скачать книгу бесплатно
Интересно, сколько она живет вот так? Ей даже не нужны его распоряжения или просьбы, она сама знает, как нужно, оберегает брата и заботится о нем с удивительной трепетностью. Будь он подонком или избалованным чудаком, разве она вела бы себя так? Родная кровь, конечно, имеет значение, но все-таки ее поведение подсказывает, что он действительно очень дорог ей.
Может, он много сделал для нее и она теперь отдает долг?
– Марина, а у вас есть своя семья?
– Семья? – Она оборачивается, оказавшись не готовой к перемене разговора. – У меня двое взрослых сыновей. Они оба живут в столице, а их отец… мы в разводе уже пять лет.
Ее зрачки на мгновение расширяются, и она прикладывает ладонь к губам. Я не понимаю, что случилось, и оборачиваюсь к двери, но там никого не видно.
– Я не спросила у вас о том же, – произносит Марина. – У вас есть семья? Парень?
Мне становится смешно. Я прикрываю глаза от абсурда ситуации и держу нервный смех в груди, только это трудно. Мне пока далеко до душевного равновесия. Я подхожу к Марине и помогаю ей захлопнуть последнюю штору, которая перекрывает выход на балкон.
– Вы правда собрались сватать меня своему брату? – Я перевожу взгляд на черную ткань и жду, когда глаза привыкнут к темноте и я начну различать хотя бы изгибы шторы. – У меня нет парня, но тоже есть брат. Так что я готова спорить, что вы старшая в семье.
– Да, он младше на десять лет.
– А для вас на целую вечность. – Я коротко улыбаюсь. – Может, нам пора перейти на “ты”? Мне кажется, мы нашли общий язык.
Я слышу мягкий выдох, который звучит как согласие.
Я же соглашаюсь подыграть ей, попробовать еще один раз. Марина сказала, что много спорила с братом, значит, она пробовала по-другому. Те же шторы она, скорее всего, держала и распахнутыми, и сдернутыми с крючков. Не помогло или вовсе сделало хуже, поэтому она больше не спорит и закрывает их первым делом. Я чувствую это в ней, смотрю на ее спокойные, чуть отстраненные жесты и вижу за ними тяжелый опыт.
Да и чего добьешься силой от мужика? Только если своих же слез. Я уже убедилась в этом, когда попробовала диктовать свои условия. Прямо и в лоб. Пришла на его этаж, потом узнала, какие крепкие руки у его охранника, и, в конце концов, добилась лишь собственной истерики.
Силой не получится.
Эти шторы может раздвинуть только он.
Вот о какой помощи просит Марина. Сделать так, чтобы он сам потянулся к ним и позволил случиться свету в темной комнате.
– Я пойду открою. – Марина начинает хлопотать, не в силах стоять на месте больше минуты.
Она уходит к двери, и та открывается прямо перед ее лицом. Я замечаю, как в освещенном проеме мелькает крепкий высокий силуэт. Только силуэт, я не могу ничего разобрать сверх этого, потому что мужчина стоит против света. Лучи льются в мою сторону, это я сейчас как на ладони, и я чувствую кожей, что он разглядывает меня. Тягучий морок приходит и крадется по моему телу вкрадчивым шепотом, я замираю, словно через разделяющее нас расстояние можно почувствовать коктейль из силы и мужской харизмы.
Я увожу взгляд в пол и пытаюсь найти хотя бы крупицы самообладания. Мне спокойнее в спальне, все-таки это не его этаж и здесь нет кухонного острова, на который он меня затянул. Черт… Он поэтому пришел сюда? Чтобы подальше от плохих воспоминаний? Он все-таки способен на эмпатию?
Дверь закрывается с характерным щелчком. Мы остаемся в комнате одни, и в ней тут же расцветают все мои сомнения и страхи. Буйный цвет женской впечатлительности во всей красе.
– Я не ждала вас, – говорю, поднимая глаза.
– Пугаю? – сразу в цель. – Уйти?
– Смотря для чего пришли.
– Я разговаривал с Когом. – Мужчина неспешно проходит вглубь комнаты и останавливается у кровати.
Он смотрит на нее, словно раздумывает присесть, но вместо этого делает еще шаг ко мне. С хриплым глухим выдохом, который кажется мне почти стоном.
– Он не имел права так поступать, – он чеканит слова с холодом. – Не имел права дотрагиваться до тебя…
– Он дотронулся до меня в первый же день, когда вы приказали запереть меня здесь.
Молчит.
Делает еще шаг.
С тем же выдохом.
– Он ничего не сделает тебе, – Хозяин игнорирует мой выпад. – Никогда. За его угрозой не стоит ничего, он думал только припугнуть.
