скачать книгу бесплатно
Грустно ли это?
Наверно, да.
Особенно – для таких, как я, которые немного не от мира сего, живут словно в собственных скорлупках, сплетенных из своих же мыслей, чувств и маленьких ритуалов, отогораживаясь в них от большого ненастоящего мира, которому мы уже, наверно, и не особо нужны.
От грубого трения мои руки, бедра, живот и ягодицы довольно быстро приобретают красноватый оттенок, и я снова встаю под душ, смывая с себя соскобленное. Наплевать, что мы с моей мочалкой анахронизмы, главное – мы нужны друг другу. И я ни на что не променяю этот натуральный сизаль-эффект, который не даст никакая синтетика, – и она при деле, старая, верная и надежная, как тот самый первый канат из волокон агавы, что шлепнулся на причал Ла-Коруньи, Барселоны или Севильи пятьсот лет назад.
Наконец я откладываю мочалку в сторону и уделяю несколько минут мытью волос. Роскошная грива, покрывающая почти всю спину; это, как и талия, моя гордость. И обе они требуют много внимания – гордость всегда прибавляет забот тому, кто в состоянии ее себе позволить.
Оглядываю себя в поисках остатков пены, не спеша провожу руками по мокрым волосам, плечам, рукам, касаюсь живота и бедер… Сами собой приходят воспоминания о тех днях, когда Он частенько по-тихому открывал дверь в незапертую ванную комнату и бесцеремонно забирался в душевую кабину – иногда полностью голый, а порой и прямо в одежде. Ему нравилось, когда я его раздеваю под струями воды. В любых, даже самых прекрасных отношениях должна быть нотка безумства, иначе они будут как красивое блюдо без приправы: глазам приятно, а на вкус пресно.
Вспоминая, как мы сходили с ума под душем, я чувствую, как меня поглощает желание. Соски твердеют, ноги становятся немного ватными, а низ живота начинает медленно сводить.
Закрываю глаза, опираюсь спиной о стену. Рука сама начинает опускаться вниз, туда, где сосредоточилось желание. Уже рефлекторно. В последнее время мне всё чаще приходится удовлетворять свое желание в ду?ше самой. Без Него…
Он постоянно занят на работе. И даже когда находится дома, мыслями Он там, где делаются большие деньги. Наше общее блюдо по-прежнему красиво, но приправ в нем уже почти нет. И я иногда опасаюсь, как бы оно со временем не стало пересоленным от слез, которые порой пропитывают мою подушку.
Пока это случается редко, и я надеюсь, что однажды всё изменится к лучшему. Например, когда Он поймет, что прохладные струи воды, бьющие за расстегнутый воротник рубашки, и прижимающееся к нему горячее тело жены, дрожащее от желания, не купить ни за какие деньги.
Моя рука останавливается на полпути, и я выкручиваю синий кран до предела. Резкие, почти болезненные ледяные струи воды гасят пламя желания, уже разлившегося по телу. Не сейчас. Нужно приберечь сладкий десерт для вечернего ужина.
Вылезаю из душевой кабины, дрожа от холода, растираюсь полотенцем. Холодное купание взбодрило, и теперь я готова на подвиги.
Нагишом направляюсь в спальню, чтобы натянуть удобные домашние шортики и короткую футболку, которая подчеркивает грудь и не скрывает талию. Домашняя одежда вообще должна быть такой, чтобы проходя мимо большого зеркала было не стыдно перед ним за то, что оно отражает.
Неприготовленный ужин похож на нереализованное желание, с которым хочется разделаться поскорее, чтоб одной заботой стало меньше. Иду на кухню, достаю пакет из холодильника, выкладываю купленные продукты на стол.
Организм включается в режим «готовка», который есть у любой женщины – нужно просто знать, где находится кнопка, которую нужно нажать, чтобы эта функция включилась. Некоторые дамы говорят, мол, готовить не люблю, не моё это. По-моему, они многое теряют.
