banner banner banner
Древняя Русь и Великая степь
Древняя Русь и Великая степь
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Древняя Русь и Великая степь

скачать книгу бесплатно

Древняя Русь и Великая степь
Лев Николаевич Гумилев

Книга выдающегося русского этнографа Льва Николаевича Гумилева посвящена одной из самых сложных и запутанных проблем отечественной истории – вопросу взаимоотношений Древней Руси и кочевников Великой степи на протяжении всего Средневековья. Увлекательная и эмоциональная, написанная безупречным языком, эта работа стала блестящей попыткой реконструкции подробной и целостной картины истории Евразии в XI–XIV веках.

Лев Гумилев

Древняя Русь и Великая степь

Оправдание книги

Еще на первом курсе истфака автору пришла в голову мысль заполнить лакуну во Всемирной истории, написав историю народов, живших между культурными регионами: Западной Европой, Левантом (Ближним Востоком) и Китаем (Дальним Востоком). Задача оказалась сверхсложной; ее нельзя было решить без помощи географии, потому что границы регионов за исторический период неоднократно передвигались, этническое наполнение Великой степи и сопредельных с нею стран часто менялось как вследствие процессов этногенеза, так и из-за постоянных миграций этносов и вытеснения одних мировоззрений другими. Не оставалась стабильной и физико-географическая обстановка. На месте лесов возникали степи и пустыни как из-за климатических колебаний, так и из-за хищнического воздействия человека на природную среду. Вследствие этого людям приходилось менять системы хозяйственной деятельности, что, в свою очередь, влияло на характер социальных взаимоотношений и культур. Да и культурные связи привносили в мироощущение населения Евразийского континента разнообразие, в каждую эпоху – специфическое.

Все эти компоненты исторического процесса так тесно связаны между собой, что опустить какой-либо из них невозможно, но если добавить к ним уточнения хронологические, генеалогические, социологические и т. п., то получится, что книга окажется собранием разнообразных сведений и, сообщая читателю «что и кто?», не будет содержать ответа на вопросы: «как?», «почему?» и «что к чему?», ради которых предпринято ее начертание. Очевидно, для решения задачи надо применить подходящие приемы исследования.

Для описания событий, происходящих в Восточной Евразии, была применена методика подачи по трем уровням. Самые мелкие детали, необходимые для уточнения хода событий, были описаны в статье традиционными приемами исторического исследования. Этих статей – исторических, географических и археологических – пришлось написать более ста.

Второй уровень – обобщение – дал жизнь специальным монографиям (Хунну. М., 1960; Хунны в Китае. М., 1974; Древние тюрки. М., 1967; Поиски вымышленного царства. М., 1970; Открытие Хазарии. М., 1966). Все они были выполнены также традиционными приемами, за одним исключением – они были написаны не академическим языком, а «забавным русским слогом», что повысило усвояемость текста и расширило круг читателей.

Однако главная цель достигнута не была, ибо был оставлен без ответа вопрос: где «начала и концы», т. е. границы, историко-географических феноменов? Поэтому пришлось специально разобрать теорию происхождения и исчезновения этносов на фоне изменяющейся природной среды.[1 - Гумилев Л. Н. Этногенез и биосфера Земли. Л., 1989.] Только после этого появилась возможность перейти от описания истории к пониманию ее как ряда закономерных процессов биосферы и социосферы. Но поскольку биосфера, как и вся поверхность Земли, мозаична, то столкновения этногенезов друг с другом неизбежны. Тогда явилась необходимость в еще одной книге, а именно в этой самой, ныне предлагаемой читателю. Но стоит ли задача такого труда, который необходим для ее решения? Стоит, и вот почему.

В истории человечества не все эпохи освещены равно. Там, где процессы социогенеза, этногенеза и ноогенеза (развития культуры) протекали без нарушений со стороны враждебных соседей, историкам было легко. При столкновениях этносов или государств трагические последствия просто фиксировались и одна из сторон объявлялась виновной в бедствиях другой. Но там, где вся канва истории проходила в зоне антагонистического контакта, уловить закономерность очень трудно; поэтому эти разделы истории остались либо ненаписанными, либо написанными крайне бегло и поверхностно. А жаль, ибо именно эти эпохи имели важное значение не только для их участников, но и для всемирной истории.

К числу таковых относится период IX–XII вв. в Юго-Восточной Европе. Здесь происходили контакты славян с русами, кочевников с оседлыми, христиан с язычниками, хазар с евреями. Все было перемешано и перепутано до тех пор, пока Владимир Мономах не внес вооруженной рукой ясность, после чего стало наконец понятно, где свои, а где чужие.

И тут постоянно возникает обывательский вопрос: а зачем изучать процессы, которыми мы не можем управлять? Есть ли в этом практический смысл, оправдывающий затраты труда и материальные потери? Ответим примерами! Управлять землетрясениями или путями циклонов люди не умеют, но сейсмография и метеорология помогают спастись от стихийных бедствий и, наоборот, использовать благоприятные условия с наибольшим эффектом. Ведь не все равно при цунами, предотвратить которого мы не можем, уйти на ближнюю гору или дать океанской волне смыть себя на дно. Ради собственного спасения необходимо изучать вулканическую деятельность, такую же стихийную, как этногенез.

Постановка проблемы

Тезис

Принцип этногенеза – угасание импульса вследствие энтропии,[2 - Гумилев Л. Н. Этногенез и биосфера Земли. Л., 1989.] или, что то же, утрата пассионарности системы из-за сопротивления окружающей среды, этнической и природной, – не исчерпывает разнообразия историко-географических коллизий. Конечно, если этносы, а тем более их усложненные конструкции – суперэтносы живут в своих экологических нишах – вмещающих ландшафтах, то кривая этногенеза отражает их развитие достаточно полно. Но если происходят крупные миграции, сопряженные с социальными, экономическими, политическими и идеологическими феноменами, да еще при различном пассионарном напряжении этносов, участвующих в событиях, то возникает особая проблема – обрыв или смещение прямых (ортогенных) направлений этногенезов, что всегда чревато неожиданностями, как правило неприятными, а иногда трагичными.

Если при таких коллизиях этнос не исчезает, то процесс восстанавливается, но экзогенное воздействие всегда оставляет на теле этноса рубцы и память об утратах, часто невосполнимых. Суперэтнические контакты порождают нарушения закономерности. Их следует всегда учитывать как зигзаги, само наличие коих является необходимой составной частью этногенеза, ибо никто не живет одиноко, а отношения между соседями бывают разнообразными.

При взаимодействии двух систем задача легко решается противопоставлением «мы – наши враги», но при трех и более получить решение трудно. А именно три этнокультурные традиции столкнулись в Восточной Европе в IX–XI вв., и только в XII в. зигзаг истории был преодолен, после чего начался культурный расцвет при пассионарном спаде, т. е. инерционная фаза этногенеза. Это уникальный вариант этнической истории, и тем-то он представляет интерес в ряде аспектов, о которых речь пойдет ниже.

