скачать книгу бесплатно
Откуда-то издали и впрямь доносились глухие удары и топот ног. Несмотря на глубокую ночь, наверху явно полным ходом шло веселье.
– Накачиваются для храбрости, – произнёс Богош почему-то шёпотом, хотя гости трактира никак не могли его слышать. – Мы успели вовремя…
– А они не ворвутся сюда? Ведь здесь, наверное, есть и прямой выход?
(Филладор успел только подивиться Леиной догадливости. Ему самому такие мысли даже и в голову не приходили.)
– Выход есть, конечно. Но им его не найти, он ведёт прямиком в хлев. Едва ли они туда забредут, а если и забредут – вряд ли станут искать. Там сеном завалено. Да и заперто надёжно…
С этими словами Богош, наконец, справился с замком и впустил спутников внутрь.
Помещение и впрямь выглядело внушительно. Оно походило скорее на келью учёного монаха, нежели на винный погреб; деревянные бочки соседствовали тут с ретортами и ещё какими-то загадочными устройствами, коим сир Филладор даже не умел дать названия. Лея вертела головой во все стороны, вылупив изумлённые глаза и даже не заметив, как Богош отобрал у неё факел и с шипением потушил, сунув в огромное ведро с водой.
– А всё потому, – объяснил он, – что в помещении должен выдерживаться необходимый уровень прохлады и сырости, чтобы дерево не рассыхалось и спиритуозные фракции не испарялись раньше времени. Поэтому число светильников здесь никак не может быть превышено.
Путники с уважением воззрились на него, забыв даже о собственных горестях. Чтобы смягчить строгость своего тона, Богош плеснул в железную кружку одного из самых выдержанных своих дистиллятов и поднёс друзьям – дабы его утверждение не было голословным, а также для того, чтобы придать им сил и бодрости. Сейчас это им было необходимо.
Первым испробовал божественного напитка сир Филладор, затем Лея. Она, впрочем, не столько пила, сколько нюхала кружку, что вызвало у Филладора скрытое раздражение. Ему казалось что она просто выпендривается. Но она, видимо, знала толк в спиртах:
– О, Богоше, какое чудо! Здесь у тебя ведь сливовая косточка, верно?..
Богош довольно усмехнулся в усы:
– Да, это она, слива. Было две партии – с косточкой и без. С косточкой вышло даже лучше.
– А ты чувствуешь косточку, Хеорг?
Филладор хотел раздражённо сказать, что у него в жизни хватает других забот; но в ту же секунду ощутил, что напиток и на него подействовал благотворно. Он согрел его замёрзшие конечности, весело побежав по жилам; угасил терзающий сердце страх и приятно ударил в голову. Взглянув на жену, Филладор неожиданно ощутил смутное желание, чего с ним не бывало очень давно.
– Чувствую, – ответил он, залихватски подкрутив ус. – У себя в штанах.
Богош одобрительно крякнул, а Лея залилась румянцем:
– Ох, ну ты уж скажешь, Хеорг…
– Пойдёмте, я вас уложу, – засуетился Богош, вовремя вспомнив свою роль хлебосольного хозяина. – Вам и впрямь не помешает отдохнуть. А как выспитесь, все вместе решим, что делать дальше…
Он провёл их в маленькую тёмную комнатку, как видимо, служившую ему самому спальней, когда он слишком задерживался в своей «лаборатории». Вместо ложа там было в изобилии навалено сено, очевидно, принесённое прямо из упомянутого хлева. На нём и устроились наши супруги, после того как уговорили ещё одну кружку с божественным напитком.
– Спите спокойно, – проговорил Богош, деликатно затворяя за собою дверь. – А я буду стеречь ваш сон и думать, как нам быть…
Но этих слов путники уже не услышали: сон, тяжёлый и спасительный, сморил их тотчас же, как только их головы коснулись импровизированного ложа. Они даже спасибо сказать не сумели. Единственное, что успел Филладор – это по-хозяйски опустить тяжёлую длань на крутое бедро жены…
3
Ему снилось что-то невразумительное, но очень неприятное. Он вздрогнул и проснулся.
Кругом стояла темень и полная тишина, только где-то рядом почти неслышно посапывала Лея. Остро и тревожаще пахло сеном; сухие травинки неприятно покалывали тело. Несмотря на это, сир Филладор не сразу вспомнил, где находится.
