Мой личный катализатор хаоса

Когда они вошли в квартиру, Николь сняла туфли и подошла к окну. За городом садилось солнце, оставляя в воздухе тонкие оранжевые полосы. День закончился. Один из самых долгих и сложных в её жизни.

– Эштон, – позвала она тихо. – Спасибо, что был рядом.

Он подошёл ближе, встал за её спиной и, не говоря ни слова, обнял. Николь почувствовала, как напряжение, копившееся сутками, наконец растворяется. Тишина между ними была почти священной.

– Я всегда рядом, Николь, – прошептал он ей в волосы. – Всегда.

Она обернулась, посмотрела ему в глаза – и вдруг ощутила, что этот день, каким бы тяжёлым он ни был, закончился правильно. С победой, но без горечи. С усталостью, но и с уверенностью. С ним.

Позже, когда Эштон жарил яичницу (с удивительно сосредоточенным видом, будто выполнял хирургическую операцию), Николь сидела на столешнице и наблюдала. Он всё время что-то бормотал себе под нос – рецепты, вероятно, вспоминал. Она тихо усмехнулась: – Ты знаешь, что выглядишь как человек, который готовит план по спасению мира?

– А ты знаешь, что этот “план” включает ужин, кофе и женщину, которой я восхищаюсь? – ответил он, не поворачивая головы.

– Тогда я согласна быть частью эксперимента, – сказала Николь, спрыгивая с поверхности и подходя ближе.

Он обернулся, и между ними снова повисло то притяжение, которое не требовало слов. Мир мог рушиться, интриги – крутиться вокруг, но здесь, на этой кухне, всё было просто. Она и он. Двое, пережившие шторм и не утонувшие.

Выходной в четверг – редкая роскошь, когда можно не включать телефон, не открывать почту и не думать, кто там опять решил устроить кризис. Николь проснулась без будильника – просто потому, что тело само решило: хватит спать. Свет медленно просачивался сквозь плотные шторы, воздух пах кофе – Эштон уже был на кухне. Он тихо насвистывал, и в его фальшивых нотах чувствовалась полная безмятежность человека, который доволен жизнью.

Николь, ещё не до конца проснувшись, закуталась в одеяло и выглянула в коридор. – Пахнет чем-то… очень съедобным, – пробормотала она.

Эштон обернулся. В руках у него была сковородка, на которой поджаривались блины. – Это моя попытка доказать, что я не только стартапер и неплохой парень, но ещё и шеф-повар выходного дня.

– Скажи честно, – зевнула она, подходя ближе. – Ты заказал доставку и сейчас просто разогреваешь.

– Оскорбительно, – ответил он, делая вид, что обиделся. —Всё по-честному. Без помощников, без поваров, только я, мука и искреннее желание не поджечь кухню.

Николь рассмеялась, села за стол.

– Хорошо, мистер Картер я признаю подвиг. Что у нас сегодня по плану?

Он поставил перед ней тарелку с блинами и, небрежно присаживаясь рядом, сказал:

– План прост: забыть, что у нас есть работа, телефоны и обязанности. Он сделал паузу и добавил с хитрой улыбкой: – И ещё – похитить Барни у миссис Ковальски.

Николь почти поперхнулась кофе. – Что?

– Ну как, «похитить» – громко сказано. Мы просто возьмём его на прогулку. Миссис Ковальски будет счастлива: у неё сегодня марафон сериалов, и она сама просила выгулять Барни.

Николь приподняла бровь.

– Подожди… ты хочешь взять Барни и Майло вместе? Ты серьёзно? Они же как стихийные бедствия разных климатических зон.

Эштон невозмутимо пожал плечами. – Именно поэтому. Пусть установят дипломатические отношения. Может, даже заключат пакт о взаимной неразгрызании обуви.

Николь закатила глаза.

– Или устроят апокалипсис в парке.

– И то, и другое звучит как отличный сюжет выходного дня, – сказал он с довольным видом. – Собирайся. Через час выезжаем.

Барни – пушистый комок энергии цвета обжаренного кофе – жил у миссис Ковальски уже лет шесть. Он был очарователен, гиперактивен и обладал даром превращать любую прогулку в цирковое представление. Когда Николь с Эштоном пришли к хозяйке, Барни уже метался у двери, завидев поводок.

– Только аккуратнее, – сказала миссис Ковальски, вручая Эштону поводок. – Если он увидит белку, считай, вы проиграли.

– Принято, – серьёзно ответил Эштон. – Белки вне закона.

