скачать книгу бесплатно
– Ты bakayarou[21 - **** Придурок (яп.).], Саймон Фишер. Cretin[22 - *** Идиот (фр.).] и schlimazl[23 - ** Патологический неудачник (ид.).], – чуть ли не устало вымолвила пленница, с укоризной глядя на собеседника. – Какого diable[24 - * Дьявол (фр.).] тебя понесло с падающего корабля? Прыгун-экстремал, baszom az anyat[25 - Твою мать (вен.).]…
– Так, – поднял руки Саймон, в том числе и для того, чтобы охрана перестала сверлить ему спину виртуальными прицелами, а все остальные, успевшие сбежаться к собеседникам, отошли назад. – Так. Давай без сленга. Я тоже в него умею, но не буду. И тебе не стоит.
– Не вопрос. – Девушка сложила руки на коленки и взмахнула ресницами. Образ милой покладистости вышел настолько убедительно, что его не могли развеять ни сбитые костяшки кулаков, ни бесформенный тюремный комбинезон. – Но ты все равно идиот.
Молодой лоцман жестом остановил отца, порывавшегося высказать нахалке все, что тот думает по этому поводу, и бросил в ответ:
– Мотивируй. Чтобы я поверил.
– Не обязана, – парировала рыжая, но тут же смилостивилась. – Скажи, кого ты ожидал увидеть на челноке? Пиратов? Убийц? Террористов?
– В идеале – никого, – огрызнулся Саймон. Разговор начинал напоминать перебранки с Ферузой, и это была нелестная ассоциация. – Пришел, увидел, завернул. А тут ваша компашка. Угонщики…
– Но-но, без обвинений. – Палец с коротким, под корень обстриженным ногтем взвился в воздух и покачался перед носом барышни. – А то нас тут уже в терроризме пытались замазать… Некоторые.
Взгляд «террористки» устремился, судя по всему, на Оосаву и Керна, хотя и тот и другой вряд ли являлись к пленникам лично. Лоцман решил кое-что проверить.
– Кстати, откуда ты знаешь мое имя? Я его вроде не называл. Или это секретное радио стюардов?
Девушка поморщилась, осторожно потерев кожу возле синяка.
– Слухами космос полнится. На корабль назначили кого-то из Семьи. Молодой, свежевыпущен из Академии, красавчик. Достаточно один раз глянуть светские новости, чтобы опознать: Саймон-мать-его-Фишер, собственной персоной.
– Мать не трогай, – ровным тоном ответствовал поименованный. – Лучше скажи, как называть тебя. А то неудобно получается: ты меня знаешь, я тебя нет.
– А оно тебе надо? – Рыжая села поудобнее и снова уложила ладони на бедра. – Ты же лоцман. Что вам какие-то пешеходы?
Удар был нанесен качественно. Перед внутренним взором снова встало лицо одногруппника: Лян, сразу после объявления результатов экзамена. А сам Саймон произносит… Хотя нет. Он тогда сказал про тихоходов, а не пешеходов. Наваждение развеялось.
В этот момент все-таки не удержался и влез Оосава. Он не стал присаживаться рядом, а наклонился и начал «давить» на задержанную. «Неверный ход», – подумал лоцман.
– Неуважаемая, вы собираетесь сотрудничать со следствием? Вот человек, о котором говорилось в соглашении. А вы какую-то ерунду городите. Если так будет продолжаться, я лишу вас собеседника. Увезу его, и вся недолга.
Кажется, девушка собиралась что-то сказать, но ее опередил сам Саймон. Он воззрился на ооновца с максимально непроницаемым выражением лица и полюбопытствовал:
– Увезете? Лоцмана? Анжело, вы всерьез?
Замглавы Четвертого комитета сначала смутился, а потом вскипел:
– Да, porca Madonna[26 - Черт побери (ит.).], увезу! В конце концов, прибегну к авторитету вашего отца.