Для меня приготовление пищи это своеобразная медитация, отвлекающая от всех проблем, в конце которой еще и приятно посмотреть на то, что я сделала своими руками. Он говорит, что в моих руках есть магия и что многие женщины из тех же продуктов никогда не приготовят еду так вкусно, как делаю это я. И каждый раз это очень приятно слышать. Еще один бонус, которого лишены те, кто ленится поискать в себе эту волшебную кнопку.
Мою и чищу овощи, делаю все заготовки, чтобы к моменту, когда стейки будут готовы, не отвлекаться на приготовление гарнира. После чего приступаю к основному блюду.
Профессиональные шеф-повара, которые вещают с экрана телевизора, говорят, что для приготовления отличного стейка куски мяса необходимо натереть специями и маслом, сделать ему своего рода массаж. Согласна с ними. Еда, как человек, любит, чтобы ее мяли, тискали, вкладывали в нее силы и душу.
Разложив будущие стейки на доске, солю их, перчу, смазываю маслом и начинаю не спеша втирать маринад в структуру мяса. Я уже знаю по опыту – всё получится великолепно! Мой настрой передастся блюду, и оно будет просто замечательным и с виду, и по вкусу.
В этот момент в кармане шортов звонит телефон.
Я теряюсь, так как обе руки в масле, в первый момент не знаю, куда их деть. Чертыхаясь, открываю кран, слишком горячей водой смываю с ладоней остатки масла и специй, наспех вытираю руки полотенцем и успеваю достать все еще звонящий телефон.
Это Он:
– Зая, ты уже дома? Будь готова через сорок минут. Мы едем в ресторан, поэтому оденься красиво и прическу сделай соответствующую, ок?
От досады больно прикусываю нижнюю губу. По телу, еще разогретому недавним желанием, начинает разливаться волна тихого бешенства:
– В смысле? А почему ты не позвонил заранее? Хоть бы предупредил!
– Ну вот я и звоню предупредить тебя, чтоб ты подготовилась. А в чем дело-то? У тебя там любовник? – слышу, как он посмеивается в трубку. – Ну так гони этого мерзавца в шею и жди меня, я скоро буду. И лучше надень то платье цвета бордо с открытой спинкой, ок? Ты в нем выглядишь просто потрясающе.
Молчу.
– Ты тут? Что не так?
– Я готовила ужин.
– Ничего страшного, перенесем его на завтра. Так что насчет платья?
– Хорошо, я буду в нем.
Я это умею – сглаживать…
– Люблю тебя! Собирайся.
Ворчу себе под нос, одновременно запихивая все продукты обратно в холодильник. Через мгновение уже ругаю сама себя за капризы и холодный тон. «Что ты в самом деле?! Любимый зовет на ужин в ресторан, а ты решила характер свой показать? Другая на твоем месте с визгами и писками уже бы весь свой гардероб перелопатила в поисках самого дорогого и роскошного платья на вечер, а ты…»
Бешенство, словно разозленная собака, отступает, поддавшись уговорам. Второй раз за день наношу на лицо макияж, теперь уже менее будничный, более яркий. В таких случаях я предпочитаю классику: если дневной макияж лучше делать в натуральных тонах, чтобы он был почти незаметен, то в вечернем позволительно сделать два акцента на глазах и губах, выделив их более ярко.
Честно говоря, не очень люблю я делать вечерний макияж, так как он требует более профессионального подхода. Но если знать основные правила и периодически подглядывать за работой салонных визажистов, то можно и самой неплохо натренироваться. Над этим я тоже работаю – приходится в последнее время, чтобы соответствовать Ему.
