скачать книгу бесплатно
– То да сё, – бурчала карга, но уже по-свойски больше. – Лодку-то привязал цепью к столбу, недотёпа? Если лодку снесёт течением, будешь оплачивать утерю. Не напасёшься на вас лодок.
Старая Верба
Вошли в дом. Затхлый дух ударил в ноздри. Старуха мало заботилась о комфорте временных постояльцев. Тусклый свет горел под низким потолком. Грязное бельё на деревянных кроватях у дощатых стен отвращало настолько, что было страшно к нему и прикоснуться.
– Свет-то я пригашу. Оставлю только в общем коридоре. А то вдруг ещё кто прибудет.
– Я лягу в одежде? – беспомощно спросила Ива у матери.
– Неужели, раздеваться тут! – возмутилась мать, накрывая жуткое ложе своим тёплым верхним пальто. – Ложись, сердечко моё. Устала ведь. Ты чего, хрычовка, – накинулась она на бабку, – бельё-то не стираешь? За что плату получаешь? Людей ведь, а не скотину тут встречаешь!
– Чего им тут разлёживаться, – огрызнулась та. – Чуть забрезжило, дорога ждёт, не дождётся. Не ори тут. Мне и никакого белья не выдаёт никто. Я сама стелю из уважения к путникам. Своё собственное, из своих запасов. Не скотина же они, чтобы на досках лежать. А и той соломку стелют. Прибудешь на место, так и разводи там чистоту. Кто тебе мешает? Там всем для обихода на первое время всё необходимое дают. Только и сыро же там! Дома-то, хотя и красивы по виду, не просохли пока. Да кому оно важно?
– Бабушка, – спросила Ива, укладываясь на материнское пальто, – Кто строил Город? Ты видела, как это происходило?
– Откуда же? Это же «Город Создателя». А Создателя узреть никому не дано. Вначале, будто бы из тумана проступают контуры, зыбкие как из воды. Город висит словно бы над землёй. То пропадёт, то опять возникнет. А потом дома всё плотнее, всё зримее, всё красочнее да затейливее. Я-то в те места и не ходила никогда. Чего было на том диком месте мне делать? Коли там болотина была? Сама-то я здешняя. За холмами и село наше старое стоит. Но все уж съехали в новый Город. А я старика отправила в поселение мертвецов. Смерть уже свою дожидаюсь в родных стенах. Жду как дорогого родственника, хотя и страшусь. Мне сказали, что старым нет места в новом Городе. А как начнут его жители стареть, так и сам он старым Городом будет уже. А потом вдруг те, из комиссии по устройству жителей, и надумали меня пристроить в собственный же дом мой работать. Встречать запоздалых гостей. Платят, да и едой обеспечивают вволю. Гости редко едят. Вы-то не хотите ли чего? – хитрая бабка предложила еду, когда все улеглись, так что вставать уже и не хотелось. – Да и веселее, чем одной тут торчать. Коснись чего, так на смертном одре и воды никто не подаст. А то пошли, чайку попьём. Правда, пироги вчерашние. Да и капуста для начинки кислая только осталась. Свежей-то где взять? Но вроде ничего, вчерашние гости ели и хвалили, как из печи их достала. – Никто не отозвался на её приглашение отведать вчерашних пирогов с кислой капустой.
«Тоже мне угощение», – фыркнула про себя Ива, избалованная материнской лаской и отцовской щедростью. – Как тебя зовут? – спросила она, видя, что бабка спать не собирается, а родители уже улеглись вдвоём на одной постели и замерли под каким-то старым мягким ковром.
– В молодости звали Вешней Вербой. А теперь, какая я уж вешняя. Стала Старой Вербой.
– И у меня подруга Верба, – тут Ива задумалась. Подруга осталась на том берегу.
– А ты чего, детка, хромаешь-то? – полушёпотом спросила бабка. – Родилась такой или повредилась?
