скачать книгу бесплатно
Поезд спустился с Радонежской горы и через час уже подъезжал к стенам обители. Государь подоспел вовремя: в монастырских церквях только что ударили к вечерне.
Чернец-привратник, сторожившей дорогу с караульной башни над воротами, издали разглядел государев поезд и опрометью бросился вниз оповестить игумена.
В обители засуетились. Через несколько минут длинная вереница братии с иконами и хоругвями в руках, во главе с игуменом, уже выходила из ворот навстречу великому князю…
Царский поезд остановился. Василий с помощью бояр вышел из саней и подошел под благословение к игумену.
Благословив государя, игумен и старейшие из братии, почтительно поддерживая Василия под руки, повели его в собор прикладываться к мощам преподобного Сергия.
Прямо с пути, не отдыхая, простоял государь всю вечернюю службу. Вместе с ним простояли до конца и оба малолетних сына.
Тихий мир святого места и усердная молитва наполнили умилением душу великого князя.
Созерцание святых мощей преподобного Сергия уничтожило в сердце Василия всякие страхи и сомнения.
Тем же вечером, после службы, беседуя с игуменом и другими старцами, Василий рассказал и о дурной примете… Но рассказал он уже успокоенный, без прежнего страха…
Игумен благословил его на сонь грядущий.
– Спи покойно, государь благочестивый! – произнес старец. – Преподобный и святый Сергий оградит тебя от всяких бед и напастей!..
И Василий спокойно заснул в эту ночь.
Глава IV. Что-то будет?
На полпути между Москвой и Коломной под вечер, накануне Великого поста, по коломенской дороге легкой рысью, почти шагом, подвигалась толпа всадников.
Дорога пошла густым лесом.
Проехав еще с версту, передовой всадник остановился. Он внимательно огляделся кругом, взглянул на небо, порозовевшее от заката, и решительно спрыгнул на землю. Понемногу подъезжал и останавливался и весь отряд.
Передовой, сняв шапку, подошел к двум всадникам, сидевшим на красивых вороных лошадях в богатой сбруе.
– Здеся, государи великие! – произнес он с низким поклоном. – Тут влево тропка сейчас будет…
Те, кого он назвал государями великими, с помощью слуг слезли с лошадей и вслед за проводником по чуть заметной тропке свернули в лес. За ними гуськом, по одному, потянулся весь отряд. Лошадей спешившиеся всадники вели в поводу.
– Стало быть, ночевать в лесу придется, князь! – вполголоса проговорил высокий смуглый мужчина в лисьем кафтане – один из тех, к кому обращался проводник.
Это был знакомый уже нам князь Дмитрий Юрьевич.
Товарищ его, князь Иван, пожал плечами:
– Коли не ждет в сторожке, придется, государь…
Впереди меж деревьев засветлело. Через минуту открылась небольшая лесная поляна. Та же узенькая тропка вела наискось через всю поляну к противоположной опушке. Здесь под деревьями приютилась небольшая сторожка, полузасыпанная снегом. Кругом не виднелось никакого другого жилья, и стояла мертвая тишина.
Проводник подошел к сторожке и отворил низенькую покосившуюся дверь. Оба князя, нагнувшись, вошли вслед за ним. В избенке было темно и холодно.
– Нету его… ночевать будем, – проговорил Дмитрий. – Не уехал, знать, сегодня еще…
Слуги натаскали в избушку сухого валежника, и через несколько минут на земляном полу затрещал небольшой костер. Едкий сизый дым наполнил всю сторожку, выбиваясь клубами в открытую дверь. В таком дыму, казалось бы, нельзя пробыть было и минуты, но оба князя, как и все русские люди, привычные ко всему, спокойно устроились на разостланных для них на полу кошмах.
Оживилась и пустынная лесная прогалина.
В нескольких местах запылали костры, послышался людской говор. С опушки то и дело доносилось ржанье лошадей.
Наступила темная, безлунная ночь. Княжеская челядь, большей частью из небогатых боярских детей, утомленная дневным переходом, стала устраиваться на ночлег вокруг костров, под открытым небом. Понемногу замолкли голоса, вся поляна погрузилась в сон.
Не все, однако, спали в эту минуту. Около ближайшего к сторожке костра, шагах в десяти от двери, сидели четыре человека и тихо разговаривали между собой. Одежда всех четверых была богаче, чем у остальных челядинцев; для них на снегу были постланы кошмы, и по всему было видно, что это ближние княжеские люди. Между ними был и тот, который давеча указывал дорогу князьям на поляну. Он приходился дальним родственником боярину Старкову и вместе с ним приезжал из Москвы к князю Можайскому. Он был из числа тех выборных от боярских детей, о которых говорил боярин Можайскому.
Звали его Иваном Волком, и это прозвище как нельзя более подходило к нему. Лицо у Волка было постоянно угрюмое и нахмуренное, а маленькие косые глаза совершенно по-волчьи злобно смотрели исподлобья.
