скачать книгу бесплатно
– Ладно, – сказала Марина – Сегодня ещё подождём, а завтра сдадим. Но при этом равнодушном слове ей сделалось грустно, и она заботливо взяла мальчика на руки. Павел совсем помрачнел, нашёл себе книгу и завалился на кровать, показывая всем видом свою обиду.
– Будешь так же и от своих детей отворачиваться? – попробовала пошутить Марина, но он не ответил.
* * *
Покормить, постирать, уложить спать, Марина не замечала времени. Она помчалась в туалетную комнату стирать пелёнки. Через час, закончив работу, она вернулась в комнату и увидела, как Павел закрывает и ставит на пол свой чемодан. Марина устало прислонилась к косяку с тазом в руках.
– Павел, что случилось? На тебе лица нет.
Глаза Павла полыхнули ненавистью и гневом.
– Подкидыш, чужой, сдадим. А, может, лучше себе оставим? Не рано ли ты меня в папаши записала?
– Что с тобой? Я не понимаю, – у Марины от обиды подкатил комок к горлу.
– Не понимаешь? Зато я всё понял, – и он сунул ей в лицо зелёную книжечку. Перед глазами расплылись имена, её и Павла. Почему-то они стояли в графе «родители».
– Что это? Откуда? – Марина впервые видела этот документ, и удивление её выглядело совсем не поддельным. Но Павел, словно отпустив тормоза, уже ничего не замечал и не слышал в своём гневе.
– А ты не знаешь! Нагуляла сыночка, а теперь хочешь его мне подсунуть? И когда только успела? На каком месяце замуж выходила?
Слова больно хлестали её, губы почему-то стали солёными. Никогда раньше он не бывал так груб, зол, беспощаден. Она хотела что-то возразить, объяснить, но голос пропал.
Дверь за Павлом захлопнулась. Марина опустилась прямо на пол.
* * *
В себя она пришла только от плача проснувшегося малыша. Тенью подошла к ребёнку, сунула в рот пустышку и принялась менять пелёнки.
Вечером заглянули соседки, и пришли в ужас от застывшего на её лице отчаяния. Она не могла ни говорить, ни плакать. Кивнула молча в сторону зелёной книжицы, брошенной на столе. Девчонки прочитали свидетельство о рождении и всё поняли:
– Ну и стерва эта Лариска! Мало, что ребёнка бросила, да ещё на твоё имя записала. Надо же додуматься! Видно паспорт выкрала. Поэтому и в роддоме ты её не нашла. Она же с твоими документами была. Значит, она не вернётся. Это точно.
Возмущённые и растерянные, они пытались утешать Марину, обещая поговорить с её мужем, всё ему объяснить, помочь сдать ребёнка в приют, сожалели, что не сделали этого сразу. Марина долго молчала, переживая своё горе. Потом сказала:
– Видно, это судьба. Ребёнка я не отдам. Он ни в чём не виноват. Ну, а Павел? Что ж, раз не поверил мне, значит, не любит. И не отговаривайте меня. Я так решила, – что-то в её голосе было твёрдое и непреклонное. Отговаривать её не стали.
* * *
Трудности начались сразу. Пару дней спустя в общежитии появились родители Марины. Им позвонила мать Павла, выкрикивая в телефонную трубку ругательства и проклятия в её адрес. Родители приехали разбираться.
Удивлённая девушка никак не могла понять, что вдруг случилось с близкими ей людьми, всегда любившими её и, казалось, хорошо понимавшими. Как могли они подумать, что она, их дочь, может солгать или совершить что-то ужасное, постыдное, недоброе? Ну почему они тоже не верили в подкидыша?
Разговор был тяжёлым. Мать плакала, отец ругался, оскорблял. Он то спрашивал, то сам отвечал на свои вопросы, делал поспешные выводы, не слушая взволнованных объяснений дочери. Ребёнок, как убедительное свидетельство её вины, мирно спал на своей кровати.