– Мы с братишкой в бурю попали, когда в лесу были. Его деревом убило, а мне ногу переломало. Хорошо ещё, что мы не одни были. С Рябинкой, с подружкой моей. А то бы я так и пропала. Хоть и рядом с городом лес, а ведь в чащобе как бы нашли? Нога срослась потом неправильно. И подсохла немного. Платья длинные ношу. Зато красивые.
– Плохо, – вздохнула бабка, – ох, плохо. Чего же так залечили плохо?
– Сложный перелом был. Могли и ногу отрезать, а вот повезло.
– Да уж, повезло, – не то согласилась, не то горько усмехнулась бабка. Она сидела на деревянном топчане и не уходила, имея намерение поговорить от скуки с милой и ласковой девочкой. – И кто ж тебе такое пречудесное платьице сшил? И накидочку пуховую связал?
– У нас соседка держала своё маленькое швейное предприятие. Мы с мамой туда и ходили. Она нам по-свойски малые цены назначала. Она наша родственница. Она меня любила.
– Это хорошо, когда соседи добрые. Это важно для жизни. А мы вот с мужем моим, – тот мир ему пусть будет лучше прежнего дома! – сюда к реке поближе и перебрались в далёкое уже время от злых соседей подальше. Так и привыкли мы жить на отшибе от всех. Думала, как дети и внуки выросли и отбыли, как одна буду? Страшно же. А тут на старости лет народ так и шастает то туда, редко обратно, в основном-то без возврата. Если только навестить кого, то реку переплывают на лодке. Мне скучать и некогда.
– Ты лучше расскажи, как ты видела первое проявление «Города Создателя». Ведь не могла же не видеть хотя бы раз?
– Было такое, – не стала отпираться бабка. Она склонила голову и седые несвежие пряди упали из-под её тёмно-синего платка на лоб до самых бровей. Хрящеватый нос казался коричневым и шероховатым по виду как кора дерева. – Выхожу однажды коз доить, а я их в то лето на дальние луга водила, так как засуха стояла, а там трава у болот свежая была. Вдруг вижу, посреди белого дня темень стала в воздухе сгущаться. Дождь будет, так я обрадовалась. А нет! Из тёмной облачной взвеси возник вдруг Город! Да такой страшный, да такой пригожий!
– Как же и страшный и пригожий сразу?
– Да так. Пригожий потому, что красив невероятно. А страшный, поскольку нечеловеческий сам по себе, и над землёй завис как стая гигантских птиц. Я так в траву лицом и пала. Стала гимны петь, как в Храме сияющего солнышка учили всю жизнь. Подняла голову, а Город стал синеть, а после и вовсе растаял. Вскоре после того случая дожди зарядили. Я уж туда не ходила больше. А там и пошли слухи из селения, да и из окружающих мест стали прибывать любопытные, что город воплотился в камень и стоит на прежних болотах. Не тонет. Люди посмурнели, загрустили. Кому охота становиться очередными насельниками, привыкнув к своему? А там уж из столицы стала прибывать одна команда за другой. Те, кто отслеживают появление таких вот «Городов Создателя». Стали готовить списки на людей, годных для будущего проживания. Чтобы нестарые, желательно и совсем молодые, работящие да образованные. Твой отец образованный?
– Да, – ответила Ива. – Он строитель дорог.
– А вот с тобой-то у него может накладка выйти. Скажут, девушка – инвалид. Для работы сложной не сгодится. А в новом Городе неумехи и тёмный сброд не нужны. Таких в старые, а то и в чужие да полуразрушенные Города сплавляют. Чтобы дышать самим было легче. Там в «Городе Создателя» строго. С баловством не разгуляешься. Отправят обратно. Ты ведь не ребёнок уже. Ты сама-то чего умеешь?
– Я всё умею, если по дому. А так, училась я хорошо, и читать я люблю. Не успела пока выбрать профессию. Когда было, если отца зачислили в новые насельники «Города Создателя»? Как же меня отправят, ты говоришь, если я не умею сама зарабатывать? А во время обучения профессии мне одной не выжить.
