скачать книгу бесплатно
Перед домом находился бассейн, окруженный аккуратно подстриженными симметричными садами. С другой стороны лужайки, у подножия массивного эвкалипта, начиналась отдельная тропинка, которая вилась вверх по склону холма, где стояло еще одно бунгало.
– Это настоящее поместье, – выпалила я.
– Роузмонт – единственный в своем роде, – ответил Сэл. – Он великолепен, не правда ли?
Мы оба смотрели на темно-синий океан, тронутый точками золотого солнечного света, раскинувшийся где-то там, далеко внизу. Затем Сэл счастливо вздохнул и указал на стол, установленный под большой галереей длиной в весь дом. Круглый стол и четыре стула выглядели так, будто их забрали со светской свадьбы – мерцающая розовая скатерть, полный сервиз старинного травянисто-зеленого фарфора, хрустальные бокалы, низкие букеты пухлых румяных пионов. И даже хрустальный канделябр.
– Вау!
– Мы немного драматичны в том, что касается празднеств, – сообщил Сэл.
– Празднеств? – Нет уж, я не стану искать его.
– Дорогая, каждый прием пищи должен быть праздником, не считаете?
– Да, Сэл, считаю.
– Присаживайтесь. Амалия хотела сама встретить вас, но ее прервал звонок из Франции. – Сэл наградил меня косой улыбкой. – Родственники. Нельзя их игнорировать.
– Все в порядке.
Боже мой, на каждой тарелке стояла изящная хрустальная бабочка. Между крыльями одной из них спряталась маленькая карточка с моим именем, нацарапанным на ней. Кто эта женщина?
Остальные бабочки оказались без карточек с именами, так что я заняла свое место. Стол накрыли на четверых. И нет, я по-прежнему не собиралась интересоваться им.
Правильно, Эм. Просто отпусти.
Как только я села, Сэл засуетился надо мной.
– Хотите чего-нибудь выпить? Белое вино? Шампанское? Газировка?
– Спасибо, но я подожду Амалию.
– Я скажу ей, что вы здесь. – Перед глазами мелькнул золотой шелк рубашки, и Сэл скользнул обратно в главный дом.
Я напоминала комок сжавшихся нервов. В течение многих лет я изо всех сил пыталась добиться успеха в актерском мире, терпела кучу дерьма, от которого до сих пор мурашки по коже, хотя и отказывалась от вещей, которые просто не могла заставить себя сделать. Много раз я размышляла о своей жизни, и она казалась мне нереальной, сделанной из стекла или воздушного сахара.
Пальцы дернулись в складках юбки, страх и нервы скрутили все внутри. Я не хотела думать о неудаче. Или потере. Но это было трудно, сидя здесь, на этом диком, одиноком островке земли, – не чувствовать, что, возможно, это последний вздох моей прекрасной жизни.
– Ах, вот вы где! – воскликнул хриплый, но очень женственный голос.
Статная брюнетка, которой могло быть от пятидесяти до семидесяти лет, шагнула ко мне с широкой улыбкой на ярко-розовых губах. Одетая в шелковый брючный костюм цвета жевательной резинки и серебряные тапочки со стразами, которые должны были казаться нелепыми, но каким-то образом воспринимались как ретро-шик, она выглядела потрясающе. И ее глаза имели точно такой же оттенок, как у Люсьена. Но, в то время как его взгляды казались в основном холодными и сдержанными, ее искрились хитростью и иронией.
Она понравилась мне сразу же.
– Здравствуйте.
Я встала, чтобы поприветствовать ее, и она окутала меня теплыми объятиями и облаком Chanel No. 5, а после поцеловала в каждую щеку.
– Очень приятно познакомиться с тобой, моя дорогая. – Она отступила назад, держась за мои запястья, и посмотрела на меня яркими глазами. – Ты похожа на свою бабушку.
– Мне говорили. Спасибо, миссис Озмонд, что разрешили мне остаться здесь.
– Зови меня Амалия. И тебе очень рады. – Она указала на наши места и заняла одно из них. – По правде говоря, ты тоже делаешь мне одолжение. Этому дому нужен глоток свежего воздуха. Нам с Сэлом стало совсем скучно.
Ни слова о Люсьене. Но я не хотела – не могла – спрашивать. Это же его бабушка. И что-то мне подсказывало, что, если я проявлю хоть малейший интерес к его местонахождению, она ухватится за эту идею и станет либо предостерегать меня от этого, либо пытаться сосватать нас.
– Это место совершенно великолепно, – сказала я ей.
– И правда. – Она огляделась, а после счастливо выдохнула. – Оно принадлежало моему второму мужу, Фрэнку. Венчурному инвестору. Что, конечно, означало много денег, но еще больше стресса. Дорогое сердечко не выдержало и сдалось три года назад.