Эволюционная теория Дарвина и Ламарка была предложена для объяснения видообразования, а этногенез – процесс внутривидовой и специфичный. Уже потому применение принципов эволюции к этническим феноменам неправомерно.

Этнические процессы дискретны (прерывисты), а исключения из этого правила – персистенты (твердые, устойчивые) – не продлевают свою жизнь, а останавливают ее, как Фауст остановил мгновение; но ведь тут-то его и зацапал Мефистофель! Значит, для динамичного этноса такое решение проблемы бессмертия противопоказано.

Для реликтового этноса-персистента возможны, кроме полной изоляции, три пути: 1) ждать, пока истребят соседи (элиминация); 2) включиться в живущий суперэтнос во время смены фаз и укрепиться в нем (инкорпорация); 3) рассыпаться розно (дисперсия). Все три варианта можно проследить всего за один век – XII. Этот век как бы антракт между надломом мира ислама, реанимацией Византии и детским буйством «христианской» Европы, пышно названным «крестовыми походами». Здесь легко проследить вариации соотношения Руси и Степи. Этим занимались самые замечательные историки XVIII–XIX вв., вследствие чего следует ознакомиться с их представлениями, но, конечно, под углом зрения этнологии, ибо эта новая наука уже показала, на что она способна. А основной тезис этнологии диалектичен: новый этнос, молодой и творческий, возникает внезапно, ломая обветшалую культуру и обездушенный, т. е. утративший способность к творчеству, быт старых этносов, будь то реликты или просто обскуранты; в грозе и буре он утверждает свое право на место под солнцем, в крови и муках он находит свой идеал красоты и мудрости, а потом, старея, он собирает остатки древностей, им же некогда разрушенных. Это называется возрождением, хотя правильнее сказать «вырождение». И если новый толчок не встряхнет дряхлые этносы, то им грозит превращение в реликты. Но толчки повторяются, хотя и беспорядочно, и человечество существует в своем разнообразии. Об этом и пойдет наша беседа с читателем.

И автору, и, вероятно, читателю интересна история Древней Руси, которая, по мнению летописца, возникла как определенная целостность только в середине IX в.[3 - Первая дата – 859 г.; Повесть временных лет (далее: ПВЛ). М.; Л., 1950.] А что было до этого? Кто окружал эту новорожденную этническую систему? Кто был ей другом, а кто врагом? Почему об этом негде прочесть, хотя источники повествуют о хазарах и варягах и даже о западных славянах, тюрках и монголах? В книгах есть простое перечисление событий, в том числе недостоверных. Они сведены в синхронистическую таблицу, предлагаемую ниже, но связи между этими событиями потребовали дополнительного критического анализа и выбора точки отсчета.

Наиболее выгодным пунктом для широкого обозрения оказались низовья Волги, а проблема свелась к вопросу: почему Киевская Русь, испытавшая бесчисленные беды, не погибла, а победила, оставив потомкам роскошное искусство и блестящую литературу? Для того чтобы найти ответ, стоит постараться. Но не надо забывать, что в большую цель легче попасть, чем в маленькую. Поэтому рассмотрим наш сюжет на фоне обширного региона между Западной Европой и Китаем, ибо только такой подход поможет нам справиться с поставленной задачей.

Хазария и Ойкумена до 800 г

Начнем с краткого напоминания об исходной ситуации, на фоне которой начался изучаемый процесс. Самое легкое для восприятия – это обзор ойкумены на уровне суперэтносов с учетом возрастных фаз ненарушенных этногенезов.[4 - Подробнее см.: Гумилев Л. Н. Этногенез и биосфера Земли. Л., 1989.] За исключением многочисленных реликтов, в том числе самих хазар, наиболее старыми были кочевники Великой степи, потомки хуннов и сарматов, этнические системы коих сложились в III в. до н. э. В 800 г. они имели три каганата: Уйгурский – на востоке Степи, Аварский – на западе и Хазарский – на Волге и Северном Кавказе. Только в этом последнем правила тюркютская династия Ашина, прочие уже вступили в фазу обскурации, заменяя оригинальную степную культуру заимствованными мировоззрениями, и оба каганата, несмотря на внешний блеск, находились на пороге гибели.

Пассионарный толчок I в. к середине II в. породил Византию, Великое переселение народов и Славянское единство. Эти три феномена находились в IX в. на рубеже фазы надлома и инерционной фазы этногенеза. Византии предстоял расцвет культуры, славянству – расширение ареала, а Франкской империи, созданной Карлом Великим в 800 г., угрожала неотвратимая судьба – в недрах ее, как в соседних Скандинавии и Астурии, шел инкубационный период нового пассионарного взрыва, в следующих IX–X вв. разорвавшего железный обруч Каролингской империи и зачавшего феодально-папистскую Европу, гордо назвавшую себя, и только себя, «христианским миром».

Наиболее активными были суперэтносы, возникшие около 500 г. в полосе, тянувшейся от Аравии до Японии: мусульманский халифат, от которого уже оторвалась мусульманская Испания, раджпутская Индия, Тибет, превратившийся из маленького племени ботов в претендента на гегемонию в Центральной Азии, империя Тан, уже надломленная внешними неудачами и внутренними потрясениями, и Япония, внезапно вступившая на путь реформ, что принесло ей много горя.

Эти суперэтносы находились в акматической фазе этногенеза. Пассионарность разрывала их на куски, ломала культурные традиции, мешала установлению порядка и в конце концов, прорвав оковы социальной и политической структуры, растеклась по сектантским движениям, губительным, как степные пожары. Но это была пока перспектива, а в 800 г. халифат Аббасидов, Тибетское царство и империя Тан стояли столь крепко, что казались современникам вечными. Обычная аберрация близости, характерная для обывательского восприятия мира, – современное считается постоянным.

Но, несмотря на разнообразие возрастов, вмещающих ландшафтов, культурных типов и при вариабельности политических форм феодализма, между всеми перечисленными этносами, да и реликтами, было нечто общее: все они появились вследствие взрывов пассионарности в определенных географических регионах, к которым были уже приспособлены их предки – этнические субстраты. Следовательно, миграции их носили характер расселения в сходных ландшафтных условиях, привычных и пригодных для ведения хозяйства традиционными приемами. Исключение составляли некоторые германские этносы: готы, вандалы, руги, лангобарды. Так они и погибли как этнические системы, а их потомки слились с аборигенами Испании, Италии и Прованса. Этносы франков и англосаксов расширялись в привычном ландшафте… и уцелели.