– Ну, дай тебе Создатель счастья, а твоему отцу удачи, чтобы вашу семью не разлучили. Да не должны, – сказала она неуверенно. Ива испугалась, приняв старческую бормотню за правду, за осведомлённость старой карги по поводу сложного устройства нового Города.
– Слышь, а я вот читать кое-как умею, – сказала старуха, – была бестолковая на учёбу, а замуж выскочила рано. Охотливая была на парней. Мать с отцом испугались, что полечу под откос, и разрешили взять меня за себя одному небедному хозяину просторной личной усадьбы. Чего ради было потом учиться? Дети пошли. Скотины полный хлев, птичник, полный птицы, да и огороды немереные. Так я и жила до старости, пока дети по себе всё добро не растащили, а нас со стариком оставили в купленном по дешёвке доме на окраине. С теми злыднями – соседями, от которых мы и сбежали сюда на выселки. А уж соседушки были рады, не передать, как дом наш и участок себе пригребли. Не приведи Создатель тебе с такими вот злыднями когда столкнуться, как мне пришлось. Но мы быстро обустроились, успокоились. Дети выросли, чего горевать?
– Бабушка, а страшно жить старой? – спросила Ива.
– Не страшнее, чем инвалиду. А как-то живут, коли жизнь от себя не отпускает до времени. Да и не стремится никто, если не свихнётся вдруг, из её объятий выскользнуть. А объятия жизни далеко не всегда ласковы. Порой так сдавит немилосердно, что душа хрустнет от муки, взвоет, а всё равно жизнь разлюбить не может…
– Ты всем, что ли, гостям свою жизненную канитель выкладываешь? – недовольно подал голос Ясень. – Не устала от бесконечных пересказов?
– Не всем. Только твоей дочке пригожей и раскрылась. Хороша у тебя дочка, жене твоей награда за родовые муки, за годы заботы и любви материнской. Да и тебе утешение, хотя и с нагрузкой. Да и молчать постоянно, – онеметь можно раньше времени. Пока жив человек, жив и язык его. На что он и дан, как не для речи? Молчат только увечные умом, безъязыкие, да ненавистники людей на слова жадные. Даже кошка с человеком мурлычет. Намолчимся в том мире. – А всё же старуха обиделась и примолкла. Подойдя к деревянной кровати, где и лежал Ясень, она ловко и бесшумно закрыла облинявшие шторы, сразу отделившие нелюбезного гостя от остального помещения. Отец за шторами замолк. Мать спала и не проснулась от его препирательств с хозяйкой.
Ива отвернулась от бабки, давая ей понять, что хочет спать. На самом деле сна не было. Она разглядывала печь, недавно замазанную глиной от повреждений. На белом фоне глиняные заплатки казались чьими-то страшными ликами, и девушка зажмурила глаза, чтобы их не видеть. Бабка ушла в свою жилую половину дома, решив, что девушка уснула.
Всё это происходило два года назад перед тем, как звездолёт Кука опустился с новыми условными его пленниками в подземный ангар на необитаемом острове обитаемой планеты. Куку было скучно одному жить среди тех, кого породила другая планета, или кого породил на этой другой планете неизвестный Создатель. Кук жаждал общения с человеками земной расы. Так что опустившийся звездолёт, секрет обретения которого Кук никому так и не раскрыл, был буквально наполнен человеческим счастьем.