В комнату заглянула Тамара, привлечённая шумом голосов. Она попыталась вступиться за подругу, но услышала в ответ такую отповедь от Марининого отца, что совсем растерялась и лишь беспомощно смотрела на всё происходящее.
Мать сидела, прислонившись к столу, держала у глаз носовой платок и то всхлипывала, то повторяла надрывным голосом, как заведённая:
– Как ты могла? Как ты могла? Какой позор! Ах, какой позор!
Её лицо было искажено от неожиданного горя и, казалось, что ничего не волнует её сейчас кроме людской молвы.
Отец, напротив, метался по комнате, выплёскивая на Марину беспощадные обвинения, словно пытаясь одним махом разорвать все родственные нити с дочерью, откреститься от неё, заклеймить позором, но главное – выказать ей своё презрение и заставить глубоко пожалеть о её поступке.
Мальчик проснулся. Марина бережно взяла его на руки, покачала. На родителей она смотрела широко раскрытыми от изумления глазами, уже не пытаясь ни защищаться, ни оправдываться. Она прижимала к себе испуганного ребёнка, и лишь быстрые слезинки катились по её щекам.
«Имеющий уши, да услышит!»
Отец и мать сегодня были глухи.
Наконец, заявив, что они не станут помогать ей, не дадут денег и, вообще, никогда не примут её с ребёнком, родители уехали.
* * *
Так, за короткий срок из Марининой жизни ушли все близкие и дорогие ей люди. Но на помощь пришли соседи по общежитию. Ничего. Студенческая братия с голоду умереть не даст и в беде не бросит.
Вскоре её вызвали к декану. Анатолий Сергеевич внимательно выслушал её рассказ, помолчал, потом, (совсем по-отцовски) встал, подошёл к ней, положил ей руки на плечи и поцеловал в лоб:
– Молодец, девочка. Тобой можно гордиться, – сказал он и, подумав ещё несколько мгновений, добавил: – Боюсь, что меня не поймут, но комнату в общежитии я тебе выделю, а вот с деньгами будет трудно. Кроме пособия для матери-одиночки ничего обещать не могу. Да и то только после твоего развода.
* * *
А развод ждать себя не заставил. У Павла так и не появилось желания ещё раз увидеть Марину, поговорить, спокойно объясниться. Ей просто пришло официальное уведомление. Она поставила в паспорте штамп о разводе (менять документ – не было ни времени, ни желания), да так и осталась вместе со своим неожиданным сыном жить под фамилией бывшего мужа.
* * *
Студенты – народ сообразительный. Марине помогли устроиться дворником, а сами по очереди ходили убирать улицы. С ребёнком тоже сидели попеременно, а в учебное время уговорили двух старушек-вахтёрш присматривать за мальчиком.
Всё наладилось. Пришла осень, начался новый семестр. Марина подыскала себе ещё подработку – мыла по вечерам полы на факультете. Никита, такое имя получил мальчик от своей матери, оказался спокойным и совсем не привередливым. Он, будто понимал, что криком помешает учиться своим нянькам и только тихонько агукал, лёжа на большой взрослой кровати, к которой были приставлены несколько старых, связанных вместе, стульев.
От всего пережитого Марина похудела, осунулась. Казалось, её большие серые глаза с пушистыми ресницами стали ещё огромнее, а тоненькая фигурка совсем хрупкой. Подруги удивлялись, как она всё успевает: учится так же хорошо, в комнате порядок, малыш ухожен, а для всех улыбка и доброе слово. Вот только взгляд у неё теперь всегда был грустным.
* * *
Однажды вечером у Марины в комнате, как всегда, сидели подружки, возились с малышом, болтали, шутили. Марине понадобилась книга, она встала и потянулась к полке. И тут одна из девушек ахнула:
– Марин, ты такая худая, а живот большой! У тебя всё в порядке?
Все смолкли и уставились на Марину.
– Да, сама стала замечать. Не знаю, что и подумать, – смутилась она.
– А что тут думать! Тебя не тошнит?
– Как ты себя чувствуешь?
