скачать книгу бесплатно
Космическая шкатулка Ирис
Лариса Кольцова
Этот роман – тайна для самого автора, и разгадать её предстоит читателям. Герои вынуждены были бежать с Земли, сменили свои имена и отринули своё прошлое. Однако прошлое настигает их там, где они того не ожидали. Первый роман из цикла "Три жизни трёх женщин Венда".
Лариса Кольцова
Космическая шкатулка Ирис
Юная Ландыш и космические старцы
Зависание между славным прошлым и неизвестным будущим
Между ним и его прошлым явственно ощущалась стена. Вот недавно её не было и вдруг возникла. Она имела собственную подвижность, наползала и стирала всё, оставляя после себя крошево, лишённое формы и внятного образа. А если кому захочется такой вот игры, что-то там реконструировать, то придумать можно всё. Найти любую деталь в куче обрушенных конструкций и обосновать любую чушь. Если время на это есть. А его как раз и не было. Стена напирала сзади и толкала в будущее, которого, если не строить его в настоящем, не существовало.
За тонкой стеной его отсека страдальчески стонал Кук. Что-то утешающее шептала ему старая Пелагея. И если вначале смешило их любовное соединение, то в данную минуту смешно уже не было. И сна не было. Сну мешала непривычная всеохватная жалость к ним, к себе, – космическим бомжам. И страха никакого не ощущалось. Жалость не оставляла страху места, поскольку и проявляла себя как всеохватная.
Отворилась панель, в звездолёте не имелось закрывающих кодов в отсеки для отдыха. Не от кого было тут закрываться. Вошла Ландыш. Вообще-то она числилась в базе данных как Лана Грязнова. Чистая, абсолютно не по земному робкая девушка. На Земле такие девушки, как разновидность женская, давно исчезли. Можно было даже сказать, что ощущение чистоты и тишины, идущие от неё, как от родникового ручья, спрятанного в неопрятных и колючих зарослях леса, и являлись её красотой. Неопрятный колючий лес в данном контексте – это они, мужские представители временного экипажа беглецов. Да ведь Ландыш и не считалась земной жительницей. Она родилась там, где люди вот уже второе, и даже третье поколение жили в отрыве от Земли. Обильные тихие, можно сказать неподвижные, воды её планеты и напитали её душу такой вот тишиной и прозрачностью. Она выглядела бледновато, черты лица имела несколько размытые, рот маленький, носик тонкий, бровки бесцветные, как и сами её коротко остриженные волосы, бледно-пепельные, тускловатые. Очень подходило ей имя Ландыш, – точёная вблизи и мелкая издали красота.
– Не спится, – сказала она полушёпотом. – Можно я с тобой посижу.
– Сиди, – разрешил он. Не из вежливости, а потому что спать не хотелось.
– И поговорю?
– Поговори.
– Можно лягу рядом, как мама к Куку? Так разговаривать удобнее. И лицо твоё лучше будет видно. Выражение глаз. Можно?
– Зачем ты подслушиваешь за матерью и Куком? Пусть они… – Радослав подвинулся, давая место девушке рядом с собой.
– А что они там делают? Белояр же сказал, что полюбил меня. А сам?
– Ты смешная, Ландыш. Зачем тебе старый страшный и лысый Кук?
– Разве он страшный? А где он потерял свои волосы? Голова так блестит, как будто он её смазал чем-то. Я трогала, а череп гладкий и чистый.
– Ты у себя там не видела лысых мужчин? И на Земле не видела таковых? – засмеялся Радослав.
– У себя на Родине не видела. А на Земле только издали. Я думала, что они просто стригутся так. Какой ты хороший, Радослав. Если бы ты сказал мне как Белояр, что я буду твоей женой, я бы согласилась. И Белояру бы тогда отказала. Хотя… – смешная девушка вздохнула, – он сам меня обманул. Теперь я буду звать его только по фамилии, Кук. Чудовищная фамилия! То ли птичья, то ли как обозначение его древесной бесчувственности. Так и хочется постучать по его макушке и произнести: «Тук-тук, это сук, на нём Кук»! У тебя какая прежде фамилия была?
– Забыл.
– Тебе не идёт фамилия Пан. Пан-пень, пень-тень…
– Пень-хрень, – засмеялся он. – Так и скажи, Пан, ты пень пнём!
