Мой личный катализатор хаоса

– Ты меня пугаешь, Картер. Ещё немного – и я подумаю, что ты замышляешь похищение.Николь не удержалась от смеха.

– Поздно. – Он кивнул в сторону ванны. – Добровольно заходи в ловушку.

Пена скрыла усталость, и Николь на минуту позволила себе просто быть – не маркетологом, не стратегом, не женщиной, которая собирает доказательства против предателя, а просто собой.Она покачала головой, но всё же сняла украшения, стянула одежду и опустилась в воду. Тело тут же отозвалось тихим вздохом облегчения – тепло обволокло кожу, расслабило мышцы, разогнало холод от бессонных суток.

– Так вот зачем тебе столько «штучек для девочек», – протянула она, закрыв глаза. – Чтобы заманить в ванну и потом сказать: «Смотри, я заботливый, оставайся».

– Если сработает, – спокойно ответил он из-за двери, – я не вижу повода жаловаться.

Мысли постепенно смолкали, в голове остался только гул дождя, доносившийся из-под карниза, и стук воды о стекло.Она тихо рассмеялась, погрузилась глубже в воду, чувствуя, как горячие волны обнимают её со всех сторон.

Он устал не меньше, чем она, но чувство заботы бодрило лучше кофеина.Эштон тем временем на кухне ставил чайник. Движения были почти автоматическими: достал кружку, заварил зелёный чай с мятой, нарезал фрукты, выложил на тарелку несколько ломтиков сыра и хлеба.

Как дыхание.В какой-то момент он поймал себя на мысли, что делает всё это с непривычным спокойствием – будто забота о ней для него естественна, не требует усилий.

Она выглядела хрупко, почти детски, и от этого в груди Эштона что-то болезненно сжалось.Когда он вернулся, Николь не откликнулась. Пена почти осела, а сама она тихо дремала, склонив голову на край ванны. Волосы намокли, ресницы дрожали, дыхание было размеренным.

– Эй, – позвал он тихо. – Николь…

Он выдохнул, поставил чашку на полку и присел рядом.Ответа не было.

– Вот уж действительно… даже в ванной умудрилась заснуть.

Она чуть пошевелилась, что-то неразборчиво пробормотала, но не проснулась.Осторожно, чтобы не разбудить, он вынул пробку, дождался, пока вода начнёт спадать, и, обернув её в большое полотенце, поднял на руки.

На прикроватной тумбе уже лежала приготовленная им пижама – тонкая, мягкая, светло-серая.В спальне было темно. Огни города отражались в окнах, бросая на стены мягкие отблески. Эштон уложил её на кровать, сел рядом, снял с неё мокрые пряди с лица.

Николь тихо вздохнула и чуть потянулась к нему во сне.Он аккуратно вытер ей руки, плечи, потом натянул пижаму – всё делал с таким вниманием, будто боялся причинить вред.

Казалось, в этой усталости и беззащитности было что-то священное – не в религиозном смысле, а в самом человеческом: абсолютное доверие.Он задержал взгляд на ней.

А потом прошептал, почти неслышно:Эштон притянул одеяло, накрыл её, приглушил свет. Постоял ещё немного, просто глядя.

– Ты даже не представляешь, как сильно изменила всё.

Майло поднял голову с коврика, зевнул и посмотрел на хозяина с немым вопросом: опять не спишь?Он отошёл, вернулся на кухню, выпил свой остывший чай.

– Посплю, дружище, – пообещал Эштон, хотя сам не был уверен, что это правда.

Всё напряжение последних дней наконец отпустило.Чуть позже он всё же вернулся в спальню. Николь спала, повернувшись к нему лицом, дыхание ровное, спокойное. Он лёг рядом, стараясь не тревожить её, и только тогда понял, насколько вымотан.

Без презентаций, без интриг, без вечного бега.Перед сном он ещё раз посмотрел на неё – и понял, что вот она, настоящая передышка.

И женщина, ради которой уже не страшно идти на риск.Просто ночь. Тепло.

Он тихо, почти не дыша, погладил её по щеке.К рассвету Эштон проснулся первым. За окнами только-только серело, воздух был неподвижен. Он посмотрел на Николь – она всё ещё спала, чуть нахмурив брови, словно что-то видела во сне.

Всего пару часов сна, но хоть какие-то.

В этот момент в его голове уже начали выстраиваться планы – кому из юристов передать файлы, как аккуратно обойти Джонсона, как защитить Николь, не втягивая её в открытый конфликт.