Благодаря этой географической закономерности в I тысячелетии н. э. почти незаметна роль этнических химер, которые если и возникали в пограничных районах, например в IV–V вв. в Китае,[5 - См.: Гумилев Л. Н. Хунны в Китае.] то были неустойчивы и недолговечны. Но и тут было исключение из правил: этнос, освоивший антропогенный ландшафт вместе с его аборигенами, стал независим от природных ландшафтов и получил широкую возможность распространения. Для этого этноса ареалом стала вся ойкумена, а контакты его с местными жителями стали не симбиотичными, а химерными. Посмотрим (оставаясь в пределах окрестностей Каспийского моря), как возникали такие системы и к чему это привело аборигенов и мигрантов. Этого будет для решения поставленной задачи необходимо и достаточно.

Однако история культуры на территории Восточной Европы в I тысячелетии изучена весьма неполно. Следы ее исчезли, но это повод, чтобы поставить проблему так: культурный ареал всегда имеет центр, как бы столицу, которой принадлежит гегемония. Древняя Русь перехватила гегемонию у Хазарского каганата в X в. Следовательно, до X в. гегемония принадлежала хазарам, а истории Древней Руси предшествовала история Хазарии. Но история Хазарии имела две стороны: местную и глобальную, принесенную с Ближнего Востока еврейскими эмигрантами. Без учета фактора международной торговли история не только Хазарии, но и всего мира непонятна.

Поскольку выводы, к которым мы пришли, весьма отличаются от традиционных, основанных на летописной версии, необходимо объяснить читателю, почему у автора появилось право на недоверие к источникам. А чем отличается этническая история от истории социально-политической и культурно-идеологической, будет ясно из текста и характера изложения.

Что искать и как искать?

Поставленная нами задача одновременно и перспективна, и крайне сложна. С одной стороны, в Юго-Восточной Европе переплелись воздействия многих суперэтносов: евразийских тюрок – наследников эпохи Великого каганата,[6 - См.: Гумилев Л. Н. Древние тюрки.] Византии, мусульманского мира эпохи халифата и «христианского мира», только что сложившегося в суперэтническую целостность. Не меньшее значение имели реликты Великого переселения народов Азии – неукротимые угры, воинственные куманы (ветвь динлинов). Но на первом месте стояла Древняя Русь, сомкнувшая свои границы с Великой степью. Уловить и описать характер взаимоотношений этих этнических групп на одной территории и в одну эпоху – значит решить проблему этнического контакта путем эмпирического обобщения.

Но, с другой стороны, история хазар писалась неоднократно и осталась непонятной из-за разнообразия многоязычных источников, свести которые в непротиворечивую версию крайне сложно. То же самое можно сказать об археологических находках, в том числе сделанных автором. Без дополнительных данных они проблему не проясняют.

И, наконец, по поводу значения этнических контактов для истории культуры общего мнения нет. Одни считают, что любой контакт и метисация – благо, другие утверждают, что это гибель, третьи полагают, что смешение народов вообще не имеет значения для их судьбы. Но, самое главное, никто не привел достаточно веских аргументов в свою пользу и опровержений иных точек зрения.

Мы придерживаемся четвертого мнения: смеси чего угодно – газов, вин, людей… – не могут быть подобны первичным ингредиентам, но последствия смешений этносов всегда разнообразны, ибо зависят от ряда обстоятельств: 1. Характера взаимодействия того и другого этноса с окружающей географической средой, ибо от этого зависят способы ведения хозяйства, которые вызывают либо симбиоз, либо соперничество. 2. Соотношения фаз этногенеза обоих компонентов. Фазы могут совпасть или нет, а в последнем случае более пассионарный этнос давит на соседа независимо от личного желания отдельных его представителей, даже вопреки их воле. 3. Комплиментарности, проявляющейся при совмещении культурно-психологических доминант, которая может быть позитивной или негативной. Знак комплиментарности проявляется в безотчетной симпатии или антипатии на популяционном уровне. 4. Перспективности контакта, ибо он может вести либо к ассимиляции одного этноса другим, либо к элиминации, а проще – истреблению одного этноса другим, либо к слиянию двух этносов в единый третий – это и есть рождение этноса.

Короче говоря, решение поставленной проблемы требует привлечения не только географии, но и истории, т. е. описания событий в их связи и последовательности на том уровне, который в данном случае является оптимальным. И найти этот уровень необходимо.

Необходимо и достаточно

Говорят, и это верно, что в одной книге нельзя написать всего, что знаешь. Да это и не нужно читателю, который не собирается перещеголять автора эрудицией, но желает получить представление о предмете исследования.

Значит, автор должен чем-то пожертвовать, а самое целесообразное – не писать того, «что все равно напишут немцы» (как говаривал Н. В. Тимофеев-Ресовский), т. е. библиографию и историю вопроса. Действительно, библиография по хазарам, составленная Славянским отделом Нью-Йоркской публичной библиотеки, опубликована в «Bulletin of the New York Public library». 42 (N.Y., 1938. P. 695–710), а вслед за тем в книге Моравчика (Moravcsik G. Byzantinoturcica. I. Berlin, 1958), не считая ряда других изданий.[7 - См.: Артамонов М. И. История хазар. С. 7.] Ну зачем повторять прекрасно проделанную работу? А что нужно?

Считается, что на возникший у читателя вопрос должен быть ответ в источниках и исследованиях. Но его там нет! Ответ содержится не в самих сочинениях, а где-то между ними, и решение вытекает из широких сопоставлений фактов и явлений. Следовательно, та история, которая нам нужна, может быть написана не по источникам, а по фактам, отслоенным от источников. Это возможно потому, что таких фактов скопилось достаточно. Казалось бы, задача проста. Политическая история Хазарии коротка – 650–965 гг., территориально ограничена, связи с соседями прослеживаются четко. Литература вопроса необъятна, но, к счастью для нас, это потеряло значение после появления сводной работы М. И. Артамонова «История хазар». Эта книга содержит почти весь нужный нам материал по политической истории Хазарского каганата, но слабо освещает хазарскую палеогеографию и палеоэтнографию, а также оставляет нерешенным ряд проблем, что лишь отчасти восполнено нами при редактуре этой книги, в подстрочных примечаниях и последующих публикациях.

Книга М. И. Артамонова – это история событий, проливающая на проблему яркий и чистый белый свет. Но известно, что, преломляясь в фокусе линзы, этот свет распадается на разноцветный спектр, а это-то и нужно для анализа явления. Красный луч социального прогрессивного развития, желтый свет с оранжевым золотистым оттенком – культурная традиция, сине-зеленые тона – воздействие климатических изменений вечно колеблющегося воздушного океана и белесый ультрафиолет пассионарного напряжения, невидимый, но обжигающий кожу, – все это разнообразие доступно лишь современному ученому, совмещающему естествознание с историей и социологией.

История событий для этнолога – необходимый трамплин, исходный пункт изучения. Эта история ставит вопрос «как?», но не «почему?» и «а не могло ли быть иначе?». А ведь именно эти вопросы волнуют читателей XX в. Поэтому дальнейшее развитие идей и тем М. И. Артамонова не снижает значения его труда, а, наоборот, дает его вкладу в науку новую жизнь.