– Ты очень умный. И ты не Пан. Видно же по тебе, что Кук дал тебе всего лишь унизительную кличку!
– А у тебя лучше? Грязнова. Разве ты не любишь умываться?
– Я? – она возмущённо зашипела. – Да я всю жизнь в океане проплавала!
– Просолилась, наверное, как селёдка.
– Селёдка – земная рыба? А у нас океаны несолёные, прозрачные, и рек нет. Кук так и говорил: «Ты моя прозрачная росинка инопланетная. Ты светишься и звенишь от внутренней чистоты…
– Ему не привыкать заливать в женские ушки свой колдовской яд колдуна-обманщика.
– Он не обманывал! Я почуяла бы обман. Я очень тонко устроена, как говорит мама…
– Лана, он играл с тобой. Шутил. Зачем тебе жених – старик? Он и не может уже быть ничьим мужем. Ему другие дела предстоят. Силы беречь надо для свершений, какие он там наметил. Я не понимаю твою мать. Зачем тебе-то на Трол отбывать?
– Какое плохое название «Трол». Радослав, давай назовём планету иначе. Она же теперь наша будет.
– Она не наша. Там обитают люди – трольцы. Хотя да. Названия плохие. Трол – трольцы. Они свой мир называют Паралеей. Некой параллелью тому, что когда-то у них было разрушено. И опять построили такую… Короче, дебри нагородили и в них опять запутались. А дебри на то и дебри, чтобы там завелись лютые звери. Понимаешь? Да и пришельцы всякие туда повадились.
– Как мы?
– Хуже намного. Мы-то с ними одна космическая раса, а те пришлые – не поймёшь, кто они. Чего хотят? – внезапно он обнял девушку, чтобы она не свалилась с узкой жёсткой постели, и удивился её хрупкости, сочетаемой с детской какой-то трогательной мягкостью. Не девушка, а котёнок рядом лежит. И по уму сущее дитя, да и то непривычное какое-то.
Она порывисто обняла его за шею, задышала в подбородок. – У меня не было отца, Радослав. Я хотела, чтобы Кук стал отцом. Я хотела только понять, как это обнимать отца. Кук ко мне такой добрый. Переименовал меня из Ланы в Ландыша. И маме имя такое понравилось. А он стал меня целовать, когда я пришла к нему, как и к тебе, когда он отдыхал. Сначала лицо, потом открыл комбинезон. Потрогал меня, ну… я запретила. А он сказал: «Когда я буду твоим мужем, ты будешь обязана мне это позволять. А я буду очень заботливым и преданным тебе мужем. Буду тебя развивать, обучу разным волшебным штучкам. Например, считывать чужие мысли, управлять событиями, подчинять себе тех, кто тебе будет нужен для той или иной цели и даже просто ради приятного баловства». Давно было. Земной месяц, приблизительно, назад. Дал мне время для раздумья. Только маме не велел ничего говорить.
– Как он смел, скотина старая! Да я расшибу его лысый череп, если он к тебе сунется ещё раз… – почти закричал Радослав. Вот уж не ожидал он, что такая нравственная деградация постигнет всемогущий «Череп Судьбы» – Белояра Кука. Выходит, не шуточки его заигрывания с девушкой.
– Тише, тише, Радослав, – зашептала Ландыш. – Вдруг мама услышит? Они же с Куком за перегородкой. Ты забыл?
– А что ты сама решила? Может, тебе вернуться с матерью на твою «Бусинку»? Зачем тебе Паралея, Ландыш? Там бардак, войны какие-то, неустройство. Земляне, обитают в подземном городе. Да и то, после отключения их всех от материнской планеты, нашей Земли, там сплошняком идут аварии и сложности. Большая часть объектов и вообще законсервирована до неизвестно каких времён.
– Мама так решила. Она не захотела меня оставлять на Земле. А на нашей «Бусинке» делать мне уже нечего, кроме как рожать детей для будущего от тех странников, что к нам попадают. Или от Андрея Скворцова. А я его не люблю. Нет, так-то люблю. Но как мужа не хочу с ним.
– А с Куком лысым хочешь?
– Сначала хотела. Потом тебя увидела и уже не хочу с ним. Но боюсь ему сказать. Он злой.
– То он добрый, то он злой.
– Будет же ругаться на меня. За обман.
– Ландыш, девочка, он же сам тебя обманул. Влюбляется там с твоей матерью. Это как? Можно сказать на твоих глазах.