Когда можно просто дышать рядом.Но всё это будет потом. А сейчас – минуты тишины.

На подушке рядом лежала записка:Когда Николь проснулась, комната была наполнена мягким утренним светом. Она потянулась, ощутив свежесть постели, запах чая и хлеба, доносившийся из кухни.

Картер.»«Я рядом. Не спеши. Завтрак – на столе.

Она улыбнулась, прижала листок к груди и впервые за последние дни позволила себе просто расслабиться.

Глава 16. День Х

Утро в доме Эштона всегда начиналось с тишины – не мёртвой, а той редкой, наполненной жизнью тишины, в которой слышно, как дом дышит. Кофемашина тихо урчит, где-то в камине потрескивают остатки вчерашних углей, за окном лениво крутится серый утренний свет. Всё размеренно, будто время решило сделать паузу, прежде чем снова бросить их в водоворот дел, звонков и совещаний.

Николь проснулась не от будильника – от запаха кофе и чего-то сладкого, словно карамельного. Тело ныло после недосыпа и нервного напряжения прошлых дней, но впервые за долгое время ей не хотелось бежать. Просто – остаться в этой мягкой кровати, где пахнет Эштоном, где всё вокруг будто защищает её от внешнего мира и проблем.

Она перевернулась на бок и увидела его силуэт в дверях – босиком, в серой футболке, с чашкой в руке.

– Ты выглядишь как человек, который наконец-то отдохнул, – сказал он, и уголок его губ дрогнул в улыбке.

– Это потому что ты вчера разрешил мне не спасать мир после полуночи, – сонно пробормотала Николь. – Хотя я уверена, мир без меня скучал.

– Мир подождёт. А вот кофе – нет.

Он подошёл, поставил чашку на прикроватную тумбу и присел рядом. Его рука мягко коснулась её плеча, и Николь на секунду прикрыла глаза, впитывая тепло его ладони. В эти короткие утренние мгновения всё казалось простым. Без интриг, без Джонсона, без страха ошибиться.

– Сегодня всё решится, да? – спросила она, не открывая глаз.

– Сегодня всё начнётся, – уточнил он. – А решится – когда ты сама скажешь, что готова поставить точку.

Николь тихо засмеялась.

– Ты сейчас звучишь как мотивационный пост из Instagram.

– Не исключено, – Эштон наклонился ближе. – Но, в отличие от поста, я делаю отличный омлет.

Она приподнялась на локте, глядя, как он идёт к двери. В движениях было что-то расслабленное, почти домашнее. Странно. Этот мужчина, которого многие считали холодным стратегом, мог быть таким… человечным. И только рядом с ней.

Кухня выглядела как декорации для утреннего шоу: белая посуда, свежие ягоды, кофе в двух кружках, аккуратно поджаренные тосты. На полу дремал Майло – собака, которая за последние месяцы стала почти её талисманом.

—Тебя точно не подменили?

– Нет, просто я тщательно выбираю, ради кого вставать раньше семи, – спокойно ответил он. – И, кстати, не делись больше с Майло едой, даже если он будет очень сильно выпрашивать. Он теперь вегетарианец.

Николь прыснула со смеху.

– С каких это пор?

– С тех, как вчера съел мой стейк.

– Ну да, классическая форма вегетарианства – съесть мясо и больше не испытывать в нём потребности.

– Похоже на меня в двадцать лет, – невозмутимо ответил он, и Николь рассмеялась ещё громче.

Смех снял напряжение, которое она даже не замечала. И всё же внутри что-то дрожало – то ли предчувствие, то ли тревога. Эштон заметил, как она притихла.

– Николь, – тихо сказал он, – всё будет правильно. Не идеально – но правильно.

– Я просто боюсь… не столько за себя. Если Алекс решит, что я вмешалась не по правилам – пострадает вся команда.

– Алекс не дурак, – спокойно ответил Эштон. – Он знает, что ты не из тех, кто действует из мести. Ты делаешь это ради дела. Ради справедливости в которую веришь.

Николь опустила глаза.

– А если Джонсон поймёт, что я копалась в его файлах?

– Даже если он и поймет. То будет уже слишком поздно.

Она подняла на него взгляд – и встретила ту самую уверенность, которая заставляла любого рядом с ним чувствовать, будто он под защитой.

После завтрака Эштон закинул в сумку папку с документами. Николь заметила аккуратный файл с логотипом его юридического отдела.