В 1959–1963 гг. в дельте Волги были обнаружены хазарские погребения и могилы соседей хазар.[8 - GumilevL.N. New Data on the Khazars // Acta Archaeologica Academiae Scientiarum Hungaricae. 19. Budapest, 1967. P. 61–103 (литература на рус. яз. – в сносках).] Тогда же удалось установить характер климатических колебаний в степной зоне Евразии и даты трансгрессий Каспийского моря, весьма сильно повлиявших на судьбу волжских хазар.[9 - GymilevL.N. Les fluctuations du niveau de la mer Caspienne // Cahier du monde russe et sovietique. Vol. VI. № 3. Paris – Sorbonne, 1965. P. 331–336 (литература на рус. яз. – в сносках).] Физическая география внесла свой вклад в историю. Но всего этого оказалось мало для связного объяснения величия и падения Хазарии. Потребовалось привлечение этнологической методики и нескольких дополнительных исследований, чтобы кратко и четко, с минимальным числом деталей истолковать этническую историю Хазарии и сопредельных стран.

Границы бывают пространственные, временные и каузальные, т. е. причинные. Поскольку в трактате «Этногенез и биосфера Земли» было показано, что этническая история не беспорядочный набор сведений, «без начала и конца» (А. Блок), и не просто «дней минувших анекдоты» (А. Пушкин), а строгие цепочки причинно-следственных связей, с началом и концом, переплетенные между собой, то, чтобы попасть в цель, надо учитывать прошлое процесса, его окружение в изучаемый период и общую панораму после пятого акта трагедии. Да, именно трагедии, ибо каждый «конец» – это гибель того, чему было посвящено историческое повествование.

Поэтому автор просит читателя ознакомиться с историей Нижнего Поволжья[10 - См.: Гумилев Л. Н. Этногенез и биосфера Земли. Вып. IV. Тысячелетие вокруг Каспия. М.: ВИНИТИ, 1987.] и добавляет к этому здесь предваряющий экскурс об этносе, внедрившемся в просторы Великой степи, благодаря чему и возник зигзаг истории, которого могло бы и не быть, если бы события на Ближнем Востоке в I тысячелетии н. э. происходили хоть чуть-чуть иначе.

Среди историков бытует убеждение, что все, что произошло, не могло не произойти, сколь бы незначительным ни было событие по масштабу. Это мнение нигде не доказано, по сути дела предвзято, а потому не обязательно ни для читателя, ни для мыслителя. Конечно, законы природы и социального развития не могут быть изменены произвольно, но поступки отдельных персон не предусмотрены мировым порядком, даже если они влекут за собой существенные последствия. Другое дело, что они взаимно компенсируются в процессах глобальных, региональных и эпохальных, но образуемые этими поступками зигзаги дают ту степень приближения, которая необходима для уточнения описываемого явления. Вот почему учет подробностей для этнической истории не помеха, хотя и не самоцель.

Способ исследования

Этнологическое исследование в отличие от исторического, базирующегося на источниках, основано на сумме достоверных фактов, почерпнутых из монографий, где источники прошли проверку путем исторической критики. Но если привлечен новый материал, или старый требует пересмотра, или учтены малоизвестные сведения из смежных областей, связанных с нашим сюжетом, исследования проведены традиционной методикой и отражены в сносках.

Несоблюдение этого условия сделало нашу работу трудной для чтения из-за перегрузки мелочами, которые отвлекают внимание читателя, но не дают ничего существенно нового и важного.

Значительную часть книги М. И. Артамонова составляет пересказ источников с большим количеством подробностей, повторять которые нет смысла. И, наоборот, там нет анализа международных политических и культурных связей, а также фона этнической истории, на котором протекала хазарская трагедия, унесшая великий этнос в небытие. А именно последнее представляет интерес для современного читателя.

По нашему мнению, разделяемому отнюдь не всеми, задача науки не столько в том, чтобы констатировать известные факты, но еще и в том, чтобы путем анализа и синтеза установить факты неизвестные и в источниках не упомянутые. Одним из наиболее эффективных способов исторического синтеза является применение системного подхода.

Представим себе автора литературного произведения или нарративного источника и того читателя, которому автор адресует свой труд как простую систему односторонней информации. Иными словами, автор убеждает читателя в том, чего тот не знает или чему не верит, но может узнать или поверить при достаточно талантливом рассказе. Проходят годы, а иногда века. Автор и читатель умерли, но произведение осталось. Значит, сохранилась его направленность, благодаря чему мы можем сообразить, что читатель – современник, который держался иных взглядов, нежели автор, был либо переубежден и зачарован его талантом, либо остался при своем мнении. В любом случае это незаписанное мнение читателя восстанавливается с известной степенью точности. Последняя может быть повышена, если нам известны историческая обстановка и события, актуальные для изучаемой эпохи.

Так начнем с известного, с глобального окружения, чтобы восполнить неясное и понять, почему роль гегемона в Восточной Европе перешла от Хазарии к Древней христианской Руси.

Но знает ли эти события читатель? И обязан ли он знать их в том плане и в тех ракурсах, которые нужны для решения поставленной задачи? И, наконец, может ли он, даже будучи эрудитом, угадать, что имеет в виду автор, только упоминающий, а не описывающий какой-либо факт из истории раннего Средневековья? Разумеется, нет! И поэтому автор обязан изложить свое понимание процессов, что легче всего сделать, пользуясь испытанным способом наглядного хронологического повествования.

И даже если найдется привередливый читатель, который будет недоволен тем, что ему встретятся в тексте места знакомые, упоминавшиеся в других, куда более монументальных работах, то пусть он рассматривает их как информационный архив, заменяющий множество отсылочных сносок и громоздкую библиографию. Ведь наше сочинение не справочник, а книга для чтения, и назначение ее в том, чтобы принести читателю радость познавания.

Без чего надо обойтись

Каждый историк начинает с того, что стремится к широкому обобщению своей темы. Он как бы хочет написать картину на широком полотне, но часто вынужден ограничиться серией этюдов. Однако некоторым благоприятствует судьба: вместо альбома этюдов, т. е. частных исследований по узким сюжетам, появляется картина. Как правило, такие «картины» имеют дефекты, из-за которых возникает недоверие к предлагаемым трактовкам. Но игнорировать такие попытки нельзя: это академически некорректно.

История хазарской проблемы до 1962 г. изложена у М. И. Артамонова.[11 - См.: Артамонов М. И. История хазар. С. 7–40.] и, согласно принятому здесь принципу – не повторяться, рассматриваться нами не будет. Но за последние 20 лет на Западе появились концепции, облеченные в форму монографий, касающиеся нашей темы и оригинальные настолько, что их надо либо принимать полностью, либо объяснить причины недоверия к ним. И хотя последнее будет ясно из текста нашей книги, а упомянутые монографии в ней цитироваться не будут, не написать об их существовании и значении просто невежливо по отношению к их авторам. Наиболее парадоксальным является взгляд Артура Кестлера[12 - Koestler Arthur. Thirteenth Tribe – The Khazar Empire and its Heritage. London, 1976.]