А когда вспомнил – чуть не взвыл от стыда. Сейчас, когда он хорошо выспался и в кои-то веки остался наедине с собой, вся картина происходящего увиделась ему до отвращения ясно.
Этот дурачина Богош – известный паникёр и к тому же небольшого ума. Что-то померещилось ему спьяну, а он и рад стараться. Конечно, то, что он первым делом поспешил спасать своего бывшего господина, очень хорошо его характеризует. Но, как говорится, страшнее дурака только дурак с инициативой.
Впрочем, было бы неверно сваливать всю вину на него. Это низшим существам – крестьянам и женщинам – простительна глупость. Но он-то, он-то, высокородный сир Филладор, как мог поддаться этим детским страшилкам?..
Зачем он пошёл на поводу у этих неразумных и позволил им вести себя, как барана, куда им хочется? Зачем вообще встал? Пусть бы несли его на руках всю дорогу, раз уж им так приспичило. Может, и научились бы уму-разуму…
Ибо теперь, когда никто на него не давил, не запугивал и не хныкал над ухом, Филладор готов был поклясться: когда он вернётся домой (дай-то Создатель, чтобы поскорее!), он застанет там всё точно таким же, как и оставил. Никто его добро, конечно же, и пальцем не тронул, да и не собирался. Ну, а если его люди и выпили чуть больше обычного и на словах позволили себе лишнее, так это на совести всё того же Богоша.
Хотя скорее всего и происходило это только в фантазиях Богоша. Ну, а Богош…
Богош?!..
Филладора бросило в холодный пот. Он вдруг с чудовищной ясностью представил себе продолжение всей этой истории.
Сейчас Богош, конечно, чувствует себя на коне. Он «спас» их с Леей, оказал им ценную услугу, может быть даже рискуя своей жизнью и имуществом. Так он думает. Но пройдёт два-три дня – и он обнаружит, что ошибся. А что обычно делают люди, когда понимают, что сели в лужу и выставили себя дураками?..
Правильно. Они тут же спешат выставить дураками других. И в первую очередь – тех, кто стал жертвой их энтузиазма…
Сир Филладор словно воочию увидел перед собой живую картину: краснощёкий Богош восседает в торце крепкого дубового стола за кружкой неразбавленного дистиллята – и под громкий хохот довольной черни рассказывает эту уморительную историю всем, кто пожелает слушать. А слушать будут все, можно не сомневаться. Ибо нет большего удовольствия для смерда, чем всласть поржать над господами.
С этим может сравниться разве что удовольствие посплетничать. У простого люда, как известно, очень хорошо поставлена сарафанная почта. Так что можно не сомневаться, очень скоро над его приключениями будут хохотать не только его люди, но и чужая прислуга. А за ней и вся венниратская знать…
Сир Филладор вдруг отчётливо осознал, что тысячу раз предпочел бы смерть такому неописуемому позору.
Но что же делать? Выход был только один – перехитрить врага и обернуть ситуацию в свою пользу. Так сказать, нанести удар первым. По счастью, у него, кажется, есть небольшой запас времени…
Он тихо встал, стараясь не разбудить Лею, и на цыпочках прокрался к двери. Ему повезло – петли были хорошо смазаны и даже не скрипнули. Он тихо выскользнул из их случайной спальни и осторожно заглянул в «лабораторию» – поглядеть, что там поделывает Богош. Как и ожидалось, тот сладко спал, запрокинув голову на спинку старого кресла и тихонько похрапывая в усы.
«Так-то ты стережёшь нас, – мстительно подумал Филладор. – Ну что ж, пеняй на себя».
Вот осёл – даже не подумал вытащить ключ из замочной скважины. Тем лучше. Филладор только боялся, что скрип открываемого замка разбудит нерадивого стража. Он же помнил, с каким трудом Богош накануне отпирал эту дверь!..
Но, видимо, трактирщик уже вчера успел подсуетиться и смазать замок. Ключ повернулся почти беззвучно. Сир Филладор осторожно толкнул дверь и выглянул наружу.
Фу, проклятье! Он и забыл, какая темень стоит в этом подземелье!.. Филладору смутно припомнилось, что вчера он видел где-то здесь лучины, целый пучок.
Так и есть: вот же они, на полке, в железной кружке. Толку от них, конечно, мало, но всё же лучше, чем ничего.