Стараюсь не торопиться и все делать аккуратно, чтоб не перестараться. Выравниваю тон лица, наношу немного пудры и румян. Слегка подвожу брови, но особое внимание уделяю глазам. Подчеркиваю их темной подводкой и стальными тенями под цвет радужки. Выглядит ярко, но не вульгарно. То, что надо! Рисуя себе лицо, мы создаем картину на природном холсте, создавая не столько образ, сколько своё настроение. Смотришься в зеркало – и сразу чувствуешь прилив уверенности в себе. Правильно говорят: красота – страшная сила! Тот, кто изобрел косметику, дал нам в руки отличный инструмент для борьбы.
Последний штрих словно финальный удар кистью, завершающий картину – губная помада в тон платью. Он хочет бордо? Значит будет бордо.
Волосы укладываю на манер прически Вик – зачесываю их на одну сторону, чтобы они аккуратной волной спадали с плеча на грудь, с другой стороны плотно прижимаю заколками. Раз у платья открытая спина, не стоит закрывать ее волосами.
Достаю из хрустящего чехла то самое платье цвета свежепролитой крови. Или вина из Бордо, это уж у кого какие ассоциации. Так или иначе, выглядит оно одновременно и агрессивно, и сексуально, подчеркивая все мои достоинства.
Правда, такому платью приходится соответствовать. Гляжу на себя в зеркало, а живот сам собой, без моего участия втягивается, спина распрямляется, во взгляде появляется надменный прищур. Ну прям куда деваться, светская львица на охоте. Правильно-правильно, немного самоиронии не помешает, а то так и зазнаться недолго.
Тем не менее, этим вечером по-любому придется следить за походкой, осанкой, втянутым животом – и, конечно, глазами. Чтоб они случайно не выдали того, кем я себя чувствую на самом деле. Золушкой, неожиданно осознавшей, что она жена принца. Того самого, на белом коне, с каретой, дворцом и соответствующим образом жизни, которому надо уметь соответствовать. И теперь бедной девушке, «такой же, как все», надо исхитриться, чтоб окружающие принца не поняли, кто на самом деле его спутница в роскошном платье цвета бордо. Не самое простое занятие, кстати. Курсы, что ли, какие-то поискать для золушек, которым надо срочно научиться быть принцессами?
На ноги надеваю классические черные туфли-«лодочки», к ним подойдет маленькая сумочка-клатч, в котором вместе со мной поедет в ресторан походный набор светской дамы: телефон, зеркальце, помада.
А теперь украшения, которых Он успел надарить уже немало. Выбираю золотой комплект с гранатами – серьги с россыпью мелких красных камней и цепочку с кулоном в форме гранатовой слезы. Конечно же, на руке остается всё то же обручальное кольцо, которое Он постоянно предлагает заменить на более дорогое и престижное. Но тут я уперлась всеми четырьмя лапами. Тоненькое колечко, купленное еще в той, прошлой, жизни за деньги, тогда казавшиеся немалыми, мне дороже любого другого, пусть его даже из целого бриллианта выточат.
Всё, вечерний тюнинг окончен.
Критически оглядываю себя в зеркало, так сказать в целом…
И вздыхаю.
Там отражается типичная светская леди, на которых я до сих пор смотрю в телевизоре как на инопланетян. Вроде и люди, с ногами-руками, говорить умеют, едят и, наверно, даже в туалет ходят не бабочками, а так же, как и все остальные…
А вроде и нет.
Взгляды иные. Жесты другие. Даже голоса с надменной гундосинкой, которой у простых людей не услышишь…
Моё ли всё это?
Не знаю…
Двойственное чувство.
С одной стороны, вроде и прикольно, а с другой – неуютно. Будто в чужое тело влезла и настороженно наблюдаю из него, словно зверушка: не укусит ли кто? Не прогонит ли, чтоб не своё место не занимала?
Звонит телефон.
– Зая, я внизу, спускайся.
Иногда у Него такой тон, словно я в ответ должна радостно сказать «гав!», завилять хвостом и принести в зубах мячик, чтобы Он со мной поиграл. В такие моменты мне хочется Его придушить. Но тут же включается моё второе рационально-любовное «я»: «Он же мужчина, Ему нужно быть властным на работе, и Он не всегда успевает перестроиться в режим “семья”. Совесть поимей. Он делает для тебя всё, а ты ведешь себя как последняя сука».