Он полагает, что с VII по XII в. от Черного моря до Урала и от Кавказа до сближения Дона с Волгой распространилась полукочевая империя, в которой обитали хазары – народ тюркского происхождения (?). Занимая жизненно важный стратегический проход (откуда и куда?) между Черным и Каспийским морями, они играли важную роль в кровавых событиях в Восточно-Римской империи. Они были буфером между грабителями-степняками и Византией (?). Они отбили арабов и тем предотвратили завоевание исламом Восточной Европы. Они пытались сдержать вторжение викингов в Южную Русь, к византийским границам (но в Византию викинги попадали по Средиземному морю. – Л.Г.).

Где-то около 740 г. (дата неверна) царский двор и правящий военный класс обратились в иудаизм. О мотивах этого необычайного события ничего не известно. Вероятно, это давало определенное преимущество для маневрирования между соперничавшими христианским и мусульманским «мирами».

К X в. появился новый враг – викинги, скоро ставшие известными как русы (устарелое и неверное отождествление: русы известны с IV в.). Хазарский бастион Саркел был разрушен в 965 г. Центральная Хазария осталась нетронутой, однако государство хазар пришло в упадок.

Основной тезис книги, ради которого она написана, таков: поток еврейской миграции в Европу шел не через Средиземноморье, как раньше считалось (и как оно и было), а из Закавказья через Польшу и Центральную Европу. Поэтому обитатели Восточной Европы – потомки евреев – тринадцатое колено Израилево. Почему эта точка зрения неприемлема, будет видно из дальнейшего.

Выбранный нами угол зрения – рассмотрение ранней истории Древней Руси как последовательности русско-хазарских связей – позволяет избежать полемики по мелким вопросам. В 50–60-х годах в Америке опубликованы два исследования по предыстории Руси.[13 - Vernadsky G. The Origins of Russia. Oxford, 1959; Ляшевский С. История христианства в земле Русской с I в. по XI в. и очерки по предыстории России. New York; Brooklin, 1967.] Выполнены они на русских материалах, тех самых, которые нам доступны. Оба содержат много мелких неточностей, главным образом из-за некритического восприятия теории существования третьего центра Руси – Азово-Черноморского, население которого произошло от сарматов (роксаланов). Эта концепция, родившись в России, ныне не разделяется подавляющим большинством ученых, в числе коих находится автор. Но оспаривать эту версию можно либо путем скрупулезной проверки деталей источников, либо путем противопоставления собственной версии, в которой эти детали получают истолкование без гипотез и натяжек. Второй путь лучше, ибо римляне называли скрупулюсом камешек, попадавший в сандалии и коловший пятку. Его надо было просто вытрясти, а не изучать. Кроме того, наши академические требования выше, чем в США, в том смысле, что у нас заведомо неверные даты не публикуются, а собственные гипотезы оговариваются как необязательные для читателя. Г. В. Вернадский при составлении хронологической таблицы по древней истории Руси снабдил сомнительные даты звездочками, и стало ясно, что все достоверные факты известны и нам.[14 - Vernadsky G. Ancient Russia. New Haven, 1952.] Но С. Ляшевский для подкрепления своих гипотез привлек данные «Влесовой летописи»,[15 - См.: Лесной С. Влесова книга. Виннипег, 1966.] хотя она издана не полностью и не прошла проверки исторической критикой. Напрасно он это сделал, потому что ссылаться на его исследование стало опасно: а вдруг князь Святояр или происхождение Рюрика от дочери Гостомысла Умилы – вымысел, домысел или нечеткое чтение текста? Ведь одна такая оплошность может повлиять на выводы и тем самым скомпрометировать всю работу. Да и нужны ли для истории такие уточнения? Сам С. Ляшевский пишет: «…ничего выдающегося в этой летописи нет, что резко изменило бы наши знания о прошлом».[16 - Ляшевский С. Указ. соч. С. 169.] Поэтому эти работы как пособие нами не использованы, хотя точки зрения авторов во внимание приняты.

Иной характер носит книга Сергея Лесного (С. Парамонова). Она удивляет читателя. Из пяти основных тезисов автора советский читатель воспринимает четыре как нечто общепризнанное,[17 - См.: Лесной Сергей. Русь, откуда ты? Виннипег, 1964. С. 6–10. Автор считает, что 1) скандинавы не играли роли в образовании Русского государства; 2) русь как племя создалось в начале новой эры и всегда было славянским; 3) славяне – автохтоны Центральной Европы; 4) у древних славян была руническая письменность; 5) «Влесова книга» достоверна.] а пятый – о «Влесовой книге» – как личный каприз автора. Отсутствие ссылочного аппарата лишает читателя возможности проверить правильность и полноту цитат, а там, где предмет известен, оказывается, что он описан неверно. Упреки в адрес советских историков несправедливы, а в адрес зарубежных коллег, например Г. В. Вернадского, – грубы. Домыслы Сергея Лесного, которыми он подменяет научные доказательства, граничат с фантастикой, а ссылки на «Влесову книгу» не спасают, ибо сведения ее крайне сомнительны. Тема Хазарии вообще оказалась вне поля зрения автора, что дает право отказаться от цитирования его труда. Нецелесообразность историографического обобщения продемонстрирована в работе А. Н. Сахарова «Дипломатия древней Руси: IX – первая половина X в.».[18 - См.: Сахаров А. Н. Дипломатия древней Руси: IX – первая половина X в. М.,1980.] Автор проявил несказанное трудолюбие, изучив огромное количество статей по некоторым важным вопросам истории Киевской Руси, но не все, что сделало его книгу однобокой, а версию исторического процесса – неубедительной. По существу, он принял за схему летописную традицию, по которой категория «Русь» совпадала с державой династии Рюриковичей. Думается, что эта концепция несколько устарела. Даже если назвать государство Олега и Игоря раннефеодальным, дело не изменится, ибо этническое несходство сначала «русов» и «дулебов», а потом славяно-россов и варягов очевидно. Его отмечали авторы X в. и признавали историки XX в. Поэтому отрыв истории дипломатии от историко-географического фона неоправдан.

Однако историография, собранная А. Н. Сахаровым, может быть полезна как любая сводка материала: она облегчает составление синтетических работ. Важно лишь осторожно относиться к «Заключению» и ко второй книге – «Дипломатия Святослава»,[19 - См.: Сахаров А. Н. Дипломатия Святослава. М., 1982.] так как выводы А. Н. Сахарова отнюдь не подкрепляются приводимыми им самим фактическими данными. Но это не вина, а беда.