– Не-е-е, – протянул Соломон, подтягиваясь к плацдарму, – тут даже я вам не помогу. Саймон у нас личность самостоятельная, ежели чего надумал – без вариантов разубедить. Так что давайте сбавим обороты. Пусть еще поболтают.
Мягков, так и стоявший поодаль, одобрительно кивнул, а Керн закатил глаза. Молодой лоцман заметил, что остальные заключенные откровенно веселятся, наблюдая за сценой. И здоровяк, и пилот, и техник – они, кажется, слышали все, до последнего слова. Это же понял и Оосава. Решив все-таки канализировать свой гнев, он напустился на главного надзирателя:
– У вас что, акустические барьеры не опущены? Место хотите потерять?
Тот выглядел озадаченным.
– Но позвольте, это ваши следователи настояли. Мол, пусть подозреваемые болтают, могут забыться, проговориться о чем-то важном…
Анжело зашипел, как закипающий чайник, и отошел в сторону. Видимо, собрался вызвать и пропесочить кого-то из подчиненных. Раздались аплодисменты.
– Браво, маэстро, браво, – рыжая смотрела на Саймона с каким-то новым интересом. – Послать на три кириллические буквы самого Оосаву. Впрочем, я думаю, quod licet Fisheri[27 - Что дозволено Фишеру (лат.).]…
– Челнок, – оборвал ее собеседник, чувствуя, что тоже недалек от взрыва. – Что вы там делали?
– Так все сломалось же. – Снова взмах ресниц. – Я перепугалась, а потом побежала и вот встретила ребят на посадочной палубе…
– Перепугалась. – Лоцман даже не стал маскировать скепсис. – И побежала. К слову, на работе службы стюардов поломка не отразилась никак – я был в рубке в тот момент и, признаюсь честно, подглядывал в капитанский канал. Но даже если не придираться… Как такая перепуганная и бегущая от опасности женщина решилась напасть на незнакомца в скафандре и с оружием?
Девушка сощурилась. Казалось, она хочет то ли надерзить, то ли ответить честно и открыто, и принятие решения дается ей крайне нелегко. И тут у Саймона зачесалось между ушей.
Каждый лоцман воспринимал мир по-своему. Кто-то закрывал глаза и продолжал видеть то, что его окружает, – плюс векторы тяготения, колебания силовых полей, импульсы гравитационных зеркал. Кто-то говорил, что масса звучит – чем больше по модулю, тем толще струна. «Отрицательная» масса, создаваемая корабельными агравигенераторами, звучала наоборот, вгоняя тех, кто пытался себе это представить, в ступор. Некоторые даже утверждали, что могут почувствовать Вселенную на вкус, и этому тоже никто не удивлялся.
А вот когда рядом кто-то шагал – родственники, однокашники из Академии, члены других Семей, – у Саймона Фишера, будущего наследника Семьи Фишер и продолжателя дела Фишеров, возникал какой-то странный зуд внутри головы. Аккурат между ушных раковин. Не сильный, но ощутимый.
Он вскочил и попытался прислушаться. Все прочие присутствующие уставились на него с недоумением… Кроме пленницы. Она тоже встала, оправила комбинезон и пощелкала пальцами, привлекая внимание собеседника.
– Ты спрашивал, как меня зовут? В дело можешь не заглядывать: там, конечно же, враки. Так надо, поверь. Но согласна, что было бы невежливо оставить твою просьбу без ответа.
Старший Фишер тоже что-то почувствовал. Он завертел головой, а потом вопросительно посмотрел на сына. Оосава, Керн и Мягков переводили взгляды с одной фигуры на другую, заключенные оживились, один из охранников что-то начал докладывать по смарту…
А затем в камере возник человек. Среднего роста, скорее худощавый, одетый в мешковатую рубаху и светлые, мятые джинсы «под старину». Копна волнистых темных волос сливалась с недлинной бородой, взгляд карих глаз был мягок и даже слегка укоризнен. Он кивнул заключенной, та быстро махнула ему ладонью.
– Меня зовут Магда. Встретимся еще, Саймон Фишер, – произнесла рыжая. Она обняла гостя, тот вдохнул… И оба исчезли.
