скачать книгу бесплатно
Всемирная история в анекдотах
Феликс Давидович Кривин
История в анекдотах
Феликс Кривин – один из известнейших советских писателей-сатириков.
Книга об истории развития человечества, написанная живым, юмористическим языком поведает о том, как же на самом деле происходили исторические события с древнейших времен до наших дней. Ее прочтение позволит читателям еще раз с улыбкой взглянуть на наше прошлое и настоящее. Именно такая оценка прошлого позволит и в настоящем видеть светлые и радостные стороны нашей жизни. Например, вот что на самом деле произошло при убийстве Цезаря: «Не хотелось бы никого обидеть, но Брут по-латыни означает дурак. Поэтому предсмертное восклицание Цезаря: «И ты, Брут!» – по сути означало: «И ты, дурак!». Или: «Господи, а я-то считал тебя умным человеком!»
А возможно, и с некоторым обобщением: «Ну разве можно быть Цезарем, живя среди таких дураков!»
Феликс Кривин
Всемирная история в анекдотах
На базаре времени вечно одно и то же: споры, ссоры, швыряние шапок о землю. Старики пытаются прошлое продать подороже. Молодым не терпится будущее купить подешевле.
Всемирная история в анекдотах
Раздел первый
Анекдотические доисторические времена
Вот интересно: кого бы выбрали обезьяны, если б выбирали из своей среды человека демократическим путем?
Анек Дот, наследник Геро Дота
Любовь к питекантропу
Когда все питекантропы поднялись в своем развитии на более высокую ступень, главный питекантроп остался на прежней ступени. Никто ему не сказал, что нужно подняться выше, а сам он об этом не догадался, поскольку был уверен, что и без того занимает высокое положение. Когда все твердят, что ты самый мудрый, самый эрудированный, поневоле привыкаешь, что с этой стороны у тебя все в порядке: со стороны умственной можно себя не развивать.
И женщины подбавляют восторга:
– Ах, питекантроп! Какой ты! Какой! – И добавляют что-то свое, сугубо женское.
Но все чаще женщины поглядывали на других и видели их преимущество по сравнению с предметом их верноподданной страсти. А мужчины все чаще задумывались: а с какой стати? Они отдают ему лучших женщин, лучшие плоды своего труда, а результата никакого. По-человечески еще никто не живет, да и черт с ней, с человеческой жизнью, если при ней придется вот так вкалывать на дядю, пусть даже на дядю питекантропа. Так мужчины подумали и отправили питекантропа на заслуженный отдых. Хотели отправить на вечный, но не те уже были времена. Выделили ему отдельную пещеру, у входа поставили троглодитов – охранников – то ли его охранять от общества, то ли общество от него охранять. А вместо него избрали коллективное руководство.
Сидят, соображают, куда дальше двигаться. Один говорит: «Надо строить первобытный коммунизм». Другой говорит: «Надо строить первобытный социализм». Третий говорит: «Надо строить первобытный капитализм». Стали пробовать и то, и другое, но выходит что-то не то.
Первобытный получается – коммунизм не получается. Первобытный получается – социализм не получается. А уж капитализм получается такой первобытный, что его еще питекантропы считали пройденным этапом.
Женщины говорят:
– Лучше было при питекантропе. При нашем любимом питекантропе. Тогда мы хоть одного кормили, а теперь вон какую ораву надо кормить!
Где-то раздобыли портрет питекантропа. Ходят, размахивают портретом, требуют возвращения к единоличной власти.
Коллективные руководители объясняют: обратной дороги нет. Но куда вперед идти – тоже не знают…
Самый длинный африканский анекдот
Австралопитек жил в Африке. Место хорошее, никто не говорит, но австралопитек как-то не чувствовал себя дома. То и дело кто-нибудь да спросит:
– А почему, собственно, вы живете в Африке?
И нечего ответить. Действительно – почему?
Как-то так сложилось, что он родился в Африке. Хотя и австралопитек. Африка его родина, понимаете?
Нет, никто этого не понимает.
И стал австралопитек замечать: не любят в Африке австралопитеков. Почему не любят? А просто так. Просто потому, что они австралопитеки. Дети домой приходят в слезах: с ними не хотят играть, обзывают австралопитеками. Жена пойдет за продуктами и вернется ни с чем: ее опять не пустили без очереди, они пускают только своих, и у нее во всей очереди нет ни одного своего человека.
И все чаще австралопитек стал подумывать: а не уехать ли отсюда куда подальше, на историческую родину? С женой посоветовался, с детьми. И стали они все вместе готовиться к переезду.
Но с переездами в то время было трудно. Из Африки в Австралию по морю не переплывешь, а по суше пешком не дотопаешь.
Собирались, собирались… И так в сборах прошла вся их жизнь. И кончилось тем, чем обычно кончается жизнь: они умерли.