Двое других, старик и молодой, оба боярские дети, были стремянными князей Дмитрия и Ивана; четвертый – молодой боярский сын по прозванию Бунко, родом рязанец – принадлежал к дворне Можайского. Во время последнего похода против татар Бунко оказал какую-то услугу князю Ивану, и тот обласкал его и наградил поместьем около Козельска…
Бунко и Волк лежали рядом на кошмах и только изредка вступали в разговор, который вели между собой княжеские стремянные.
Старик стремянный, которому все казалось холодно, подбросил несколько веток в огонь.
– Шибко морозит! – проговорил он, протягивая руки к самому огню. – Ровно и на февраль не похоже…
– У тебя все морозит, дядя Степан! – засмеялся молодой. – И летом, чай, в тулупе ходишь…
Старик, не говоря ни слова, подбросил еще ветку.
– Поживешь с мое, парень, сам такой же будешь… – добродушно заметил он. – И куда только тащимся мы, прости господи?
На этот вопрос никто ему не ответил. Старик не унимался.
– Волк, ты-то, чай, знаешь? – обратился он снова к проводнику.
Волк лежал, облокотившись на руку, и пристально смотрел в огонь; пламя костра отражалось в его желтых глазах, и они то и дело вспыхивали и светились совсем по-звериному.
– Дорогу-то, старина, знаешь, по коей шли? – насмешливо спросил он вместо ответа.
Старик немного рассердился.
– И впрямь волк ты, Иван, а не человек! – проговорил он. – Тебя по-божески спрашивают, а ты рычишь да огрызаешься… И где тебя нашел такого боярин твой?
– Родственники мы с ним, меня да его один поп крестил, – лениво отозвался Волк.
Молодой стремянный и Бунко засмеялись. Старик покачал головой:
– Ты говоришь: по какой дороге идем? Знамо – по Коломенской!.. А дорога в Москву ведет – в Москву, что ли, идем, Волк? Что тебе, аль сказать жалко?.. Все дни молчишь, как пень…
– В Москву, старик, в Москву! Это ты верно угадал, – таким же насмешливым тоном ответил Волк.
Старый стремянный что-то заворчал про себя и стал опять поправлять костер.
– Дядя Степан, а дядя Степан! – заговорил вдруг молодой стремянный, красивый парень в щеголеватом зеленом кафтане. – Коли на Москву идем, что ж мы словно тайно по дороге пробираемся?.. Неладно что-то… Оно правда, что у моего князя, Дмитрия Юрьевича, николи не узнаешь, куда едет, коли на коня сел. Кажись, не так что-то…
– Мели-мели, дурья голова! – сурово оборвал его Волк. – Хорошо твой князь делает, что про себя все держит. Вы бы подняли трезвон…
Разговор еще несколько времени продолжался в том же духе. Один только рязанец Бунко не принимал в нем никакого участия и, казалось, совершенно им не интересовался…
Но это только так казалось. На самом же деле неожиданный приезд Шемяки, а потом Старкова с товарищами сильно его занимали. Хитрый и догадливый рязанец всю неделю прислушивался и присматривался к тому, что говорилось и делалось на княжеском дворе. Но дворня Можайского сама ничего не понимала, а Волк, которого одного оставил боярин Старков, уехав в тот же день назад в Москву, был нем как рыба. На все вопросы и подходы он отделывался или молчанием, или бранью.
Бунко видел, что оба князя что-то затевают и что боярин Старков с ними в сговоре, но что именно, он все еще не мог догадаться.
Сегодняшний разговор пролил много света на его догадки.
Оба стремянных уже давно замолчали; заснул, казалось, и Волк.
Не спалось одному Бунко. Он несколько раз вставал, поправлял затухавшей костер, ложился снова на кошму, но заснуть не мог… В голову рязанца нахлынуло столько мыслей, что ему было не до сна.
«Дела! – думал Бунко. – По Коломенской дороге идем… на Москву. А зачем на Москву? Коли с добрым, так не ходят тайком – правду сказал парень. А Волк-то на него как окрысился! Видно, не по сердцу пришлось! Нет, тут доброго мало… Князь-то Дмитрий не из таких. Неужто Василия и впрямь согнать хотят?»
Бунко от такой мысли бросило в жар.
«И нашего князя сманил за собой!.. Видно, и впрямь так!»
И чем больше думал и сопоставлял рязанец все последние события, тем более убеждался в справедливости своего предположения.
«Ну, сгонят они Василия, – думал он дальше, – мой-то князь все ж ни при чем останется. Значит, и нам выгоды от того мало. Князь-то Дмитрий своих небось за собой потащит!.. А что коли упредить великого князя? – мелькнула смелая мысль в голове Бунко. – Упредить и уберечь? То-то наградит небось! Окольничим сделает, в думу посадит, землей без счета наверстает!..»
