Улыбнись мне, Артур Эдинброг

– Пойдёт.

Кристаллы-цэйры катались по моей руке, совершенно невесомые. Я заметила, что баночка без них больше не светилась.

Значит, свои пять Борис уже куда-то дел…

* * *

Я ещё раз забежала в лазарет и отдала Мэгги один кристалл. Надо было видеть квадратные глаза медсестры!

– Ты правда его добыла? – Она смотрела на меня с неким, как мне показалось, благоговением.

– Я такая, – подмигнула я.

– Ещё больше люблю землян… – Мэгги совсем растаяла. – Что ж, завтра Артур будет в порядке! Ура!

– Ура!

И вот мы с Борисом встретились у высоких створчатых ворот университета.

Дело близилось к вечеру. Шпили Форвана чернели, на пробу протыкая закат, и отбрасывали острые тени-ножи на всю долину.

Что меня сразу смутило, так это то, что Борис был в панамке. Такой, знаете, то ли грибниковой, то ли рыболовной, то ли вообще пчеловодческой: с сеткой на всё лицо. Она совершенно не подходила к его брутальному типажу.

Более того, землянин достал второй такой же убор и нахлобучил мне на голову.

– Идём!

– Куда?

– На болота!

– Э-э… Зачем?

– Ты мне что, не веришь? – возмутился он.

–Естественно, нет!

– Ну и не верь, – парадоксально оскорбился Борис и учапал в закат.

Вот так загадочная душа. Я выругалась и потопала за ним. Борис не знал, что в лазарете я на всякий случай прихватила с собой скальпель и ножницы – они были заткнуты у меня за ремень. Нападёт – отвечу ему тем же.

«Кровавая резня землян в университете» – представила я заголовки и фыркнула: вот куда только судьба не заведёт, а… Вкупе с фантазией.

Сначала мы шли сквозь обычный лес – всё темнеющий, всё разрастающийся мраком. Потом сквозь мёртвый – здесь шёпоты летали между старыми соснами, поскрипывали на ветру сухие ветви, а рыжая прошлогодняя хвоя мягко проседала под ногами.

План с панамками потерпел крах. Комары не кусали нас в лицо, а вот мои голые щиколотки быстро покрылись красными волдырями.

– Хочешь, подую? – предложил Бор, но я категорически отвергла эту идею.

Наконец началось болото. Для меня, столичной жительницы, проводящей по двенадцать часов в сутки за монитором, это было ещё одно чудо природы. Что-то булькало и хлюпало в тёмной влажной массе между кочками. Светлыми пробоинами мелькали бочаги. Алыми каплями горела местная клюква – плодоносящая, как объяснил Борис, круглый год.

И вот мы на месте: над гнилостным варевом болота качалось пять металлических чашек, подвешенных за верёвочки к ветвям деревьев. А в них мягко светились уложенные на дно кристаллы.

– Четыре дня они висят тут, насыщаясь парами, – сказал Бор. – Потом ещё на два дня я положу их в гнездо нойдичей в Чёрных горах. Потом на день запру в клетке и опущу в проточную воду. Потом на два часа уберу в…

– Так что будет в итоге? – не выдержала я этой сказочной заунывности.

– В итоге они преобразятся в Камень Времени, – пафосно заявил Бор. – Его я сварю с палбоной, эренвой и прочими ингредиентами, чьи названия оставят тебя прискорбно равнодушной, и получу ОВГ.

– Острый вирусный гепатит? – Я вскинула бровь.

Бор аж захлебнулся возмущением.

– Отвар Взора Грустного! – обиделся он. – Эссенцию, что позволяет увидеть один час из прошлого. Необязательно своего. Из любого прошлого. Она нужна мне, чтобы очистить своё имя перед Артуром.

– Почему тебе это важно? И от чего именно очистить?

– Важно – потому что ненавижу быть без вины виноватым. И не хочу, чтобы этот псих всерьёз вытащил моё бедное сердце, как только сдаст свои чёртовы экзамены. А он может. От чего очистить… Долгая история. Присядем?

И Борис джентльменским жестом обвёл два ближайших пенька.

Признаюсь, они меня не вдохновили. Тем более что комары продолжали своё пиршество. Я уже пришлёпнула пару прямо в процессе кровопускания – неприятно, наверное, умирать во время обеда – и мне не хотелось продолжать подобное извращение.

– Я могу накрыть нас куполом, я умею, – сказал Бор, увидев мои сомнения. – Хотя вероятность взрыва не исключена.