Неведомый взломщик сервера души
Вот уже длительное время не покидали звездолёта, хотя он и находился в подземном ангаре в одной из гигантских пещер на планете «Ландыш». Такое наименование за новым местом обитания решили сохранить, как только Кук его озвучил перед всем экипажем. Необходимо было время для всесторонней адаптации и проверки всех структур жизнедеятельности организма, для того, чтобы ввести всех в курс дела, как и что необходимо. Каковы нормы поведения, меры безопасности, условия среды и прочее, и прочее. Врач Вероника рыдала неделю, если переводить дни в земной эквивалент времени. Она исхудала, почти не ела. Кук, прежде не терпевший лжи, уговорил всех солгать Веронике, что была нарушена заданная траектория по причинам, не зависящим от искусственного интеллекта корабля. Выбор был между смертью и броском в неизвестность. Но неизвестность относительную, поскольку по счастью поблизости от места выныривания оказалась заброшенная база землян в исправном состоянии, куда они и сели. Обман несчастной женщины Кук возложил на сверхпрочные железобетонные плечи своей совести, поскольку прочие, если и не возражали против его лжи, сами в ней словесно участвовать не желали.
Ландыш не расставалась с Вероникой, покидая её лишь на время сна, а пару раз даже осталась с нею ночевать, когда врач пожаловалась ей на панические состояния, одолевающие её во время бессонницы. Обычно же Ландыш приходила ночевать к Радославу. За пределами их внезапно – общей спальни он относился к ней, как и прежде. Почти не разговаривал, почти не замечал. Переживаемое там имело привкус безумия, и выносить его за пределы сугубо личного отсека не только не казалось необходимым, а даже возможным. Ландыш в его собственной постели была неразрывной частью его же собственного помрачения, а Ландыш за пределами личного помещения оставалась тою же посторонней девушкой, нисколько ему не принадлежащей. Что на этот счёт думала она сама, понять было трудно по причине её практически постоянного отсутствия в зоне видимости. Она же торчала в отсеке Вероники. И обедали женщины и сын Вероники – Алёша тогда, когда мужчины обеденный стол покидали. Может, это был удобный повод для Ландыша избегать его. Может, она не знала, как себя вести после всего, а также стеснялась Кука.
Кук приглашал его к себе часто, любя покалякать о том, о сём, о всяком, наедине и без всех прочих. Курсы подготовки к окончательному выходу на просторы планеты и так называемые «основы безопасной жизнедеятельности в чужеродной среде», бывшей самому Куку давно привычной, проходили совместно в круглом, называемом по старинке «актовом зале», но и там Ландыш прилеплялась к заплаканной Веронике, не подходя к Радославу близко, за что он был ей благодарен.
– Ты чего невесело смотришься? – вот что спросил у него Кук.
– Есть поводы для веселья? – вот что спросил он у Кука.
– Как?! – прогремел Кук, – вы вдвоём с Ландыш самые счастливые тут обитатели.
– Мы втроём, – ответил Радослав.
– То есть? – опешил Кук и подумал явно что-то не то, совсем не то. – Уже? С первого выстрела и в заветную мишень?
– Белояр, тут не Земля. Поэтому я буду откровенен. Я ничего не понимаю и сам. Вместо женщины Ланы я… скажем так… как и принято говорить в подобных случаях, вроде как люблю ту, кого нет. И возникнуть ей неоткуда. Но она возникает, и это может означать только одно. Я сдвинулся умом, Белояр. Я галлюцинирую, хотя и не принимаю ничего такого, что этому способствует.
– Она? Кто она? Ксения?
– Почему Ксения? Разве Ксения умерла?
– Все, кого мы любили в прошлом, всё равно что и умерли.
– Но она реально умерла. Десять лет назад. Я же о Нэе, о своей прошлой жене.
– Об инопланетянке с Паралеи? – Кук опешил. Он кусал нижнюю губу, что было признаком крайнего замешательства. – И как же так происходит? Куда же девается при этом Ландыш?
– Никуда она не девается. Она становится прозрачной и из неё проступают черты другой женщины. Несуществующей уже. При полнейшем мраке я отчётливо её вижу, как если бы смотрел в голографический монитор в тёмной комнате.
– Ты не извращенец, часом? Не некромант?
– Нет. И близко нет! Трансляция возникает независимо от моего желания.
– А! Так желание к Ландышу у тебя всё же есть? А раз возникает такая вот накладка, то ты и не против? Удвоение ощущений, так сказать.