– У него получилось.
Я обнимаю себя руками, в комнате становится прохладно. Мне не хватает одеяла или моего пиджака, который я потеряла еще вчера.
– Ты плакала вчера, – эти слова даются ему сложно, почти как шаги. – Я не хотел пугать тебя, я не понял твое состояние… У меня с этим проблемы.
– С “этим”? С общением? Воспитанием?
– Видимо, да.
Он снова разглядывает меня. Темнота не помеха ему? Хотя я тоже различаю больше деталей, в спальне нет специальных экранов, и я могу увидеть хотя бы схематичный набросок его внешности. Он массивный, как скала, широкий разлет плеч и крупные руки, в которых любая привычная вещь покажется игрушечной. У него атлетичное телосложение перевернутого треугольника и привычка останавливаться вполоборота. Он уводит правую сторону тела чуть назад. Раз за разом. Как надежно вбитый в мышцы рефлекс.
Я замечаю, что его рубашка лежит на полу. Видно, Марина выпустила из рук, когда бросилась к окнам. Я поднимаю рубашку и откуда-то беру тонну смелости, подхожу к мужчине сама и протягиваю его вещь.
– Мне кажется, это ваше. Я проснулась в ней… я не помню, кто надевал ее на меня.
Мужчина медлит, рассматривая свою рубашку в моих тонких руках. Мне и самой это кажется странным, он же в первый день грубо сказал мне, чтобы я ничего не трогала в его доме. А теперь прошла всего пара дней – и правила игры меняются на глазах.
– Я накинул на плечи, – отвечает он, – а ты сама потом надела. Ты мерзла.
Он вытягивает ткань из моих рук, жесткий край подкладки скребет по подушечкам, а сверху приходит его горячее дыхание. Хозяин делает еще шаг, чтобы было удобнее, но вдруг теряет опору и покачивается. Всего на мгновение, только внутри меня срабатывает непонятный рефлекс. Я подскакиваю к нему, давая опереться на себя, и обхватываю руками его руки над локтями.
Черт…
Это всё из-за его тяжелых выдохов. Я слышала, что шаги трудно ему даются, и поэтому подумала, что он сейчас упадет.
Я замираю, не решаясь поднять глаза на него или отодвинуться, всё так чудно и диковинно, что в моей голове нет ни одной подсказки, как надо себя вести. Но страх притупляется, я стою, почти уткнувшись носом в его широкую грудь, и ничего не боюсь. Сейчас нет. Я слишком ярко чувствую, что он сейчас контролирует себя. Он не зол и не распален неизвестными мне эмоциями, я как будто впервые вижу его в хорошем расположении духа.
Но не в хорошем здоровье.
Все-таки с ним что-то не так.
Он не опирается на меня, скрипит зубами, но по-мужски упрямо переносит вес на свои ноги и следом отодвигает корпус. Как будто боится придавить глупую малышку, которая сама бросается под стрелу, несмотря на все предупреждающие знаки.
– Я ничего не сделаю. – Он решает, что я затаилась, испугавшись его реакции. – Не трону.
Я киваю и хочу уже разжать пальцы, как угадываю то, что сбивает меня с толку. У меня вышла нервная хватка, я, не подумав, вцепилась в него так, что могла бы сделать больно, будь он обычного телосложения, а не железным монолитом. Я чувствую, что на нем такая же рубашка – правый рукав жестче и почти как панцирь. Я не могу пробиться сквозь него и ощутить его плоть, изгибы мускулов и тепло.
Мысленно прошу себя остановиться, только вместо этого поддаюсь моменту и веду пальцы выше. Пытаюсь все-таки нащупать правду под его рубашкой, она идет грубыми изгибами, и стоит надавить сильнее, как с губ мужчины слетает перекрученный выдох.
– Больно? – Я отнимаю пальцы, но не убираю их. – Что там?
Я переношу вторую руку на его правое запястье и пробую нырнуть под манжет. Хозяин реагирует молниеносно, ловит мою руку и сдерживается в последний момент. Он почти выкрутил ее, показав, что такое “больно” на самом деле.
– Вы сказали, что ничего не сделаете мне. – Я запрокидываю голову и ищу сквозь темноту главный ориентир – его глаза. – Не нужно, разожмите.
Я мягко провожу по его напряженным пальцам, которыми он смял мою ладонь. Я кручу в голове все хорошие слова Марины о нем, все моменты, которые можно схватить как таблетку успокоительного и продолжить, у меня нет никакого плана, только ощущение потока, который подхватил меня и впервые не бьет буйным течением, а дает оглядеться по сторонам и даже попытаться найти нужный берег.