В остальных камерах происходило то же самое. Из ниоткуда появлялись какие-то непонятные люди – и снова пропадали, уже вместе с пленниками. Главный надзиратель, обомлев, застыл как изваяние. «Голиаф» крутился, пытаясь взять на прицел сразу четыре точки. Анжело Оосава, надрываясь, орал:
– Стазис! Врубайте стазис в камерах, придурки!
Но было уже поздно. Идеальный побег состоялся.
Глава 6
Возвращаясь к вопросам воспитания, нельзя не упомянуть широкие возможности лоцманов в этой сфере. Обеспечивались они, с одной стороны, даром, а с другой – наличными материальными благами. Причем одно проистекало из другого.
Будучи абсолютными монополистами в межсистемных перевозках, Семьи зарабатывали на этом бешеные деньги. Единственное, что и цена за подобное благосостояние выходила немалой, ведь прыжковый синдром не щадил никого. Плюс пристальное внимание спецслужб, поумеривших, правда, свои аппетиты после памятных событий конца двадцать первого века.
Так или иначе, а возможности, врученные им природой и собственным трудом, лоцманы реализовывали вовсю.
Саймону вспомнилась поездка в Приморский сафари-парк. Тот располагался недалеко от бывшей российско-китайской границы, и за прошедшие со дня основания два с половиной столетия сей природный комплекс разросся до полноценного заповедника. Несмотря на соседство с Владивостокско-Находкинской городской агломерацией, на эту землю не покушался ни один застройщик. Поделенный незаметными силовыми барьерами на территории копытных, хищников и птиц, с возможностью бродить среди редких, но постепенно восстанавливающих свою популяцию видов, парк действительно впечатлял.
Отец тогда с большим трудом угомонил разношерстную толпу двоюродных братьев, племянников, отпрысков младших ветвей и прочей молодой родни, собравшейся на экскурсию. Пришлось прибегнуть к помощи свободных женщин Семьи – без них вышло бы совсем тяжко. Мужчины все были в рейсах, а старшие дети – в Академии, поэтому компания малолеток оказалась грозной силой. Каждый порывался шагнуть – и хорошо, если просто в любимое кафе за мороженым. А если на спор до одного из промышленных лунных городов? А если в историческую или промышленную зону? Проблемы светили нешуточные.
Саймону быстро стало скучно. Он не любил природу и считал, что соприкосновение с ней следует сводить к минимуму. Но даже его проняло, когда пожилой смотритель провел их на территорию амурских тигров.
Животные выглядели прекрасно. Они словно выражали скрытую силу, грациозную мощь и великолепное презрение к окружающему миру – готовое при этом вспыхнуть ярким и внезапным гневом. Наглядно это проявил эпизод, когда кто-то из шибанутых сопляков решил пощекотать себе и окружающим нервы – и, шагнув за барьер, оказался в паре метров от крупного, флегматичного на вид самца. Тот в момент ощетинился, вскочил, прижал уши, зарычал… Хорошо, что у паренька хватило ума не окоченеть от страха и совершить переход обратно за границу поля. Смотритель чуть не поседел, а отцу, всемогущему Фишеру, пришлось долго извиняться – и даже выплатить штраф. Точнее, «добровольное пожертвование на нужды парка».
Именно реакция тигра на возникший перед носом раздражитель пришла на ум молодому лоцману, когда он узрел Анжело Оосаву в гневе.
Словарный запас ооновца внушал не меньше уважения, чем выбор напитков в его же баре. Вполне возможно, что он мог чему-то научить как впечатленного Саймона, так и безвременно покинувшую место своего заключения Магду. Именно в адрес последней и оказалось направлено большинство ругательств.
– …сука! – выдохнул наконец замглавы Четвертого комитета. – Нет, ну как она нас всех… А я тоже молодец, стою, уши развесив, жду чистосердечных признаний, ну или хотя бы оговорок, обмолвок… А тут на тебе!