– Нет! – возмутилась она, – я же ничего не вижу. Что там у них и как. Может, они только разговаривают, как мы с тобою? А как это, Радослав, любить друг друга по-настоящему? Страшно? Противно или так уж необходимо?
Радослав засмеялся, как если бы ребёнок спрашивал, а как делают детей?
– Кук в силу возраста не даст тебе здоровых детей. Если только займётся, как он тебе и сказал, приятным баловством. А если и даст? То ведь их надо воспитывать, а он может начать стремительно ветшать в любой ближайший десяток лет. Мы же не на Земле будем. Там омолаживающих центров нет. А в земной колонии ресурсы очень ограниченные. Надо создавать новую инфраструктуру, проект новой цивилизации. Работать на его воплощение, дальнейшее развитие. Это же работа на несколько поколений, понимаешь? А Кук что за сволочь! У него всегда нравственная шкала была только для прочих, а сам он в своих ветвях над всеми прочими только возвышался, да каркал о своём величии и неподсудности для тех, у кого мозги птичьи. Но если предельно честно, то для Паралеи он необходим. С его опытом и мощью, отсутствием трусости начисто, чутьём опасности задолго до её проявления, со считыванием замыслов противника и игрой на опережение, и даже коварством, если выбор между победой и поражением. И потом, мы там только детали в колоссальном проекте, и лишь немногие из нас – несущие конструкции. Кук – такая вот конструкция.
Тревожащие откровения нежного Ландыша
Ландыш заскучала от длинных речей, приклонила голову на его плечо и засопела, утягиваемая в сон. Он осторожно положил под её голову подушечку, лишив тем самым себя всякого удобства. Но Лана, как и бывает с детьми, сразу утратила сон от его возни.
– Радослав, ты забыл, что планета теперь не Паралея, а Ландыш? Давай уговорим маму, чтобы она осталась с нами? Тогда Кук не будет принуждать меня к тому, чтобы я вышла за него замуж. Когда мама отсутствовала по своим делам на Земле, то Кук в той подземной пещере, где и был спрятан наш звездолёт, сам приходил. Он хотел ужасных вещей. Я не умею тебе сказать, не потому что слов нет, а потому, что мне стыдно за него и за себя.
– Что он делал? – Радослав решил поговорить с Куком и Пелагеей напрямик. Пусть Кук и станет после того враждебен.
– Я же тебе говорила, – она засмеялась, и если Радослав испытал неловкость, то тихоня разошлась в дальнейших откровенностях уже без всякого стыда.
– Неужели у вас там не было нормальных парней? Да тот же Андрей…
– Конечно, Андрей внешне мне нравится. Он стройный, сильный, мог поднимать меня над головой на вытянутых руках… только я его не люблю. У него на голове прежде были очень густые и вьющиеся волосы. Но я не люблю, когда волосы кольцами, как у собак некоторых бывает. Ты видел таких собачек? Смешные такие и всяких цветов они бывают. Чёрные, белые, шоколадные. У нас нет собак, я на Земле их видела.
Радослав сильно пожалел, что не выставил её сразу отсюда. Пелагея на исходе своего женского дневного цикла существования родила, – не клинически отсталое, конечно, -а весьма в смысле ума сомнительное дитя.
А Лана продолжала, – Как же их называют? Да, бараны, кажется…
Радослав захохотал уже громко. Лана приложила ладошку к его губам, – Я сказала Андрею, состриги свою баранью шапку с головы. Он послушный. К тому же у нас влажно и очень тепло, и ему понравилось быть безволосым полностью. Только Андрея я всё равно не полюбила. Люблю его как человека вообще. Если уж муж, то как муж Кук лучше. А то ещё вот… нет! Я не могу об этом говорить. Как-то противно это говорить, хотя если уж честно, я понимаю, что вины Белояра нет в том, что природа у мужчин такая. Я же тоже не всю себя люблю. Но хочу, чтобы мой будущий муж любил во мне всё. Так и Кук. Верно? Завтра же ему и скажу.
– О чём? – спросил он вместо того, чтобы притвориться спящим, но отчего-то было интересно заглянуть в такой вот жалкий и в чём-то неопрятный уголок интимных утех старого Кука, некогда самого грозного супермена в ГРОЗ, – в Галактической Разведке объединённой Земли…
Тут же стало и смешно, будто и сам впал в такое вот несчастье, как недостаток ума.