– Ну накрой, – мне стало интересно посмотреть на его колдовство.

Землянин принялся шептать заклинания, быстро перебирая пальцами, будто на фортепиано играл…

Первые два раза плетения действительно бесславно лопнули, плюнув синим пламенем, но оно, к счастью, быстро угасло в углекислой хмари болот. Зато на третий раз нас накрыло симпатичным, будто резиновым, шариком. Эдакая зорба магического мира.

– Итак… – сказал Бор, удовлетворённо вздыхая. – Время тебе узнать об Аманде.

Я расправила юбку на коленях и приготовилась слушать.

30. Рассказ Бориса Отченаша

…Мои первые несколько дней в Форване после того, как я переместился сюда вместе со своей злосчастной скамейкой, были похожи одновременно на фэнтези-анимацию и фильм о психических больных. Я всё щипал себя за всевозможные места, чтобы понять – глюки или нет, – а люди вокруг обалдевали ещё сильнее, потому что им вроде как надо было обо мне заботиться.

Ну, типа, это ведь их ответственность. Притащил землянина – верни, откуда взял. Покорми землянина. Успокой землянина. Развесели землянина и обеспечь ему комфорт.

Я быстро поймал волну и вконец обнаглел. Требовал свеженьких девственниц, чтобы не печалиться, икры красной и чёрной, ойл-массаж и другие радости. Потом сибаритство мне надоело, и я, как я уже говорил, взялся за работу. Потому что, в общем и целом, мир мне понравился, и я решил тут остаться, как минимум, на какое-то время.

А может быть, и навсегда.

Примерно через два месяца после своего попаданства я познакомился с Амандой и Артуром. Это было эпично: Артур засветил мне бейсбольным мячиком прямо в лицо. Я шёл по лужайке, весь такой вдохновлённый, сдавший свой первый иномирный финансовый отчёт, и вдруг мне ломают нос какой-то кожаной штукой.

И я бы рассвирепел и вконец обезумел, если бы извиняться не прибежала Аманда. Она была… Даже не знаю. Как ледяная кока-кола в запотевшей стеклянной бутылке – да на песчаном пляже, да в самый жаркий летний день. Блондинка – дерзкая, обалденно красивая, говорливая и с такой весёленькой придурью в характере. На войну с ней не пойдёшь, а вот в быту с такой весело и задорно.

А главное – у неё была какая-то сногсшибательная способность со всеми и обо всём договариваться. Идеальная коммуникабельность, всем бы такую. Её профилем были языки – маг-лингвист, понимаешь, – и это очень ей подходило. Эта фантазёрка умела материться на сорока чудовищных наречиях. И «чудовищных» тут – вполне себе научное определение.

В общем, прибежала Аманда мой сломанный нос утешать. И меня, как к нему приложение.

– Ой, – говорит, – мой парень вас поранил, пока учил меня подавать мяч. Мне так жаль!

– Может, – говорю, – в топку тогда этого парня? Я бы тебя научил без причинения вреда прохожим.

– Но ведь с причинением веселее! – захлопала ресницами она. – Как бы иначе мы с вами познакомились, мистер Иномирный, звезда университета Форван?

– О, даже так? Я уже знаменит?

– Знаменитее всех, – серьёзно кивнула эта егоза, сграбастала меня за ладошку и поволокла к Эдинброгу. – Арти! Подлечишь беднягу?

Он подлечил и сам тоже извинился. Мы разговорились.

Первые полчаса, признаюсь, я смотрел только на Аманду. Впрочем, Артур мне тоже понравился. Смешной такой, важный, как индюк, но вроде умненький. Мы с ним сразу же начали придумывать всякую фигню, а Аманда всё смеялась, смеялась… И зубы у неё были, как чищеный миндаль – ровные и белые.

В итоге мы стали дружить втроём. Они-то встречались, конечно. Я снисходительно смотрел на то, как они держатся за руки, пока мы болтаем, как иногда задерживаются за поворотом, чтобы вволю пообниматься. Думай обо мне что хочешь, Вилка, но вообще я нормальный парень, и потому, когда с Артуром спелся, Аманду себе запретил.

Ну красивая, да. И что? Мало здесь, что ли, красивых, в магическом мире? У них на третьем курсе учатся заклятьям, легко заменяющим пластику у хирурга.

Так прошёл год.