Остальные благоразумно молчали. Фишер-старший, забыв, судя по всему, что он глава могущественнейшей Семьи, взглядом искал, куда бы спрятаться. Мягков задумчиво опирался на орудийную конечность застывшего «Голиафа», а выскочивший оператор, юркнув за машину, тихонько препирался с главным надзирателем. Охранники выбежали из зала – видимо, занимать места по тревожному расписанию. Саймон же продолжал воздвигаться памятником сосредоточенности недалеко от опустевшей камеры.
Впрочем, молчание никого не спасло. Пропесочив беглянку со товарищи, Оосава напустился на лоцманов:
– А скажите-ка мне, любезный Соломон, что за kusou[28 - Дерьмо (яп.).] здесь происходит? – наступал невысокий относительно собеседника Анжело. Его оппонент, вытаращив глаза, медленно пятился и порывался поднять руки. – Кем, по-вашему, могли бы быть сообщники наших беглецов? Уж не лоцманы ли это?!
Под конец фразы голос ооновца тонко взвился, и ему пришлось прокашляться, чтобы замаскировать конфуз. Ситуацию спас Мягков. Он вклинился между Оосавой и Фишером-старшим и уставился на первого своим блеклым, но тяжелым взором. Анжело невольно сделал шаг назад.
– Я правильно понимаю, что властные структуры в вашем лице снова горят желанием начать «охоту на ведьм»? – вкрадчиво, чуть ли не кротко, прошептал Кирилл, не опуская взгляда.
«Как удав и кролик, – подумал Саймон. – Точнее, два удава. Мастера подковерных извивов и угрожающего шипения».
– Вы что же, всерьез думаете, что Семьи пошли бы на такое?
Воздев ладони, обвинитель выразительно пожал плечами.
– Мало ли что я думаю? Факты, Кирилл, факты: только что на моих глазах четыре лоцмана уволокли на закорках четверых арестантов. А еще трое находились при этом по другую сторону решеток – и теперь прикидываются невинными овечками. Madre de Dios[29 - Матерь Божья (исп.).]…
Но человека в сером оказалось не так-то легко смутить. Он заинтересовано наклонил голову, пожевал губами и осторожно полюбопытствовал:
– Мне кажется или это старый добрый расизм?
Анжело поперхнулся и сбледнул. Обвинение было серьезным. А Мягков, усугубляя эффект, рубанул:
– Какой смысл нам – нам, уважаемый Оосава, официальным представителям Семей! – так подставляться? Особенно в вашем присутствии? Думайте, пожалуйста, думайте. Не мало, а много думайте. Это полезно.
Бледность ооновца на последних словах оппонента прошла, снова сменившись гневным багрянцем. Он набычился и хотел что-то рявкнуть, но тут вмешался Саймон:
– Я знаю, где наши беглецы.
Немая сцена случилась вновь. Правда, на этот раз присутствующие пришли в себя быстрее. Первым, что любопытно, опамятовался Керн. Он выглянул из-за «Голиафа» и задумчиво почесал кончик носа.
– А, простите, откуда…
– Не откуда, а куда, – перебил его Саймон, а затем обратился к Оосаве. – У вас ведь есть доступ к службе орбитального контроля?
К чести Анжело, тот соображал споро. Хлопнув в ладоши, он скомандовал:
– В катер! – и отдельно, обернувшись: – Керн, наведите тут порядок!
Молодой лоцман прикинул позицию, схватил устремившегося к выходу ооновца за рукав – и шагнул. Не ожидавший подобного, Анжело зашатался, но упал удачно – в кресло. Телохранитель, бдивший возле шлюза, не проявил ни грамма удивления: вошел, кивнул прибывшим, включил голоблок стратегического ИИ. Шагнувший чуть позже Фишер-старший, неизменно сопровождаемый Мягковым, с уважением поцокал языком. Подобные устройства, точнее, целый комплекс, включая и сам искусственный интеллект, стоили больше, чем катер, в котором размещались, и шли в основном на нужды армии.