– Уже получил ответ? – спросила она, наливая себе ещё кофе.

– Да. – Он достал планшет и включил экран. – Все данные, которые вы нашли с Марком и Дженни, легитимны. Если Алекс решит начать внутреннее расследование, Джонсон не отвертится. У него нет ни одного доказательства, что сфабрикована.

Николь кивнула, но внутри не стало легче.

– Я просто не хочу праздновать чужой провал. Даже если он этого заслуживает.

– Это не провал, Николь, – сказал Эштон мягко. – Это корпоративное предательство.

Он подошёл ближе и обнял её. Сначала осторожно, как будто боялся нарушить её хрупкое равновесие, потом крепче – с тем спокойствием, которое он позволял себе только рядом с ней.

– И ещё, – прошептал он ей в волосы, – я горжусь тобой. Больше, чем могу выразить словами.

Она прижалась к нему, чувствуя, как дыхание выравнивается. Всё остальное – шум. Главное, что рядом с ним ей не страшно, ей спокойно.

Когда они выехали, утренний туман уже рассеялся. Небо стало ясным, с редкими перистыми облаками. Эштон вёл машину сам – привычным уверенным движением, чуть наклонившись вперёд. На светофоре он бросил взгляд на Николь.

– Ты сейчас невероятно спокойна. Это настораживает.

– Это кофе, – ответила она. – И видимо, моё смирение перед неизбежным.

– Не перед неизбежным, а перед твоей победой.

– Вот сейчас ты снова звучишь как Instagram-мотиватор, – улыбнулась Николь.

Он наклонился ближе и, не сводя глаз с дороги, сказал:

– Тогда лайкни меня хотя бы взглядом.

Она не выдержала и засмеялась. И вдруг осознала – вот этот момент, когда всё на грани, но ещё до наступления шторма, – он лучше, чем любая победа.

В центре города уже начиналась суета. На парковке у офиса стояло больше машин, чем обычно – готовились к утренней пресс-конференции, где должен был выступать Джонсон. Эштон притормозил у входа.

– Я заеду к себе, проверю пару моментов. Потом приеду к вам – не хочу пропустить шоу, – сказал он, с улыбкой глядя на неё.

– Ты называешь это шоу, – усмехнулась она. – Хотя я боюсь, что это будет ближе к допросу.

– Всё зависит от того, кто задаёт вопросы.

Он наклонился и поцеловал её – не страстно, а как-то почти ободряюще.

– Помни, Николь, у тебя в руках правда. А правда – это вещь, которая не нуждается в дополнительном представлении.

В офисе чувствовалось напряжение.

Николь сидела у своего стола, вглядываясь в экран ноутбука, но цифры на презентации расплывались. За последние сорок восемь часов она мало спала. Каждая клеточка тела просила отдыха, но разум был на взводе.

Она открыла ноутбук, сделала вид, что проверяет документы, а сама следила за происходящим через отражение в мониторе. Джонсон ходил по коридору, держа планшет, словно оружие. Вид у него был напряжённый, губы сжаты. Он явно нервничал. Он явно нервничал.

И впервые Николь ощутила – не страх, не злость, а силу.

Сегодня, наконец, всё станет на свои места. День, когда всё, что они с Дженни и Марком нашли, начнёт обретать смысл. И, возможно, именно сегодня он лишится кресла.

В коридорах царило то особое оживление, которое возникает перед большими мероприятиями. Сотрудники носились с планшетами, на ходу что-то сверяя. В отделе маркетинга было жарко, пахло кофе и нервами.

– Он, похоже, даже не догадывается, – сказала Дженни, подойдя к столу Николь с папкой в руках. – Улыбается, шутит, ведёт себя, как обычно.

– Джонсон привык считать всех идиотами, – устало сказала Николь, отводя взгляд от экрана. – Поэтому и не замечает, когда под ним уже горит пол.

Марк, стоящий у двери, усмехнулся: – Главное, что у нас есть план. И доказательства. Осталось только не выдать себя раньше времени.

Николь кивнула, сжала губы и глубоко вдохнула. В её сумке лежала флешка с дубликатами тех самых файлов – отчёты, переводы, электронные следы транзакций, связи с конкурентами. Она хранила её, как бомбу с таймером, зная, что пока не время этот таймер запускать.

К десяти утра весь этаж гудел. Пресс-служба суетилась в коридоре, проверяя свет и звук. В конференц-зале расставляли стулья, проверяли камеры. Большие экраны выводили логотип холдинга Алекса – «BrandVision»– и рядом, чуть скромнее, логотип филиала, где работала Николь.

