скачать книгу бесплатно
Попытки создать идеальный корабль предпринимались энтузиастами своего дела во все времена.
Над этой задачей ломали головы еще тогда, когда деревянным – а позже металлическим – коробкам приходилось бороздить не разреженный межпланетный газ, дилетантами ошибочно именуемый «вакуумом», а вполне себе упругие и хлесткие волны морей да океанов. Уже в ту пору многие решительно настроенные конструкторы, некоторыми из современников называемые отважными визионерами, а некоторыми – придурковатыми прожектерами, озадачились идеей сотворения такого судна, чтобы «и в пир, и в мир, и на абордаж, и тоннаж, и экипаж, и авианесущая палуба».
Увы, история и практика показали полную несостоятельность подобных замыслов.
Ну посудите сами. Если корабль забронирован от макушек мачт до гребного винта, это резко увеличивает его массу и снижает маневренность. Если, наоборот, воткнуть на него несколько силовых установок и придать обводам гидродинамические профили, облегченная конструкция не выдержит и одного меткого попадания. Орудийные башни, десантные катера, возможность погружаться в бездонные пучины или, наоборот, покорять небеса звеньями юрких истребителей – все это требует специализации и уступок законам физики, принципам сопромата и экономическим реалиям.
С началом эпохи покорения космоса вся эта эпопея дала новый виток. В первую очередь решались задачи разведки и колонизации: как доставить на свежеобнаруженные миры – с индексом подобия от «ноль восемь» до «ноль девяносто девять» – самих колонистов, сотни единиц необходимой им техники и аппаратуры, а также тонны и кубометры первичных расходников. Землю охватил кораблестроительный бум. И каждый заявлял, что именно он спроектирует универсальный планетолет, на котором и грузы, и пассажиры, и вооружение – на всякий пожарный.
Что удивительно, кое-кому это даже удалось.
Колониальный транспорт серии «Группер» являлся далеким-далеким предком того самого «Нарвала», на котором работал Саймон. У проектировщиков вышло поистине уникальное судно, предназначенное в некотором роде «на заклание»: после посадки на планету подразумевалось, что корабль больше никогда и никуда не поднимется и поселение станет развиваться вокруг него, используя структуры, оборудование и мощности «Группера» для нужд колонистов. Для дальнейшего же исследования планеты, системы, а также межсистемного сообщения каждый такой транспорт имел пару модулей-челноков класса «Ремора».
Именно характерные, приплюснутые обводы «Реморы» на плоском стоп-кадре наблюдали в данный момент все присутствующие.
– А хороший у этого чудика телескоп, – с одобрением заметил Фишер-старший. Остальные обернулись. – Ну, для колониального астронома. Прекрасное разрешение. Я в детстве сам того… Баловался…
Он покраснел. Оосава, проявив неожиданный для своего характера такт, решил сместить точку фокуса.
– Если это продвинет наше расследование – объявим любителю звездного неба официальную благодарность. Как там, кстати, его зовут… Арнери Гаспар, доктор астрофизических наук. М-да. И кстати о благодарностях.
Анжело откинулся на спинку кресла, свел пальцы подушечками вместе и полюбовался на уминающего недурной стейк Саймона. Тот пару секунд ничего не замечал, а затем спохватился и отставил тарелку.
– Что? – прозвучало резковато, но молодой лоцман считал, что имеет полное право возмущаться. В конце концов, еда стынет.
Ооновец сделал вид, что не заметил тона.
– Саймон, как вы смотрите на должность в Четвертом комитете?
Воцарилась мощная тишина. Мягков, тоже ковырявший вилкой в посуде, приподнял брови. Соломон откровенно выкатил глаза и чуть не закашлялся, а сам герой дня нахмурился в недоумении.
– С какого… перепуга? – удалось подобрать цензурный синоним. Оосава откинулся еще сильнее и довольно потер ладони.
– Ну, давайте посчитаем. Вы в одиночку обезвредили четверых террористов, будучи при этом под действием некоего, доселе никому неизвестного, как я понимаю, поля подавления лоцманских способностей. Это раз.
– Повезло, – буркнул Саймон, возвращаясь к жеванию. – Разозлился. Плюс тренировки.
– Далее, – развивал мысль Анжело, игнорируя контраргументы собеседника, – во время беседы с подозреваемой вы проявили достаточно сдержанности, хладнокровия, – тут у Фишера-младшего глаза начали округляться, – и развитые коммуникативные навыки. Это два.
Фишер-старший с недоверием уставился на сына, а тот беспомощно пожал плечами. Мягков откровенно веселился.