Вот и весь анекдот. Нет, не весь, это очень длинный анекдот. Потому что прошло три миллиона лет – и вдруг австралопитека находят в раскопках.
Тут, конечно, сразу возникает старый вопрос: а почему в Африке? Австралопитек – и в Африке.
Один случайный прохожий говорит:
– Вы же знаете этих австралопитеков. Они всюду пролезут.
Сказал – и прошел. А разговор остался. Несправедливый, обидный разговор.
Потому что австралопитеки никуда не пролезали. Они жили в Африке и умерли в Африке. Здесь прошла вся их жизнь. Прошла, как этот случайный прохожий: пришла и ушла. И что от нее осталось? Ничего не осталось. Только этот длинный африканский анекдот.
Изобретение любви
Как возникла любовь? Неужели она досталась нам от обезьяны?
Но у обезьян любви нет, у них секс. Или похоть: похотел, похотел и перехотел. А любовь не может целиком зависеть от похоти.
Возможно, из всего человеческого первой появилась любовь, а потом уже стала нас вытягивать из животного состояния.
Условия жизни у первых людей были трудные, примерно такие, как при развитом социализме. И даже при развитом коммунизме, потому что у них ведь был первобытный коммунизм. Семья большая, поскольку с первобытной домашней работой ни одна женщина в одиночку не справится. А если наберется много женщин, тут уже мужчина перестает справляться, и приходится добавлять мужчин. Иногда набиралось до двадцати, до тридцати человек, и все это в тесной пещере, без всяких удобств. Если ночью случится выйти по нужде, то уходишь, как на войну: не знаешь, удастся ли вернуться. В темноте можешь вернуться к другой жене, а то и вовсе в другую пещеру.
Поэтому, возвращаясь среди ночи в пещеру, первобытный человек первым делом принимался ощупывать жену, чтоб убедиться, туда ли он вернулся. Ощупывать жену можно по-разному. Можно делать это грубо, врываясь бесцеремонно в ее сон, словно и здесь справляя нужду, но это было бы не по-человечески. А первобытный человек был уже человек и, чтоб не разбудить жену, ощупывал ее осторожно, легким касанием. Жена сначала только улыбалась во сне, прислушиваясь к нежности, а потом принималась ощупывать мужчину – тоже осторожно, нежно, чтобы не спугнуть.
Так возникла любовь. Она возникла из желания не разбудить и желания не спугнуть, она возникла из двух желаний и двух забот…
А секс – совсем другое дело. Секс – это то, что было раньше и будет когда-нибудь потом, когда не останется ни нежности, ни желания.
Экономика с человеческим лицом
Цивилизация развивалась бы намного быстрей, если б первобытные люди меньше ели друг друга. Но это, надо прямо сказать, создавало бы определенные экономические трудности.
Когда человек съедает человека, то сразу двое перестают хотеть есть, а если не съедает, то оба остаются голодными. И выходит, что, поедая друг друга, первобытные люди решали продовольственную проблему, поскольку в результате оказывалось вдвое больше продуктов и вдвое меньше едоков.
В цивилизованном обществе человек только морально ест человека, поэтому возникают серьезные проблемы экономики. Правда, едоков иногда становится меньше, поскольку люди плохо переносят даже моральное съедение, но продуктов не прибывает, как стремительно ни убывает мораль.
Приручение диких животных
Дело вроде нехитрое: приручить свинью на мясо, корову на молоко, собаку дом сторожить, кота гоняться за мышами. Но это теперь, когда они все домашние. А каково было вытаскивать их из дикости, не зная, кому какую поручить работу?
Кого, например, сделать сторожем? Хотелось бы кого-то большого и сильного, может быть, даже с рогами. И человек приручает корову, сажает ее на цепь, и корова всю ночь мычит на цепи, потому что ее пора доить, а ее не доят.
Доят кошку. Это ее приручают на молоко. И кошка визжит, царапается, не хочет доиться. Ее бы приручить на мышей, но на мышей приручают лошадь. А лошадь от такой работы отбрыкивается, все в доме перебила.
Ей бы, лошади, землю пахать, но землю пашет свинья. А свинья вообще не любит физической работы. Только хрюкает и худеет, худеет и хрюкает.
Вот такие работнички. И уж сколько тысячелетий прошло, но до сих пор мы никак не добьемся того, чтобы каждый работал на своем месте.
Откуда взялась национальность
Когда человек произошел от обезьяны, он немного стеснялся своего происхождения. Поэтому он изо всех сил старался как-то отличиться от обезьяны. А как отличиться от обезьяны? Некоторым это довольно трудно, потому что это у них на лице написано.
Стали присматриваться, у кого что написано на лице, и в результате придумали главное отличие: на-лице-ональ-ность. Или просто национальность – для краткости.
Сначала национальность была написана только на лице, а со временем ее стали писать в различных документах. Чтобы, если человек ничем не отличается от других людей или, скажем, от обезьяны, просто заглянуть к нему в документ и прочитать, что там написано.
