла сдержать. Удовольствия, которое выходило за рамки ее обычного приличия. Она любила выигрывать. В частности, она любила обыгрывать его.
А он любил смотреть, как она этому радуется.
Одри с триумфом положила три драже на кучку «M&M’s», ее идеально подкрашенное лицо практически светилось от удовольствия. У него в голове промелькнул вопрос: выглядела бы она так же, если бы он оттолкнул в сторону этот стол, навалился на нее и вжал в спинку дивана, уперев бедро между ее ног, прижался ртом к ее губам?
Его тело ликовало от этой мысли.
– Еще партию, – потребовал он, пытаясь выбросить из головы непристойности. – Иду ва-банк.
Она сняла туфли и вытянула стройные ноги на диване, пока Оливер тянул еще одну карту, и снова он был поражен тем, какой приземленной она была. И какой невинной. В выражении ее лица не было спокойствия и расслабленности женщины, которая знает, что ее муж в этот момент путается с кем-то другим.
Тут не было никаких сомнений.
А это означало, что его лучший друг был не только прелюбодеем, но и лжецом. И дураком, изменяющим самой удивительной женщине, которую ему когда-либо довелось встретить. Понапрасну растрачивающим прекрасную душу, которую Блейку подарила судьба, много лет назад бросив Одри в его объятия, а не в объятия Оливера.
Пусть судьба казалась непонятной и туманной, но этот неуместный камень, отягощающий безымянный палец ее левой руки, был вполне реальным, и хотя ее муж спал со всеми подряд в Сиднее, Одри не следовала его примеру.
Потому что кольцо что-то значило для нее.
Так же как верность что-то значила для Оливера.
Возможно, именно это привлекало его. Одри была высоконравственным и отзывчивым человеком, и ее верность своим принципам была такой же незыблемой, как горы, которые вырастали из океана, образуя острова Гонконга, куда они оба летали на встречу друг с другом двадцатого декабря. Где-то на середине пути между Сиднеем и Шанхаем.
А Оливера чрезвычайно прельщала эта принципиальность, пусть даже он и проклинал ее. Интересно, влекло бы его к Одри так же, заводи она беспорядочные случайные связи, как ее эгоистичный муж? Или одержимость ею объяснялась невозможностью ее получить?
Вот это уже больше походило на Оливера.
Правда, то, что он был против измен, не значило автоматически, что он был двумя руками за обязательства. Вся эта история с Тиффани была своего рода его дисквалификацией. Оливер отчаялся найти женщину, которая – как он втайне надеялся – была предназначена именно для него, и остановился на той, которая позволила бы делать ему все, что он хотел и когда хотел, и хорошо бы при этом выглядела.
Но даже этому не суждено было случиться.
– Давай, Хармер. Будь мужчиной.
Он поднял глаза, на долю секунды испугавшись, что Одри прочитала его неприличные мысли.
– Это всего лишь одна партия, – поддразнивала она. – Я уверена, что в следующей ты меня обыграешь.
Вероятно, она была права. Он будет делать то же, что и каждое Рождество: развлекать и сердить ее, чтобы румянец удовольствия или негодования не сходил у нее с лица. Чтобы заставить ее возвращаться сюда за продолжением снова и снова. Возвращаться к нему. Во имя ее мужа-ублюдка, который навещал его только тогда, когда путешествовал один – хотя теперь этому наверняка будет положен конец, – и который при любой возможности ходил налево, как только Одри покидала страну.
Но Оливер будет хранить секрет Блейка так же, как подавил свою природную неприязнь к его неверности, чтобы продолжать традицию ежегодного рождественского обеда с женой своего лучшего друга.
Не только потому, что не хотел причинять боль нежной Одри.
И не потому, что хоть в малейшей степени мирился с поведением Блейка – он абсолютно его не оправдывал.
И не потому, что хотел выполнять роль некой исповедальни для человека, на свадьбе которого был шафером.
Разумеется, он сохранит в тайне секрет Блейка, потому что тогда Одри останется в его жизни. Если он расскажет то, что знает, она бросит Блейка, а если она оставит Блейка, то Оливер больше никогда ее не увидит. И только когда он понял, что ее дружба может ускользнуть от него, то осознал, как сильно он ценит эту женщину и нуждается в ее дружбе.
И в ней самой.
Поэтому – как и каждый год – он сосредоточился на Одри и наслаждался теми короткими часами, которые они могли провести вместе в этот единственный день в году. Он наслаждался беседой с ней и ее присутствием, отодвинув все остальное на второй план.
Впереди у него был целый год, чтобы разобраться с этим. И со своей совестью.
– Тебе сдавать.