– Да, тебе к врачу надо, – постановили девушки.
* * *
Её совсем не тошнило, и чувствовала она себя как обычно, но к врачу отправилась. А уже на следующий день, взволнованная, она опять сидела в своей комнате и рассказывала девчатам о своём походе в больницу:
– Она назвала меня наивной дурой, и долго ругала. Ребёнку уже почти пять месяцев, а я ещё на учёт не встала. – Марина грустно покачала головой, и вдруг, ошеломлённая неожиданной мыслью воскликнула, – Господи, значит, у меня будет ребёнок от Павла! Свой ребёнок. Какая я счастливая! – Она улыбалась сквозь слёзы.
– Какая ты несчастная! – всхлипывали подруги.
* * *
В конце марта родился Алёшка. Друзья забирали их из роддома весёлой толпой. Приехали на такси с цветами.
И с этим ребёнком Марине повезло. Если, конечно, здесь уместно слово «везение». Он был таким же спокойным, как Никита, не плакал по ночам, давая маме выспаться. А ещё был он таким же кареглазым и темноволосым, как названный брат. Марине казалось, что мальчишки похожи между собой. Да и не только ей приходили такие мысли. Многие находили в них удивительное сходство.
– Вот только на тебя они совсем не похожи, – говорили подруги.
– Если бы не знала, что у них разные отцы и матери, то решила бы, что они и правда братья, – смеялась в ответ Марина.
А старший Никита уже пробовал ходить и смешно лепетал:
– Ма-ма-ма.
* * *
Время то медленно тянулось, то незаметно бежало. Марина уставала, отдавая всю себя мальчишкам, часто забывая поесть или отдохнуть. Но учёбы не бросала, писала по ночам дипломную работу, учила билеты и за всеми своими заботами не заметила, как подошёл к концу последний пятый курс. Сданы экзамены. Торжественно вручены дипломы. Начиналось лето. Однокурсники обсуждали планы на будущее, упаковывали вещи, готовились к отъезду. Марине, как отличнице, предложили работу на факультете, оставили за ней место в общежитии, и поэтому она одна никуда не собиралась, а только с грустью наблюдала за сборами своих друзей. Они разъезжались по разным городам и сёлам, не зная, доведётся ли свидеться снова. Лишь одна Тамара, принятая в аспирантуру, должна была вернуться после летних каникул.
Старшего Никиту удалось устроить в садик. Алёшка, пока Марина была на работе, проводил время то с вахтёршами, то с кем-нибудь из подруг. Вечные хлопоты о мальчишках и работа не оставляли ей времени для размышлений о будущем и она не замечала бегущих дней.
Лето было в разгаре. Стояли тёплые солнечные дни. У Марины на лице появился лёгкий загар, а грустные выразительные глаза притягивали к себе взгляды окружающих мужчин. Но погружённая в свои заботы она не замечала этих взглядов и ни на кого не обращала внимания.
Лариса
Свадьба гремела на всю округу. Уже разгорячённые гости шумели, смеялись, наперебой произносили тосты.
Жених был высок и красив, но ещё симпатичней выглядел свидетель, одетый в военную форму. Лариса посмотрела в его сторону. Молоденький кареглазый лейтенант весело подмигнул ей.
– Не знаешь, кто это? – спросила она у соседки по столу.
– Он из наших, из местных. Только не очень заглядывайся. У него невеста есть, – ответила та.
– Вот ещё! Я привыкла, чтобы на меня заглядывались, – парировала Лариса, но продолжала обмениваться взглядами с парнем, пока не начались танцы.
Танцевала Лариса хорошо. Знала, парни обращали внимание на её крепкое стройное тело. Она поднялась из-за стола, вышла в центр круга, покачивая бёдрами, задорно вскидывая подбородок и притопывая каблучками. Как будто само собой, лейтенант оказался рядом. В весёлой толчее они лихо прошлись в задорной пляске, показывая сноровку и удаль, словно соревнуясь в умении танцевать. Лариса, словно ненароком, оказалась рядом со свидетелем, когда поменялась музыка, и лейтенант протянул ей руку, приглашая на медленный танец.