В столицу сообщили, что меня на Землю телепортировать не надо, тут останусь. Артур уже потихонечку отвергал предложения о работе на другие два королевства, которые ему регулярно сыпались: а то непорядок! У нашего правителя, видишь ли, есть такая золотая птичка, как папашка Эдинброг, который скоро мир от Тварей спасёт, а у тех двух королей никого нет из великих волшебников! Нехорошо! Артур сначала зачитывал нам приглашения вслух, а потом рвал их и таким стильным щелчком поджигал.

«Посмеялись, и хватит, – говорил он, – Ненавижу политику. Ни за что в неё не сунусь». «Ну Арти, – щекотала его Аманда, – ну ты чего! С твоим потенциалом ты бы там всех подмял! Изобрази придворного мага, а сам потихоньку встань и над министрами, и над королём, а потом над всеми королями… Власть над миром – это так сексуально!» «Созидание – это сексуально. А наш мир – это три полудохлые страны, сплошное уныние», – фыркал Эдинброг. «Вмоём мире стран сто девяносто семь», – намекал я. «Три страны – это даже прелестно, симпатично так, атмосферно… Я всё равно люблю власть!» – вздыхала она, наматывая локоны на мизинчик. «А я люблю тебя», – отвечал он, и я шумно изображал, как меня тошнит от их сюсюканий.

А потом всё изменилось.

Два года назад папашка Артура повесился. И начался форменный трындец. Все вдруг, как хищники, обернулись к Эдинброгу. У него реально поехала крыша – то ли от горя, то ли от ответственности, я не знаю. Он замкнулся в себе. На наших посиделках был заторможенный, как соляная статуя.

Я иногда думал: может, и ладно? Оставить его в покое, пусть побудет один пару месяцев, проживет горе как следует? Но Аманда сказала: нет, не надо, он тогда навеки в раковину захлопнется.

И мы тянули Артура, как репку. А он лишь глубже утыкался носом в землю, как будто пытаясь высмотреть там что-то, пытаясь понять, за каким фигом его отец решил уйти в неё раньше срока.

В итоге это вылилось в то, что общались мы с Амандой, а Артур был декорацией. А регулярное общение, знаешь ли, сближает.

И однажды Артур перестал быть нам нужен.

Мы начали встречаться вдвоём. Конечно, нельзя было добивать его хрупкую психику, поэтому мы делали это тайно, в таких местах, где нас бы не нашли. В лесу, в горах, на отдалённых крышах, в подземельях… Мы валялись под звёздами, обливались шампанским и кормили друг друга виноградом.

«Ты настоящая королева», – говорил я Аманде, такая она была красавица. «Не настоящая, увы. А хотела бы ей быть!..» – «Что ж, за сбычу мечт и драгметаллов!» – «За сбычу мечт!» И мы чокались и целовались, чокались и целовались.

А потом у Аманды с какой-то радости включилась совесть.

Я и не знал, что у неё вообще есть такая кнопочка, ан нет, нашлась-таки. Она начала, как заведённая, повторять, что мы обижаем Артура, что это неправильно, что она с самого начала это знала, а теперь ей плохо, и так далее.

– А хрен ли тогда ты на меня залезла, если с самого начала что-то там знала? – спросил я. Я обиделся. Очень. Стало ясно, что я просто ей надоел.

А Эдинброг как раз начал постепенно восстанавливаться после своего траура, снова человеком становиться, а не рохлей в чёрных тряпках с печатью печали во всё чело. Так что вышло даже хуже: я понял, что был запасным аэродромом этой стервы. Возможностью веселиться, пока основной вариант не в кондиции. Кому такое понравится?

В ответ на моё «а хрен ли?» Аманда оскорбилась и попыталась дать мне пощёчину. Я перехватил её руку. Наши взгляды встретились.

И снова, как в старом анекдоте, всё заверте…

(Я никогда не считал себя глупым героем дешёвой драмы, Вилка, но иногда мне снится, что я – он и есть. Это один из моих нелюбимых ночных кошмаров.)

Чтобы не делатьэтого прямо в коридоре, мы спустились в подземелья, да поглубже. Как говорится: громкие ссоры – громкие примирения. А Аманда вообще была эмоциональной девочкой. Зажигалочка такая.

И, как назло, в тот самый час напали Твари. Как раз в подвалах. Сирена завизжала в самый ответственный момент, и мы, признаться, первые несколько секунд её игнорировали – ну какая сирена, когда у нас тут такое?..

А когда отдышались, эти бесконечные щупальца уже валили прямо на нас из дальнего конца коридора…

* * *

– Так, подожди! – воскликнула я, когда Борис задумчиво замолчал. – Ты что, хочешь с помощью эссенции показать Артуру, как развлекался с его девушкой в подвалах? И это, по-твоему, как-то облагородит твой, прости уж, сомнительный облик? Мне кажется, или я чего-то не понимаю?