– У меня нет желания к Ландыш. Она как была, так и осталась безразлична мне. Вот в чём фокус, Кук.
– Выходит, ты любил ту инопланетянку настолько, что…
– Не помню я, как и насколько я её любил. Давно же было! Да и не терял я никогда от неё голову при её жизни. Если она разлюбила меня сама ещё при своей жизни, значит было за что. Как думаешь? Я настолько потрясающий и безупречный идеал? Или я – мужской эталон, способный вызывать лишь неугасимую и неземную страсть? Женщины давно перестали быть моей болью, Кук, моим счастьем и даже банальной приятностью. Они мне попросту не нужны.
– Ага! Импотенция? А тут вдруг внезапный оживляж…
– Да нет же!
– Да ты и не похож на импотента. Я зрю любого насквозь.
– На Земле всё своё либидо я давно сублимировал в работу. Ксении мало что и доставалось. Мне просто всё надоело, я пережрал любовных радостей, как иные пережирают сладостей, или другая была тому причина. Я не анализировал. Мне такой расклад нисколько не мешал. И то, что вытворяет со мною тут неизвестный оператор, превратив мою спальню в павильон красочных грёз… Стоп! – Радослав вскочил и подошёл к «фальш» окну, – Ты же хотел выскочить в эту аллею? Она же кажется подлинной.
– Хочешь сказать, что существует загадочный источник трансляции образа, но как-то хитро вмонтированный в Ландыш или же… в тебя самого?
– Чувствую только, что с моим умом или с моим безумием это никак не связано. Кристалл? Но почему… Ксения носила его много лет, а ничего подобного не было. Ни разу.
– Какой кристалл?
– Алмаз. Но найден он был в горах Паралеи в одной из пещер Хагора. А может, то была пещера вовсе не Хагора, а того…
– Того? – Кук встал рядом и внезапно выключил настенную голографию. Гладкая белая стена сразу же сделала помещение скучным и тесным.
– Там же было несколько пришельцев. И я до сих пор не знаю, какая из этих кристаллических химер утащила Нэю. Её старец – бывший псевдо муж не мог. Он не обладал технологиями своей цивилизации. Не теми, хотел сказать, что позволили бы ему преодолеть космические расстояния. Он был изгой, прикованный к Паралее. Но он того и хотел. Остаться там навсегда, чтобы его не трогали бывшие соплеменники – каменные они там или другие какие, понять невозможно. Какая-то гибридная форма жизни. Он был странник и прожектёр, мечтатель и не сдающийся воин. Так уж он решил для себя, навсегда остаться в теле тролля – то есть жителя Трола. Чем было его тело? По виду он всегда был стар, но крепок и здоров. А вот как ты. Только он девушек не развращал и женщин не любил. И убить его было нельзя обычным способом. Можно было вскрыть его череп и достать оттуда, как из яйца его кощееву иглу. Его Кристалл животворящий. И поскольку он ни за что не отдавал полностью Паралею прежним землянам – захватчикам в его мнении, он не отдаст её и теперешним землянам – изгоям, пусть и добровольным. Как бы он не обольщал Разумова совместным проектом преобразований и содружества, такого не произойдёт. Пришелец – не человек, он чести в нашем понимании не ведает. У него перпендикулярный по отношению к нам интеллект. Хотя и не исключено, что со мною он и хотел замесить некую квашню для будущих хлебов. Обновлённая цивилизация Паралеи – вот что ему было надо. Он для этого и сына, моего и Нэи, похитил. Чтобы сделать его своим преемником. Сколько же ему теперь лет? Моему сыну, которого я себе даже не в состоянии представить. Если он жив, конечно. Чуть старше, чем Ландыш. Только я и мог бы старого колдуна уничтожить, зная его тайну. Но оно мне надо? Да и не попаду я уже ни на какую Паралею. Да и не жалею о том нисколько. Поэтому я думаю, Тон-Ат, а это его имя, не имеет отношения к таким вот играм в голографических беседках. Тон-Ат и думать обо мне забыл. Там другой был забавник, любитель – созерцатель. Значит, Хагор!