– Мне жаль.
– И мне. Он был хорошим человеком. Не любовью всей моей жизни, но отличным компаньоном.
Я пыталась думать о том, чтобы выйти замуж за кого-то только ради дружеских отношений, и с ужасом поняла, что жила с мужчиной, которого терпела, в котором больше всего меня привлекала внешность. По крайней мере, Амалия согласилась на кого-то, кто ей нравился. Меня заманили красивое лицо и известное прошлое. Я стала тем самым человеком. И мне это не понравилось.
Этого больше не повторится. Отныне я не собиралась западать на мужчину только из-за того, что мне понравится, как его задница выглядит в джинсах. Я нуждалась в большем. В связи, которая перебила бы все физическое. И это означало одно – нельзя вожделеть эти нефритово-зеленые глаза под суровыми бровями.
Амалия осматривала обширные владения.
– Это слишком большая территория для одной женщины. Даже смешно насколько. Но в Роузмонте есть нечто такое, что проникает в душу и успокаивает сердце. К тому же здесь полно комнат для гостей. – Она рассмеялась над очевидным преуменьшением, и я улыбнулась. – Что ж, дорогая, – она положила свою холодную руку на мою, – можешь оставаться столько сколько захочешь. Позволь себе исцелиться.
Подобная доброта вызвала неожиданную волну эмоций, и я обнаружила, что часто моргаю.
– Вам не стоит так меня искушать. Что, если я никогда не уеду?
В ту минуту я хотела остаться навсегда. Спрятаться, будто маленькая девочка.
Она улыбнулась широкой и понимающей улыбкой.
– Что-то мне подсказывает, что ты никогда не остаешься сбитой с ног надолго.
Прежде чем я успела ответить, из дома вышел Сэл, катя тележку с едой, нагруженную подносами с накрытыми серебряными крышками тарелками и кофейным сервизом. Я вскочила, чтобы помочь ему, а он попытался меня прогнать:
– Все в порядке.
– Да, но все равно позвольте помочь, – предложила я.
Он стрельнул улыбкой в Амалию.
– Ты уже без ума от нее, Ама?
Глаза Амалии, так пугающе похожие на глаза Люсьена, засияли.
– Да, похоже, что так и есть.
К моим щекам прилил жар. Я плохо справлялась с комплиментами, и это печально, ведь люди любят подлизываться к известным актрисам. Не то чтобы Амалия и Сэл льстили мне. Они искренне радовались встрече с настоящей мной. Но неуверенность трудно преодолеть.
– Я могла бы оказаться визжащей гарпией, – пошутила я.
Амалия рассмеялась.
– Боже, я надеюсь, что время от времени ты бываешь своенравна. Подозреваю, подобное качество может тебе в скором времени пригодиться.
С этими словами она взяла телефон в блестящем чехле, украшенном стразами, и набрала сообщение, а после сунула его обратно в карман.
– Итак, на чем мы остановились?
Амалия казалась слишком довольной собой. И я могла не спрашивать почему, ведь несколько мгновений спустя из-за угла выскочил ее ворчливый внук с таким встревоженным выражением лица, будто что-то случилось. Когда он увидел улыбающуюся Амалию, сидящую за столом, его шаги замедлились, а холодные зеленые глаза сузились. И я поняла – его провели.
Но он не развернулся и не ушел. Он сделал вид, будто все в порядке, и шагнул вперед. Блеск в его глазах обещал возмездие.
Глава четвертая
Люсьен
Я должен был догадаться. Обязан. Когда Мами? написала, что я нужен ей, и срочно, я бросил все дела и бегом ринулся ей на помощь. Я ведь знал – сейчас время ее чаепития с Эммой. Но о чем я мог думать – это о том, что Эмма могла пострадать, споткнуться или, черт подери, упасть с холма.
Смехотворно. Ну и придурок.
Все стало очевидным, когда я практически выбежал на террасу и обнаружил свою бабушку, Сэла и Эмму сидящими в явной безопасности и спокойствии. Эмма взглянула на меня, а затем отвела взгляд, словно смущенная. Наверное, это было… из-за меня. Потому что всем стало ясно – моя хитрая бабушка надула меня.
Возникла загвоздка. Я мог бы развернуться и уйти, но это стало бы сигналом для Эммы, будто я не хочу находиться рядом с ней. И это было недопустимо. Я мог пытаться избегать ее, но не хотел быть грубым.
Подходя к столу, я почти испытывал боль. Эта женщина будто повернула какой-то выключатель в моем теле, заставив меня реагировать на каждое ее движение. Она вздохнула, и я это заметил, черт возьми.