– Ты чего-то не понимаешь! – успокоил Бор. – Фишка в том, что я дал Тварям отпор. Я начал колдовать: тогда у меня в руках всё взрывалось по-страшному, не чета сегодняшним скудным хлопкам, которые ты видела. Я бубнил заклинания подогрева чая, а всё вокруг полыхало – шикарный эффект. Аманда тоже пыталась колдовать, но боевая магия давалась ей плохо – она всё-таки гуманитарий. Тем не менее, Вилка, я былуверен, что мы отобьёмся. Более того, я также был уверен, что после такой стычки Аманда останется со мной, потому что я проявил себя настоящим героем! Я спасал её, чёрт возьми! Но потом нам не повезло.

Бор помрачнел.

– В чём именно?

– Рядом неожиданно распахнулся ещё один портал. И в нём была Тварь из высшей касты – похожа на демона, а не кляксу. Увидев нас, она заурчала, зашипела и завыла. Видимо, очень обрадовалась, что ей достанется аж два человека: ты ведь знаешь, что они съедают нас целиком? И только срыгивают потом пол-литра крови… Но одна Тварь не может поглотить двух одновременно. Только по очереди. Пока я думал об этом, время будто растянулось. И вдруг наступило мгновение такой, знаешь, ясности… «Беги! – заорал я Аманде, отталкивая её. Она стояла с распахнутым ртом, совсем растерянная, губы дрожат, глаза огромные. – БЕГИ отсюда!» Не то чтобы мне очень хотелось умирать, но… Я подумал, что я, может, и выкручусь. Кто, если не я? А не выкручусь, так погибну героем на глазах у красавицы – не худший возможный финал. И вот я оттолкнул Аманду, развернулся обратно и приготовился «подогреть» столько «чая», чтобы Тварь точно в куски разнесло. Как вдруг мне в затылок прилетает заклятье. Я только и успел хмыкнуть: «Вот не дано тебе воевать, так не воюй, блин, Аманда… Убила меня почем зря». Однако я не умер! То ли она скастовала какую-то ерунду, то ли на землян, как обычно, всё действует неправильно. Я просто вырубился. И вскоре очнулся, причём от удара: оказалось, я ухитрился, прямо не приходя в себя, броситься бежать, свернуть за угол и врезаться… в Артура. И заодно в небольшую спасательную экспедицию преподавателей вместе с ним. Я ни понять ничего не успел, ни сказать, а он уже накинулся на меня. «Сволочь! – заорал. – Ты бросил её им на съедение, чтобы выиграть себе время и спрятаться! Ублюдок! Я убью тебя, Борис, я клянусь, я тебя убью!» Его от меня еле оттащили. Оказалось, они зачищали подвалы от Тварей, бой уже кончился. Они нашли то, что осталось от Аманды. И нашу одежду. А потом и меня – бегущего и голого… Я пытался что-то объяснить, но всем было плевать: они твёрдо решили, что я просто оставил её, воспользовавшись тем, что я спортсмен и бегаю быстрее. Преподы тогда наложили на Артура заклятье, которое не позволяет ему на меня нападать, пока он студент. После выпуска оно перестанет действовать. И сейчас с помощью эссенции памяти я хочу показать ту сцену Эдинброгу. Я не бросал Аманду. Друг из меня получился так себе, но я правда её защищал. Как мог, – поджал губы Борис, закончив рассказ.

Я смотрела за тем, как болотные комары облепляют наш охранный купол, кристаллы-цэйры светятся в своих плошках, висящих над булькающей жижей, а багровый туман – особенность мира Гало – стягивается к нам из-за деревьев.

– Мне кажется, с эссенцией или нет, но Артур тебя всё равно не простит.

– Чёрт с ним, с прощением, главное, чтобы увидел, что вины моей в её смерти нет.

– Только показывай воспоминание с момента начала боя. Не раньше.

– Естественно. Я, по-твоему, что, дурак?

– Мне кажется, да, – честно призналась я.

31. Печальные колокольчики

Артур пришёл в себя только на следующий день к вечеру.

– Привет, – сказала я.

– Привет, – ответил он. – Долго я спал?

– Меньше, чем мог бы!

Он лукаво прищурился:

– Значит, ты забрала кристаллы? Спасибо, Вилка. У меня прямо на душе похорошело. Люблю справедливость.