– В довершение всего вы смогли засечь точку, в которую произвели переход наши беглецы, и высказали отличную идею с опросом астрономов-любителей, которая по-хорошему должна была прийти в голову мне. Это три, – подвел итог ооновец и со вкусом отхлебнул собственный кофе, принесенный Йоргеном. Возникла пауза.
– Слушайте, – пытался собраться с мыслями Саймон, – все эти дифирамбы… В общем, я сейчас не в той форме. Мне бы домой. – Эта мысль казалась все притягательнее, да и как повод отказаться от немедленного принятия того или иного решения смотрелась вполне себе. – Ведь не каждый день так развлекаюсь.
Соломон одобрительно закивал, тоже принимая чашечку с ароматным напитком.
– Эт верно, эт правильно. Дом, милый дом! – Он улыбнулся доверительно и обезоруживающе. – Нет для лоцмана большей ценности, чем Семья. Вы уж отпустите нас с сыном, – просьба была обращена к Оосаве, и тот поморщился, но промолчал. – Ему нужен отдых и покой. Да и меня с Кириллом дела ждут.
– Собственно, я тоже собирался обратно, на Землю, – задумчиво протянул собеседник. – Дальнейшее мое присутствие здесь уже не требуется, текучка, опять же, накопилась… Подбросите? – шутливо подмигнул он Фишеру-старшему.
И тот ответил в тон:
– Не в первый раз за сегодня. Билет туда и обратно, Анжело. Насчет оплаты не волнуйтесь: за счет Семьи. – И он коротко хохотнул. Саймон с недоумением слушал, а потом до него дошло.
– Ты сам шагал?!
Отец расправил плечи и надул щеки.
– Ну дык, чай, не лыком шит.
Выражение было почерпнуто из все той же классической русской литературы, и юный лоцман против воли рассмеялся. Потом встал и предложил:
– Может, я тогда?
Возникла заминка. Оосава переводил взгляд с одного Фишера на другого. Старший махнул рукой:
– Отдыхай, отдыхай. Я же сказал – отпуск. Вот и пользуйся.
Саймон воспользовался. Что любопытно, до этого момента он никогда не видел отца за работой. Даже в детстве. Поэтому, удобно устроившись в свободном ложементе пилотской кабины, юный лоцман принялся наблюдать.
В загоне Соломон вел себя строго по наставлениям преподавателей Академии: раскинул руки, прикрыл глаза, расслабленно повис над постаментом. Сразу вспомнились часы практических занятий, демонстраций, тридео-лекций, отсмотренных по учебе и по собственной инициативе. Поза отца выглядела настолько типовой, что Саймон непроизвольно обернулся, ожидая увидеть сокурсников, внимающих указаниям тьютора.
Затем почувствовалась ожидаемая чесотка. Младший из Фишеров прикинул, куда целится старший: ага, отец решил пойти по длинному маршруту, в большее количество переходов. Ну, с другой стороны, оно даже безопаснее. Не всем же носиться по зведной тропе – некоторым и шагом неплохо.
Узор созвездий на проекционной сфере моргнул и сменился. Соломон довольно крякнул и открыл глаза.
– Ну, как я, еще ничего для старика?
Воздержавшись от возведения очей горе, молодой лоцман сдержанно похвалил:
– Ты же Фишер. Было бы странно…
Йорген, оказавшийся еще и пилотом, внезапно обернулся:
– Господин Фишер, позвольте сказать. Это большая честь. Сам глава Семьи… Только не сдавайте меня господину Оосаве: мне вообще-то запрещено разговаривать с посторонними, когда я при исполнении.
Улыбка подняла уголки его рта, что смотрелось на доселе строгом и практически бесстрастном лице предельно чуждо. Но неожиданно обаятельно. Саймон кивнул, развернулся к отцу и повел руками в сторону телохранителя: мол, ну вот тебе и подтверждение. Тот снова цокнул языком и предупредил:
– Следующий переход через пять.
Наконец появилось время немного расслабиться. Юный лоцман валялся в ложементе, рассеянно наблюдал за работой отца и Йоргена, думал о своем. Точнее, о чужом: о веснушках Магды. И об улыбке – конечно, не пилотской.
«Вот же странное дело, – вертелась у него в голове навязчивая мысль. – Считается, что для того, чтобы стать лучшими друзьями, двум сильным мужчинам обязательно надо как следует подраться. Интересно, а если один из драчунов внезапно симпатичная девушка, это тоже работает? А если после драки ты допрашивал ее, стоя по другую сторону тюремной решетки? Как тогда?»
Наконец, катер оказался на орбите самой главной планеты Объединенных Систем – голубовато-бело-серого шарика под названием Земля. Саймон поймал себя на ощущении, что успел соскучиться по колыбели человечества. Он редко испытывал религиозные чувства, но в этот момент вдруг захотел вознести хвалу святому Циолковскому – за то, что все космические корабли когда-нибудь возвращаются домой.