Джонсон собирался отчитываться перед прессой о “стратегии интеграции маркетинга с новыми стартапами”. На словах – план развития. На деле – площадка для самолюбования и попытка продвинуть свои идеи, заимствованные у кого угодно, не не придуманные им.

И Николь знала: если он провернёт это сегодня, его афера может закрепиться как “официальная инициатива”, и тогда доказательства уже не помогут.

Она стояла у кофемашины, когда к ней подошёл Алекс.

– Николь, ты готова к презентации? – спросил он спокойным, почти доброжелательным тоном.

Она заставила себя улыбнуться:

– Конечно. Всё подготовлено. Пресса уже на месте.

– Отлично. Эштон тоже подъедет, он хочет присутствовать. Его стартап – один из ключевых примеров интеграции, – сказал Алекс. – Джонсон, как обычно, будет говорить первым.

Николь кивнула, но внутри у неё всё оборвалось. Эштон будет здесь. А значит, ставки ещё высоки.

За двадцать минут до начала Николь вошла в зал. Большие панорамные окна затянуты шторами, воздух пахнет свежей бумагой и дорогим кофе. Вдоль стены – пресса, блогеры, аналитики. В первом ряду – совет директоров холдинга, в центре – Алекс.

Чуть сбоку, возле выхода, она заметила Эштона. Его спокойствие было заразительным – руки в карманах, лёгкая улыбка, взгляд – прямо на неё. Он едва заметно кивнул. Я здесь, – читалось во взгляде.

Это помогло выдохнуть.

Джонсон появился ровно в одиннадцать. В сером костюме, с безупречным галстуком и уверенностью, которой мог бы позавидовать политик. – Доброе утро, коллеги, – произнёс он с улыбкой. – Сегодня я рад представить вам итоги работы нашего отдела и рассказать о новых стратегиях в рамках холдинга «BrandVision».

Он говорил, как всегда, складно, убедительно. Его речь текла гладко – словно масло по стеклу. Он говорил о партнёрстве, инновациях, и, разумеется, о «своей команде». Только вот «его команда» – это были они. Николь, Марк и Дженни.

На экране за его спиной мелькали графики, визуалы, тексты. Николь чувствовала, как внутри всё сжимается – это были её материалы, переделанные и подписанные его именем.

Каждая диаграмма, каждый лозунг – всё до мельчайших деталей.

Эштон, сидящий сбоку, слегка нахмурился. Он знал эти слайды – они были частью PR-кампании его стартапа, которую вела Николь. И он уже понял, что происходит.

Алекс заметил то же самое. Он повернул голову к Николь – короткий, испытующий взгляд. Она поняла без слов: он что-то подозревает, но хочет посмотреть, как это развернётся.

– Итак, – говорил Джонсон, переходя к заключительной части, – благодаря этой стратегии наш филлиал планирует расширить партнёрство с инновационными проектами и привлечь ключевых специалистов, которые помогут укрепить нашу позицию на рынке.

Слово “привлечь” прозвучало слишком жирно. Слишком многозначительно.

Николь поймала на себе взгляд Марка – он стоял у пульта, готовый по её сигналу вывести на экран другую презентацию. Всё зависело от одного жеста.

Она сжала в руках флешку. Сердце билось в горле. Сделать это сейчас – значит выложить всё. Но если она промолчит – Джонсон закрепит свои “достижения” на глазах у совета директоров.

И вдруг что-то изменилось в выражении лица Эштона. Он посмотрел на неё и едва заметно кивнул. Поддержка. Разрешение. Щит.

Николь встала.

– Простите, – её голос прозвучал громче, чем она ожидала, – но мне кажется, есть незначительная поправка.

Джонсон обернулся с недовольством.

– Брукс, мы это обсудим после. Сейчас – не время.

– Думаю, именно сейчас – самое время, – спокойно сказала она и сделала шаг вперёд. – Потому что некоторые данные, которые вы только что представили, принадлежат нашим внутренним проектам. Тем, что не предназначались для внешнего использования.

В зале послышался шёпот. Алекс чуть наклонился вперёд. Эштон – замер, но в глазах мелькнуло уважение.

Джонсон напрягся, но улыбнулся. – Не стоит драматизировать, Николь. Мы все одна сплочённая команда.

– Команда, в которой кто-то ведёт двойную игру, – тихо добавила Дженни, подключая ноутбук к экрану.