– И не давайте ему шоколад! – крикнула она вдогонку.

– Мы и сами его боимся, – пробормотала Николь, когда они спустились по лестнице. – В прошлый раз он чуть не стащил моё мороженое прямо из рук.

– Настоящий охотник, – согласился Эштон.

Через полчаса они уже подъезжали к парку. На заднем сиденье Майло сидел как истинный философ, глядя в окно, а Барни скакал рядом, лаял и пытался облизать всех, кого видел.

– Мне кажется, у них разные жизненные принципы, – заметила Николь, наблюдая, как Майло терпеливо отстраняется от Барни.

– Майло – интроверт, – сказал Эштон. – Он считает, что каждое действие должно иметь смысл. Он наклонился и добавил тише: – А Барни просто воплощённая идея хаоса.

– Слушай, – Николь усмехнулась, – а ведь это почти как мы.

– Почти? – ухмыльнулся Эштон. – Да мы и есть.

Парк был залит мягким солнцем. Лёгкий ветер качал ветви, запах осени витал в воздухе – смесь мокрой травы, коры и свежего хлеба от ближайшего киоска. Николь вдохнула глубже, чувствуя, как с каждым шагом уходит усталость последних дней.

Барни и Майло, выпущенные с поводков, устроили гонку. Сначала мирно, потом со страстью, а потом… с элементами катастрофы. Барни внезапно заметил голубей. Голуби – его личная цель вселенной. Он рванул вперёд, Эштон – за ним, но поскользнулся на мокрой траве и эффектно упал, прямо в кучу листвы.

Николь стояла секунд десять, пока не смогла перестать смеяться. – Эштон! Ты жив?

– Я не пострадал, – донёсся приглушённый голос из листвы. – Только моё достоинство.

Барни подбежал, радостно запрыгнул ему на грудь и начал облизывать лицо. Майло подошёл медленно, с видом мудрого наблюдателя, и уселся рядом, как будто фиксировал результаты падения.

Николь, всё ещё смеясь, достала телефон. – Подожди, я обязана это снять. Это видео будет на вес золота.

– Николь, – простонал Эштон. – Если это видео попадёт в сеть, я лишусь репутации.

– У тебя репутация? – дразняще спросила она. – С каких пор?

Он вылез из листвы, отряхивая волосы. – С тех самых пор, как я перестал падать в твоих глазах.

Николь рассмеялась ещё громче. – Поздно, уже упал – буквально.

Они бродили по парку долго – гуляли, смеялись, ели горячие вафли с карамелью, сидели на лавке и обсуждали всё подряд. Николь заметила, что Эштон всё время старался смотреть на неё, будто ловил момент, боясь его потерять. Когда она сказала: – Как же хорошо, что сегодня не нужно быть взрослой, – он только кивнул: – Именно. Иногда полезно просто быть человеком.

Барни в этот момент воровато стащил у Майло резиновый мяч и гордо побежал прочь. Майло посмотрел на Николь с видом: «Я говорил, что это ошибка». Эштон вскочил. – Барни, стоять!

Пёс, конечно же, не стоял. Он мчался, будто на параде победы. Николь хохотала до слёз, глядя, как Эштон гонится за ним через полпарка, перепрыгивая через корни деревьев и лавочки.

Когда он наконец поймал беглеца, вернулся запыхавшийся, с листьями в волосах, но довольный. – Кажется, я только что сжёг половину калорий от блинов.

– И репутацию спас, – поддразнила Николь. – Герой дня.

– Герой без мячика, – поправил он. – Он его всё равно спрятал.

Барни в этот момент сидел под кустом, делая вид, что абсолютно ни при чём. Майло молча подошёл и лёг рядом, как бы говоря: «Сдаюсь. Этот идиот победил».

Позже они устроились на траве. Собаки валялись рядом, солнце клонилось к закату. Николь лежала, подложив руки под голову, и смотрела в небо.

– Ты знаешь, – сказала она, – мне кажется, я начинаю забывать, каково это – просто отдыхать. Без чувства вины, без страха, что где-то рушится проект.

Эштон посмотрел на неё. – Тогда начинай вспоминать. Потому что я намерен устраивать тебе такие дни регулярно.

– Это угроза?

– Это обещание.

Они замолчали. Ветер шевелил траву, где-то лаяли другие собаки, дети смеялись. Всё было до невозможности просто и спокойно.

Николь повернулась к нему. – Эштон… а если завтра опять всё закрутится?

Он улыбнулся. – Тогда мы опять вытащим собак, сбежим в парк и сделаем вид, что нас нет.