Даже на лицо не нужно смотреть. На лице мало ли что может быть написано. На лице иногда такое написано, что даже и выговорить неприлично. А прочитал в документе и сразу успокоился: это наш. Из троглодитов. Из питекантропов. Можно еще и на грудь повесить какой-нибудь знак отличия, чтобы отличить человека от тех же обезьян. Ведь не каждый сам по себе отличается от обезьян. Иным для этого требуется очень много знаков отличия.
Человек разумный
Название
Кто назвал человека разумным?
Обезьяноподобные?
Человекообразные?
Человеком разумным назвал себя сам человек, и не было случая, чтоб разумным его назвали другие.
Сущность
Что такое человек разумный?
Человек разумный – это человек, раз умный – раз нет, раз умный – два нет, раз умный – три нет…
И так далее, по мере развития человечества.
Памятник человеку разумному
Не из каменного ли века дошла до нас эта привычка – стоять на площади, простерши руку в неведомую даль, и указывать другим путь, по которому сам не можешь сделать и шагу?
Эпоха великого затемнения
В просвещенные неандертальские времена многие неандертальцы пытались выбиться в кроманьонцы. Женились на кроманьонках, заводили дружбу с кроманьонцами и, чтоб казаться выше, надевали туфли с высокими каблуками. Кроманьонцы были выше неандертальцев на целую голову, но неандертальцы удлиняли себя со стороны каблуков.
А потом наступила эпоха Великого Затемнения, и быть кроманьонцем стало небезопасно. Появилось множество анкет, в которых самые удачливые с гордостью писали: происхождение – из неандертальцев, социальное положение – неандерталец, образование – неандерталец, знание языков – неандертальский и никаких других.
Стали укорачивать кроманьонцев, чтоб они не возвышались над неандертальцами. Интересно, что, удлиняя себя со стороны каблуков, кроманьонцев укорачивали со стороны головы, что было наиболее радикальным решением данного вопроса.
Кроманьонцы старались держаться неандертальцами. Они ходили, согнув колени и вобрав в плечи голову, в компаниях напивались, как самые последние неандертальцы, употребляли грубые слова и старались казаться глупей, чем были на самом деле, потому что глупость считалась государственным качеством.
Но тут вдруг кончилась эпоха Великого Затемнения, и все стали массово выходить из неандертальцев. И у многих стали отрастать головы. Но это, конечно, не у всех, а лишь у тех, кто в эпоху Затемнения своевременно вобрал голову в плечи.
Первые изобретения
Как изобрели рукопожатие
Рукопожатие первоначально было изобретено не как приветствие, а как своеобразный таможенный досмотр. Пожимая протянутую руку, можно было убедиться, что тот, кто ее протягивает, не держит против тебя в руке камень.
Труднее было с женщинами. Женщины коварней мужчин, поэтому всякий раз приходилось проверять, не держат ли они камня за пазухой.
Как изобрели собственность
Собственность рождалась в муках, как и все, что рождается на земле. Главная мука состояла в том, чтобы отличить свое от чужого. Ведь чужое нередко больше нравится, чем свое. Еда в чужой тарелке, жена в чужой постели. А когда чужое становится своим, оно почему-то уже не так нравится.
Есть у чужого и другие преимущества. О нем не нужно сушить голову, сторожить его день и ночь. А чужие болезни? Чужие неприятности? Нужно ли доказывать, что они намного лучше, чем свои?
Ну, если чужое такое хорошее, может, лучше, чтоб все было чужое?
Так возникла общественная собственность.
Как изобрели колесо
Колесо очень долго не изобретали. Уже и налог с оборота изобрели, а колесо все не изобретали.
Самые оборотистые, конечно, были недовольны. Да что ж это такое, люди добрые: чем ты больше крутишься, тем больший с тебя взимают налог. А те, которые на месте сидят, вообще ничего не платят.
И тогда они изобрели колесо. Чтоб было с кого взимать налог с оборота. А мы, думают, будем на месте сидеть. Сидеть – и одновременно двигаться, сидеть – и двигаться…
И до чего же хитрый, до чего оборотистый народ!
Как изобрели стыд
В наше время без стыда не вынешь и рыбку из пруда, поскольку пруды доведены до того, что перед рыбой стыдно.
А в чем причина? Причину надо искать в том времени, когда еще только изобрели стыд. Потому что изобрели его хоть и верно, но в корне неправильно.
Почему-то с самого начала получалось так, что стыд испытывали совсем не те, кому должно было быть стыдно. Если человека побили, стыдно было не тем, кто побил, а тому, кого побили. Если унизили – стыдно было опять же не тем, кто унизил, а тому, кого унизили.
Так оно и тянется с тех далеких пещерных времен. Было бы стыдно тем, кто должен испытывать стыд, у нас бы была другая жизнь и даже, возможно, совсем другая цивилизация.