Глава 2
20 декабря, три года назад
Ресторан «Цинтин», Гонконг
Заложив руки за спину, Одри прижалась запястьями к прохладной стене стеклянного лифта, отчаянно пытаясь охладить пылающую кровь, пульсирующую по ее артериям. Чтобы подавить возбужденный румянец, который наверняка окрасил ее щеки, потому что она стояла так близко к Оливеру Хармеру в таком ограниченном пространстве.
Скажете, что двенадцати месяцев достаточно, чтобы закалить волю и подготовиться?
А она снова волнуется в ожидании обыкновенного прощального поцелуя. Который всегда был просто дружеским касанием и не более. Почти воздушный поцелуй. Тем не менее она все еще ощущала жжение от его губ у себя на щеке, как будто прошлогодний поцелуй случился несколько минут – а не целый год – назад.
Оливер посмотрел вниз и улыбнулся ей странной, испытующей улыбкой – в руках он держал наполовину развернутую подарочную упаковку DVD. Одри осторожно улыбнулась ему в ответ, сделала глубокий вдох, а затем перефокусировала взгляд на огонек, спускающийся по кнопкам панели лифта, отсчитывая этажи.
Пятьдесят девятый, пятьдесят восьмой…
Она не всегда была так осторожна. Две недели назад Одри поймала себя на мысли, что ее интересовало мнение шафера о сегодняшнем платье, а не мужа. Но она нашла разумное объяснение, убедив себя, что вкус Оливера относительно женщин – и, косвенно, относительно их гардероба – далеко превосходил вкус Блейка, и поэтому было важно приложить усилия для человека, который каждый год приглашал ее в шикарный ресторан в Гонконге.
Блейк не заметил бы разницы, выйди она к столу хоть в мешке из-под картошки.
А раньше, девять лет назад, когда они все втроем встречались в ресторане, он замечал. Если Одри приходила в чем-то облегающем. Или просвечивающем. Или вызывающем. В то время Блейк заметно краснел от удовольствия, рассматривая ее наряды. А может, так только казалось на фоне безразличия, написанного на лице Оливера. Тот едва поднимал на нее глаза, пока она усаживалась за стол и скромно пряталась за меню.
Тем не менее, как это ни парадоксально, именно ему Одри должна была быть благодарна за эволюцию своего чувства стиля и вкуса, потому что его презрение служило лакмусовой бумажкой, если что-то было слишком облегающим, слишком просвечивающим. Слишком вызывающим.
Все можно было прочитать на его ничего не выражающем лице.
Люди платили большие деньги за такого рода советы в области моды. Оливер одаривал ее ими бесплатно.
В этом году она выбрала наиболее выигрышный наряд. Она взглянула на свое отражение в зеркальных стенах лифта и попыталась увидеть себя так, как видит ее Оливер. Стройной, профессиональный, ухоженной.
С дрожащими коленями от совершенно неуместного ожидания чего-то.
Сорок пятый, сорок четвертый…
– Во сколько твой рейс завтра утром? – Его низкий сексуальный голос загрохотал в небольшом пространстве кабины лифта.
Ее ответ скорее походил на выдох, чем на речь.
– В восемь.
Отлично. Переходим к светской беседе. Но так всегда заканчивались их встречи. Как будто у них иссякали другие темы для разговора. Что было вполне возможно, учитывая спектр вопросов, обсужденных ими во время обеда, плавно переходящего в ужин; и потому что она, как правило, была эмоционально и интеллектуально истощена после стольких часов с мужчиной, которого она жаждала видеть, но находиться рядом с которым стоило ей немалых усилий.
Всего один день.
В действительности двенадцать часов – это было все, что Одри нужно было выдержать каждый год. Все оставшееся время у нее не было никаких проблем с подавлением эмоций. Во время длительного полета домой она тщательно прятала все свои чувства обратно в тот плотно закрытый крышкой сосуд, где они постоянно хранились. Так что из самолета в Сиднее Одри выходила такой же сильной, какой и покидала Австралию.
Она звала Блейка с собой в этом году – в надежде, что присутствие мужа приструнит ее своенравные мысли, – но он не только отказался, но и, похоже, испугался этого предложения. Что было странно, потому что он сам любил поболтать с Оливером всегда, когда бывал в Азии. По крайней мере, так было раньше.
На самом деле его реакция была не менее странной, чем и неловкие попытки Оливера сменить тему каждый раз, когда она упоминала Блейка. Как будто он старался дистанцироваться от единственного человека, который их связывал.
Двадцать седьмой, двадцать шестой, двадцать пятый…
Одри не могла ничего поделать с фундаментальными принципами биологии. Единственное, что сейчас было важно, – это не выдать себя.
Под страхом смерти.
Сегодня вечером она блистательно справилась со своей физиологией. Так что ей нужно только продержаться эти несколько последних минут, а потом она умчится в такси по улицам Гонконга к себе в отель. К своей прохладной пустой постели. Ее ждет бессонная ночь. И аэропорт рано утром.