Она протянула руку, переплела пальцы с его. – Договорились.

– Договорились, – повторил он.

Барни зевнул, Майло подвинулся ближе, положив голову на лапы. И в этой тишине, среди шелеста листвы и солнечных бликов, всё наконец стало на свои места. Без драмы. Без пафоса. Просто счастье – простое, живое и настоящее.

Глава 17. Перегруз

Утро четверга началось с тишины.

Такой, в которой даже часы будто боялись тикать громко.

Офис «PetMatch» просыпался медленно – не потому что был рано, а потому что никто из команды толком не спал. Вторые сутки подряд мониторы не гасли ни на минуту, кофе стал валютой, а раздражение и усталость – новым воздухом, которым все дышали.

Эштон Картер стоял у окна своего кабинета, глядя на город. Под глазами легли тени, волосы небрежно собраны, ворот рубашки расстёгнут. Он не помнил, когда в последний раз нормально ел. Когда в последний раз по-настоящему спал.

На стекле отражалось его лицо – усталое, сжавшееся от внутреннего напряжения. В отражении за его спиной пульсировали экраны: графики, код, сообщения от разработчиков. Каждый новый баг был как удар – не по компании, а лично по нему.

Он вложил в «PetMatch» слишком много – времени, сил, себя. И если приложение выгорит, это будет его успех.

Когда дверь приоткрылась, он не сразу понял, что это не просто кто-то из команды.

Шаги были мягкими. Очень знакомыми. Запах, который витал в воздухе, был сладкий, с оттенком ванили и чего-то цитрусового – слишком домашний для этого офиса.

– Ты опять не ел, – тихо сказала Николь.

Она стояла у порога, держа в руках контейнер с чем-то, что ещё парило.

Волосы собраны в небрежный пучок, под глазами – следы усталости, но глаза всё те же: тёплые, внимательные, беспокоящиеся.

Эштон выдохнул, будто только что позволил себе вспомнить, как это – дышать.

– Не было времени.

– Это отговорка, – отрезала она и подошла ближе.

На его столе – хаос: кружки с холодным кофе, распечатки, черновики. Николь молча начала освобождать место, сдвигая всё в сторону.

Эштон наблюдал, как её руки аккуратно раздвигают беспорядок, создавая маленький островок нормальности.

– Если ты так будешь себя изматывать, – сказала она, открывая контейнер, – я не удивлюсь, если ты просто упадёшь где-нибудь посреди совещания.

Он усмехнулся, но без радости.

– Было бы эффектно. Представь: я, лежащий без сознания, а Дженкинс берёт управление проектом.

– Вот именно. А потом Дженкинс уволит всех, кто ел хоть раз не за компьютером.

Николь села напротив, достала пластиковую вилку и подала ему еду.

Запах был домашний – тёплые овощи, курица, немного имбиря.

Эштон машинально взял вилку, будто подчиняясь силе, против которой даже его железная воля была бессильна.

Он ел молча.

Николь просто сидела напротив, наблюдая, как напряжение медленно сползает с его лица, хоть на пару минут.

– Ты как будто взял на себя вес всего мира, – сказала она наконец. – И тащишь его один.

– Иногда так проще.

– Проще кому? – Она чуть наклонила голову. – Тебе или остальным?

Эштон замер на секунду, потом выдохнул.

Он знал, что спорить с ней бессмысленно.

– Всё слишком близко к финишу. Если мы не дожмём сейчас – всё может посыпаться.

– А если ты сломаешься – кто дожмёт?

Он поднял взгляд.

Она смотрела на него прямо, не отводя глаз.

Её голос звучал мягко, но в нём чувствовалась та самая сила, которой у него сейчас не хватало.

– Я знаю, что для тебя это важно. Но, Эштон… ты человек, а не батарейка.

– Сомневаюсь. Последние три дня я определённо на режиме энергосбережения.

Она улыбнулась, но глаза оставались тревожными.

Он заметил, как она прикусывает губу, глядя на него.

– Ты спал хотя бы два часа?

– Не помню.

– Отлично. Тогда ты сейчас ешь, пьёшь кофе, и я забираю тебя на пару часов.

– Николь…

– Без вариантов.

Она сказала это с такой уверенностью, что даже Эштон – человек, который мог на переговорах заставить инвесторов менять контракты, – просто кивнул.

Они вышли из офиса, когда солнце уже поднялось над крышами.

Воздух был холодный, свежий, с запахом асфальта и кофе из ближайшей кофейни.