Оосава, о чем-то полемизировавший с Мягковым, привстал в кресле, когда Фишеры вернулись в кают-компанию.
– Вижу, мы добрались. Ну что ж, благодарю за сотрудничество, господа лоцманы. Я мог наговорить резкостей, прошу за это простить, работа нервная… Саймон, подумайте над моим предложением. – Он покачал указательным пальцем.
Соломон кивнул вместо сына и ответил:
– Мы подумаем, – и, обращаясь к Саймону, добавил: – Давай на площадку у главного фасада, к фонтану. Там тебя уже ожидают.
Молодой лоцман поморщился. Ох уж эти Семейные заморочки… Он представил многочисленную родню, всех этих братьев, сестер, кузин, кузенов, дядь, теть и прочую шушеру. Хорошо хоть мать встречать, скорее всего, не выйдет – она на последнем месяце, ей волноваться нельзя. А так бы еще и слезами полили. Фальшивыми, конечно, но… Бр-р-р. Что поделать, придется терпеть. Саймон собрался с духом и шагнул.
Реальность оказалась хуже ожиданий. Гораздо, гораздо хуже.
На широких, плоских ступенях толпилась чертова уйма народу – и все они как один были репортерами. Единственный свободный пятачок, куда с легким, едва слышным хлопком материализовался Фишер-младший, окружало кольцо охраны с носимыми силовыми щитами. Впрочем, какой-то вертлявый тип с хорячьими глазками умудрился нырнуть между фигурами в серых костюмах и, сопровождаемый репортажным миниботом, подскочил к Саймону.
– Скажите, вы ощущаете себя героем?
Сзади хлопнуло еще раз. Фишер-старший, по-хозяйски положив сыну руку на плечо, покровительственно бросил:
– Да куда же он денется. Герой и есть! Будущий глава Семьи…
Медленно, но верно закипая и чувствуя, как багровеют уши и скулы, «глава Семьи» развернулся и уставился в глаза. В когда-то ярко-синие, но потускневшие от времени «фишеровские» глаза, которые в данный момент искрились от удовольствия. Ну конечно же. Отец не упустил повода еще немножко приподнять престиж предприятия. С трудом сдерживаясь, Саймон прошипел:
– Я ощущаю себя, как un morceau de merde[31 - Кусок дерьма (фр.).].
И снова шагнул. Наугад. Навскидку. Куда угодно, лишь бы подальше.
Глава 8
Есть такие уголки мира, время в которых словно остановилось.
Нет, конечно, речь не идет о бесплодных песках, океанских глубинах или молчаливых, стылых пещерах. Даже в этих, казалось бы, пустынях все равно продолжается то или иное копошение жизни, привнесенное туда ее вездесущими агентами – животными, растениями, грибами, микроорганизмами… Людьми.
Речь идет о таких местечках, где темпоральная петля проигрывает себя, будто антикварный, заезженный компакт-диск: снова и снова, по кругу, непрерывным и неизменным циклом. Ты знакомишься с подобными тихими заводями в детстве – и навсегда сохраняешь о них теплые, уютные, золотистые воспоминания. Потом опять попадаешь туда, будучи уже взрослым, умудренным, тертым и битым. Ходишь, смотришь. Не веришь глазам.
Все так же тикают на стене механические – честное слово, механические! – ходики, которым вторит по ночам жук-древоточец. Стол накрыт выцветшей, порезанной столовыми ножами скатертью, и ты даже помнишь, как сам проколупал вот эту конкретную дырку, пытаясь отвертеться от полезной, но крайне неприятной манной каши. В коридоре от веранды до столовой ты спотыкаешься об коробку со швейной машинкой – и знакомо потираешь знакомый синяк, поражаясь, насколько же ничего и никак в этом месте не изменилось.
Нет, перемены происходят. Всегда и везде. Ель возле крыльца подросла, и теперь ее нижние ветви утыкаются тебе чуть ли не прямо в лицо, стоит начать спускаться по ступенькам. Один из валунов, окружающих клумбу, лопнул пополам – видать, по трещинам просочилась вода, которая в суровую зиму замерзла и порвала камень. Соседские дети не зовут играть, а обращаются опасливо и уважительно, на «вы». И ты понимаешь: время тебя немножко обмануло. Но ты вроде как и сам рад обмануться.
Именно эти ощущения испытал Саймон, когда после своего спонтанного перехода очутился на смутно знакомом, перечеркнутом удлиняющимися тенями пляже. «Все верно, – мелькнула отстраненная мысль, – дома было раннее утро. А на Фиджи, значит, поздний вечер. Удачно попал».
