скачать книгу бесплатно
Он пристально вгляделся в лицо девчонки. Встретившись глазами, они изучающе долго не отводили взглядов. Что-то смутно знакомое промелькнуло в скуластеньких чертах её лица. И эти задорные конопушки? Где-то он это всё уже видел.
– Налюбовался? – первой сдалась девчонка, и отвела взгляд. – Может, уже пойдём?
– А куда? – задал Серёжка первый разумный вопрос. – К кому ты приехала?
– К тёте Вале Коротулиной, – и, словно бы беря реванш за то, что проиграла соревнования по переглядкам, девчонка независимо тряхнула чёлкой, и не оглядываясь, зашагала вперед.
Но длинные ноги Сергея уже через десяток метров нагнали принцессу, и они зашагали рядом.
– Как звать меня ты уже знаешь, – начал Сергей светскую беседу. – А как звать тебя прекрасная незнакомка?
«Неужели это я? – удивился своему комплименту Сергей. – Вроде бы и хмель весь вышел». Шагая рядом с едва достававшей ему до плеча девушкой, он хотел говорить, говорить, говорить, чтобы от его удачных шуток и комплиментов её глаза признательно вспыхивали, а с губ не сходила красивая улыбка.
И Серёжка своего добился. К середине пути, они разговаривали как старые знакомые. Сергея не волновало, что Коротулины живут рядом с клубом, что уже наверняка пришёл в себя его поверженный враг, и ему придётся возвращаться обратно по неприятельской территории. Он об этом напрочь забыл. Все будущие неприятности заслонило сияние зелёных глаз принцессы. Он уже знал, что её зовут Пеструхина Ирина, и что они бывшие одноклассники. После окончания ею второго класса они переехали жить в порт Ванино. Семь лет прошло с той поры.
– А меня то помнишь? – смеясь, спросил Серёжка.
– Я только помню, что ты был маленький, ещё меньше меня, а сейчас вымахал с версту коломенскую.
При этих её словах Сергей немного смутился. Да, действительно был такой постыдный факт в его биографии. В начальных классах на уроках физкультуры он стоял в общем строю едва ли не самым последним. Но к седьмому классу картина резко поменялась, и некогда рослые одноклассницы превратились в хрупких красавиц, и как-то незаметно переместились в конец строя, а мальчишки вытянулись вверх. И их неуклюжие угловатые фигуры теперь маячили в начале строя.
А знакомство Сергея и Ирины состоялось не очень обычно. Серёжкина семья приехала в Болонь сразу после Нового года. Он был тогда первоклассником.
– Познакомьтесь дети, – представила его учительница и, положив тёплую ладонь на Серёжкину макушку, добавила. – Скажи своим будущим одноклассникам, как тебя звать?
– Серёжа Котов, – не стал скромничать парень, и внимательно вгляделся в окружавшие его лица.
– Сидеть пока будешь с Пеструхиной Ириночкой, – подтолкнула его к последней парте учительница. – А меня звать Валентина Ивановна.
Серёжка, насупившись, взглянул на соседку. Девчонка была действительно Пеструхина. Пятидесятиградусные январские морозы не смогли стереть с её пухлых румяных щёк задорных веснушек. Она снисходительно подвинулась на противоположный край парты, и деревянным пеналом обозначила границы их будущего существования, и прошептала свистящим шёпотом.
– Зайдёшь на мою сторону – получишь!
– Очень надо, – гордо ответил парень, и со своей стороны закрепил суверенное право на территорию, положенным вплотную к пеналу букварём.
– Ты зачем его сдвинул? – зашипела вредная девчонка, и двинула пенал в Серёжкину сторону.
Видя такую вселенскую несправедливость и явное нарушение его суверенитета, Сергей закусил губу, и прижал букварь к парте. За пыхтением, и улаживанием пограничного конфликта он не заметил, как за их спинами остановилась Валентина Ивановна.
– Серёжа Котов, – произнесла она строго. – У нас мальчики девочек не обижают. Встань, и в наказание немного постой.
– Она сама, – попробовал воззвать к справедливости мальчишка.
И когда в ответ услышал, что он ещё и трус, который пытается свою вину переложить на хрупкие плечи беззащитной девочки, то понял, что на этом празднике жизни он совершенно чужой. Жгучие слёзы горькой обиды от творящегося беззакония набухли в уголках глаз и были готовы скатиться вниз.