В течение вечера они много танцевали, почти не расставаясь, смеялись над шутками тамады, о чём-то весело болтали, и Ларисе казалось, что она сумела очаровать своего неожиданного кавалера. Она позволяла ему обнимать себя за талию и наливать вино. А к концу вечера, когда усталые, захмелевшие гости начали расходиться по домам, они вместе проводили жениха и невесту, а потом Павел (так звали лейтенанта) отправился провожать её, Ларису.
Они о чём-то шутили, спотыкаясь на ухабистой дороге, обсуждали гостей, молодожёнов, проклинали ночную темь, слякотную погоду и совсем продрогли, пока добрались до Ларисиного дома. Девушка прижалась к Павлу, и он обхватил её за плечи. Так было теплее. Лейтенант зашёл за нею в подъезд, решив немного отогреться перед обратной дорогой, и Лариса, обрадованная тем, что парень медлит уходить, пригласила его к себе на чаёк. Оба были хорошо захмелевшие, но сумели незаметно пробраться в маленькую комнатушку в коммуналке, где оказалось так тепло и уютно, что Павлу не захотелось сразу покидать гостеприимную хозяйку. Чай расслабил, согрел, и Лариса сама не помнила потом, как оказались они вместе на её постели.
Когда Лариса проснулась, Павла уже не было. Не было никакой записки и никакого иного напоминания о нём, кроме двух немытых чайных чашек на столе. В голове тяжело гудело, хотелось снова упасть на подушку и продолжить прервавшийся сон, но в душе появилось смутное беспокойство, и заснуть она уже не смогла. Перед глазами замелькали события бурной ночи, и Лариса поднялась с кровати. Она помнила, что Павел должен был уезжать на дневном поезде, и, наспех одевшись, подкрасившись и слегка перекусив, бросилась на вокзал.
– «Как же так? – думала она, – надо же взять адрес, договориться о встрече. Не может же он теперь так просто уехать».
Девушка увидела его на перроне. Рядом с ним стояли высокий мужчина и моложавая женщина.
– «Родители, наверное. Как же мне заговорить с ним?» – соображала Лариса. Решила подойти с той стороны, куда смотрел Павел и стать у него на виду. Заметит и подойдёт сам. Так она и сделала. Наконец Павел посмотрел на неё, и она радостно улыбнулась. Но он равнодушно скользнул по ней взглядом и отвернулся, явно не желая узнавать. Лариса покрутилась ещё немного, но, поняв, что ничего не выйдет, и, что парень не хочет с ней говорить, раздосадованная отправилась домой, изобразив на лице полнейшее безразличие.
– Вот ещё, буду о нём думать. Не он первый, не он последний, – сказала она себе.
Но думать пришлось. Через пару месяцев у неё появились смутные подозрения. Обращаться в местную поликлинику она не захотела, сразу поползут слухи. Городишко-то маленький. А она всё же в школе работает, не замужем, молодая учительница, только после института. Поэтому Лариса решила подождать зимних каникул и съездить в областной центр, к своим бывшим соседкам по общежитию.
– Поживу у них, заодно сделаю аборт, – решила она и отправилась в путь сразу после Нового года.
Но в городе её ждали сразу два удара. Первый ей нанесли в больнице, где сообщили, что срок уже слишком большой и сделать ничего нельзя. А второй она получила от своей бывшей соседки по комнате, хорошенькой третьекурсницы Маринки. Та, счастливо улыбаясь, рассказывала подругам о своей недавней свадьбе, о молодом муже и показывала свадебные фотографии.
– Вот на этой фотографии мы по лестнице поднимаемся в зал. А здесь мы надеваем кольца. А эта не очень удачная – нас совсем заслонили. Это Павел свою роспись ставит. Здесь мы танцуем…
– Маринка, ты такая красивая! А какое платье! – восторгались девчонки.