Ну вот, теперь я начинаю сама себя раздражать. Трудно быть женщиной. В нас постоянно борются противоречивые чувства, и результатом этой внутренней борьбы часто бывают слезы. А потом мужики недоумевают – чего это с ней? Ревет на пустом месте. Им не понять, что творится внутри наших душ, а нам не донести до них этого. Не поймут.
Спускаюсь вниз, иду к машине, которая пару раз подмигивает мне фарами. Раньше, когда она была только куплена, Он открывал мне дверь, но потом я попросила Его этого не делать. Будто палач отпирает заслонку газовой камеры перед тем, как впустить в нее жертву. Лучше уж я сама…
Я ненавижу автомобили. Метро, автобусы, троллейбусы, даже маршрутки не вызывают таких ассоциаций. Здесь же я сажусь на пассажирское сиденье, словно приговоренный к смерти на электрический стул.
И Он знает об этом.
И почему так – тоже знает.
Поэтому постоянно пытается отвлечь меня, скрасить поездку шутками-прибаутками-подколками. Не знаю, легче ли мне от этого. Наверное, все-таки лучше пусть Он говорит. Слушать равномерное, еле слышное гудение двигателя, думаю, будет совсем невыносимо.
Взаимный чмок, после чего Он заводит машину. Та приглушенно взрыкивает, словно дикий зверь, недовольный тем, что его разбудили.
– Быстро ты. На этот раз любовник не задержал?
Сначала эти шуточки про мифического любовника раздражали. Потом я привыкла. Женщины и не к такому привыкают – к пьянкам по выходным, к вечно колючей бороде, к липким рукам, несвежим носкам, запаху изо рта… Даже к реальным любовницам привыкают. В интернете почитаешь истории счастливых жен и поражаешься нашей способности любить не за, а несмотря на. Так что мой муж со своими вечными туповатыми приколами еще солнышко ясное.
– На этот раз он был быстр, как смерть от тяжелой формы дизентерии.
Он усмехается.
– Наверно, это обидно погибнуть от поноса. Я его знаю?
– Конечно. Сосед снизу. Он приходил вместе со своей таксой. Она создавала звуковой фон, тявкая при каждой фрикции.
– С учетом скорости процесса, это должно было напоминать очередь из гавкучего пулемета.
Лениво перебрехиваемся, пока автомобиль набирает скорость…
Замолкаю.
Пристегиваюсь.
Берусь за ручку на дверце…
Мне так легче, хотя знаю, что в случае чего это не поможет…
Когда Он выбирал новую машину, я умоляла взять ту, что соответствует максимальным критериям безопасности. Он не стал спорить, выбрал автомобиль, который набрал максимальное количество баллов за всю историю краш-тестов. Но я все равно нервничаю. Особенно когда Он начинает разгоняться. Любит скорость. Иной раз думаю, что лучше б он пил по выходным.
– Не гони, прошу.
Он отпускает педаль. По корпусу машины проходит легкая нервная дрожь – как у тигра, который хотел прыгнуть, но его тормознул окрик дрессировщика. Хотя, наверно, это не автомобиль вздрогнул, а я, когда Он повернулся ко мне.
Он у меня очень красивый, особенно когда сердится. Люблю его светлые волосы, зачесанные назад, крупные руки, перевитые венами, которые скорее подошли бы солдату, чем бизнесмену, и стальные глаза викинга, в которых сейчас плещется сложная смесь эмоций – раздражение от нереализованного желания рваться вперед и сочувствие к той, кого Он, надеюсь, еще любит…
Машина останавливается у обочины. Он смотрит на меня, проводит рукой по волосам. Вижу, как усилием воли он душит свой гнев. Сейчас в его взгляде только нежность напополам с грустью.
– Зая, ну сколько можно. Уже много времени прошло. Позволь и этим ранам зажить.