Третья книга А. Н. Сахарова – «Мы от рода русского. Рождение русской дипломатии»[20 - См.: Сахаров А. Н. Мы от рода русского. Рождение русской дипломатии. Л.,1986.] – издана в научно-популярной серии, что дает право ограничиться простым упоминанием. Впрочем, нельзя не удивиться тому, что автор книги считает своими предками древних ругов, а не славян, но, может быть, он прямой потомок Рюрика и в состоянии проследить свою генеалогию далее тысячи лет. Оспаривать его признание нецелесообразно, ибо в приведенном им же тексте «от рода русского» было 15 человек: «Карл, Ингелд, Фарлоф, Вельмуд, Рулов, Гуды, Руалд, Карн, Фрелов, Руар, Актеву, Труан, Лидул, Фост, Стемид» (Сахаров А. Н. Мы от рода русского… С. 138). И ни одного славянина!

Итак, неприятие названных выше сочинений связано либо с историко-географической путаницей, либо с законным недоверием к недостоверным источникам. Автор этой книги дважды неоригинален: он, как все, хочет создать широкую историческую картину, но только на установленных фактах, путем логически непротиворечивых версий; и, как принято, он проверяет эти факты традиционными приемами исторической критики. Оригинальным же является этнологический подход, принципы коего изложены в трактате «Этногенез и биосфера Земли». Собственно говоря, эта работа написана ради проверки эффективности предложенного естественнонаучного подхода к истории народов (этносов) и их взаимодействий. Именно наличие такого подхода помогло автору избежать соблазнов, примеры которых приведены выше. Насколько это удалось, пусть судит читатель, прочитавший книгу до конца.

Условимся о значении терминов

В историческом повествовании часто приходится употреблять в качестве научных терминов многозначные слова. Это иной раз затрудняет взаимопонимание, особенно при обмене мнениями. «Великая степь» – термин условный, так как в степной зоне Евразийского континента много азональных ландшафтов: горные хребты, поросшие лесами, речные долины, оазисы в бесплодных пустынях. Но этот термин стал привычным и пользование им незатруднительно.

Гораздо труднее обстоит дело в тех случаях, когда этнокультурные границы подвижны. Например, термин «Европа», введенный Геродотом, в его время не включал Скифию и страну гипербореев. В Средние века он на некоторое время вышел из употребления, ибо Испания с 711 г. стала «Востоком», Византия – особым культурным регионом, а бассейн Балтики – полем перманентной войны феодально-католического «христианского мира» с язычниками – славянами, пруссами, литовцами и эстами.

Еще сложнее термин «Древняя Русь». Он привычен, но не прост, а история его полна противоречивых толкований. Если стоять на уровне исторических источников XII–XIII вв., то ясно, что термина «Древняя Русь» в них нет, поскольку Русь была им современной. Древней она стала лишь в XV в., когда потребовалось обосновать притязания Ивана III на все территориальное наследие Рюриковичей. Так возникла схема единства, непрерывности исторического процесса, начиная от Рюрика, причем, по принятой схеме, менялись только столицы, да и то в строгом порядке: Киев, Владимир, Москва, Петербург. А эпохи смут и распадов считались следствием ошибочной политики великих князей. Натянутость и искусственность этой концепции очевидны, но ведь и выросла она не как научное обобщение, а как обоснование политической программы московских великих князей и царей.[21 - См.: Пресняков А. Е. Лекции по русской истории. М., 1938. С. 1–2.]

А. Е. Пресняков отмечает, что основным дефектом официальной схемы является невнимание к Западной Руси, даже фактическое исключение ее из русской истории. Этот раздел подлинно русской истории отходит к истории Польши, что отнюдь не верно. Так, чтобы найти место для Золотой Орды, пришлось создать концепцию татарского ига.[22 - Проблема взаимоотношения Золотой Орды и Руси искусственно осложнена. То, что русские называли хана царем и платили в Орду «выход», несомненно, но во внутренние дела Руси ханы не вмешивались и, требуя от кочевых подданных после принятия ислама отречения от монгольской культуры (ясы) и религии, не требовали этого от русских. Скорее здесь была уния при главенстве Орды, а Русь рассматривалась как самостоятельный улус, примкнувший к Орде по договору, а не вследствие завоевания (см.: Гумилев Л. Н. Поиски вымышленного царства. С. 398 и след.; Он же. Апокрифический диалог // Нева. 1988. № 3, 4).] Это органический недостаток концепции, которая предметом изучения считает институт государства.

Изучение культуры, неотъемлемого раздела истории, дает другой вывод, который сделал П. Н. Милюков в ранней работе «Очерки по истории русской культуры». Тезис этой книги таков: «Можно сказать, что русская народность, достигшая значительных успехов на юге, на севере должна была начинать историческую работу сначала».[23 - Цит. по: Пресняков А. Е. Указ. соч. С. 3.]

Наблюдение тонкое, но интерпретация неприемлема. По мнению П. Н. Милюкова, до XVI в. Руси как целостного феномена не было, а каждая область жила своей отдельной исторической жизнью. Это представление вытекает из господствовавшей тогда эволюционной теории, воспринятой без критики и не учитывавшей скачкообразности исторического развития.

Шаг назад сделал львовский профессор М. С. Грушевский, работавший в Австро-Венгрии, тоже нуждавшийся в политическом обосновании оккупации Австрией Галиции. Здесь была предложена схема, напоминающая русскую государственную, но наоборот. Литовско-польская Речь Посполитая была объявлена продолжением Киевской Руси, а Владимиро-Московская Русь представлена особым народом, соперником и даже врагом «Украины – Руси».[24 - См.: Грушевский М. С. История Украины – Руси: В 5 т. Т. I–III. Львов, 1904–1905; Т. IV. Львов, 1903; Т. V. Львов, 1905; см. также: Пресняков А. Е. Указ. соч. С. 4–5.] Эта идея основывалась на том, что в начале XX в. категория «этнос» еще не была раскрыта. На эту неопределенность А. Е. Пресняков указывает как на главную трудность при разрешении поставленной здесь проблемы.[25 - А. Е. Пресняков дает критический разбор аспектов этнической диагностики: расового, языкового, культурно-психологического – и делает вывод: «Государства возникают раньше наций» (Указ. соч. С. 6), но не говорит, почему они возникают. Нашу точку зрения см.: Гумилев Л. Н. Этногенез и биосфера Земли. Л., 1989.]