– Валентина Ивановна вас завуч просит зайти, – появилось спасение в виде всклоченной старшеклассницы.
А Серёжка поймал на себе насмешливый взгляд вредной соседки.
«Что, съел? – говорил он. – Мы то здесь дома, поэтому и правда наша».
От такой неприкрытой наглости Серёжа разозлился, и готовая скатиться слезинка высохла, не доставив окончательной радости девчонке. Неожиданно для себя он встал из-за парты, и медленно обошёл её вокруг. Остановившись, победно взглянул на соседку и, уловив в её глазах тень недоумения и растерянности, не спеша взгромоздился на своё место. По классу прокатился шум уважительного перешептывания.
Но праздновать триумф пришлось недолго.
– Валентина Ивановна! – раздался дрожащий от нетерпения и справедливого возмущения голос соседки, едва учительница вошла в класс. – А новенький вставал и ходил по классу.
– Это правда? – недоумённо спросила Валентина Ивановна Серёжку. – А зачем?
И действительно – зачем? Что мог ответить мальчишка, если и сам не знал, «а зачем?».
– Да ты оказывается у нас хулиган, – не дождавшись ответа, покачала она головой. – Постой-ка мальчик до конца урока в углу.
Так, с самого первого дня, Сергей снискал славу бесстрашного парня и хулигана. В дальнейшем же конечно всё встало на свои места потому, что учился он хорошо, и вёл себя прилично. Но неожиданно для него этот поступок сослужил ему доброе дело. Мальчишки его зауважали, а девчонки обратили внимание на то, что новенький-то симпатичный.
Но самое главное, что той самой вредной соседкой по парте оказалась вот эта самая Пеструхина Ирина.
– Что-то смутное припоминается, – задумчиво протянула она, когда Сергей напомнил историю их знакомства. – Неужели я была такой ябедой?
– Я бы сказал борцом за справедливость, – деликатно кашлянул Серёжка.
– А мы уже пришли, – снизу вверх коротко взглянула на него Ирина.
– Может, погуляем? – Серёжке не хотелось отпускать от себя это веснушчатое чудо.
– Как ты себе это представляешь? – усмехнулась девчонка. – Только на порог, и сразу в ночь с кавалером? И кем меня после этого будет считать тётя Валя?
– Приходи завтра на танцы, – робко произнёс Сергей. – Я буду ждать.
– Подумаю, – лукаво сверкнула хитрющими глазами Иринка, и скрылась за калиткой. – Спасибо за помощь! – Добавил смеющийся голос.
«Ира, Иринка!», – И звуков мелодичней и прекрасней тех, из которых состояло это слово, не было во всей вселенной. И вообще, как он мог до сих пор не знать, что где-то на берегу Татарского пролива живёт прекрасная девчонка с таким удивительным именем?
Он шёл и не замечал, что с его губ не сходит идиотская улыбка, что идёт он по чужой территории, и неровён час …
– Алюрские совсем оборзели! – опустил его на землю хриплый голос. – Шляются у нас по посёлку как у себя дома.
Серёжка вскинул подбородок и понял – будут бить! Но страха не было, и он бесшабашно двинулся навстречу перегородившим его дорогу парням.
– Сёма я не понял, он что, бессмертный что ли? – удивлённо протянул один из троицы.
Серёжка этих ребят прекрасно знал. Год назад они окончили школу, и ждали повесток в армию. Знали его и они, во всяком случае, в лицо точно. Но неписаный закон улицы требовал: чужим у нас делать нечего.
– Ты чей? – спросил более трезвый.
– Мамкин и папкин, – дерзко ответил Сергей.
– Хамит, – картинно повернулся к товарищам Сёма. – Надо бы заняться его воспитанием.
– Фамилию скажи, – вновь произнёс трезвый.
Серёжка не стал нарываться и дальше, а спокойно ответил на вопрос.
– Так Олег твой брат? – в голосах парней послышалось уважение.
– Да.
Имя Олег прозвучало как-то непривычно. Для родных и близких средний брат был Аликом.
– Так что же ты молчал? Мы за твоего братана! – возбуждённо произнёс один из троицы. – Если кто обидит, обращайся к нам, точно пацаны? – Ища поддержки своим словам, парень повернулся к попутчикам. – Хотя ты и сам любому сто в гору дашь.
– Ты парень иди, а то не дай бог кого другого встретишь, – махнул рукой Сёма. – А мы постоим, посмотрим.