– Угораздило же тебя вляпаться в дружеские контакты с такой вот нечистью. А я тебя предупреждал! Помнишь? Не хватало ещё затащить на мою планету таких вот друзей. Давай-ка эти свои штуковины мне, я с ними разберусь по-своему. Где они, твои кристаллы?
– К ним нельзя прикасаться тому, кому они не отданы во владение. Они разумны и пространственно организованы не так, как ты к тому привычен. Если ты к ним прикоснёшься самовольно, это чревато для тебя гибелью, Кук! Только для меня они вроде прирученных львов. Но таких, которые всегда бросятся в спину, если ты отвернёшься и расслабишься.
– Как же Ксения тогда? Она же носила перстень с кристаллом?
– Носила. Потому, что Нэя так захотела. Специально ей и оставила. Чтобы через него отомстить.
– Каким же образом?
– Таким. Я к твоей дочери и охладел, как на Земле мы сошлись, полные надежд на будущее. Так и не было у нас никакого яркого и счастливого будущего. Один непрерывный кислый дождливый день, и такая же ночь во взаимном одиночестве. С редкими проблесками солнечных лучей и с редкими встречами.
– Разве ты не жил в моём доме?
– Нет. Я терпеть не мог твой дом.
– Где же ты жил?
– Ты удивишься. В том самом небоскрёбе, в той самой квартире, которую ты некогда подарил Веге Капустиной. Как ты исчез, так квартиру потом передали на имущественный баланс ГРОЗ. Я её и присвоил себе. Я же и кабинетом твоим завладел. Только девушек в отсеке отдыха я никогда не соблазнял, в отличие от тебя. А Ксении я ни о чём не говорил. Чтобы не дёргала за душу. Даже нарочно ещё один домик – этакий колобок декоративный соорудил, чтобы она думала, что я там иногда живу. Она тоже им пользовалась вместе с детьми. А уж если нет меня в моём колобке-теремке, то я где-то путешествую по делам своим нескончаемым. Она знала, что я ей верен. Поэтому была спокойна, в общем-то. Хотя и капризничала, даже истерики устраивала иногда. Но зато редкое наше семейное воссоединение было незабываемым взаимно. Так мы и жили.
– Выходит, сам ты избавиться от своего кристалла тоже не можешь?
– Не могу. Он и не мой. Он, если захочет, сам растает. А не захочет, так…
Кук долго ожидал его пояснений, но их не было. – Похоже на бред. Но мне ли не знать, что реальность бывает почище всякого бреда. Ты сам не хочешь расставаться со своим этим, как ты его называешь, кристаллом, в котором обитает в подобии анабиоза, или как спящая спора, некая сущность. Хотя похоже на то, что она остаточная. Правильно, я понял?
– Может, и не хочу. А как ты меня заставишь? Украсть не сможешь, отнять – тоже нет. Уничтожить его нельзя. Даже если запулишь за пределы атмосферы, он вернётся по траектории, ни тебе, ни мне неизвестной.
– Нет такой структуры, чтобы была неуничтожима в принципе.
– Ты легко его уничтожишь. Но он восстановится, используя меня как свой ресурс для восстановления. А вот если ты уничтожишь меня, то тогда не знаю, что будет. Исчезнет он, или наоборот меня реплицирует? Та форма жизни, разумной, подчёркиваю это, хотя и нечеловеческой, она пространственно разнесена. Она вообще не подвластна ни нашей логике, ни науке. Она незримым крючком или щупальцем зацепилась за меня, возможно, что и внедрилась в геном. Я не знаю. Она может и десятилетиями ничем себя не проявлять, а может и заявить о себе как угодно, когда угодно. Последний раз оно заявило о своём присутствии, когда транслировало некий мираж на том самом озере, где утонул Рахманов Арсений. Но мираж -слово весьма приблизительное для подобного феномена. Миражи не вступают в контакт с человеком.