– Мами?, – обратился я к своей коварной бабушке, – ты звала.
Она совсем не раскаивалась.
– А, да. Время пить кофе. Присаживайся.
Я клацнул зубами до боли в челюсти, подавил раздражение и занял свободное место напротив Эммы. Мами? хватило хитрости не посадить меня рядом с ней, чтобы я не мог притвориться, будто Эммы здесь нет. Она усадила меня так, чтобы я ее видел. И, вашу мать, хотел ее.
Эмма оглядывалась по сторонам, словно оценивая обстановку и соображая, как действовать. Я не винил ее. Это неловко – оказаться втянутым в чужие схемы.
Моя бабушка – зло во плоти. Я всегда это знал. Черт, меня всегда забавляло, когда она обращала свои злобные силы против других, и, наверное, по этой самой причине я мучился на этом адском чаепитии. Карма – та еще стерва.
Я посмотрел на путь отступления. Шансов сбежать было мало.
Мами? обратила свой орлиный взор на меня.
– Титу?, твоя чашка.
Подавив вздох, я протянул ей хрупкую фарфоровую кофейную чашку, которая казалась слишком маленькой для моей руки и могла разбиться от одного неверного движения.
Синие глаза оттенка индиго остановились на мне, золотые дугообразные брови изящно приподнялись.
– Титу?? Это твое прозвище? Ты не похож на Титу?.
Сэл хихикнул, подавившись кофе, а Эмма – черт возьми, даже имя у нее милое – скривилась, будто ей только сейчас пришло в голову, что, возможно, она груба.
Мами? рассмеялась добрым и нежным смехом.
– В некотором смысле это означает «маленький мальчик».
Глаза Эммы расширились, когда ее взгляд метнулся к моему телу. В груди вспыхнуло пламя. Я проигнорировал это. Но пропустить мимо ушей легкую хрипотцу в ее голосе не смог.
– Маленький мальчик?
Я в аду.
Мами? снисходительно улыбнулась.
– Ну, какое-то время он был маленьким.
– Должно быть, когда ему было два года, – добавил Сэл вполголоса.
Я бросил на него взгляд, и он подмигнул мне, прежде чем послать воздушный поцелуй.
– Два? – Мами? покачала головой, а затем отхлебнула кофе. – Нет. Мой Титу? был маленьким довольно долго. Только когда он начал играть… – Она прервалась так резко, что чуть не задохнулась, ее белоснежная кожа побледнела еще сильнее.
Внутри меня все сжалось и перекрутилось. Я почти привык к этому ощущению, теперь это случалось так часто. Лучше почти не стало.
Маленькая морщинка пробежала между бровями Эммы, когда она поняла, что что-то не так. Но Мами? быстро собралась и натянула на лицо широкую улыбку.
– Играть, бегать и так далее. Это, должно быть, пробудило в нем желание расти. И, кстати об аппетитах, давайте поедим. Эмма, дорогая, ты просто обязана попробовать что-нибудь из этого.
Мами? нравилось предоставлять богатый выбор угощений: на столе стояли различные макароны[24 - Макаро?н – французское кондитерское изделие из яичных белков, сахара и молотого миндаля. Обычно делается в форме печенья; между двумя слоями кладут крем или варенье.], тарелка сдобного печенья, наполовину пропитанного горько-сладким гана?шем[25 - Гана?ш – крем из шоколада и свежих сливок, используемый в качестве начинки для конфет и пирожных, а также для украшения десертов.], пирожные с апельсиновыми цукатами и кардамоном и мой личный фаворит – Париж-Брест[26 - Париж-Брест – французский десерт из заварного теста и крема со вкусом пралине.] с малиной.
Эмма колебалась, разглядывая различные подносы, расставленные на столе. Ее глаза остекленели, розовые губы раскрылись с тихим выдохом. Тоска и похоть слились воедино. И вот так просто я завелся.
Иисусе. Эта кофейная церемония когда-нибудь закончится?
– О, я не… – Эмма замерла, вступив в явный конфликт с желанием съесть сладкое. Все ясно. В течение сезона и на тренировках за нашим рационом строго следили. Фитнес был всем, и у тренеров возникали особые идеи о том, как достичь нужного телосложения. Я не питал иллюзий: в Голливуде дерьмовые и завышенные требования, особенно к женщинам.
Мами? положила руку на тонкое запястье Эммы.
– Знаешь, раньше я была моделью.
– Правда? – Эмма слегка покачала головой. – Я не удивлена. Вы прекрасны.
Мами? никогда не отличалась скромностью, если дело касалось ее внешности, но роль она исполняла великолепно.
– До чего же ты милая.
– Просто говорю правду.