Серёжка шагал и улыбался. Его средний брат на станции Болонь был забиякой известным, и сейчас авторитет служащего в армии Алика помог ему избавиться от ненужных синяков.
«Спасибо ему, как завтра с Иринкой танцевать бы стал?», – вспомнил он брата и девчонку, которая так неожиданно впорхнула в его жизнь.
Глава 2.
Любовь.
На следующий день вместо танцев были овода и комары. А вечером Серёжка с тоской наблюдал, как в тёплую июльскую ночь уносятся искры от потрескивающего костра.
«И как я мог забыть о покосе!», – думал он, грустно наблюдая за выпархивающими в сумерки надвигающейся ночи яркими точками.
Накануне, ни свет, ни заря, его короткий утренний сон был нарушен голосом матери.
– Ну-ка, полуночник, просыпайся, отец уже давно позавтракал!
– Ну, ма, ещё маленько, – завёл он жалобно.
– По ночам надо меньше шлындрать! – раздалось снизу от сеновала, на котором летом спал Сергей. – Живо спускайся, а не то сама сейчас поднимусь!
Понятное дело, что мать на сеновал не полезет, но её крутой нрав заставлял в этом сомневаться.
– Эх, – сладко потянувшись, вздохнул Сергей, и тут же хлопнул себя ладонью по лбу. – Ёмо-ё, сегодня же на покос, чёрт, как я мог забыть!
«Иринка!», – пришло следом запоздалое понимание некой несправедливости. Он ведь пригласил её на танцы. И как теперь быть?
«А никак, забудь, покос дело святое. Корова без сена, семья без кормилицы», – эту истину Серёжка впитал вместе с материнским молоком. Понимая, что жизнь начинает давать сбои, спустился вниз и, увёртываясь от лёгкой затрещины матери, скакнул к столу.
– Я только молока, – боднул насуплено головой.
– Молока он, – оттаивая, усмехнулась мама. – Давай уже, пей, пока отец литовку отбивает. – И, не удержавшись, взлохматила Серёжкин чуб. – Жених какой выискался.
Серёжка ласку матери не принял и насупился.
– Ма, ну ты что! Всё нормально.
– У вас всегда всё нормально, – прикрикнула мать. – А мы после вас помои разгребаем.
И вот теперь, наблюдая как потрескивающий на лёгком ветру костёр, посылает во Вселенную тепло своего огня, он тоскливо думал о несправедливости бытия. И жизнь казалась потерянной на веке.
«Никогда у меня ничего хорошего больше не будет», – в который раз тяжко вздыхал он.
Отец его вздохов не замечал, а выпив «с устатку» пару стаканов мутного самогона, благодушно рассуждал о преимуществах этого покоса над прежним. Покос действительно был отличным. Раньше они косили по болотистому кочкарнику. Литовку приходилось постоянно держать на весу перед грудью, чтобы не обломать её о кочки. Так что к обеду выматывались так, что падали у едко чадящего дымокура без задних ног, которые были насквозь мокрыми от гнилой болотной воды. И гнус в марях облеплял так, что если бы не накомарники и мазь, то косить было бы некогда. Всё время бы приходилось отмахиваться. А в прошлом году отцу удалось перехватить покос на заливных лугах в низовьях Семенюра у отъезжающего из посёлка соседа.
И вот уже второй год косьба была просто в удовольствие. Ручки(ширина прокоса) выходили широкими, а пяточка литовки легко скользила по земле, не давая силе расходоваться впустую. И свежий ветерок от реки сдувал надоедливых насекомых.
«Вжи-ик, вжи-ик, эх размахнись рука, раззудись плечо!», – пела играющая в росе острая как бритва литовка.
Серёжка вспомнил, как много лет назад, в его первые летние каникулы после окончания первого класса, он, не попадая шагами в такт и спотыкаясь о железнодорожные шпалы, пытался не отставать от шагающих впереди отца и старших братьев Ивана и Олега. Косили они в тот год в болотах за пять километров от станции, и основной путь лежал пешком по железной дороге, а скошенное сено приходилось вывозить зимой, когда мороз железным панцирем сковывал простиравшиеся на сотни вёрст от посёлка мари да болота. Богат просторами Дальний Восток, но не обихожены эти просторы дорогами, обижены беспредельные дали малолюдием. Некому заниматься благоустройством этих богатейших земель.