– Ну? – Терпение Оосавы балансировало на той тонкой грани, когда новый взрыв мог последовать буквально через мгновение. Саймон решил не нагнетать.
– Некоторые лоцманы чувствуют не только свои переходы, но и чужие. Я – чувствую, – уточнил он. – Отец тоже, но хуже. – Соломон улыбнулся и развел руками. – Чего не чувствует почти никто, так это вектор. Особенно если это индивидуальный перенос. Нам крупно повезло, что их было четверо – я смог засечь… Не координаты, но примерные направление и дальность. Это где-то рядом.
– Насколько примерные? – буркнул ооновец, выходя на связь с нужными службами. Карта системы уже светилась в центре комнаты, и в данный момент к ней добавлялись точки, эллипсы и касательные. Молодой лоцман покривился.
– Плюс-минус километр. Я не каждый день это делаю…
Оосава оторвался от разговора с диспетчерами и воззрился на Саймона. Остальные тоже потрясенно молчали.
– И он еще прибедняется, – резюмировал Фишер-старший, хлопнув ладонью по колену. – Сынок, напомни, чтобы я поговорил с функционерами Профсоюза о премии. Скажем, пара годовых окладов…
Не вытерпев, Анжело перебил:
– И где?
Саймон запросил доступ, повертел модель, подвигал масштаб. Прикрыл глаза.
– Здесь. – Палец обвел область на высоте парковочной орбиты Нового Эдинбурга, с другой стороны планеты относительно местоположения катера. – Трясите контроль, теперь их очередь на вазелин.
Проигнорировав колкость, замглавы Четвертого комитета принялся переругиваться с ответственными лицами. Соломон подвигал носом, хмыкнул и, видимо пытаясь сгладить неловкость от предыдущей беседы, задал вопрос:
– Анжело, а где ваша секретарша? Вы все сам да сам…
Выкроив мгновение, тот отмахнулся:
– В офисе, на Земле. Ей есть чем заняться, а в поле я привык работать лично. «Свой глазок смотрок», как русские говорят. Подождите… – Лицо Оосавы стало задумчивым, затем он вывел полученные данные на карту. – Этот район пуст. Там никого не было в обозначенное время. И за полчаса до – тоже. Подозрительно как-то даже, удобная орбита, а простаивает…
Нахмурившись, молодой лоцман наклонился вперед и помедитировал на голограмму.
– То есть вообще ничего?
– Радары, оптика, гравиметрия, – выводил подписанные объемы с информацией ооновец. – Чисто, как у девственницы.
– Оптика, – пробормотал Саймон и сощурился. Мысль не давала ему покоя. – Оптика… Ведь есть на этом камне астрономы?
– Обсерватория на обратной стороне Хаггиса, – при упоминании национального шотландского блюда, давшего название местной луне, Анжело покривился. – Но они выше.
– На поверхности, – ткнул пальцем вниз Фишер-младший и, раздражаясь непонятливостью окружающих, пояснил: – Любители.
– А-а-а… – протянул Оосава. Затем его осенило, и он воскликнул в совсем ином ключе: – А-а-а! Uno momento[30 - Один момент (исп.).]!
Оперативности местных внутренних органов можно было только позавидовать. Уже через час полный перечень проданных и ввезенных на планету телескопов, подзорных труб и цифровых биноклей – с указанием владельцев – был составлен, прислан и развернут. А еще через два Саймон устало потер лицо, отхлебнул замечательный, сваренный в джезве телохранителем Оосавы кофе и проворчал:
– Если метадата не врет – вот ваши беглецы. По тоннажу похоже на то, что я почувствовал… Анжело, а еще еда у вас есть?
Ооновец ответил не сразу. Он сверился с данными орбитального контроля, снова уставился на изображение. А потом пробормотал в тон вопросу:
– На социалке сгною разгильдяев. – Затем спохватился и позвал охранника: – Йорген, организуй нам обед. И вот что интереснее всего, – в голосе Оосавы, когда тот указующе ткнул пальцем, звучало чуть ли не восхищение. – Где они взяли этот реликт?
Глава 7