Мысль гвоздем засела в голове рязанца. Он ворочался с боку на бок, вздыхал, несколько раз приподнимался и смотрел на своих товарищей…
Костер опять стал догорать; один только он и светился еще на поляне, остальные давно уже потухли.
Бунко приподнялся снова, хотел было подбросить в огонь ветку, но вдруг раздумал и швырнул ветку в сторону. Став на колени, рязанец заглянул по очереди в лица всех троих товарищей. Все они крепко спали.
Стараясь не делать шума, Бунко встал, перекрестился, шагнул в ту сторону, где были привязаны лошади, и скрылся в темноте.
Чтобы не разбудить кого из спавших и не поднять тревоги, рязанец стал пробираться по самой опушке поляны, от дерева к дереву. Он успел несколько раз споткнуться, разодрал себе о сучья в кровь лицо и руки, пока наконец добрался до коновязи.
Бунко дрожащими руками стал разматывать повод первой лошади, которую нащупал в темноте.
– Помоги, Господи! – прошептал он и взялся рукой за челку, чтобы вспрыгнуть на лошадь.
Бунко, однако, не успел этого сделать. Чья-то тяжелая рука схватила его за горло и повалила на землю.
– Ты куда, пес?! – раздался над ним в темноте тихий злобный шепот. – Бежать, упредить хочешь?
Рязанец узнал голос Волка и понял, что все пропало.
– Пусти, ошалел ты, что ли?! – задыхаясь, прохрипел он. – Лошадей смотрел я…
Волк отнял свою руку и злобно засмеялся.
– Лошадей, говоришь, смотрел? Ну ин ладно… Ступай-ка на свое место, а я здесь покараулю…
Разанец с трудом поднялся с земли и молча поплелся на слабый огонек потухавшего костра. Теперь ему нечего было опасаться, и он шел напрямик, толкая и будя на ходу спящую челядь.
Бунко добрался до костра и, ругаясь про себя, снова улегся на кошму.
Через минуту вернулся и Волк. Он искоса взглянул на рязанца и усмехнулся:
– Ты, брат, не ходи уж боле… Не ровен час – рука у меня тяжелая… А о лошадях не тревожь себя: не украдут…
Бунко притворился спящим и ни слова не ответил Волку.
Тот усмехнулся еще раз и улегся с ним рядом. Каждый раз, когда вспыхивал догоравший костер, Бунко видел, как блестели глаза соседа.
«Не уйти от него! Всю ночь караулить будет!» – с досадой думал рязанец.
Словно в подтверждение его мыслей Волк вдруг поднялся и подбросил на уголья целую охапку сучьев. Потухавший костер задымил и через минуту разгорелся ярким пламенем.
– Слушай, ты! – произнес Волк, остановившись над Бунко и пренебрежительно толкая его носком сапога. – Не знаю, что у тебя на уме… а глядеть за тобой буду в оба – смотри не промахнись вдругорядь!
Бунко промолчал и на это.
На другой день оба князя, по привычке, проснулись рано. Узнав первым делом от челяди, что за ночь не было гонцов, князь Дмитрий нахмурился и сердито заходил взад и вперед по сторожке.
– Видно, не выехал еще Василий-то… Вот и нет вестей, – говорил ему в ответ Можайский, в глубине души сильно сомневавшийся в Старкове. – Не подвел бы нас под топор приятель-то твой, государь!
– Этого, князь, бояться нечего – не расчет ему! – уверенно возразил Дмитрий.
За верность Старкова по отношению к себе Шемяка действительно мог ручаться: их дружбу скрепляли обоюдные выгоды.
И Дмитрий не ошибся.
Часа в три на поляне показался на усталом коне вершник. На все вопросы челяди он отвечал одним требованием – немедленно провести его к князьям.
Челядинцы провели вершника в сторожку и, поклонившись, вышли.
– От боярина ты? От Старкова? – нетерпеливо спросил гонца Шемяка.
Гонец поклонился вторично князьям и тихо, почти шепотом заговорил:
– От него, от боярина Старкова, государь великий. А велел сказать боярин: Василий, дескать, уехал нынче, в седьмом часу утра, в обитель… Так ты бы, государь, поспешил и к ночи под Москвой был. У рязанских рогаток свои будут люди, тож и у Константиновских ворот. А у ворот, государь великий, спросят: кто, дескать? Так ты бы, государь, приказал людям своим сказать: «Государь, мол, и князь великий к себе жалует!» – Гонец замолк.
Дмитрий взволнованно прошелся по избушке. Князь Иван сидел грустный и сумрачный: очень уж не по душе ему было все это дело.
Через несколько минут по выходе гонца из сторожки вышел и князь Дмитрий – под предлогом, что ему надо чем-то распорядиться.
Шемяка обошел всех людей и велел им быть наготове. Проходя мимо гонца, он сделал ему незаметно от других знак рукой.
– Не велел тебе боярин еще о чем сказать мне? – спросил тихо Дмитрий, когда вершник, понявший его знак, подошел к нему под каким-то предлогом.