– А как твоему мужу форма идёт!
– И смотритесь вы вместе замечательно. Ты такая хрупкая блондиночка, а он высокий, плечи широченные и красивый…
– Люблю брюнетов! Жаль, не мне достался!
– Счастливая ты, Маринка!
Чтобы отвлечься от чёрных мыслей о нежеланном ребёнке и заинтересованная общим разговором, Лариса тоже потянулась к фотографиям и обмерла. Со снимка на неё взглянул тот самый Павел, чьего ребёнка она носила и от которого, как выяснилось, ей уже не избавиться.
– Ничего, избавлюсь, – решила она, – придёт срок, вы у меня поплатитесь оба, – Она искоса со злобой взглянула на Маринку, – Придёт срок!
* * *
Больше она не приезжала в общежитие до самого лета. Ещё пару месяцев жизнь её была по-прежнему спокойной, но живот подрос, одежда перестала его скрывать, и начались разговоры. Ей пришлось сочинить историю о женихе, который находится далеко и из-за его службы они не успевают сыграть свадьбу. Он, якобы, сам переживает, что она оказалась одна в трудном положении, но летом они обязательно поженятся.
Кто-то ей верил, кто-то нет. Одни осуждали, другие сочувствовали. Дети в школе шушукались за её спиной. Учителя многозначительно переглядывались. Ей пришлось терпеть. От тоски её спасали лишь мысли о предстоящей мести, и она с наслаждением размышляла о том, что и как сделает, когда подойдёт время. Благодаря своему не очень большому животу Лариса скрывала настоящие сроки беременности и, когда она была уже на девятом месяце, все думали, что у неё всего лишь седьмой.
В начале лета она взяла отпуск и заявила, что уезжает к родителям играть свадьбу, там же встанет на учёт в больнице, и будет рожать. Отправилась же она в институтское общежитие, к Марине, которой и собиралась подбросить ребёнка.
Ей неожиданно повезло, всё прошло гладко и складно, как будто сам дьявол помогал. Она сумела провести доверчивую, гостеприимную Марину, выкрала её документы и положила их назад, успев записать своего сына на её имя. А потом, подбросив малыша его собственному отцу, уехала догуливать летний отпуск. Сначала погостила в родном городке у родителей, а потом махнула к Чёрному морю снимать нервное напряжение и восстанавливать силы. О ребёнке она не думала.
Да, всё было так, как она спланировала. Одно только вышло не по её, Ларисиному желанию. Павел оказался слишком большим эгоистом и бросил любимую жену так же спешно и бесповоротно, как когда-то и свою случайную знакомую. Так и не пришлось их сыну жить с настоящим отцом. Да, только не было горе-матери до этого никакого дела. Ненавидела она и самого ребёнка, и его отца. Ей слишком хотелось вновь быть свободной и начать охоту за очередным претендентом в женихи.
– Но уж теперь я буду осторожнее, – решила она.
Осенью, вернувшись в школу, Лариса рассказала слезливую историю о том, как упала с вагонной полки и потеряла своего ещё не рождённого ребёнка, как болела всё лето, как бросил её жених, сколько горя довелось ей перенести.
Страдалица так красочно расписывала свои беды, что знакомые верили, сочувствовали, жалели её. Никому и в голову не приходило, что вся история была выдумана и, на самом деле, Ларису стоило бы осуждать, а не сочувствовать ей. Но на её счастье их городишко находился на окраине большой области, и слухи о Ларисиных похождениях в институте сюда не дошли.
Скоро все забыли про её беременность, и жизнь покатилась по-прежнему монотонно и размеренно. Школьные уроки. Бесконечные тетради. Длинные, скучные, одинокие вечера. Редкие, однообразные развлечения. Дни казались серыми и унылыми. Ещё год она проработала в этом городке, затем сумела перебраться в другой, побольше и поближе к своим родителям. Там и вовсе никто не знал её историю. Лариса успокоилась. Из памяти стало понемногу стираться всё, что с нею произошло.