Вот тогда-то и получил Серёжка первые уроки косьбы. А на третий день он уже стоял впереди отца, и отчаянно размахивая небольшой «шестёрочкой»(размер косы), опасливо прислушивался, как за спиной, буквально у пяток подсекает траву огромная отцовская «девятка». Мучительно хотелось оглянуться, но он понимал, что этот не рассчитанное движение собьёт его с ритма, и отцовская коса станет ещё ближе.
А Григорий Данилович, пряча у губ усмешку, внимательно следил, чтобы не дай Бог не поранить младшенького. Он учил сына косить, так же как учили его, так же как учили его отца, деда и прадеда. Извечная эта крестьянская наука была одной из основных на широких российских просторах. А миндальничать да жалеть некогда, того и гляди дожди зарядят, и все труды пойдут коту под хвост. Да и подпрелое под дождём сено и корове не в удовольствие.
Серёжка понимал, что отец, конечно же, не станет подрезать ему пятки, но непонятная сила упрямой гордости гнала его вперёд, и он обессилено падал в конце прокоса, радуясь тому, что и на этот раз уберёг ноги. А отец точил сначала свою, а затем его литовку, и подавая ему косовьё, говорил:
– Ну что отдохнул? Тогда пошли.
Казалось бы, и сил то уже не было совсем. Но Серёжка вставал, брал косу, и вновь выходил впереди отца. И силы появлялись, но отчаянно махая косой, он мечтал о том мгновении, когда закончится прокос.
– От плеча бери, от плеча, – слышался за спиной голос отца. – И поворачивайся всем корпусом, тогда не устанешь.
Сейчас, после многих лет проведённых на покосах, он косил вровень с отцом. Но Сергей знал, что в мощном теле леспромхозовского кузнеца таится столько силы, что захоти он, и Серёжка будет как и в далёком детстве бежать впереди, заставляя себя не оборачиваться при звуках вжикающей под пятками литовки.
– Ложись уже, полуночник, – произнёс наконец отец, – завтра с рассветом подниму.
Несмотря на трудный день, не спалось. Да и время-то было такое, что даже дети спать не ложились. На улице ещё стоял летний, пахнущий свежескошенной травой вечер. Рядом богатырски посапывал отец.
«А что если?», – вспыхнула в голове вредная мыслишка.
«Ты это парень брось, давай лучше выспимся. Завтра отец часа в четыре поднимет!». -Зашевелился противный человечек внутри Сергея.
«До посёлка километров десять, раз плюнуть!», – Серёжка уже знал, что пойдёт. Вернее побежит. Нет у него столько времени, чтобы позволить себе пешком прохлаждаться.
И осторожно, чтобы не разбудить вольно раскинувшего вдоль большого тела натруженные руки отца, он выбрался из шалаша, и больше ни в чём, не сомневаясь, побежал по едва видным в траве вмятинам от колёс. Бежалось легко. Тёплый вечерний ветерок ласково обдувал горячее лицо и трепал по-битловски отращенные волосы. А размеренный темп не позволял сбиться дыханию. Серёжка не думал о том, что возможно вскоре таких марш-бросков в его жизни будут сотни, ведь не за горами служба в армии. Экономя дыханье, он думал о красивой девушке с умопомрачительно редким именем Ирина.
– Ну, вот ещё! – усмехнётесь вы снисходительно. – Да таких Ирин на земле считать, не пересчитать.
Я с вами соглашусь, и скажу больше – старшую Серёжкину сестру тоже звали Ирой. Но он об этом напрочь забыл. Как забыл и то, что во время ссор называл её Ирёхой-дурёхой, или ещё как похлеще. Но мы-то ведь с вами знаем, что дело не в имени, а совсем в другом. И о том другом тысячи поэтов слагают стихи. Ради этого совершаются подвиги и начинаются троянские войны. И упавший в бою воин окровавленными губами шепчет имя той единственной, ради которой готов умереть. И каким бы простым это имя не было, в этот миг оно вместе с его душой поднимается к Богу и обретает святость.
«Мечтал бы поменьше, – недовольно пробурчал продолжавший вредничать внутренний голос. – А то дорога такая, что в потёмках очень запросто можно и в Синие сопки убежать».
– Не убежим! – распугивая стрекочущих в кустах кузнечиков и прочую лесную живность, во весь голос закричал Серёжка. – Мы не можем никуда убежать – нас ждут!
«Держи карман шире, – продолжал нудить голос. – Да у этой красавицы таких как ты вагон и маленькая тележка. Видел, какие у неё глаза хитрющие?