На экране сменился слайд – и теперь вместо ярких графиков появились данные транзакций. Переводы с корпоративных счетов на частные. Имена получателей – сотрудники конкурирующей компании «Хейворд Групп».

В зале раздался гул. Николь стояла, не мигая, чувствуя, как внутри всё сжимается.

– Это что за чертовщина? – выкрикнул Джонсон, шагнув к ней. – Откуда у тебя эти данные?!

Марк поднял глаза от ноутбука: – Из системы, к которой у вас был доступ, сэр. Логи подтверждают, что именно с вашего устройства производились переводы.

Он щёлкнул ещё раз, и экран заполнили временные метки. Даты, часы, IP-адреса. Всё безупречно.

– Это абсурд! – голос Джонсона стал резким. – Кто-то пытается меня подставить!

Алекс поднялся. Его лицо оставалось спокойным, но в голосе чувствовался стальной холод. – Джонсон, боюсь, объяснения придётся давать не пресс-службе, а совету директоров.

Эштон тихо сказал, глядя прямо на него: – И, возможно, твоим “партнёрам” из «Хейворд Групп».. Они вряд ли обрадуются, что их контакты теперь лежат в корпоративной сети холдинга.

Николь впервые позволила себе вдохнуть. Это был конец. Тот самый момент, ради которого они всё затеяли.

Через минуту в зале уже был хаос. Журналисты снимали всё на камеры, сотрудники перешёптывались. Джонсон пытался что-то объяснять, но его слова тонули в гуле. Алекс жестом попросил охрану вывести его из зала.

Когда всё закончилось, Николь опустилась в кресло, чувствуя, как тело наконец отпускает.

Эштон подошёл первым. – Ты справилась, – сказал он, наклоняясь ближе. – Я горжусь тобой, Николь.

Она улыбнулась устало, но искренне. – Я просто не могла позволить ему уничтожить то, над чем мы работали.

Алекс подошёл следом и пожал ей руку. – То, что ты сделала, требует смелости. Ты не просто спасла проект, ты спасла репутацию компании ти мою в том числе.

Николь кивнула, чувствуя, как подступает ком в горле. – Я просто сделала то, что должна.

Эштон тихо добавил: – Иногда “должна” – это и есть геройство.

Он взял её за руку. И в этом простом движении было больше, чем в любых словах. Потому что буря действительно закончилась.

Пока.

В коридорах стоял шум – густой, вязкий, как после грозы. Кто-то что-то шептал, кто-то звонил, кто-то молчал, сидя с ошарашенным видом за своим столом. Пять минут назад весь этаж жил в обычном ритме деловой среды. Теперь все знали: Джонсон провалился. Причём с громким, хлёстким эффектом, который ещё долго будут обсуждать за кулисами и в чатах компании.

Николь стояла у окна и смотрела, как дождевые капли стекают по стеклу – хоть дождя не было. Просто стекло отражало хаос внутри неё. Сердце всё ещё билось в груди слишком быстро, а в голове прокручивались отдельные фразы с конференции. "Команда, инновации, привлечение специалистов…" – как мантра, с которой он сам себя загнал в ловушку.

Она всё ещё не до конца осознала, что сделала. Да, это была необходимость, справедливость, но… Разрушать карьеру человека – даже если он сам это заслужил – всё равно больно.

Дверь тихо скрипнула. Эштон вошёл без стука – и как-то естественно, будто его место было рядом с ней. В руках у него два стакана кофе, один из которых он молча протянул Николь.

– Я попросил у ребят из кухни самый крепкий, какой у них был, – сказал он, прислонившись плечом к стене. – После такого тебе точно нужно что-то мощнее, чем просто похвала.

Николь взяла стакан, чуть улыбнулась. – Спасибо… Она отпила глоток, чувствуя, как возвращается тепло. – Я даже не знаю, как себя чувствовать. Наверное… опустошённой.

Эштон кивнул. – Это нормально. Когда падает тот, кто долго казался неприкасаемым – всегда остаётся пустота. Даже если ты знаешь, что он сам заслужил.

Он подошёл ближе, остановился рядом. – Но ты справилась, Николь. Без истерик, без демонстративных обвинений. Ты сделала всё профессионально. Алекс в восторге, если ты не заметила.

Она хмыкнула. – Он просто профессионально держит лицо.

– Не только, – усмехнулся Эштон. – Он сказал, что ты – лучшее, что случилось с их филиалом за последние пять лет. Он сделал паузу, и мягко добавил: – Я с ним полностью согласен.