Он вытащил несколько про запас – и одну поджёг от открытого огня масляной лампы. При этом он невольно покосился на мэтра Богоша: не почуял ли тот сквозь сон, что в его святая святых источников тепла и света стало чуть больше, чем надо?!.. Но Богош спал спокойно и даже усом не пошевелил.
Зато Лея в соседней комнате застонала во сне. «Чует, что меня рядом нет, – подумал Филладор. – Надо поторапливаться.»
Стараясь ничем не скрипнуть и не стукнуть, он выскользнул из убежища и аккуратно затворил за собой дверь. Да, скудного света лучины вполне хватит, чтобы совершить обратный путь в одиночку.
Немного беспокоило его, найдёт ли он дорогу. Ведь там было столько перекрёстков… Но он смутно помнил, что вчера идти было трудновато, что-то будто прилипало к ногам. Грязь. В ней должны были остаться следы, по которым он теперь и пройдёт.
Он опустил огонёк вниз, чтобы осветить поверхность, на которой стоял. Так и есть. Следы были видны очень хорошо, ему надо будет как следует постараться, чтобы заплутать.
– Что ж, хорошо смеётся тот, кто смеётся последним, – прошептал он, в последний раз оглянувшись на дверь. – Можете сидеть тут хоть всю оставшуюся жизнь, если вам нравится. А я возвращаюсь домой.
4
И сир Филладор пошёл домой.
Поначалу идти было легко и даже весело. Он чувствовал себя мальчишкой, сбежавшим из дому и попавшим в увлекательное приключение. Было даже немного досадно, что лучина так хорошо освещает путь, а перекрёстков, где надо хорошенько смотреть под ноги, попадается так мало.
Вот только голод его мучил. И впрямь, ведь со вчерашнего дня ничего не ел. Ну ничего, как доберётся до своей трапезной – велит подать на стол добрую яичницу. Мысль о том, что он в кои-то веки будет завтракать на полной свободе, один, как в холостяцкие времена, придавала ему сил, заставляя бежать чуть ли не вприпрыжку.
Но вдруг он споткнулся и резко остановился. Его поразило одно соображение, которое почему-то всё это время не приходило ему в голову.
Вот, допустим, всё пройдёт удачно и он окажется дома прежде, чем эти двое заметят его отсутствие. Трактирщик окажется в дураках. И что? Кто помешает ему распустить слух, что Лея, жена господина Филладора, пыталась убежать с ним?..
И впрямь, понял вдруг Филладор… Теперь, когда они остались там вдвоём, это выглядит очень убедительно. Куда более убедительно, чем всё остальное. Даже и слухов никаких распускать не надо. Если б я был не я, я б и сам так подумал. И от души посмеялся бы над этим ослом Хеоргом, бароном Филладорским…
Кулаки его судорожно сжались, он уже готов был повернуть назад, чтобы защитить свою семейную честь. Пока это ещё возможно…
Но тут новая трудность, возникшая на пути, отвлекла его.
Дверь. Та самая, о которой он совершенно забыл. Та, которую Богош открывал с таким трудом с помощью какого-то сложного кода. Известного только ему…
Оказывается, настоящего мужчину страх позора вовсе не сковывает по рукам и ногам, а, наоборот, придаёт скорости. Подумать только, всё это время он не стоял, как баран, на месте, а стремительно продвигался вперёд. И вот пожалуйста – в полумраке перед ним маячит препятствие. Он, кажется, только что собирался вернуться назад?.. Ну так вот она, уважительная причина.
Он смутно помнил, что Богош, двигая рычаг, изобразил что-то вроде креста. Но там, кажется, ещё надо было на что-то нажать, в общем, дверь была явно не из простых.
Филладор помрачнел. Вожделенная яичница о десяти желтках, которую он уже видел перед собой так явственно, что, казалось, чуял ноздрями её аромат, снова отодвинулась на неопределённое расстояние. Впервые за всё это утро перед ним встала отчетливая перспектива вынужденного возвращения. С поджатым хвостом. Под крылышко Богоша.
Мысль о Лее и её женской репутации как-то сразу отошла на второй план. Он не мог сдаться перед какой-то дверью. Отступать, даже не попробовав, было бы слишком глупо.
«В конце концов, – подумал Филладор, – вернуться я всегда успею».