– Скажу Куку, что ты меня выбрал, ты же моложе. Ты другой совсем. Ты… сказать? – она прижалась к нему. Он молчал.
– Ты пришёл ко мне из моей мечты. Ты ведь думаешь, что я увидела тебя впервые только тут? А я уже видела тебя в ГРОЗ…
– Когда ж ты там успела побывать? – спросил он. Вместо ответа Ландыш лизнула его шею и засмеялась, – Ты тоже солоноватый, но мне нравится и запах, и вкус твоей кожи.
И опять Радослав был потрясён её недоразвитостью и очарованием одновременно. Ну, как дети. Забавляют глупостью и очаровывают собою всякого, у кого есть чувствительная, да и просто человеческая душа. Только Ландыш была совершеннолетней девушкой, а не ребёнком.
– Мама очень торопится вернуться на Бусинку, а я теперь боюсь остаться с Куком без неё. Я её умоляла, полетим на Трол все вместе. А она мне: «Твоя мать – это пчелиная матка на нашей планете – улье. Пчёлы – дети без меня там погибнут». Теперь я скажу: «Не волнуйся, мама. Возвращайся. Радослав будет моим другом, будет моим защитником. Будешь?
– Защитником? – повторил он, – Другом? А потом что? Поспешим в Храм Надмирного Света?
– Где такой храм и на каком свете? – удивилась она.
– Должно быть, на том свете, – ответил он и добавил, – На Паралее существуют такие красивые строения с прозрачными куполами, где влюблённые зажигают в зелёной чаше, выточенной из полудрагоценного камня, особый огонь, бросая в него наркотические или вроде того травы. После чего на время сходят с ума и отправляются в небольшое путешествие, в загадочные измерения…
Лана деловито расстёгивала его комбинезон, – Хочу взглянуть, какое у тебя тело… – она потрогала пальцами его грудь. Он не закончил начатую фразу и застегнул свой костюм.
– Ландыш, ты взрослая девушка, но твоя мать отчего-то воспитав тебя «многосторонней», как сказал Кук, не дала тебе полового воспитания.
– У нас нельзя. Половое воспитание это же -преждевременный разврат. Природа научит сама, так говорит мама.
– Так говорит мама, Заратустра с планеты Бусинка.
– Почему же мама – устрица зари? – ночь идиотских вопросов и столь же неадекватных ответов утомила, не успев начаться.
– Потому что она любит жемчуг. А твоя Заратустра тебе не говорит, что нельзя старому распутнику позволять себя, чистую девочку, трогать? Если он не муж, а ты его и не любишь.
– Он обещал быть мужем. И я его любила, Радослав. До тебя. Иначе я не стала бы с ним общаться и дружить.
– Сама же сказала, что видела меня уже на Земле. Выходит, решила поменять свою девичью мечту на обглоданного временем Кука?
– Был бы он обглоданным, так кости бы торчали. А он здоровее Андрея даже. И хотя у нас на Бусинке мужчин мало, конечно, но таких огромных, даже величественных, как Кук, нет. И таких, как ты, тоже…
– Кук грандиозен, но он и прежде-то был со склонностями к преступным проявлениям в том или ином аспекте своей жизнедеятельности. Так скажем. И вообще, Ландыш. Мне и Кука хватит, чтобы сделать мою жизнь на Паралее, то есть на планете «Ландыш», подобной бегу с препятствиями на каждом шагу. А тут ещё вещая Яга будет глазеть из-за каждого угла. Ловить даже не слова, а мыслеформы на лету. Нет уж. Такого счастья нам не нать!
– Как смешно ты сказал! – она зазвенела смехом-колокольчиком. – Ну, так ты будь моим мужем на планете моего имени.
– Я не хочу сейчас об этом говорить. У меня и мысли и устремления совсем не те. На данный момент.
– Так моменты и другие наступят. Я позволяю тебе открыть застёжку на моём комбинезоне…
– Зачем? – отодвинуть её было некуда, если только на пол.
– Кук говорил, что от моего тела слепнут его глаза…
– Он и без того слепой и глухой, если в нравственном смысле. Всегда таким был. А мне мои глаза зрячими ещё пригодятся.