Николь шла рядом, не говоря ни слова.

Он чувствовал, как её пальцы иногда касаются его руки, случайно, но будто специально, чтобы он не забывал – он не один.

Они остановились у его машины.

Эштон на секунду колебался.

– Ты собираешься отвезти меня домой?

– Нет. Я собираюсь отвезти тебя туда, где ты хотя бы ляжешь горизонтально.

Она сказала это с лёгкой усмешкой, но глаза у неё были серьёзные.

– Николь, у меня в офисе десятки людей, которые ждут…

– И ни один из них не спасёт проект, если ты вырубишься от истощения.

– Ты манипуляторша.

– Да. Но из благих побуждений.

Эштон сдался.

Машина плавно выехала со стоянки.

Её квартира встретила их теплом и ароматом корицы. На кухне – свеча, на подоконнике – Барни, лениво наблюдающий за улицей. Николь сняла пальто, бросила сумку на стул и включила чайник.

– Садись, – сказала она. – И не смей включать ноутбук.

Он приподнял бровь.

– А если я просто посмотрю отчёт?

– Тогда я пролью на тебя чай.

– Звучит как шантаж.

– Звучит как забота.

Эштон опустился на диван. Его тело словно вспомнило, что такое усталость. Он закрыл глаза, и через несколько секунд почувствовал, как Николь укрывает его пледом.

– Ты невозможная, – пробормотал он.

– Я знаю.

Он открыл глаза. Она стояла рядом, держа в руках кружку. Волосы чуть растрепались, на лице – лёгкая улыбка.

– Выпей. Это не кофе, не переживай.

– Что это?

– Отвар, чтобы ты не умер от переизбытка кофеина.

Он сделал глоток. Тёплая жидкость растеклась по телу, расслабляя мышцы.

– У тебя талант заставлять людей делать то, что им нужно, но чего они не хотят.

– Это называется воспитанием.

Она села рядом. Тишина повисла мягкая, почти уютная. Эштон чувствовал, как его взгляд притягивается к ней, как магнит. Всё – движения, голос, даже то, как она поправляет прядь волос, – успокаивало. Он хотел что-то сказать, но не нашёл слов. Просто потянулся и осторожно коснулся её руки. Николь не отстранилась.

– Спасибо, – тихо сказал он. – За то, что ты есть.

– Иначе кто бы тебя вытаскивал из офиса?

Он улыбнулся. Она тоже.

Позже, когда он уснул прямо на её диване, она сидела рядом, глядя на него. Уставший, но всё ещё красивый до невозможности. На щеках – лёгкая щетина, губы расслаблены. Он выглядел моложе, спокойнее, уязвимее. Николь накрыла его плотнее пледом и тихо прошептала:

– Вот бы ты мог иногда просто отдыхать, Эштон Картер. Без войны. Без этих стен из контроля.

Он не услышал. Но она знала – он почувствует.

Утро в квартире Николь было таким тихим, что слышно было, как Барни переворачивается на подушке и фыркает во сне. За окном лениво пробивался свет, растекаясь по шторам мягким золотым пятном. На диване, под пледом, спал Эштон.

Николь стояла рядом, глядя на него с чашкой кофе в руках – и на секунду подумала, что вот это, пожалуй, и есть настоящее утро. Без презентаций, без графиков, без телефонов, с выключенным миром. Она даже не сразу узнала его спящим.

Его обычно идеально собранное лицо теперь было другим – расслабленным, спокойным, почти мальчишеским. Он спал глубоко, с тем же упорством, с каким обычно работал, – будто даже отдых для него был задачей, которую он выполнял основательно.

Ей хотелось подойти и коснуться его щеки. Просто убедиться, что он – настоящий, что всё это не сон, не короткий мираж между совещаниями.

Барни, довольный вниманием, потерся носом о её ногу.

– Тише, – шепнула Николь. – Он же только заснул.

Пёс посмотрел на неё с видом «да ладно тебе» и улёгся обратно. Она поставила чашку на стол и пошла на кухню. В холодильнике – немного овощей, яйца, масло, остатки курицы, которую Эштон ел прошлой ночью. Этого было достаточно. Николь достала сковороду, включила плиту.

Пока масло таяло, она украдкой взглянула в зеркало на стене – чуть растрепанные волосы, усталые глаза, но губы сами собой растянулись в улыбке.

Как бы она ни старалась оставаться рациональной, рядом с ним это было невозможно.

– Ты готовишь? – послышался хрипловатый, сонный голос за спиной.