И он приводит опровержение схемы М. С. Грушевского, указывая на полное отсутствие признаков вражды и даже различия между северными и южными русичами в киевский период. «Вражда киевлян и новгородцев, киевлян и суздальцев проявляется не в иных… формах, чем соперничество в борьбе владимирцев и ростовцев во время усобиц между сыновьями Андрея Боголюбского».[26 - Пресняков А. Е. Указ. соч. С. 10.] И от себя добавлю – чем между киевлянами и черниговцами. Достаточно вспомнить жестокую расправу над Игорем Ольговичем в 1147 г. и погром Киева в 1203 г., после коего город долго не мог оправиться. Только в XIV в., когда Ольгерд и Витовт покорили Киев, Чернигов, Курск, Смоленск, судьбы юго-западных и северо-восточных русских разошлись. Но в XVII в. Украина, а в XVIII в. Белоруссия и Волынь воссоединились с Россией, причем не путем завоевания их Москвой, а путем освобождения от польского ига, которое было куда тяжелее ордынского.

Современная точка зрения, общепринятая в советской науке, тоже принимает XIV век за «водораздел» между древней, Киевской, Русью с ее северо-восточной окраиной – Суздальским и Владимирским княжествами и выделением из общерусского этноса трех новых: великороссов, белорусов и украинцев.[27 - Cм.: История СССР с древнейших времен до наших дней: В 2 т. М., 1966.] Такая периодизация не требует поправок, но остаются неясными вопросы: 1) в чем причина ошибочности трех прежних концепций? (а причина эта явно общая); 2) каким образом удалось заведомую ошибочность преодолеть, а причину общей ошибки устранить? Краткие ответы на эти вопросы: 1) предложенная летописцем Нестором дата основания Руси – 862 г.; 2) работами А. А. Шахматова и Д. С. Лихачева о древнейших славянах и концепцией этногенеза автора этих строк.

История восточного славянства и русского этноса началась задолго до Рюрика, полагает А. А. Шахматов. Пересказ его теории происхождения восточного славянства[28 - См.: Шахматов А. А. Древнейшие судьбы русского племени. Пг., 1919. Ср.: Пресняков А. Е. Указ. соч. С. 14–26.] не входит в нашу задачу. Нам достаточно знать его выводы. Признавая первой славянской родиной бассейн Западной Двины, А. А. Шахматов называет второй родиной Повисленье, которое в III–II вв. до н. э. покинули бастарны и куда во II в. н. э. пришли готы. Тогда же славяне были втянуты в Великое переселение народов, что заставило славян расколоться на западных – венедов – и южных – склавинов. Тогда же выделились анты (поляне), двинувшиеся на юго-восток.

Отметим, что по этнологической терминологии здесь описан пассионарный толчок. Это и есть начало процесса этногенеза славян и византийцев (ромеев-христиан). По предположению А. А. Шахматова, принятому А. Е. Пресняковым, от Черноморского побережья славян оттеснили авары и болгары, из-за чего славяне заняли лесную полосу между Днепром и Днестром, т. е. Волынь, что и есть первое общеславянское государство, разгромленное аварами. В VII в. болгар разогнали хазары, а общеславянское царство распалось, выделив Болгарию, Чехию, Польшу и Поморье.

Из Южной Прибалтики на восток двинулись две волны славян: кривичи, создавшие Смоленск, Полоцк, Витебск, Псков, и словене, создавшие Новгород и расселившиеся в Верхнем Поволжье. Радимичи и вятичи пришли «от ляхов».[29 - См.: Шахматов А. А. К вопросу о польском влиянии на древнерусские говоры // Русский филологический вестник. № 1. Варшава, 1913. С. 1–12. Ср.: ПВЛ. Ч. II. С. 225–226.] Расселение повело к распаду былого племенного единства. Наконец в IX–X вв. сложилась Киевская Русь – «крупное явление в истории восточного славянства», – распавшаяся во второй половине XII в.[30 - См.: Пресняков А. Е. Указ. соч. С. 12.]

Под «распадом» А. Е. Пресняковым понимается политическая дезинтеграция, но не этногенез, так как в фазе обскурации, сопровождавшейся расцветом культуры (и так бывает), древнерусский этнос дожил до конца XIV в. и лишь в XV в. уступил место ныне бытующим восточнославянским этносам.

На этом фоне, даже если без критики принимать рассказ Нестора о «призвании варягов» в Новгород, очевидно, что узурпация Рюрика – это эпизод в тысячелетней истории восточного славянства, почему-то выпяченный летописцем, тогда как события более крупные им опущены или затушеваны.

Признав это, мы получаем непротиворечивую версию, по которой процесс этногенеза «ведет себя» так же, как видообразование. Ныне в эволюции каждой отдельной группы живых организмов палеонтологи выделяют три стадии. На первой наблюдается мощный подъем жизнедеятельности. На второй они приспосабливаются к различным условиям и расширяют ареал. А на третьей происходит узкая внутренняя специализация, которая приводит либо к гибели, либо к застою. Изменение привычных условий существования делает вид, или в нашем случае этнос, особенно уязвимым, так как жизнеспособность системы падает. В палеонтологии это явление рассматривается как «прерывистое равновесие»,[31 - Ростовцев К. О. Отчего погибли динозавры // Ленингр. правда. 1983. 25 ноября.] в истории – как дискретность этнических процессов.

Киевская Русь – третья стадия славянского этногенеза. Она возникла тогда, когда славянство перестало существовать как целостность, сохранив как реминисценцию былого единства общепонятность речи, или близость языков.

Таким образом, мы установили временные границы Древней Руси, а пространственные еще предстоит уточнить.

Восточные славяне, но еще не Русь

Вот прошло 70 лет, и стало ясно, что локализации А. А. Шахматова подтвердились. Работами украинских археологов и историков установлены ареалы археологических культур славянской прародины и уточнены датировки.[32 - Славяне расселялись из области между Днестром, Припятью и Верхней Вислой (см.: Баран В. Д. Сложение славянской раннесредневековой культуры и проблема расселения славян // Славяне на Днестре и Дунае. Киев, 1983. С. 40).] Начало славянского расселения – эпоха зарубинецкой культуры. Славяне двигались от верховья Вислы на юг, в Поднепровье, и на север, к верховьям Днепра, Десны и Оки; в III–V вв., в период «готских войн», – на юг, до Дуная и в степное Причерноморье, на северо-восток – на Днепровское левобережье. Причинами миграции предложено считать демографический взрыв и исчерпание фонда свободных земель,[33 - См.: Брайчевский М. Ю. Славяне в Подунавье и на Балканах в VI–VIII вв. // Славяне на Днестре и Дунае. С. 221–222.] но кажется парадоксальным, что мотив – желание жить – был связан с повышенной воинственностью, а ведь на войне риск гибели велик.

В VI в. славяне продолжали распространяться на запад, через проходы в Карпатах до Тиссы, вверх по Дунаю и в междуречье Вислы и Одера,[34 - См.: Баран В. Д. Указ. соч. С. 45.] и на юг – в 550–551 гг. они форсировали Дунай и к IX в. заняли «всю Элладу»,[35 - См.: Брайчевский М. Ю. Славяне в Подунавье… С. 225. Славянским по языку население Пелопоннеса оставалось до XIX в., т. е. до освобождения Греции от турок. Но школа и литература на новогреческом языке заставили потомков славян – майнотов – сменить и язык, что выделило «греков» из прочих южных славян.] а часть их перебралась в Малую Азию.