Закусываю губу, отворачиваюсь, чтобы не расплакаться.
Он прав.
Тело зажило. Благодаря классным хирургам даже шрамов не осталось. Но то тело. Ему проще. Не знаю, почему я отказываюсь, когда Он предлагает обратиться к психотерапевтам. Может, не верю в то, что можно отшлифовать рубцы на душе, вырезать из памяти воспоминания. А может, они нужны мне зачем-то…
Ту аварию я помню в деталях…
Это была наша старая машина с многотысячным пробегом, купленная с рук. Тогда Он говорил «раньше делали лучше, чем сейчас» – обычная позиция тех, кто не в состоянии купить новое, и потому приобретает подержанные вещи. Но какая разница – новая ли, старая ли, – если Он радовался ей как ребенок. И гонял так, что дух захватывало.
В тот день, когда мы узнали, что у нас будет ребенок, Его радости не было предела. Мы летели по трассе из больницы, где нам сказали – да, это не задержка. Это то, чего вы так ждали. Он хохотал, бил ладонями по рулю. «Я буду отцом, слышишь, Зая?! Мы станем родителями! Нас будет много! Помнишь, как у африканских людоедов, которые не умели считать больше, чем до двух? Два, а всё, что больше, – много!»
Он говорил, кричал, смеялся не умолкая. Все мужчины переживают этот момент по-разному. И я радовалась тому, как Он эмоционально на него реагирует. Может поэтому, чтобы не портить ему радость, не сказала ехать потише. Поэтому я не виню за случившееся одного Его. Виноваты мы оба. И тот урод, водитель фуры, что не пропустил нас, слегка повернув руль, хотя мы были в своем праве. Но знаю – если б мы ехали медленнее, Он бы наверняка успел среагировать.
Потом врачи говорили, что мы еще легко отделались. У Него перелом нескольких ребер. А у меня…
Какая разница, что случилось с моим телом? Оно выжило и сейчас полностью здорово.
А вот нашего ребенка больше нет…
Он умер во мне, не родившись, и вместе с ним умерла я. Ненадолго. Остановилось сердце. Потом, правда, запустилось вновь, словно заглохший двигатель плохого автомобиля, купленного с рук. Может, поэтому я порой чувствую себя зомби, который очень хочет казаться живым, но у него это плохо получается. Хотя я очень стараюсь.
Механически провожу пальцем по щеке, смахивая несуществующую слезу. Порой мне кажется, что я пла?чу, но слез нет. Странное ощущение. В такие моменты душа словно живет отдельно от тела своей непонятной жизнью. Например, она плачет, я чувствую слезы, но их нет, словно кто-то невидимый вытер их раньше меня. Наверно, так люди начинают сходить с ума.
Но нет, это не мой вариант убежать в безумие от реальной жизни. Я сильнее, чем кажется, во всяком случае, я очень стараюсь убедить себя в этом. Делаю над собой усилие, поворачиваюсь к нему, улыбаюсь:
– Всё нормально, милый. Не беспокойся, я не испорчу нам вечер.
– Я беспокоюсь о тебе.
В Его голосе искренность.
Сейчас Он на какое-то мгновение точно забыл о своей работе, статусе, деньгах. Из-за его брони – дорогой костюм, брендовый галстук, ухоженное лицо – сейчас смотрит на меня мой Он. Тот, из прежней жизни, в которой мы любили друг друга до безумия. Он словно поднял забрало шлема, и сейчас я вижу, что мой принц остался моим, пусть даже порой Он это тщательно скрывает, ибо не по статусу принцам любить Золушек.
Что ж, я не подведу его и приложу все усилия, чтобы стать для него принцессой. Единственной и желанной. И, возможно, тогда вернется к нам обоим ускользающее от нас обжигающее чувство… А может, мне просто кажется, что оно сходит на нет? Может, это как раз тот случай, который мужчины называют женскими заморочками?