Она вздрогнула, обернулась. Эштон стоял в дверях кухни, опершись о косяк. Волосы растрепаны, рубашка смята, но от этого он выглядел… почти чертовски домашним.

Тем, кем его никто не видел – кроме неё.

– Ты должен спать, – сказала она.

– Я спал. Три часа, между прочим. Это почти рекорд.

Она фыркнула.

– Тогда ложись обратно.

– Не могу. Если я лягу, ты уйдёшь на работу, и я опять тебя не увижу.

Он подошёл ближе, запахнув на себе плед, как халат. Николь заметила, что он даже не пытается держать привычную дистанцию.

Он просто… позволил себе быть человеком.

– Я подумал, – сказал он, – может, я просто перееду сюда.

– Серьёзно?

– Конечно. Тут есть кофе, пёс, и кто-то, кто заставляет меня есть. И не даёт умереть от выгорания.

– А ещё тут нет твоей команды, твоего ноутбука и твоих трёх мониторов, – поддела она.

– Вот именно. Рай на земле.

Он подошёл ближе, заглянул в сковороду.

– Это омлет?

– Это попытка сделать завтрак, пока ты не начал командовать.

– Поздно. – Он улыбнулся. – Омлету нужно больше соли.

Николь повернулась, чтобы ответить, но он уже стоял за её спиной, касаясь её рук, и тихо добавил:

– Позволь помочь.

Он двигался медленно, его ладонь легла поверх её, пальцы скользнули по коже, и она почти забыла, что вообще что-то готовит. Тепло от него ощущалось даже сквозь тонкую ткань её халата.

– Если ты сейчас соль пересыплешь, – тихо сказала она, – я выкину тебя из кухни.

– Ты меня не выкинешь, – прошептал он ей на ухо.

Голос низкий, немного хриплый. Она почувствовала, как по телу пробежала дрожь. Он действительно не давил – просто был рядом. Но именно это и было самым опасным. Потому что рядом с ним становилось слишком… по-настоящему.

Они завтракали на кухне, за маленьким столом. Солнце уже окончательно поднялось, Барни ел под столом кусочек омлета, утащенный Николь, а в окне шумел город, но здесь всё будто замедлилось. Эштон молчал дольше обычного.

Он ел, глядя на Николь так, будто хотел запомнить каждую деталь – как она откидывает волосы, как усмехается, как касается чашки пальцами.

– Что? – наконец спросила она, чувствуя его взгляд.

– Ничего. Просто… странно.

– Что именно?

– Проснуться не в офисе. Без ноутбука. Без мыслей о том, что горит дедлайн.

– И без кофе четвёртой степени крепости, – подхватила Николь.

– Да. – Он улыбнулся. – И с тобой.

Она чуть смутилась, отвела взгляд.

– Эштон, тебе нужно хотя бы сегодня не работать.

– У меня релиз завтра.

– Вот именно. Сегодня – твоя последняя возможность остаться человеком.

Он кивнул, но по глазам было видно: он всё равно не сможет полностью выключиться.

– Тогда хотя бы завтрак съешь нормально, а потом я тебя отвезу в офис, – добавила она.

– На такси?

– Именно. Чтобы ты не убежал.

Он рассмеялся.

– Ты чертовски упрямая.

– Это моя лучшая черта.

Когда они вышли из квартиры, город уже просыпался. Воздух был свежим, с привкусом осенней прохлады и запахом кофе из ближайшего кафе. Эштон достал телефон и, пока Николь закрывала дверь, набрал кого-то на громкой связи.

– Эмили, привет. Как там Майло?

– Скучает, – отозвалась помощница. – Сидит у двери и смотрит, как будто ты сейчас войдёшь.

– Пусть не скучает. Закажи ему корм и найди кого-то, кто погуляет с ним днём.

– Уже сделано. – Голос Эмили был бодрым, но заботливым. – Тебе бы тоже поспать не помешало.

– Работаю над этим, – усмехнулся Эштон и отключил звонок.

– Твой пёс в надёжных руках, – поддела Николь, пока они спускались по лестнице.

– Да, но я всё равно скучаю по нему.

– Это потому что ты человек, Эштон. Иногда полезно себе об этом напоминать.

Он посмотрел на неё с тем самым выражением, в котором смешивались ирония, благодарность и что-то почти невыносимо тёплое.

– Значит, теперь ты мой моральный компас?

– Только если я получаю за это зарплату, – ответила она, ловя такси.