– Не ты один! – кивнула я, имея в виду не только свою с ним солидарность, но и желание Бориса.

Однако объяснять это Артуру я не стала. Не хочу лезть в их дело. Ну к чёрту. Пусть сами разбираются. Ещё и Аманда эта… О мёртвых либо хорошо, либо ничего, поэтому я предпочту промолчать.

Тем временем Артур слез с койки, с хрустом потянулся, покрутил головой и сделал эдакую «музыкальную» разминку для кистей (во всяком случае, я называю её именно так, потому что у меня все эти соединения больших пальцев с остальными по очереди плотно ассоциируются с годами мучений за фортепиано).

– Что ж! Кажется, я полностью восстановился, – подытожил Эдинброг. – А почему ты так пристально на меня смотришь?

– Завидую. Тебе эта больничная рубашка идёт больше, чем мне, – посетовала я. – Ну что, какой теперь план? Идём ужинать и баиньки, а с завтрашнего дня готовимся к следующему экзамену?

– Ужинать – это да, ужинать – это хорошо… – задумчиво протянул Артур. – Но готовиться начнём прямо сейчас.

– Эм, уже девять вечера. Может, всё-таки?…

– Нет. Полнолуние будет сегодня, а следующего, как ты понимаешь, дождаться уже не получится.

– А это важно?

– О да! – с каким-то удивительным жаром сказал он.

* * *

Вторым экзаменом было Зельеварение.

Как я вычитала в своих книжках, оно проходило очень просто и незавидно для фамильяров. Потому что нас, условных зверюшек, на нём травили. После чего хозяева всматривались в наши грустные – или же волшебным образом преобразившиеся – рожи, ставили диагноз и бежали за ингредиентами. Варили, парили, накачивали нас эликсирами – и надеялись, что всё сделали правильно.

Признаться, вначале я думала, что мы это легко сдадим: я же человек, эй. Говорящий! Я смогу вести репортаж о своих ощущениях и тем самым помочь Эдинброгу разобраться с симптомами куда быстрее, чем какая-нибудь там альпака, которая будет лишь грустно моргать вне зависимости от того, наполнили ли ей желудок бабочками или отключили почки.

Но оказалось, что в правилах экзамена существует сноска очень мелким текстом, которую я радостно и весьма безмятежно проигнорировала. Сноска гласила: в случае, если фамильяр мага – «обладатель сознания, функционирующего на уровне человеческого» (ну и формулировка!) или представитель одной из разумных рас, то в начале экзамена проводится жеребьёвка и травят либо фамильяра, либо самого колдуна…

– А я твоей памяти не доверяю, – объяснял Эдинброг во время ужина.

Ужинали мы в Сироппинге. Столики, накрытые очаровательными клетчатыми скатертями, традиционно стояли прямо на улице, под ветвями магнолий, на которых таинственно и пожароопасно мерцали свечи, усиливающие и без того романтично-курортную атмосферу волшебной деревушки.

– Так что мы с тобой идём на охоту запечальными колокольчиками – это цветы, что расцветают только под полной луной. Съешь один – и на несколько часов твоя память станет идеальной. Ты вспомнишь вообще всё, что когда бы то ни было видела или слышала в своей жизни. Каждую букву, каждую цифру. Студентам такое принимать запрещено, а вот фамильяру – можно.

Мне понравилась идея ненадолго стать героем фильма «Области тьмы». Может, если мы быстренько сдадим экзамен, я успею ещё и создать какой-нибудь гениальный проект? Написать суперкнигу? Провести суперисследование? Или просто вспомнить – в деталях и с удовольствием – самые приятные мгновения своей жизни? Хотя последнее может привести к ужасному разочарованию… Память – сильнейший из фильтров реальности. Но настроен он у всех по-разному, в соответствии с темпераментом: у кого-то на хорошее, у кого-то – на плохое. Лично я оптимистка, а значит, в реальности моё прошлое могло быть гораздо хуже, чем мне запомнилось.

В общем, поев и одевшись потеплее, мы с Артуром отправились искать печальные колокольчики.

Мы тихонько покинули территорию университета и углубились в так называемые полые холмы. Там всё заросло какими-то штуками типа камышей – только нежно-сиреневыми и светящимися. В земле иногда попадались огромные норы, в которые легко мог бы влезть человек. Артур велел мне не подходить к ним: в большинстве обитали гигантские змеи. Я подавилась, тотчас прикинув их диаметр.

– Но это меньшая из наших проблем, – продолжил Артур. – Куда хуже то, что в других норах находятся подземные ходы в царство фейри. И вот это беда. Они могут забрать нас к себе в подземелья.