В следующем году ей действительно стоит полететь обратно ночным рейсом.
Было невозможно понять, сжимался ли ее желудок из-за быстрого спуска лифта или потому, что она знала, что будет дальше. Элегантные двери, казалось, собирались с мыслями, прежде чем открыться.
Одри сделала то же самое.
Двери со свистом разъехались в стороны, и она последовала за Оливером через плюшевое фойе здания на улицу, потом надела улыбку и протянула ему руку, когда к ним подъехало такси.
– Может, передать что-нибудь Блейку?
У нее всегда было что-то заготовлено для этого последнего момента. Что остановит ее, если тело вдруг решит броситься к Оливеру и смутить их обоих. Неизменно что-то связанное с Блейком, потому что это была самая безопасная и надежная тема для них обоих. Блейк или работа. Не говоря уже о том, что упоминание ее мужа, как правило, несколько гасило гормональный всплеск, который они испытывали, стоя так близко друг к другу.
Его глубокие, болотного цвета глаза потемнели на несколько мгновений, он взял ее руку в свою большую ладонь:
– Нет. Спасибо.
Странно. У Блейка тоже не было никаких сообщений для Оливера. Что было впервые…
Но ее любопытство по поводу этой неумело скрытой вспышки гнева длилось лишь наносекунды, растопленное теплом, которое передавалось от его ладони ее руке. Оливер держал ее пальцы – никаких ласк, поглаживаний, ничего такого, что могло бы вызвать вопросы или недоумение у проходящих, – а потом притянул Одри к себе для их традиционного рождественского почти воздушного поцелуя.
Она с нетерпением ждала этого момента и в то же время ненавидела, потому что ей было этого недостаточно. Резкий, дорогой аромат его одеколона всколыхнул ее чувства, туго натянутые, как струны, когда он наклонился и дотронулся губами до ее щеки. Это прикосновение едва ли можно было назвать поцелуем. Но оно было в десять раз головокружительнее любого настоящего поцелуя, который она могла вспомнить.
– До следующего года, – продышал он ей в ухо, отстраняясь от нее.
– Передам.
«Передай привет Блейку». Как правило, эта фраза следовала за поцелуем, и Одри произнесла свой ответ, прежде чем ее затуманенный мозг с опозданием осознал, что Оливер даже не просил ее об этом. Опять же странно. Поэтому она пробормотала следующие слова, немного запинаясь. Определенно это была уже не уверенная, спокойная и собранная Одри, какой она обычно любила завершать свой визит.
– Ну тогда до свидания. Спасибо за обед.
Ох. Как неуклюже.
Назвать их ежегодный кулинарный марафон обедом было равноценно тому, как если бы она сказала, что Оливер вызывал у нее просто симпатию. Сейчас ее тело горело от всей неизрасходованной энергии за двенадцать часов в его компании, а голова кружилась от нехватки кислорода из-за поверхностного дыхания последние несколько минут. В смущении она быстро скользнула в ожидающее ее такси, прежде чем румянец волнения окрасил ее щеки.
Оливер стоял на дорожке, подняв руку на прощание. Одри прижалась затылком к подголовнику сиденья, и такси тронулось.
– Подождите! – Оливер распахнул дверцу такси. На одну сумасшедшую секунду ей показалось, что он притянул ее к себе. А она бросилась в его объятия.
Но он этого не сделал.
Конечно, он этого не сделал.
– Одри…
Она взглянула на него своим самым нейтральным вопросительным взглядом.
– Я просто… Я хотел сказать… Счастливого Рождества, Одри. Увидимся в следующем году.
От разочарования у нее перехватило дыхание, и она с трудом прошептала в ответ:
– Счастливого Рождества, Оливер.
– Если я тебе когда-нибудь понадоблюсь… Если что-нибудь понадобится… Звони мне. – Его карие глаза умоляли. – В любое время, днем или ночью. Не стесняйся.
– Хорошо, – пообещала она, хотя и не собиралась ловить его на слове. Оливер Хармер и реальный мир не пересекались. Они комфортно существовали в параллельных измерениях, и ее рейс в Гонконг и обратно был межпространственным средством сообщения. В этой реальности он был первым человеком – единственным человеком, – которому она позвонила бы, окажись в беде. Но там, дома…
Она знала, что дома ее жизнь была слишком скучной, чтобы ей могла понадобиться помощь Оливера. А если бы она и нуждалась в ней, то никогда бы не позволила себе набрать его номер.
Такси тронулось снова, и Одри попыталась успокоиться и вернуться в прежнее невозмутимое состояние.
Все позади.
Еще один год пережит. Она вытерпела еще одну встречу ради своего мужа и, хотелось бы надеяться, не уронив своего достоинства.
И всего лишь триста шестьдесят пять дней до новой встречи с Оливером Хармером.
Долгих невразумительных дней.