Николь посмотрела на него – устало, но с теплом. – Ты бы всё равно это сказал.

– Конечно, – ответил он с лёгкой улыбкой. – Потому что я не просто клиент, я человек, который сегодня едва не вскочил со своего места, когда ты решила выступить против Джонсона. Он покачал головой. – У меня сердце в пятки ушло.

– Прости, – тихо сказала Николь. – Я не могла иначе.

– И не должна была, – серьёзно ответил он. – Ты сделала то, на что другие бы не решились.

Они стояли молча, глядя в окно. Из зала доносились голоса – там проходило закрытое совещание совета директоров. Алекс ушёл туда сразу после конференции. Он хотел разобраться с ситуацией официально, без эмоций, но Николь видела, как у него дрожали пальцы, когда он доставал телефон. Предательство Джонсона ударило не только по компании, но и по доверию.

Спустя час Алекс позвал их в свой кабинет. Он стоял у стола, спина прямая, лицо – усталое, но спокойное. На мониторе – уже подготовленный пресс-релиз: «Совет директоров BrandVision объявляет о временном отстранении директора филиала Джонсона Блейка в связи с внутренним расследованием».

– Всё оформлено, – сказал Алекс, оборачиваясь к ним. – Я хотел, чтобы вы узнали первыми. Он кивнул Николь. – Ты поступила правильно. И не только потому, что спасла проект Эштона. Ты спасла этот филиал и мою компанию от распада.

Николь опустила взгляд. – Я просто сделала то, что должна была.

– Не преуменьшай, – спокойно сказал Алекс. – Джонсон собирался переманить нашу команду к конкурентам, а заодно выставить всё как «обмен опытом». Если бы это вышло за пределы холдинга, нам бы пришлось закрыть всё PR направление.

Эштон вставил руки в карманы: – И тогда бы вы все остались без талантливейшей девушки в сфере коммуникаций.

Алекс бросил на него взгляд – смесь дружеской усмешки и немого предупреждения: «Не перегибай».

– Николь, – продолжил он, – сегодня вечером я хочу, чтобы ты пошла домой и просто… выдохнула. Завтра не выходи на работу. Это распоряжение.

Она подняла брови. – ты меня… отстраняешь?

– Я тебя отпускаю, – ответил он. – Отдыхай. Восстанови силы. Мы справимся с прессой без тебя, один день мир подождёт.

Николь хотела возразить, но Эштон мягко сжал её плечо. – Алекс прав. Ты заслужила передышку.

Она выдохнула, поняла, что спорить бесполезно, и только кивнула.

Когда они вышли из офиса, коридоры уже не гудели. Сотрудники расходились по своим местам, но взгляды всё ещё тянулись за ними. Николь впервые ощутила – её теперь боятся. Не как интриганку, а как человека, который способен перевернуть игру.

– Не нравится это ощущение? – спросил Эштон, идя рядом.

– Я не хочу, чтобы меня боялись, – призналась она. – Я просто хотела, чтобы всё было честно.

– В этом и разница, – ответил он. – Одни боятся разоблачения, другие – потерять тебя.

Николь усмехнулась. – Ты становишься опасно поэтичным.

– Это от усталости, – сказал он, но глаза при этом блестели. – Или от того, что рядом со мной женщина, которая разрушила целую коррупционную схему до обеда и всё ещё выглядит так, будто идёт на фотосессию для обложки журнала.

Она рассмеялась, и впервые за день звук этого смеха был живым. – Эштон, если бы я знала, что мой день закончится комплиментом, я бы не дрожала от нервов утром.

Он слегка коснулся её спины – тёплое, уверенное движение. – Пошли. Я обещал, что сегодня ты не будешь думать о работе.

– И что ты предлагаешь?

– Домой. К тебе или ко мне – выбирай. Но ужин я готовлю сам.

– Опасное заявление. Я слышала, ты чуть не сжёг кухню, когда пытался сварить пасту.

– Это клевета. Она всего лишь слегка подгорела, – невозмутимо сказал он, открывая перед ней дверь лифта.

Она улыбнулась. – Тогда, пожалуй, ко мне. Моя кухня переживёт твои эксперименты.

– Справедливо.

Дорога домой прошла в редком для них молчании. Не тягостном – скорее, насыщенном смыслом. Каждый думал о своём, но чувствовал рядом того, кто всё понимает без слов.