– Получается, что ты бессмертен, хотя и относительно?
– Понятия не имею. Я подобных экспериментов над собою не проводил, Кук. Может, попробуешь?
– К чему бы мне уничтожать своего единственного соратника и друга? Человека, которому я верю, поскольку вижу тебя насквозь. И всегда видел насквозь. С юности твоей прыткой. Ты мне за сына, можно сказать. Старшего сына. Ну, а как оружие он может быть использован? Для необходимой самообороны?
– Думаю, да. Тон-Ат, да и Хагор такой вот игрушечкой направленным воздействием легко ломали шейные позвонки своим врагам. Я не пробовал.
– А – ха-ха-ха! – опять вздохнул и шумно выдохнул Кук. – Как быть с Ландышем?
– Никак. Пусть радуется, если её такая любовь радует. Она же и понятия не имеет, во что сама она преображается. Она уверена, что я её люблю. Я не буду её разочаровывать. И ты не скажешь, я надеюсь. Да и как тут скажешь? Не будем погружать её полудетское сознание в сумасшедший дом. Пусть она будет моей женой. А там видно будет, что и как. Вдруг она сама меня разлюбит? Я с твоей дочерью, Кук, жил много лет, не любя её давно. И ничего. Не обижалась, кажется. Да и я старался её не обижать. Не то что прежде, когда любил как ненормальный и постоянно обижал.
– Любил ты! Кому врёшь-то? Женился на той дурочке Ларисе, чуть в психушку и ту, и другую не устроил. Вот какова твоя любовь…
– А твоя, Кук? Ты забыл, как ты, «человек будущего», «хрустальный Череп Судьбы» насиловал девушек в своём отсеке отдыха? Как потом отнимал у них детей?
– Стоп, стоп! Так мы и поссоримся, пожалуй. К чему бы это нам, а Радослав? Я, может, потому и мечтал заполучить сюда земных людей, что давно уж сомневался в собственном здравомыслии. Я даже сынов своих сюда сманил. Видел, каковы они? «Все равны как на подбор, с ними дядька…», то есть лысый папка Череп Судьбы. Чего мне стоило их собрать у себя, выискивая их в разных уголках Земли, а порой и в космических колониях, знаешь ты разве? Не год, не два на это потратил. Не всех и нашёл, что тоже правда.
– У тебя так и не родилось ни одной дочери после Ксении?
– Нет. Ни одной девочки у меня так и не появилось. Хотел вот с Ландышем развести у себя цветник, да видно не получится уже. А Ландыш я и после тебя принял бы к себе.
– Ты же говорил, что она тебе без надобности.
– Да и ты много чего говорил. Не полюбит она меня никогда. Да и ты… Ей молодой и страстный парень нужен. Для счастья и для потомства.
– Она на мой темперамент не жалуется пока.
– Ого-огонь! Взвился-то! То ледник у него в штанах, то хватает воздух руками, будто она тут рядом, и её вырывают у него из рук.
На самом же деле Радослав нервически взбивал свои волосы на голове, а вовсе не махал руками, как изобразил Кук. Привычка возникла на Земле после возвращения из миров, где он стриг волосы под корень, так и оставшаяся по сию пору. Он невольно проверял, наличествуют ли волосы на голове или их опять нет, как не было на Паралее в течение двадцати лет, как не было и на спутнике почти десять лет жизни там. Кук вгляделся в его волосы.
– Ты седеешь, Радослав. А омолаживающих технологий тут нет. Я не сразу заметил из-за того, что у тебя светлые волосы. Скоро будешь как сивый мерин. Ни молодости, ни любви к женщинам, одна маета каждодневная. А Ландыш-то только – только вошла в своё цветение. А -ха-ха-ха! – он выдохнул как всегда с присказкой.
– Кук, когда ты отрегулируешь искусственную атмосферу?