Через пару минут они уже сидели в салоне. Дорога скользила мимо – вывески, пешеходы, ранние автобусы. Николь время от времени ловила его взгляд – короткий, будто случайный, но слишком внимательный.

– Ты точно хочешь сегодня ехать в офис? – спросила она.

– Не хочу, – признался он. – Но должен.

Она кивнула.

– Тогда хотя бы пообещай, что пообедаешь.

– Обещаю, – тихо сказал он, и уголки губ дрогнули в знакомой полуулыбке.

Такси мягко остановилось у здания офиса.

Эштон расплатился, повернулся к Николь:

– Спасибо, что… ну, просто за всё это утро.

– Не благодари. Просто живи, ладно? – сказала она, не глядя прямо, будто боялась, что от её взгляда у него снова слетит вся броня.

Он кивнул, коснулся её пальцев и вышел из машины. Когда он вошёл в здание, Николь ещё пару минут сидела, глядя вслед, пока водитель не спросил:

– Девушка, едем?

– Да, – тихо ответила она. – Едем.

Утро в офисе Николь выдалось каким-то вязким. Воздух будто пропитался усталостью – кофейной, недосыпной, той самой, когда даже монитор кажется раздражённым. Николь сидела за столом, глядя на экран, где курсор мигал в пустом документе, словно насмешливо подмигивая: «Ну давай, напиши хоть что-то».

Но слова не шли, от слова совсем. Вообще никакие. Даже банальные «черновик отчёта» не получалось из себя выдавить. Она ловила себя на том, что каждую минуту смотрит на телефон.

Хотя прекрасно знала – Эштон не напишет. Он сейчас где-то там, за кучей графиков, кодов, таблиц, среди нервных программистов и бессонных менеджеров.

И всё, что она могла – просто ждать.

– Николь, ты меня вообще слышишь? – раздался голос Марка.

Она моргнула.

– Что?

– Я спрашиваю, ты нормально? Ты сегодня будто из другой вселенной.

Николь устало улыбнулась.

– Нормально. Просто ночь была короткой.

– И, судя по виду, насыщенной, – вмешалась Дженни, облокотившись на стол.

– Мы же взрослые девочки, Джен.

– О, знаю, – ухмыльнулась та. – Но ты слишком взрослой выглядишь. Как будто несёшь тяжёлое бремя, которое миру не стоит знать.

Марк хмыкнул:

– Типа "я видела таблицу Excel в глаза человека, которого люблю".

– Примерно, – кивнула Николь, не найдя в себе сил даже посмеяться.

Дверь кабинета открылась, и все трое мгновенно притихли.

На пороге стоял Алекс. Он выглядел собранным, но глаза его говорили другое – он явно не выспался. Филиал гудел как улей после увольнения Джонсона: пересобирались команды, менялись руководители отделов, все ждали новых решений.

Алекс шагнул внутрь, обвёл всех взглядом и задержался на Николь.

– Можем поговорить, Николь?

– Конечно, – она поднялась, чувствуя, как сердце неприятно кольнуло.

Когда они отошли к окну, Алекс сложил руки на груди.

– Ты ведь не в состоянии работать сегодня, да?

Николь опустила глаза.

– Я стараюсь.

– Знаю. Но вижу – бесполезно. Ты сидишь тут, а мыслями где-то у Картера.

Он улыбнулся чуть мягче.

– И знаешь, я тебя не виню. Он сейчас рвёт себя на части, и если кто-то может вытащить его из этого состояния – то только ты.

Она подняла на него взгляд, удивлённый и благодарный одновременно.

– Алекс, ты правда так думаешь?

– Думаю. И хочу, чтобы ты поехала к нему. Скажем, это будет твоя внеофисная PR-миссия по стабилизации партнёра компании.

– Серьёзно?

– Абсолютно. – Алекс усмехнулся. – Только не пиши это в отчёт, ладно?

Она рассмеялась, впервые за утро искренне.

– Спасибо, Алекс.

– Не благодари. Просто верни его в живое состояние, ладно?

Когда Николь вернулась к своему столу, Марк и Дженни буквально вцепились в неё глазами.

– Что он сказал? – шепнула Дженни.

– Что мне стоит поехать к Эштону.

Марк театрально схватился за сердце:

– Великая миссия любви во имя корпоративного баланса!

– О, дай угадаю, – подхватила Дженни, – ты едешь спасать CEO, а мы должны прикрыть твой тыл и прикинуться, будто ты на совещании по маркетингу?

– Почти, – усмехнулась Николь, беря сумку. – Но, если честно, не знаю, как он там.