Как ныне установлено, славяне не были аборигенами Восточной Европы, а проникли в нее в VIII в., заселив Поднепровье и бассейн озера Ильмень. До славянского вторжения эту территорию населяли русы, или россы, – этнос отнюдь не славянский. Еще в X в. Лиутпранд Кремонский писал: «Греки зовут Russos тот народ, который мы зовем Nordmannos – по месту жительства» – и помещал этот народ рядом с печенегами и хазарами на юге Руси.[36 - Цит. по: Платонов С. Ф. Лекции по русской истории. СПб. Б. г. С. 61.] Скудные остатки языка россов – имена и топонимы – указывают на их германоязычие. Название Днепровских порогов у Константина Багрянородного приведены по-русски: Ессупы, Ульворен, Геландра, Ейфар, Варуфорос, Леанты, Струвун – и по-славянски: Островунипрах, Неясить, Вулнипрах, Веруци, Напрези.

Бытовые навыки у славян и русов были тоже различны, особенно в характерных мелочах: русы умывались перед обедом в общем тазу, а славяне – под струей. Русы брили голову, оставляя клок волос на темени, славяне стригли волосы «в кружок». Русы жили в военных поселках и «кормились» военной добычей, часть которой продавали хазарским иудеям, а славяне занимались земледелием и скотоводством. Авторы X в. никогда не путали славян с русами.[37 - Подробнее см.: Артамонов М. И. История хазар. С. 289–295.]

Но при этом нельзя считать русов скандинавскими варягами, так как последние начали свои походы в IX в., а русы известны как самостоятельный этнос авторам VI в. – Иордану и Захарии Ритору. Единственной непротиворечивой версией является заявление епископа Адальберта, назвавшего княгиню Ольгу царицей ругов, народа, западная часть которого погибла в Норике и Италии в V в., а восточная удержалась в Восточной Европе до X в., оставив в наследство славянам династию и название державы. Этот факт наводит на размышления.

Археологами древние славяне сопоставляются с черняховской и пеньковской культурами, причем отмечается смешанный этнический состав носителей этих культур; от Задунавья на юго-западе до Курской земли на северо-востоке, от Южного Полесья до Северного Причерноморья,[38 - См.: Винокур Н. С. Черняховские племена на Днепре и Дунае // Славяне на Днестре и Дунае. С. 131.] во II–V вв. кроме славян жили дако-фракийцы, сарматы[39 - См.: Седов В. В. Славяне Верхнего Поднепровья и Подвинья. М., 1970. С. 7.] и, возможно, готы[40 - См.: Винокур Н. С. Указ. соч. С. 133.] но после нашествия гуннов остались только славяне, смешавшиеся в VI–VII вв. с гето-дакийскими племенами.[41 - См.: Приходнюк О. М. К вопросу о присутствии антов в Карпато-Дунайских землях. // Славяне на Днестре и Дунае. С. 191.]

Возможности археологии ограниченны. Эпоху можно определить удовлетворительно, но этнический состав – невозможно. Материальная культура перенимается соседями легко, ибо зависит от ландшафтных условий и уровня техники, а здесь и то и другое совпадало. Обряд погребения показывает культ, но ведь религия не всегда однозначно соответствует этносу. Важнее другое: славянская культура VI–VII вв. отличается от черняховской. Исчезают трупоположения, могилы беднеют. Короче говоря, более древние культуры и их носители были субстратами быстро растущей славянской целостности, находившейся в фазе этнического (пассионарного) подъема. Поэтому в славянских погребениях можно видеть не повторение ранних культур, а их синтез.[42 - См.: Баран В. Д. Указ. соч. С. 40.]

Но процесс славянского этногенеза был нарушен вторжением с востока. Хиониты, населявшие берега низовий Яксарта (Сырдарьи), спасаясь от тюркютов, бежали в Европу, где стали известны под именем авар, или обров.[43 - См.: Гумилев Л. Н. Древние тюрки. С. 34–35.] Это был древний этнос, наследие легендарного Турана, и юные восточные славяне стали жертвой старого хищника. В 602 г. авары напали на антов – восточных славян, бывших союзниками Византии.[44 - См.: Симокатта Феофилакт. История / Перевод С. П. Кондратьева. М., 1957. Кн. VIII. 5. С. 180.]

Именно тогда имя антов исчезает из исторических источников.[45 - См.: Иордан. О происхождении и деяниях гетов. Getica / Вступ. ст., перевод, комментарий Е. Н. Скржинской (далее: Иордан). М., 1960. С. 220.] С тех пор исчезло славянское единство, потому что обры отделили южных, балканских славян от северных, или прибалтийских, – венедов. Остатки антов, по-славянски полян,[46 - См.: Брайчевський М. Ю. Похождения Русi. Киiв, 1968. С. 155.] объединились с этносом русов, которых немецкие хронисты X в. считали ответвлением ругов. Слияние полян и русов в единый этнос осуществилось лишь в X в., что проявлялось в образовании государства, называемого в наше время «Русь в узком смысле»,[47 - См.: Насонов А. Н. «Русская земля» и образование территории древнерусского государства. М., 1951; Рыбаков Б. А. Древние русы // Советская археология. XVII. 1953; Артамонов М. И. История хазар. С. 289–290.] потому что оно не включало в себя большинства славянских племен Восточной Европы, завоеванных и покоренных позднее, о чем пойдет речь ниже.

Таким образом, перед нами сочетание двух самостоятельных процессов: природного феномена – этногенеза, начавшегося в I в., – и социального – построения государства, нарушавшегося троекратно: готами, аварами и норманнами – и осуществленного фактически лишь в XI в., при Ярославе Мудром.

Это начало «государства русского», или, точнее, «Киевского каганата», как его именовали современники, например митрополит Иларион, приходится не на фазу подъема пассионарности, не на фазу перегрева и даже надлома, а на инерционную фазу, которой свойственно интенсивное развитие литературы и искусства, что и заслонило от позднейших историков эпохи героических свершений, преодоленных бедствий и неописанных побед.

Для нашего исследования славяне – тема периферийная, но именно поэтому было необходимо уточнить пространственно-временное осмысление русской истории как результата двух пассионарных толчков и многочисленных этнических контактов, из коих ни один не был похож на другой. А культурная традиция, обусловленная никейским исповеданием и доблестью богатырей, проходит красной нитью сквозь века и страны, не меняясь, ибо она плод не природы, прекрасной в своей вечной изменчивости, а сознания, т. е. культуры, цель которой – консервация.[48 - См.: Гумилев Л. Н. Этногенез и биосфера Земли. Л., 1989.]