Попытаться усмирить стихию, найти к ней ключик и услышать, как разжимаются тиски замка.
Я снова глажу его пальцы, огрубевшие и с очерченными костяшками, и качаю головой, показывая, что не нужно показывать мне свою силу. Я и так чувствую его мощь, она как грозовой фон стоит в комнате и не дает мне дышать полной грудью.
– Спасибо, – выдыхаю, когда мужчина отпускает мою ладонь. – Вам лучше сесть, вы дернулись, и… вам больно.
– Я в норме.
– Нет. – Я качаю головой. – Я научилась определять по вашему дыханию. Мы же вечно разговариваем в темноте, и я стала чувствительна к звукам. Вы заостряете буквы на концах, когда вам плохо, и еще как будто царапаете выдохами. Это невозможно не услышать.
Я первой делаю шаг к кровати, а когда возвращаюсь к его лицу, безошибочно нахожу его глаза. Мне кажется, что я так отчетливо вижу его глубокий темный взгляд, в котором легко заблудиться. Такие глаза бывают только у тех, кто много пережил, я точно наивная девчонка рядом с ним. Он старше, опытнее и искушеннее меня на несколько судеб.
– Вы всегда такой упрямый? – я смягчаю тон, пробуя по-другому. – Не умеете уступать девушкам?
Я тяну за край рубашки, которую Хозяин держит в левой руке. Еще секунда, и я согласна отпустить ее, направившись к кровати в одиночестве, но он поддается мне. Обгоняет меня широким шагом, словно хочет показать, что нет в нем ни слабостей, ни изъянов, что я напридумывала глупостей и дело в моей впечатлительности, а не в его таинственности.
Пусть так. Я не спорю и с довольной улыбкой наблюдаю, как он опускается на кровать вслед за мной. А потом я слышу, как успокаивается его дыхание: из него постепенно уходят хриплые звуки.
– Ты сможешь уехать, – бросает он, прерывая затянувшееся молчание.
– Ваша охрана проверила меня?
– Да, всё хорошо. Когда досье на человека занимает одну страницу, это всегда хороший знак.
– Оу, – вырывается помимо воли. – Вы умеете строить длинные предложения.
Я прикусываю щеки с внутренней стороны, гася дурацкую улыбку. Мужчина молчит, словно забыл, как люди реагируют на шутки, но он точно смотрит на меня.
– И когда я смогу уехать?
– Завтра.
– Почему не сегодня?
– Я не придумал.
– Что?
– Я не придумал причину. Просто завтра.
Я пропускаю выдох, запутываясь в собственных эмоциях. Есть и злость вперемешку с разочарованием, и непонятное послевкусие… эта затаенная радость должна принадлежать Марине, я почти слышу ее счастливый возглас, что у меня есть еще день, чтобы помочь ее брату.
– Просто, – повторяю слово, которое он выбрал. – Просто приказ, который я должна выполнить.
Я поворачиваюсь к нему, рвя к черту безопасную дистанцию.
– Сколько вам лет? Вы видели мои данные, дайте мне хоть что-то.
– Тридцать восемь.
– Ваш рост?
Он усмехается.
– Метр девяносто. Вес нужен?
– Нет. Лучше цвет глаз.
– Серый. Наверное.
– Профессия?
– Редкая и прибыльная.
Я непроизвольно закусываю нижнюю губу, когда чувствую в его голосе подтрунивающую интонацию.
– Любимый цвет?
– Серьезно?
– Что у вас с правой стороной тела?
Глава 10
Мой вопрос падает в глубокий колодец. Я буквально слышу звонкое эхо с самого дна, где должен быть ответ.
– Ты испугаешься, если увидишь.
Его голос звучит грубее. Я все-таки тронула запретную тему и уже чувствую, как он начинает выставлять неприступную стену по кирпичику. Впрочем, я и не ждала, что будет легко, я только пытаюсь нащупать правильную дорожку.
– Хотела бы я сказать, что не впечатлительная, но вы видели мою истерику.
Я же, наоборот, говорю еще мягче. Он пусть царапается хозяйским тоном, а я не буду. Я завожусь, когда он пугает меня, а обычную холодность могу пережить.
И лучше всего рассказывать о себе. Марина говорила, что он не терпит, когда ему лезут в душу. Да и зачем? Там, наверное, уже многие побывали, если он решил уехать в глушь и закрыться на всевозможные замки. Да, точно… Не нужно мне давить и расспрашивать о той беде, о которой упомянула Марина, он устал от этого.
– Я решила перебраться во Владимир, – перевожу тему, пока он не закрылся на все замки. – Говорят, там красиво.
Я оставляю паузу, чтобы он тоже сказал хоть что-то, и упрямо молчу до победного.