Он шагнул вперёд, держа перед собой тлеющую лучину, устремил на дверь грозный взгляд… и тут же его лицо расплылось в счастливой улыбке. Опасения оказались пшиком. Замок был устроен так, что открывать его с помощью хитроумного кода приходилось только снаружи. Ну, а изнутри была обычная задвижка, которую – как тут же понял Филладор – можно было просто отодвинуть, нажав с некоторым усилием.
Облегчение и радость были так сильны, что и вторая мучившая его забота показалась сиру Филладору сущей ерундой. «Ладно, – подумал он. – Если даже такой слух и пройдёт – ничего страшного. Высеку Лею принародно, а потом выгоню прочь. И моя честь будет спасена».
Сказав себе так, Филладор бросился на дверь и с силой нажал на задвижку. Та, хоть и с неприятным скрежетом, но поддалась – и тяжёлая дверь приоткрылась. На мгновение Филладору стало дурно: ему вдруг показалось, что там, снаружи – и впрямь та самая глухая стена, о которой говорили ему отец с матерью.
Но то был всего лишь старый гобелен, который, оказывается, Богош успел перед уходом приладить на место. Несколько секунд повозившись с ним, Филладор, наконец, выбрался наружу – и впервые за то время, что догорала очередная лучина, вздохнул с облегчением.
Он был дома.
5
«Скорее, скорее наверх! К свежему воздуху, тёплой постели и яичнице!»
Сир Филладор на удивление бодро преодолел подземную анфиладу и несколько первых витков потайной лестницы. Но здесь поневоле ощутил усталость. Всё-таки ноги были уже не те, что в юности, да и сердце тоже. Подниматься (да ещё на своих двоих) оказалось куда тяжелее, чем спускаться, и теперь на каждом витке Филладор останавливался, чтобы успокоить одышку и послать ещё одно проклятие мэтру Богошу, который втравил его в это дурацкое приключение.
Всё же он неумолимо шагал вверх и вверх; ещё немного – и доберётся. Где-то на середине пути сделал привал; отдохнул немного – и двинулся дальше с новыми силами. По его расчётам, идти осталось совсем чуть-чуть. На ступенях что-то темнело; Филладор сперва подумал, что это груда какого-то тряпья. Откуда бы ему тут взяться? Возможно, кастелянша свалила сюда грязное бельё, собирая к стирке.
Филладор хотел обойти эту груду, но вдруг испуганно вскрикнул. Она шевелилась!
Первым его побуждением было броситься назад. Но господин Филладор был старым воином и собственному страху не доверял. Надо было хотя бы посмотреть, что же там такое.
Он приблизился и чуть нагнулся, чтобы рассмотреть странное явление. В следующий миг он понял, что перед ним. То был человек, заснувший в луже собственной блевотины; слава Небесам, не мертвый, но мертвецки пьяный. Он дышал. Это радовало. Хуже было то, что спящий был Филладору абсолютно незнаком.
Пугаться, однако, было рановато. Та же кастелянша могла выгнать спать на лестницу своего любовника, какого-нибудь стража, весёлого сверх меры. Демократичный сир Филладор решил не вникать в это и продолжать свой путь.
Он брезгливо обошёл спящую тушу и двинулся дальше. Два-три витка он миновал вполне благополучно. На четвёртом его встретило подобное зрелище, только более развернутое. Теперь на загаженной лестнице валялись друг на дружке сразу три тела, и, что хуже всего, они преграждали Филладору путь!
Возмущённый путник принялся ругаться, пинать их ногами, пытаясь хоть как-то сдвинуть с дороги. Тщетно. Спящие мычали что-то, но не просыпались. По-видимому, вчерашняя пирушка в трактире мэтра Богоша удалась на славу.
Филладору ничего не оставалось, как, превозмогая брезгливость, перелезть через эту живую баррикаду и продолжать восхождение. Это было всё труднее: во-первых, он устал, во-вторых, лестница была очень грязной, он поминутно на чём-то оскальзывался. Судя по запаху, то была блевотина и нечистоты. Кто-то, ему неизвестный, использовал его потайную лестницу как сортир.
По пути ему повстречались ещё два спящих тела; к тому времени возмущение и гнев Филладора дошли до такой степени, что он даже удивляться перестал. Ему хотелось одного: найти виновных и показательно разгромить наглецов, которые посмели, пользуясь его отсутствием, устроить в его замке вечеринку.