На причале, окунавшем металлопластиковые опоры в расплавленную медь закатной дорожки, в плетеном кресле сидела смуглая старушка в панамке. Она что-то читала с планшета, который выглядел минимум раза в три старше ее самой. Залетный гость решил уточнить свое местоположение.
– Mbula[32 - * Здравствуйте (фидж.).]! – выкрикнул он, мучительно пытаясь освежить в памяти скудный словарный запас. – Vosoti au, vei au[33 - Прошу прощения, где я? (фидж.)]…
– Да ты не хипеши, лоцман, – откликнулась бабуля, не отрываясь от чтения. – Я и на системном волоку.
Акцент в ее речи практически не ощущался. А вот Саймон почувствовал себя дураком, уже который раз за день. Нет, за утро. Нет, вечер же! Кстати, недурно было бы подремать – когда последний раз спал, сутки тому назад, дольше? Сдерживая накатившую от этих мыслей зевоту, он подошел ближе.
– А почему сразу лоцман?
Не ворчать в любимой манере оказалось сложно, но он почти сдержался. Старушка наконец отложила планшет и повернула к нему морщинистое, улыбчивое лицо.
– А кому сюда еще сваливаться с такой кислой рожей? Ну и хлопнуло немножко – я слышу-то неплохо для своих лет. А уж два и два складывать умею.
На самом деле акустическое сопровождение от перехода было едва слышным. Лоцманы инстинктивно контролировали баланс материи в том месте, куда шагали, – и это особенно нервировало ученых, изучавших феномен. Другой вопрос, что при переносе массы, превышавшей определенный предел, свой для каждого лоцмана, подобный контроль осложнялся. Поэтому корабли все же таскали за пределами атмосферы, чтобы не возникало катастрофических перепадов давления.
– А кроме того, тут один из ваших регулярно швартуется. Вы с ним похожи. Родня, что ли?
Саймон вскинулся:
– Подождите… Какой это остров?
– Моала, вестимо, – удивилась бабуля, поправив панамку. – Ты что же, не знал, куда прыгал?
Лоцман обругал себя последними словами. Хорош гусь! А если бы в море плюхнулся? Ну ладно в море, а если в скалу, на атомарном уровне? Хотя инстинкты сработали как надо – и, по ходу дела, довольно удачно. То-то пляж таким знакомым показался.
– Анджей Фишер, – уточнил горе-путешественник, показывая для убедительности ладонью на себя. – Мой дядя. Не подскажете, где он сейчас?
Старушка окинула его внимательным взглядом, пожевала губами.
– Вообще-то информацию о клиентах разглашать нельзя. Стандарты компании, да и по-человечески нехорошо. Но ты лоцман. И ты похож на своего дядю. А он хороший человек. – И, озвучив это парадоксальное наблюдение, смотрительница причала поколдовала над смартом. – Вот, лови карту. Там стоит метка на яхту. В гости?
– Ага, – обрадовался Саймон, чуть ли не впервые за последнее время. – Спасибо. Честно, очень помогли.
– Привет ему переда… – проворчала бабуля, но лоцман уже шагнул.
И чуть не врезался в широченную, густого шоколадного колера спину. Спина медленно обернулась и проревела:
– Ойя, Сэмми, малыш! Ты ж так угробишься!
«Малыш» сделал шаг назад, потер чуть было не расплющенный нос и честно признался:
– Ага. Что-то я сегодня лажаю.
Иясу Гэбрэ, двухметровый и широкоплечий амхарец, давний и верный друг дяди Анджея, широко улыбнулся, сверкнув жемчугом зубов, и, сбавив тон, попенял:
– Давно к нам не забредал, паршивец. Молодец, кстати, что без приглашения. Договариваться заранее – что может сильнее испортить удовольствие от встречи? – И он крепко обнял гостя. Ребра протестующе хрустнули.
У Саймона по поводу внезапностей было свое мнение. Но озвучивать его он не стал, а вместо этого, пережив медвежьи ласки, уселся на скамью под фальшбортом.
– Плавает? – Кивок на волны показал, о ком идет речь.
Иясу вздохнул:
– Уже час как. Сказал, мол, видел тунца, центнера на полтора. Взял свое ружье – и нырнул. А я тут переживай.
Он уселся напротив и вздохнул еще раз. Саймон хотел было протянуть руку и похлопать гиганта по плечу, но вспомнил прикосновение отца – и сам дернулся. Гэбрэ отметил это движение.
– Тяжело было?
– Что именно? – осторожно уточнил лоцман. Амхарец хмыкнул и развел руками.