За перегородкой послышалась возня, полусонное откашливание Кука, тихий интимно-ласковый смех Пелагеи. Слова слышались столь отчётливо, будто Кук и Пелагея лежали с ними на одной постели. И когда Радослав подумал, что так и есть в действительности, и только тонкая перегородка отделяет их друг от друга, он представил всю эту картину наглядно и опять громко засмеялся.
За перегородкой притихли, и Радослав, прижав Лану лицом к своей груди, препятствуя тому, чтобы её ответный смех не вырвался наружу, зашипел, – Мы спим и видим сладкие сны.
Лана поняла, что от неё требуется и замерла, щекоча своим дыханием его кожу.
За перегородкой, видимо, решили не тратить столь утешительную ночь попусту, – Моя ты сдобушка, – заливался псевдо дедушка в похотливом восторге, – такой земной девочки, подобной ягодке только что поспевшей, сколько ж времени не вкушал я….
– Это я-то девочка? – по-девичьи звонко отозвалась Пелагея, уж точно тая от его признаний, чем вызвала повторный спазм смеха у Ланы, и та губами и зубами, но не больно, вцепилась в грудь Радослава. Невольно сосредоточившись на собственных ощущениях, поскольку Лана принялась щекотать его языком, крепко обхватив за поясницу одной рукой, а второй шаря там, куда её не приглашали, он резко отпихнул от себя этого, отнюдь не невинного по своим повадкам, якобы случайно залетевшего птенца.
Пелагея за перегородкой, вторя его мысленному сравнению своей цепкой доченьки с пернатой птичкой, сказала Куку, – Ты очень прожорливый, мой кукушонок. Хватит тебе. Мне силы нужны на другое. Сложный перелёт, да и ты не юноша, и тебе силы беречь надо. Не впадай уж в юношеский оптимизм, дедушка – лошадушка.
– А -а! Вот, вот! Что я и говорил тебе! А то старик, мол! Я феномен, и был, и остался. Во всём. Откуда ты выкопала эту «лошадушку»? Не люблю такой фамильярности. Я по званию старше тебя, ты по любому моя подчинённая, хотя и звездолёт твой. Да у тебя и не звездолёт, а корыто космическое. Видела бы ты, каков мой галактический конь! За пределами Солнечной системы, за гелиощитом он нас встретит. Так что не придётся тебе нас на Трол сбрасывать. Лети себе в свою заводь прогретую. И сиди там, пока не протухнет она. Или уж накроет вас всех с головой, как уровень её поднимется.
– Ох, ты и злой, когда тебе отказывают… – и она что-то зашептала неразборчивое. Слушать невинной девушке всё это было нельзя.
Радослав уже и прежде ознакомился со звукопроницаемостью перегородок между отсеками, но посвистывания или вскрики Кука, когда тот и в беспокойных своих снах с кем-то боролся, ему не мешали. Винить Кука он не мог. Тот заранее попросил деликатно: «Уйди, Радослав, в пустующий отсек. А мы с Пелагеей, сам понимаешь, взаимно отвлечёмся от мыслей о страшном вакууме, что давит на нас с нечеловеческой силой со всех сторон. Пока не треснула скорлупа нашего звездолёта, живое о живом думает».
Радослав ему ответил: «Я сплю крепко. Привык как-то к своему спальному месту. Валяй, думай о живом, а я спать буду». И знать не знал, что девчонка к нему придёт.
– Иди уже, Ландыш! – он спихивал девушку, – а то мать всунется сюда и увидит, как мы тут разлеглись. Достанется нам тогда!
– За что это? За разговоры? Да и нельзя никому в чужой интимный отсек влезать. Только если сигнал тревоги. Чего они там делают? – она или наигранно, или в самом деле пугаясь, ширила глаза.
– Я сказал, прочь отсюда! Тоже мне люди будущей формации, тараканы запечные пристойнее себя ведут! – и Радослав вышел из отсека отдыха, утаскивая оттуда и девушку. Впихнув её в отсек к маленькому Алёше, который даже не проснулся из-за протестующего шёпота упирающейся Ландыш, он отправился в пустую кубатуру, где и соорудил себе спальное место из воздушной гостевой постели.
Конечно, она опять пришла. Ведь отсеки не запирались! Легла рядом, оттеснив его на самый край надувного матраса, и обиженно сопела за его спиной.
– Ты не хочешь быть моим другом? – спросила она тоненьким обиженным голоском.
– Я сплю, – промямлил он как бы в полусне.