К счастью, он был уже близок к цели. Подъём закончился: перед ним была дверь, ведущая в жилое помещение башни. Филладор немного постоял перед ней, восстанавливая дыхание, и яростно рванул на себя железное кольцо дверной ручки.
Зрелище, которое открылось его глазам, было настолько чудовищным, что на несколько секунд он утратил способность дышать.
Это был не его дом. На миг ему даже показалось, что он каким-то чудом вышел не туда – и надо просто вернуться чуть-чуть назад и отыскать правильную дверь. Но некоторые разрозненные элементы обстановки, попавшись ему на глаза, тут же уничтожили возможность такого спасительного толкования.
Разрушение, хаос, кощунство, грязь, мерзость. Кровь, блевотина, нечистоты. Осколки, обломки, острый, заглушающий всё запах сивушного перегара. И чернь, отвратительная чернь, облепившая собой все замызганные углы подобно мерзким чёрным гусеницам в слишком жаркий год: спящая, сопящая, стонущая, икающая и пускающая газы во сне.
Что здесь было?.. Филладор пока не хотел, не мог, боялся об этом думать. Ясно было одно: оставаться здесь нельзя ни секунды. Богош был прав. Сейчас они заснули, насытившись уничтожением, и это дало ему возможность проскользнуть незамеченным. Но вот один из них застонал и перевернулся на бок. Вот он с трудом пытается разлепить хотя бы один глаз – мутный, серый. О Небеса, он смотрит прямо на него, господина Филладора!..
…Когда Филладор вновь обрёл способность думать, оказалось, что он уже мчится на всех парах по бесконечной анфиладе подземных комнат, не вспоминая ни о голоде, ни об одышке, ни о своих больных венах.
«Создатель, – молился он про себя, – только бы я не умудрился захлопнуть за собой ту заветную дверь!..»
Но дверь оказалась приоткрыта – просто потому (вспомнил Филладор), что запереть её было не так-то просто. Он машинально взглянул на свои руки и обнаружил, что всё ещё сжимает в кулаке последнюю оставшуюся у него лучину.
Недолго думая, он прикурил её от настенного факела, осторожно скользнул под гобелен, стараясь не повредить его аккуратный вид, просочился в узкую щель, с силой закрыл за собой дверь на задвижку – и, наконец, почувствовал себя в относительной безопасности.
Но рассиживаться было некогда. Нужно было торопиться, пока горит лучина, освещает ему путь.
Он вдруг понял, что второпях сделал глупость: надо было не тратить лучину, а просто снять факел со стены. В прошлый раз он израсходовал целых две, правда, и путь был ему ещё плохо знаком. Успеет ли он дойти, пока слабый огонёк освещает ему дорогу? Не вернуться ли назад, пока не поздно?..
Нет. Снова искушать судьбу, когда ему второй раз за нынешнее утро удалось каким-то чудом спастись – это было бы чистым безумием. Ладно, подумал он, пойду побыстрее, а где дорога прямая, там и бежать можно.
Так он и сделал – пустился бегом, стараясь держать лучину перед собой так, чтобы движение воздуха не потушило её. Здесь, в узком сыром коридоре, бежать было тяжело – он вскоре почувствовал, что задыхается. Тогда он немного сбавил скорость и перешёл на быстрый шаг; так и думать было проще, а обдумать надо было многое.
Богош оказался прав. Если бы не он, в эту минуту Филладор уже раскачивался бы на одной из ветвей старого дуба во внутреннем дворе замка – как, верно, раскачивается сейчас его дворецкий и ещё десяток самых преданных слуг. Судя по тому, что захватчики не сообразили спуститься чуть дальше по винтовой лестнице, Мишо, старый сторож, который последние десять лет обслуживал подземные помещения, висит там же.
И это, пожалуй, самое лучшее, что могло с ним случиться. Филладор ничуть не питал иллюзий насчёт того, как далеко может в иных случаях зайти фантазия распалённой черни.
Теперь он мог в общих чертах представить себе то, что произошло ночью. Как и предрекал Богош, они ворвались в башню, вооруженные кто чем мог – но уже не нашли там ни своего господина, ни его супруги, и с досады принялись громить и уничтожать всё, до чего смогли дотянуться. А потом на обломках продолжили пирушку, начатую в трактире – и веселились до тех пор, пока не перепились вусмерть.
«Трактир Богоша тоже, наверное, разгромлен», – равнодушно подумал Филладор.