– И мы будем танцевать на балу короля фей, а когда вернёмся, поймём, что прошло сто лет? – попробовала угадать я, опираясь на земной фольклор.

Артур посмотрел на меня странно.

– Вовсе нет. Мы вообще не вернёмся: фейри выпотрошат нас и сделают чучела для подземного мира.

Я так резко побледнела, что Эдинброг тут же взял меня за руку. Больше тему фейри мы не поднимали.

* * *

Мы устроились загорать под луной, как двое сумасшедших. Потому что оказалось, что у печальных колокольчиков есть встроенный датчик движения. Они как макаронины втягиваются в землю, а то и вовсе не вырастают, если рядом кто-то топает.

– Даже если топает на цыпочках! – убеждал меня Эдинброг.

Итак, мы легли. На животы. Бок о бок. Оперев подбородки на локти и стараясь не шевелиться.

Кругом шумели, постукивали и мягко мерцали галианские камыши. В воздухе над нами носились ночные стрекозы – пронзительно зелёные и сияющие.

Говорить было тоже нельзя, поэтому я лежала и думала о чём попало, вслушивалась в мерное дыхание Эдинброга. А ещё немного расстраивалась: он не похвалил мою тигрицу! Он вообще ничего не сказал о моём превращении на экзамене! Как так? Может, ему не понравилось? Или я смутила его? Или он хотел от меня больше экшена? А вдруг у него вообще амнезия? Непонятно…

И в этот момент у меня прямо под носом пророс туманный цветок. Действительно, колокольчик. Нежно-розовый и очень грустный, опустивший голову едва ли не до земли. Я тревожно скосила глаза на Артура: как его ловить? Артур со значением моргнул. Это можно было интерпретировать как угодно. Я решила, это значит: я сам разберусь, отдыхай.

Эдинброг принялся медленно, по сантиметру в три секунды, продвигаться вперёд. Когда их разделяло уже всего ничего, Артур вдруг выкрикнул заклятье и бросился на цветок, как кошка. Тот попробовал улепетнуть, втянувшись в землю, но Артур тотчас заморозил её своим колдовством.

Тогда цветок, ничтоже сумняшеся, сам себя оторвал от корней (ничоси!!) и стремительно полетел мимо меня вбок, явно намереваясь нырнуть в почву чуть дальше, за пределами ледяного участка. Но Эдинброг оказался быстрее: кинулся вперёд и схлопнул его в ладонях, сопроводив очередным заклинанием.

Правда, для этого Артуру пришлось напрыгнуть на меня – откатиться я успела ровно на пол-оборота и теперь тихонечко сипела под его весом.

– Поймал? – проворчала я глухо.

Мой нос был расплющен о его грудь. Артур осторожно приподнялся на локтях, чуть сполз в обратном направлении и триумфально потряс кулаком:

– Поймал!

Ох уж эти его фантастические глаза – то ли мёд, то ли кофе, то ли коньяк… Я снова зависла, глядя в них. Моргай, Артур. Пожалуйста, моргай, я так не люблю гипноз…

Но он тоже выпал куда-то из привычной обоймы времени. Задорная улыбка победителя на его лице сменилась каким-то задумчивым выражением, немного грустным, немного мечтательным, как бы размышляющим: пора? Не пора?

«Пора», – подумала я. И он, словно услышав мои мысли, потянулся ко мне.

Танцевал ночной ветер, шумел камыш, в кулаке Эдинброга туманный колокольчик превращался в волшебные лепестки.

Ближе, ещё ближе…

Я замерла, когда Артур слегка – почти невесомо – коснулся моих губ своими, тёплыми, пахнущими цветочной пыльцой и кофе.

Не успела я так же осторожно ответить, как он проскользил губами вдоль моей щеки, отмечая свой путь пунктиром легчайших, трепетных касаний, от которых всё внутри у меня замирало и рассыпалось каскадами огненных искр.

Чёрт, а он умеет распалить… Даже такой мелочью.

Эдинброг дотянулся до моего уха, прикусил мочку. Слушая его размеренное, как у ночного хищника, дыхание, я запустила пальцы ему в волосы, мечтая их взъерошить, но… Артур вдруг жёстко и быстро перехватил мои руки.

– Вилка, – шепнул он мне в ухо. – Подожди. Позади тебя стоит фейри. Из тех самых.Чучельник.

…Мне будто душу бейсбольной битой из тела выбили, когда до меня дошло.